скачать книгу бесплатно
– Я сегодня провёл много времени, перечитывая наши предыдущие опусы. И я, мягко говоря, разочарован. По большей части это просто мусор. Конечно, встречаются красивые фразы, интересные сюжетные повороты, необычные метафоры. Но ещё больше глупости, дурного стиля и банальностей. Однако даже не это самое главное. Пушкин в одном из трудов писал, что для драматического писателя главное «истина страстей и правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах». Так вот этого я не увидел ни единой крохи. Надо верить в то, что мы пишем. Нужно находиться душой там, внутри нашего произведения, переживать его и понимать, что чувствует главный герой и все остальные персонажи. Тогда и читатель сможет погрузиться в тот же мир, взглянуть на него нашими глазами. У нас же получается набор действий, ничем не оправданных и ничего не выражающих. Пришёл, сказал, влюбился, ушёл. Почему ушёл? С какой стати влюбился? Из текста ничего этого не видно.
Анатолий Сигизмундович умолк и сел в кресло.
– Это какой же Пушкин? – спросила Валентина Алексеевна. – Тот самый, у которого златая цепь на дубе? Он что же, не только стихами баловался?
– Вы меня поражаете, Валентина Алексеевна, – покачал головой Анатолий Сигизмундович. – Мне кажется, раз уж вы посвящаете себя литературе, то нужно хотя бы лучшие примеры изучить.
– Виновата, – сказала Валентина Алексеевна, и кончик её носа затрясся особенно жалобно. – Я исправлюсь, клятвенно заверяю вас. Я уж у подруги книжку Ричардсона одолжила.
– Итак, – сказал Анатолий Сигизмундович, – я предлагаю отныне как можно сильнее вживаться в наш придуманный мир. Иначе всё это так называемое творчество не имеет никакого смысла. Не считая, конечно, благообразного времяпрепровождения.
– Я буду очень стараться, – торжественно пообещал Володя.
– Надеюсь, – вздохнул Анатолий Сигизмундович. – Как вы это в прошлый раз сказали? «Левее моей правой руки находилось чувственное тело». Ну, да ладно… Напомню на всякий случай правила. Каждый предлагает одно грамматически законченное предложение. В случае, если у клуба нет принципиальных возражений, оно записывается. Если возражения есть и в результате обсуждения они не разрешены, право продолжить передаётся следующему участнику. Однозначно не принимаются фразы безграмотные и грубые. Всё остальное на усмотрение клуба. Все готовы?
Анатолий Сигизмундович повернул голову, убедившись, что Регина Анатольевна сидит за столиком, держа наготове ручку и блокнот.
– Тогда приступим, – сказал он. – Если мне не изменяет память, сегодня моя очередь начинать. Пусть будет так: «Однажды прекрасным июльским утром, когда солнце уже залило своим светом кроны деревьев, но воздух ещё не потерял приятной прохлады, я стоял на платформе и ожидал прибытия поезда».
– Ух ты, – сказал Володя. – Как замечательно! Именно то, что нужно для начала!
– Давайте постараемся говорить только по делу, – предостерёг Анатолий Сигизмундович, хотя по интонации чувствовалось, что он немало польщён. – Валентина Алексеевна, вы следующая.
Валентина Алексеевна заёрзала в кресле и принялась теребить пальцами огромную золотую серёжку в форме ажурного листочка.
– Э! – сказала она. – Дайте подумать…
Её глаза бегали из стороны в сторону, выдавая напряжённую работу интеллекта. Валентина Алексеевна отпустила серёжку и попыталась положить руки на стол перед собой, но они так откровенно тряслись, что ей вновь пришлось схватиться за спасительную мочку уха.
– Э! – сказала Валентина Алексеевна. – Анатолий Сигизмундович! А вы не могли бы повторить? Как вы сказали?
Анатолий Сигизмундович свёл вместе свои густые брови и чуть наклонился вперёд:
– Валентина Алексеевна! Я прошу вас – сосредоточьтесь! Будьте внимательнее! Я сказал: «Однажды прекрасным июльским утром, когда солнце уже залило своим светом кроны деревьев, но воздух ещё не потерял приятной прохлады, я стоял на платформе и ожидал прибытия поезда».
– Ого! Ещё лучше, чем в первый раз, – похвалил Володя.
– Да-да, Анатолий Сигизмундович, – пролепетала Валентина Алексеевна. – Я запомнила. Сейчас…
Она продолжила остервенело дёргать свою серёжку.
– Э! – сказала она. – Э… Сейчас…
– Валентина Алексеевна! – возмутился Володя. – Ведь это так просто…
– А вы не сбивайте меня! – воскликнула Валентина Алексеевна, шлёпнув ладошкой по столу. – Я ведь стараюсь. Нужно же себя поместить в эти самые предполагаемые обстоятельства… Я думаю!
