скачать книгу бесплатно
Date: Wed 11 Jun 2008 18:32:40 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Что это было? Ты где? Свет моргал, воздух колыхнулся – и тишина.
Ты жив?
42
Date: Wed 11 Jun 2008 18:45:11 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Клит,
Ну, отзовись, скажи, что все в порядке! Пожалуйста!
Аня.
43
Date: Fri 20 Jun 2008 19:20:21 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Subject: Прилетай
Здравствуй, Клит.
Не знаю, сможешь ли ты когда-то это прочитать.
Прошло уже несколько дней, тебя всё нет, и я никогда, наверно, не смогу себя простить за то, что тебя не остановила. С другой стороны, не знаю, где ты сейчас, что с тобой, может, всё не так плохо, как думала в начале. Весь вечер и потом полдня всё ревела, как дура. Потом успокоилась и просто стала жить дальше.
У меня всё хорошо. Систему я все-таки переписала, начальник в восторге. Хотел гнать всех программистов в шею, но я остановила, сказала, что помощь не помешает. У меня есть тайное желание научить парочку людей централизации. Не решила пока. Выплатил мне гигантскую премию, говорит, что мы завоюем рынок. Может, и завоюют. Только не знаю, со мной или без меня.
Собираюсь завтра ехать в Москву к одному профессору, повезу остатки твоего лекарства. Пусть сделают доступным для всех. Надеюсь, сумеют разобраться и воспроизвести.
Говорила по телефону, вроде убедила проверить. Про тебя не рассказывала, сказала, что источник назвать не могу. Посмотрим.
Лопер носится по улице за кошками. Уж не знаю, что там у него с ними выйдет, но активности можно только позавидовать. Дерётся с котами, прыгает с дерева на дерево и вызывает у старушек подозрительное любопытство. Я пока отбалтываюсь тем, что это редкая порода, из Австралии привезли.
Что ещё? Бриллиант решила не продавать. Пусть лежит на память. Он красиво переливается и сверкает на солнышке. Денег мне хватает, а так будет что-то напоминать о тебе. Не зря же говорят, что бриллианты – навсегда.
Вчера вечером вышла на балкон и смотрела небо. Только сейчас начала понимать, что ты имел виду. Тучи хмурились, шевелились, что-то пытались сказать. И во всём этом был какой-то смысл, но никто на свете не мог бы точно сказать, какой.
Мне хочется теперь заняться чем-то серьёзным. Может, наукой. Чтобы централизация не пропала зря. Наверняка смогу. Возможно, научусь строить такие же аппараты, как ты, переправлюсь на Моуди и буду тебя искать.
Я вчера снова произнесла ключ, но просто закрыла глаза и стала думать о тебе. И мне открылось нечто, что я не могу выразить словами. То ли мысль, то ли образ. И я поняла, что ты есть, ты по-прежнему существуешь и никуда не пропал. Не может же ни одна флуктуация исчезнуть бесследно, если она уже породила во Вселенной столько изменений.
А значит, ты и сейчас находишься где-то – то ли в виде души, то ли в виде идеи, то ли во множестве крошечных частиц, рассеянных по Вселенной, а может быть, и просто сидишь на Моуди, пытаясь починить сломавшуюся аппаратуру. Это неважно. Ты есть и всегда будешь.
И, возможно, мы ещё встретимся.
Я верю. Я жду.
Аня.
Ноябрь – декабрь 2008
Мытищи
Orbis
Ветер дул навстречу, барабаня по лицу градом колючих снежинок. Они вылетали из тьмы, словно из ниоткуда, отскакивали от кожи и продолжали свой путь в никуда, подхваченные яростным потоком воздуха. Чурдомыжский согнулся, вжался в шубу, пытался укутаться в шарф, но от ветра решительно невозможно было спрятаться.
Его путь лежал меж толстых волнистых сугробов к высокому, торжественному парадному нелепого и тяжеловесного особняка средних размеров, который выделялся среди ряда подобных разве что своей аляповатостью. Его явно много раз достраивали, надстраивали и перестраивали, не желая оставлять в покое его измотанную каменную душу. Одно окно казалось больше других, водосточные трубы, сейчас обмёрзшие льдом, были разного калибра и фасона, а фасад, оштукатуренный не полностью и кое-как, являл свету потёртые, с зазубринами и выщербинами строительные камни.
Чурдомыжский вскарабкался по обледеневшим ступеням к массивной двери, на которой несколько сиротливо смотрелась крохотная табличка «Орбис. Литературный клуб», и нажал медную, отполированную многочисленными пальцами кнопку звонка.
Через минуту дверь шевельнулась, выглянул в щёлку сухонький старичок в пенсне. Узнал.
– Евгений Юльевич? Прошу.
Дверь растворилась пошире, пропуская Чурдомыжского внутрь.
– Здравствуй, Ефим. Все уже собрались?
В прихожей было натоплено, парко. Чурдомыжский тут же скинул с плеч тяжёлую, пышную шубу, дохнувшую холодом на принявшего её дворецкого.
– Почитай, все, – ответил Ефим. – Акромя, по обыкновению, господина Хорошева.
Пристраивая шубу и шапку в гардеробчик побоку, он покачал головой и изрёк:
– А погодка-то какая, позволю заметить! Это что же творится-то! Светопреставление. А ведь, почитай, апрель.
– Да уж, дружочек, – согласился Чурдомыжский. – Погода малоприятная. Не принесёте ли мне чайку?
– Сию минуту, – поклонился Ефим и поспешил удалиться.
Чурдомыжский прошёл в гостиную, где царил приятный полумрак. Нарушали его лишь рассеянный свет, пробивающийся из-под зелёного абажура, подвешенного над большим овальным столом, да пара тускловатых светильников на стенах. За этим столом, стоящим горделиво на гнутых в чипендейловском стиле ножках и накрытым плотным салатовым сукном, располагались пока что две дамы и почтенных лет мужчина в военной форме. Он сидел чинно, с суровым, слегка надменным, лицом и возлагал руки на стоящую перед ним трость. Чуть поодаль, за отдельным маленьким столиком, сидела ещё одна молодая дама приятной наружности, с лёгкой хитринкой в глазах, сжимающая в пальчиках блокнотик, а возле неё стоял, заложив левую руку за спину, розовощёкий молодой человек с оттопыренными ушами.
– Добрый вечер, дамы и господа, – поклонился Чурдомыжский и приблизился к столу, обратившись к одной из дам, худенькой блондинке средних лет с заколотыми сзади локонами. – Здравствуйте, Валентина Алексеевна. Сердечно рад лицезреть вас снова в нашем кругу. Надеюсь, здоровье ваше совершенно исправилось.
– Здравствуйте, дорогой мой, – ответила Валентина Алексеевна. Кончик её тоненького остренького носа непрестанно шевелился, словно ощупывая воздух. – Да, благодарю. Однако же вы заставили нас ждать. Я уже вся изнервничалась, а ведь доктор мне категорически запретил.
– Виноват, – сказал Чурдомыжский, целуя предложенную ручку. – Нижайше прошу простить меня. Но справедливости ради хочу заметить, что на часах ещё без двух минут.
Он повернулся ко второй даме, брюнетке помоложе:
– А вы, прекрасная Елена, ещё сильнее похорошели. Даже пополнели, я смотрю.
– Да что вы, Евгений Юльевич! – возразила Елена. – Мы же не виделись всего две недели.
– И тем не менее, – настаивал Чурдомыжский. – Можете спросить кого угодно – вы выглядите с каждым днём всё живописнее. Не так ли, господин полковник?
Мужчина в форме выпрямился, прокашлялся и произнёс низко, отрывисто:
– Да-с, весьма производит диспозицию.
– Ну, внешнее впечатление может много от чего зависеть, – согласилась Елена. – Звёзды ведь тоже оказывают своё влияние. На моей натальной карте напротив Венеры стоит чернильное пятно. Я думаю, именно поэтому я так переменчива в смысле романтическом…
Чурдомыжский к этому времени уже не слушал её. Он игриво помахал рукой парочке у маленького столика:
– Добрый вечер, Регина Анатольевна. А вы всё пишете?
Регина Анатольевна приветственно подняла испачканную чернилами руку и кивнула в ответ.
– Ну, конечно же, пишет! – с жаром заметила Валентина Алексеевна. – Она же стенографист.
– И вы, Володя, здравствуйте, – добавил Чурдомыжский, одарив молодого человека сладчайшей улыбкой.
Володя пробормотал нечто еле разборчивое, но очевидно недружелюбное, и покраснел.
Чурдомыжский уселся в одно из кресел и протянул ноги вперёд.
– До чего же это замечательное ощущение, – произнёс он. – После кромешного ледяного ада оказаться в тепле, да ещё в приятной компании. Благодарю, дружочек.
Последнее относилось к Ефиму, который поднёс Чурдомыжскому чай.
– Скорей бы уж, – сказал Володя Регине Анатольевне. – Сегодня у нас обязательно должно получиться нечто необычайное. Сегодня очередь Анатолия Сигизмундовича начинать.
– Володя, – осторожно возразила Регина Анатольевна, – вы ведь столько раз уже пытались…
– Да, согласен, – сказал Володя, наклонившись вперёд и нахмурив лоб. – Но сегодня сам Анатолий Сигизмундович…
Заметив на лице Регины Анатольевны оттенок недоверия, он снова покраснел и добавил:
– Неужели же вы думаете, что мы, семь интеллигентных неглупых людей, не в состоянии создать гениальное произведение искусства?
Регина Анатольевна загадочно улыбнулась, но бог знает, что она хотела сказать этой улыбкой.
Стукнула входная дверь, и в гостиную ввалился мужчина лет тридцати в расстёгнутом сюртуке и совершенно без галстука.
– Всем здрасьте, – сказал он и, пошатываясь, направился к столу.
У Валентина Алексеевны вытянулось лицо.
– Сергей Александрович! – воскликнула она. – Как же можно? Вы ужасно пьяны!
Хорошев с непонятной целью попытался протиснуться между Еленой и столом, но споткнулся и чуть не упал.
– Э, нет, – сказал он, оставив это занятие. – Обижаете. Я не пьян. Я только немного выпимши.
Сменив направление, он добрался-таки до кресла по левую руку от Чурдомыжского и плюхнулся на него, развалившись.
– Господин Хорошев! – поддержал Валентину Алексеевну Чурдомыжский. – Ce manquе de respect! От вас пахнет, как, простите, из дрянного трактира.
– Да кто же вас заставляет нюхать? – удивился Хорошев. – Я просто позволил себе немного расслабиться, что же в этом такого?
– О Боже! – воскликнула Валентина Алексеевна, сморщив нос. – Вы бы хоть ширинку свою застегнули!
– Я бы рад, – развёл руками Хорошев, – да, понимаете ли, все пуговицы отлетели по неосторожности. Приношу свои извинения за этот казус…
– Возьмите вот, прикройтесь, – Елена протянула Хорошеву маленькую подушечку. – Господа, будьте же благосклонны. У каждого ведь бывают дни, когда звёзды выстраиваются не лучшим образом.
– Вот именно, – поддакнул Хорошев и засунул подушечку себе под голову. – Не волнуйтесь. Я вполне способен… участвовать в вашем действе. И вести себя буду тихо. К тому же, как мне кажется, я даже не опоздал.
– Как же! – возмутилась Валентина Алексеевна. – Да ведь уже… Позвольте, господа, а где же, собственно, Анатолий Сигизмундович?
– Да, признаться, я не помню, чтобы раньше он хотя бы раз припозднился, – согласился Чурдомыжский. – Ведь он ужасно пунктуален, не правда ли, господин полковник?
– Так точно, – ответил полковник. – Всегда, как штык.
– Я начинаю тревожиться, господа, – Валентина Алексеевна оглядела всех обеспокоенным взглядом. – Уж не случилось ли чего? Мы же не можем начать без Анатолия Сигизмундовича?
– Конечно же, нет! – воскликнул Володя, подходя и занимая своё место. – Без него наш клуб назывался бы не «Орбис», а «Недоразумение»!
– Кстати, а почему «Орбис»? – Чурдомыжский наморщил лоб. – Кто-нибудь помнит, что сие означает?
– Это сам Анатолий Сигизмундович придумал, – многозначительно произнёс Володя. – Но почему, не знаю. Мне кажется, он не объяснял.
– Да нет, – откликнулся Хорошев. Он поднял воротник сюртука и, опустившись в кресле, пытался улечься щекой на подлокотник. – Он точно объяснял. Только что говорил, не помню. Я тогда был не то чтобы выпимши, но слегка навеселе.
– Кажется, «Орбис» – это «город» по-латински, – сказала Валентина Алексеевна. – Хотя я не вполне уверена.
– Интересно, при чём же тут город? – озадаченно пробормотал Чурдомыжский.
– Должно быть, здесь заложен некий сакральный смысл, – предположила Елена. – Если, к примеру, сложить порядковые номера всех букв, а потом…
– Добрый вечер, господа, – раздался громкий хрипловатый бас сверху. По мраморной лестнице с галереи второго этажа спускался крупный мужчина преклонного возраста во фраке с крохотной белой бабочкой, выглядящей довольно нелепо на толстой, могучей шее. Его седые волосы образовывали солидную, слегка вьющуюся гриву, а в теле, несмотря на годы, чувствовалось гораздо больше мускулов, чем жира. – Прошу прощения, что задержался.
Члены клуба наперебой поприветствовали Анатолий Сигизмундовича, и ему пришлось поднять руку, призывая остановить гвалт. Он подошёл к своему креслу сзади и, взявшись за спинку рукой, продолжил:
