Космический маразм

– А вам самим, что же, взяток не платят? – спросил Дудиков.

– Платят, – сказал министр. – Но не хватает.

– Странно, – сказал Дудиков. – Минут пять назад вы говорили, что хватает.

– Ну, на взятки-то хватает, – ответил министр. – На жизнь, туда-сюда, тоже. Но ведь хочется иногда ещё и на дело пустить. Благотворительность там, к примеру. Или на зарплату учителям.

– Ну, – сказал Дудиков, – это вы уже загнули. С жиру вы там беситесь.

– Да какой там жир, – отмахнулся министр, чуть не уронив портфель со стола. – Скоро уже и бензин-то покупать будет не на что. Вон ведь какой автопарк, и у каждой движок в несколько литров.

– Это да, – согласился Дудиков. – Техника вложений требует.

Они снова замолчали на пару минут.

– Значит, мало у вас денег? – заговорил Семён наконец.

– Мало, – согласился министр.

– Хм… А может, переименовать вас из министерства финансов в министерство романсов? – Дудиков усмехнулся и слегка повеселел.

– Не знаю, – сказал министр. – А что это меняет?

– Ну, – пожал плечами Дудиков, – может, вы хоть петь умеете?

– Что касается меня лично, то нет, – сказал министр.

– Ладно, – Дудиков встал и протянул министру руку. – Подумаем, что можно сделать. А пока учитесь петь.

– Слушаюсь, – министр осторожно пожал предложенную руку и, всё так же прикрываясь портфелем, попятился к выходу.

Дудиков вернулся в кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза. Его мозг расслабился, и он ощутил себя парящим в пространстве, в окружении тёплых мохнатых облаков. Лёгкий ветерок шевелил их мех, принося с собой запах дешёвого табака. Дудиков поморщился и приоткрыл глаза. Перед ним, прямо среди облаков, висел невысокий молодой мужчина худосочного телосложения – небритый и неопрятный. На коричневом пиджаке в районе плеча разошёлся шов, а на нижнем кармане виделось приличных размеров чернильное пятно.

– Вы кто? – спросил Дудиков.

– Я психолог, – сказал мужчина, шмыгнув носом. – Незнамов, Валерий Алексеевич. Меня к вам Морген прислал, – при этих словах он поковырял в левой ноздре и извлёк из неё внушительную козявку, которую тут же вытер о штаны.

– Ну, и чего же вы хотите? – спросил Дудиков без энтузиазма. – Тоже денег?

– Об этом не беспокойтесь, – ответил психолог, – мы с Моргеном договоримся. Мне приказано вам объяснить, как на людей хорошее впечатление производить.

– Это интересно, – сказал Дудиков, закрывая глаза. – Ничего, что я пока посплю? Устал что-то.

– Ничего, – сказал Незнамов, широко зевнув. – Может, так ещё лучше усвоится. Моё дело, в конце концов, рассказать, а уж будете вы пользоваться или нет – как желаете.

– Умгу, – сказал Семён.

– Ну, так вот, – продолжил Незнамов. – Чтобы производить хорошее впечатление на людей, нужно просто соблюдать некоторые простые правила. Во-первых, улыбаться, но не чересчур. Во-вторых, проявлять к ним интерес. В-третьих, быть вежливым и относиться к ним с уважением.

– Ну, это невозможно, – заметил Дудиков, не открывая глаз.

– Хорошо, – согласился психолог, присаживаясь на облако и закидывая ноги на соседнее. – Тогда – делать вид, что относитесь с уважением.

– Это как? – уточнил Семён.

– Не перебивать, внимательно выслушивать, возражать мягко и с аргументами. Называть по имени и отчеству, если это уместно, избегать панибратства…

– Ладно, понял, понял, – пошевелился Семён. – Ещё что?

– Смотреть им в глаза нужно, но не чересчур.

– А чересчур – это сколько?

Незнамов скинул ноги с облака и встал, принявшись ходить по воздуху взад-вперёд.

– Хороший вопрос. Ну, скажем, делать перерывы нужно. К примеру, заглядывать в глаза примерно раз в десять секунд. Если вы смотрите постоянно, то это может собеседника раздражать, он чувствует в вас хищника. А если не смотрите, то думает, что вы его не цените, что он для вас ничего не значит. Должна быть золотая середина.

– У кого золотая середина? – не понял Дудиков. – У него или у меня?

– У вашего поведения. Держите дистанцию, но не отдаляйтесь. И себя держите с достоинством, – после этих слов Незнамов громко рыгнул.

– Ладно, – сказал Дудиков. – Это всё?

– Ну, на первый раз хватит, – сказал Незнамов.

– Тогда дуй отсюда, – Дудиков потянулся и улёгся на бок, свернувшись калачиком. – Посплю.

Подул ветер, и Незнамова, словно пушинку, унесло прочь. В тот же миг обстановка вокруг Дудикова стала меняться. Небо потемнело, скукожилось и затвердело в каменные мрачные стены, возвышавшиеся вокруг на несколько метров. Венчал стены тяжёлый свод, украшенный изображением неизвестного сонного чудовища с двумя хвостами.

Посреди залы стоял высокий громоздкий трон из тёмно-серого камня, а на нём сидел, развалясь, Морген, вертящий в руках сложенный дамский зонтик розового цвета. Сбоку от трона стоял скучающий Рубель.

– Гутен, так сказать, – сказал Морген Семёну. – Как ваши дела? Пообщались с психологом?

– Дела нормально, – ответил Семён, зевая и поднимаясь с растворяющегося облака. – Пообщался.

– На пользу пошло?

– Там поглядим, – Семён насторожённо всмотрелся в лицо Моргена, которое переливалось недобрыми шишковатыми сгустками. – А вы по какому поводу поговорить хотели?

– Да так, чепуха, – сказал Морген. – Ты Моргилку не видел?

– Что за Моргилка? – не понял Семён.

– А ты не знаешь? – удивился Морген. – Дочка моя. А также внучка. Сам и не пойму, кто она мне. Вот зонтик опять забыла и исчезла куда-то. Шляется, заразу везде разносит. Не нравится мне это… Но я не о том. Я хотел сказать, Семён, что ты молодец.

– Это хорошо, что вы довольны, – сдержанно высказался Семён.

– Я доволен, – кивнул Морган. – Но не совсем. Как я уже говорил, деньги, которые ты собираешь – это ещё не всё. Надо, чтобы тебя люди любили. До такой степени, чтобы хотели тебе подчиняться. А с этим проблемы.

– Какие проблемы? – уточнил Семён, чуть наклонившись вперёд.

– Да ты присаживайся, – посоветовал Морген, кивнув на крохотную табуреточку у себя в ногах. – Разговор не быстрый.

Семён сел, еле уместившись на малюсеньком сиденье.

– Проблемы с народной любовью, – продолжил Морген. – Я же всё вижу и слышу. Знаю, что люди говорят. Многие тобой восхищаются, да. Но не все. Кое-кто начинает роптать потихоньку, а это нам совсем ни к чему.

– И что же делать? – спросил Семён.

– А ты сам-то что думаешь делать? – ответил Морген вопросом на вопрос. Лицо его прекратило менять форму и превратилось в непрозрачный камень, похожий на яйцо.

– Много есть идей, – сказал Семён. – Вот, к примеру, в метро многие без билетов ездят. Через турникеты прыгают. Большие убытки за счёт этого. Я думаю, нужно турникеты устроить такие, чтобы током били насмерть. Пару десятков грохнем, остальные будут платить как миленькие. Штрафов надо побольше ввести. Вот можно за незаконные аборты, к примеру, штраф ввести. А чтобы аборт по закону сделать, нужно будет купить лицензию. Заплатить придётся немало, зато никаких претензий к тебе у государства. Налогов недостаточно придумано. Скажем, вот люди за воду платят везде одинаково. А вода-то разная. Где вода хорошая настолько, что её пить можно, нужен дополнительный налог за качество. Ещё, думаю, нужно транспортный налог повысить в тысячу раз, чтобы компенсировать потери на строительство дорог. А дороги строить не нужно, это пустая трата денег. И ввести налог на пешеходов, чтобы выгоднее было ездить и транспортный налог платить. А поскольку дорог не будет…

– Ну, довольно! – резко перебил Морген. – Что-то у тебя все мысли в одну сторону. Я вот что хотел тебе предложить…

Однако Морген не успел договорить, поскольку каменная стена справа от Семёна вдруг прорвалась, словно тонкая бумага, и в зал влетела растрёпанная блондинка в белой шубке, из-под которой виднелась красная юбка и черные лосины, с ворохом магазинных пакетов в руках. За ней устремились пляшущие в воздухе снежинки и парочка маленьких птичек рыжеватого цвета.

– Ага! – воскликнула она. – Вот где я его забыла!

Она уверенным шагом направилась к трону, на котором восседал Морген с лицом, снова меняющим форму.

– Моргилка, – произнёс Морген, приобрётший вид дряхлого старика с двумя бородами и вертикальной морщиной на лбу, отражающей его озабоченность и недовольство. – Я просил тебя никуда отсюда не уходить.

– Дедушка! – Моргилка схватилась за ручку зонтика и потянула к себе, но Морген не отпускал. – Я уже абсолютно взрослый и самостоятельный человек. Я имею право на личную жизнь.

– Твоя личная жизнь нуждается в моём личном контроле, – возразил Морген. – Ты слишком опасна.

– Не больше тебя, – парировала Моргилка, продолжая попытки вырвать зонтик из рук Моргена.

– Сам себя я очень даже контролирую, – сказал Морген, стиснув ручку зонтика изо всех сил, – а от тебя одни проблемы. Где товарняк на Уренгой? Где стабильность в эпоху Возрождения?

– А мне почём знать! – Девушка резко рванула зонтик, и Морген, не удержавшись, сполз с трона и выпустил ручку из рук. – Поезд упал в стакан, а художники твои перебесились. Я не виновата.

– За что мне это наказание? – Морген, преувеличенно кряхтя, приподнялся с пола и начал карабкаться назад, на трон.

Моргилка же раскрыла зонтик, словно бы проверив его целостность, и принялась, пританцовывая, кружиться по залу.

– Где хочу, там и гуляю! – крикнула она. – И когда хочу. И вообще, что за имя такое – Моргилка? Я теперь буду Жаклин.

– Мадемуазель, ваш буйный нрав приносит много беспокойства, – заговорил Рубель, до сей поры молча хмуро наблюдающий за происходящим. – И дед ваш абсолютно прав в разрезе заданного свойства. Вам надлежит сидеть в хлеву, кормить коров и тараканов, а по ночам жевать траву и поливать водой баранов…

– Ага! – воскликнула Моргилка. – Опять эти твои абсурдные стихи. Лучше бы ты оду написал. Или теорему, – с этими словами она взмахнула зонтиком, и посреди помещения выросла уродливая и совершенно излишняя колонна. – А моя стихия – любовь! Или смерть? – Моргилка остановилась и задумалась на секунду. – Нет, – решительно встряхнула она головой, – однозначно, моя стихия – ветреность.

Вокруг неё снова закружились снежинки, а трупики птичек попадали на мраморный пол. Ветер принялся носиться по помещению, задевая стены и оставляя на них следы – где трещину, где выросший из камня кактус, а где и бельевую верёвку с парой носков.

– Прекрати баловаться! – закричал Морген. – Это, в конце концов, моё жилище. Я здесь работаю.

– Делу время, потехе час! – завопила Моргилка и побежала кругами по комнате, постепенно разгоняясь и взлетая на стены. – Нет! – вопила она, круша полки и телевизоры и оставляя на стенах причудливые следы. – Я уже не Жаклин! Я буду лучше Мэри Крысмас, в честь бабушки.

Она вдруг свалилась со стены на пол, растеряла все свои пакеты и несколько секунд сидела в нелепой позе, раздвинув ноги, словно кукла.

– Уйду я от вас, – грустно сказала вдруг она, вскакивая на ноги. – Обижаете вы меня все! Я хочу гулять по всем местам и временам, со всеми знакомиться, а вы тут сидите, крыльями машете!

Она схватила зонтик, словно шпагу, и сделала выпад в сторону Рубеля:

– У! Уроды…

После этого она метнулась к одной из стен, прорвала в ней очередную дыру и скрылась за ней, оставив после себя облачко снежинок, клок волос на обоях и груду пакетов в центре зала.

Морген, кряхтя, словно старик, сел повыше в кресле и заговорил:

– Эх, внученька, что же ты меня так мучаешь…

Затем он резко поменял облик на свой обыкновенный, в виде невысокого усатого мужичка, и продолжил уже с уверенной, властной интонацией:

– Рубель, уберёшь тут всё. И при моей дочке чтобы стихами больше не говорил – крылья выдерну. Так, господин президент, на чём мы с тобой остановились? Короче говоря, я думаю, что тебе пора людям объяснить, что к чему. Поговорить с ними.

– Так я же каждый день с ними разговариваю, – не понял Семён.

– Я имею в виду – со всеми сразу, причём на заданную тему. Вот скажи мне, Семён, ты бы любил и уважал человека, который всё время только и делает, что требует с тебя деньги?

– Это зависит, – сказал Семён. – Вот Ксюха моя тоже часто у меня деньги просит, но я её люблю и уважаю.

– Ну, одно дело жена, а другое – посторонний выскочка вроде тебя, – усмехнулся Морген, отмахнувшись от снежинок, которые всё ещё летали по комнате. – А за что ты постороннего человека можешь уважать?

– Мало ли за что, – Семён пожал плечами. – За силу, за ум, за хитрость. За то, что сделал что-то полезное.

– Ага, попал, – обрадовался Морген. – Так вот и сделай что-то для людей полезное, при этом прояви силу и ум. Ты на что вообще деньги собираешь?

– Чтобы государство сильным было, – ответил Семён с некоторым сомнением в голосе.

– Так надо применить эту силу на какое-то полезное дело. Или на то, что людям может показаться полезным. Что можешь предложить?

Семён нахмурился.

– Может, построить им что-нибудь? Там, туалет большой общественный или библиотеку? Только вот денег жалко.

– Денег не жалей, – отмахнулся Морген. – Деньги – это средство, а не цель.

– Почему не цель? – не понял Дудиков. – А что же тогда цель?

Морген пропустил последнюю фразу мимо ушей и продолжил:

– Стройки – это неплохо, но мелковато. Защити людей от опасности. Найди врага и защити. Они будут благодарны.

– А где же его взять, врага? – спросил Семён.

– Придумай, – развёл руками Морген. – Ты вроде бы не дурак. Я думаю, сможешь.

– Смогу, – кивнул Дудиков. – Устройте мне пресс-конференцию, что ли…

– Рубель, займись, – согласился Морген. – Но после того как здесь всё починишь. А я пока прогуляюсь.

Он сошёл с трона и направился к выходу из залы. На пороге внезапно обернулся и вновь обратился к Дудикову:

– Забыл сказать. Я тут посмотрел на счета наши, сравнил доходы с расходами… Не сходится что-то. Ты учти, Семён Иваныч, я же могу и того… предпринять попытку твоего самоубийства. Рубель, прежде чем убираться, объясни господину Президенту, что нехорошо у своих же деньги умыкать.

– Слушаюсь, – сказал Рубель и, отделившись от стены, сделал шаг по направлению к Семёну.

– А то развели тут сингапурщину, понимаешь, – закончил Морген и покинул зал.