Наступило молчание. Изредка оно нарушалось нетерпеливым поскрипыванием кресел и недружелюбным сопением Володи. Громогласно прозвонили тяжёлые беккеровские часы на стене.
– Э… – сказала Валентина Алексеевна. – Кажется, придумала. Нет, точно придумала.
– Ну, наконец-то, – нарочито громко вздохнул Володя.
– Слушайте! – торжественно объявила Валентина Алексеевна. – «Поезд прибыл».
– Кхм, – сказал Володя. – А не суховато ли?
– Я могу подумать ещё, – ответила Валентина Алексеевна.
– Нет-нет, – торопливо возразил Анатолий Сигизмундович. – Это вполне подходит. Стиль я могу и сам потом подредактировать. Продолжайте, Евгений Юльевич.
– Секундочку, – Чурдомыжский отхлебнул немного чая из чашки и вернул её на блюдечко. Затем поднял в воздух руку в нелепом жесте, словно собирался чихнуть, и продекламировал с чувством: – «В пьяном утреннем воздухе витал обворожительный аромат свежескошенного сена».
– Кхм, – сказал Володя.
– Что-то не так? – насторожился Чурдомыжский.
– Не так, – сказал Володя. – Вот вы рассудите меня, Анатолий Сигизмундович. Если уж мы стараемся себя поместить в те самые обстоятельства, то ерунда какая-то выходит. Ждём мы, значит, поезда. Он пришёл. А мы, вместо того, чтобы скорее садиться, стоим и, прошу прощения за грубость, сено нюхаем.
– Согласен, согласен, – замахал руками Чурдомыжский. – C'est tout ? fait vrai… Пусть будет так: «Я впорхнул в вагон, сел в пустое купе и почувствовал сквозь раскрытое чьей-то заботливой рукой окно, как в пьяном утреннем воздухе витал обворожительный аромат алкоголя».
– Чего? – переспросил Володя.
– Тьфу! – снова замахал руками Чурдомыжский. – Ну, тут же рядом… Сами понимаете… Да сена же, конечно, сена. Свежескошенного!
– Хорошо, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Сергей Александрович!
Хорошев лежал головой на подушке, уложенной на подлокотник, и мирно сопел во сне, источая упомянутый Евгением Юльевичем аромат.
– Разбудите его, Евгений Юльевич! – вскричала Валентина Алексеевна. – Что за непочтительное отношение к клубу?
Чурдомыжский брезгливо толкнул руку Хорошева пальцем.
– А? – встрепенулся Хорошев. – Что?
– Ваша очередь, – сказал Чурдомыжский.
– Угу… – Хорошев уставился на него мутноватым взглядом. – Угу… «Снег валил густыми хлопьями, каждое размером с приличный сугроб».
– Кхм! – Володя чуть не подпрыгнул на месте. – Какой ещё снег? Сейчас же середина лета.
– Да? – Хорошев потёр лоб. – Угу… Ну и что? А почему, собственно, в середине лета не может идти снег?
– О Боже, – Володя картинно воздел глаза к потолку. – Не хочу я с вами спорить. Пусть будет снег.
– Вот вы мне и в прошлый раз всё пытались заткнуть рот, – возмутился Хорошев. – А если я так себе это представляю? Вот вам моя истина страстей. Там снег идёт. Ясно вам?
– Сергей Александрович, не кипятитесь, – вмешался Анатолий Сигизмундович. – Мы уже приняли ваш вариант. Продолжайте, Володя.
– Да, конечно… – Володя задумался. – «Чтобы шёл снег в июле, я никогда в первый раз не видел». Кхм. Нет. «Чтобы в первый раз в июле такие погоды, я встречал в первый раз».
– Володя! – рассердился Анатолий Сигизмундович. – Что за косноязычие! При чём тут ваше «чтобы»? Почему «погоды»? Давайте, формулируйте по-русски, или передам слово следующему.
– Хорошо, Анатолий Сигизмундович, – Володя смутился. – Минуточку… «Никогда не мог себе подумать, что в июле может быть снег, но вот может же, пожалуйста, и это могло что-нибудь да означать».
– Корявенько, – сморщился Анатолий Сигизмундович. – Но уже лучше. Давайте уж дальше, Лена.
Елена оживилась и сделала весёлое лицо.
– «Конечно, обычно считают, что всему виной глобальное потепление или магнитные аномалии, но я-то точно знала, что погода зависит напрямую от высших сил».
– Замечательно! – похвалил Анатолий Сигизмундович.
– А я не понимаю, – возразил Володя. – У нас рассказ от лица мужчины или женщины? Вроде недавно было всё в мужском роде.
– Я не думаю, что это принципиально, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Как кому проще изъясняться, пусть так и будет. Если дамы будут говорить от женского лица, им так легче станет погрузиться в обстановку рассказа. А потом исправим всё на один род.
– Почему же дамы? – встрепенулся Чурдомыжский. – Я тоже могу писать от женского лица, так даже пикантнее…
– Ну, как вам угодно, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Господин полковник, прошу.
Полковник выпрямился ещё сильнее, чем раньше, и отчеканил:
– «К моему полнейшему удовлетворению, поезд следовал в строгом соответствии с расписанием и должностными инструкциями».
– Хорошо, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Мне кажется, пока всё получается очень неплохо, не правда ли?
– М-да, – хмуро отозвался Володя. – Регина Анатольевна, вы записываете?
– Записываю-записываю, – отозвалась Регина Анатольевна из-за соседнего столика.
– Ну-с, моя очередь… – Анатолий Сигизмундович прикрыл глаза на секунду, а затем снова открыл и произнёс: – «Я ехал в купе один, глядя в окно на проезжающие мимо телеграфные столбы».
– Отлично, – сказал Володя.
– Э… – сказала Валентина Алексеевна. – А сейчас же я продолжаю?
– Валентина Алексеевна! – возмутился Анатолий Сигизмундович. – Ну сколько можно? Я же просил вас сосредоточиться.
– Да-да! – Валентина Алексеевна засуетилась, заёрзала, покраснела, затем снова принялась теребить серёжку. – Простите, пожалуйста. Я сейчас…
Наступило неловкое молчание, которое через пару минут нарушил Володя своим злобным сопением.
– Да-да, – повторила Валентина Алексеевна, остервенело дёргая серёжку. – Я сейчас, сейчас… О! Придумала! «Поезд шёл уже две минуты».
– Отлично! – похвалил Анатолий Сигизмундович. – Это подчёркивает напряжённость повествования. Давайте, Евгений Юльевич.
Чурдомыжский поводил в воздухе рукой и промурлыкал:
– «Всё в вагоне сверкало, блистало и переливалось, а за окном простирался такой чудесный пейзаж, что и слов невозможно было найти, чтобы его описать».
– Кхм, – сказал Володя.
– Что на этот раз? – вопросил Чурдомыжский, наклонив голову.
– Может, всё-таки найдёте слова, чтобы описать? – спросил Володя. – Мы же тут все сидим, мучаемся – что же такого необычайного увидел господин Чурдомыжский за окном? Не можем, понимаете ли, прочувствовать правдоподобие чувствований…
– Коряво, Володя, – заметил Анатолий Сигизмундович. – Но я согласен. Евгений Юльевич, вы не могли бы переформулировать?
– Ну, я не знаю… – Чурдомыжский недовольно скрестил руки на груди. – Пусть будет тогда просто «В вагоне всё блистало, сверкало и переливалось». Что там за окном, кроме столбов, я никак не вижу.
– Хорошо, – согласился Анатолий Сигизмундович. – Господин Хорошев!
Чурдомыжский ткнул Хорошева в бок кулачком:
– Ваша очередь!
– Угу, – сказал Хорошев, открывая глаза. – «И стены были выложены фекальными плитками».
– Кхм! Может быть, кафельными? – грозно вопросил Володя.
– Да что я, кефаль от факела не отличу?! – разозлился Хорошев и перелёг на другой подлокотник.
Наступило тягостное молчание. Володя вопросительно посмотрел на Анатолия Сигизмундовича, но не нашёл в его глазах поддержки и продолжил:
– «Мне ужасно хотелось сильно спать». Ой, то есть, «Мне так хотелось спать, что глаза мои рожали причудливые образы».
– Володя! – погрозил Анатолий Сигизмундович. – Что это у вас глаза рожают? Поправьтесь быстро!
– Кхм… Простите, – замялся Володя. – «Мне очень хотелось спать, и причудливые образы сами вставали у меня перед глазами, как лист перед травой».
– Плохо, Володя! – с укоризной выговорил Анатолий Сигизмундович. – Почему как лист перед травой? Что это должно означать в данном контексте? И почему так важно, что образы сами вставали? Кто их ещё мог поднимать?
– Ну, – промямлил Володя, – я имел в виду, что они не из глаз моих рожались, а сами по себе…
– Горе вы моё, – вздохнул Анатолий Сигизмундович. – Ладно, поправлю после. Елена, прошу вас.
Елена расцвела и с нетерпением выпалила:
– «Мой третий глаз ясно различил в том, что я видела двумя остальными глазами, дурное предзнаменование».
– Кхм, – сказал Володя.
– Володя! – сказал Анатолий Сигизмундович. – Мне кажется, фраза Елены вполне соответствует нашему уровню подготовки. Давайте уже поменьше критиковать. Время идёт, а мы ещё до завязки не добрались.
– Как же не добрались? – не согласился Володя. – Мы уже вполне завязли. То есть… Ну ладно, ладно.
– Господин полковник? – передал слово Анатолий Сигизмундович.