Рубель с улыбкой приблизился на расстояние примерно метра и, замахнувшись, врезал Дудикову в левый глаз. Дудиков молча рухнул на пол, затем, повалявшись несколько секунд, спокойно встал и спросил Рубеля:

– Могу идти?

– Да вы свободны, словно ветер, – ответил Рубель. – Идите, не держите зла. Я за приказы не в ответе. Надеюсь, голова цела?

– Цела, – ответил Дудиков. – И в ней я всё запоминаю.

Он развернулся и зашагал по коридору, который после парочки поворотов привёл его к дворцу. Распахнув дверь, Дудиков столкнулся с Ксюхой.

– Привет, – сказала она. – Ты подрался, что ли? Фингал на пол-лица.

– Привет, – ответил Семён. – Да нет. Это для дела. Дети спят?

– Конечно, спят, – Ксения махнула рукой за окно. – Ночь же.

– А у тебя нет крема какого-нибудь, чтобы замазать?

– Сейчас, – Ксения подошла к трюмо, стоящему тут же в прихожей, покопалась в ящичках и достала баночку с тональным кремом. Подойдя к Дудикову, принялась замаскировывать посиневшую припухлость под глазом. Семён морщился от боли, но молчал.

– Что-то ты толстеешь, смотрю, – заметила Ксения.

– Так ведь кормят, – ответил Семён. – Непривычный я к этому.

– Ешь поменьше, – посоветовала Ксения. – Скоро живот из штанов вывалится, я тебя и не узнаю.

– Ладно, – согласился Семён. – Перейду на эту, как её…колибри… кольраби… тьфу, брокколи.

– Вроде всё, – сказала Ксения, отойдя на полметра и осматривая результат. – Хотя всё равно заметно.

– Да ничего, – отмахнулся Дудиков. – У меня сейчас пресс-конференция. Кто там разглядит?

Он нервным движением оправил галстук и шагнул к двери. Его шаги чуть пружинили, давая понять, что идёт он по поверхности прорезиненной дорожки, убегающей вдаль, а дверь прямо перед ним – всего лишь условность. Семён взялся за ржавую металлическую ручку и потянул её на себя, отчего дверь распахнулась в обратную сторону, навстречу пылающему чернотой холодному космосу, в котором танцевали неупорядоченные скопления снежинок.

– И где же здесь пресс-конференция? – озадаченно пробормотал Семён. Он обернулся, ища поддержки жены, но за спиной её не оказалось. Со всех сторон виднелся только бесконечный и бессмысленный космос, который, впрочем, всё так же пружинил под ногами.

Семён оттолкнулся и поплыл вверх. Заболтал всеми четырьмя конечностями, ощутив себя беспомощным в этой пустоте, где больше не на что было опереться.

– Всё ясно, – сокрушённо заметил он. – Это Морген надо мной прикалывается.

– Семён, вы правы, как всегда, – донёсся голос из пустоты, и над головой Дудикова медленно прорисовался синий силуэт с крыльями. – Но вы и Моргена поймите. С субординацией беда, а мы сидим на динамите. Я вам урок преподнесу. Вас окружает хаос чёрный. Попробуйте-ка на весу доплыть … хотя бы до уборной.

– Заткнись, – сказал Семён злобно, глядя на Рубеля так, что снег бы под этим взглядом точно растаял. – И стихи свои оставь.

– Почему никто не любит стихи? – сокрушённо отмахнулся крылом Рубель. – Хорошо. Вот смотрите, Семён – космос вокруг вас и сама ситуация, когда вы висите тут в пространстве и болтаете ногами, создана Моргеном. Он может породить таким образом практически что угодно – кроме, пожалуй, порядка. И что вы сможете в таком состоянии сделать? Да ничего. А я – смогу. Я могу, скажем, подплыть к вам и подать руку, препроводив вас куда пожелаете. Ну, или куда я пожелаю, но ведь наши желания могут совпасть.

Семён побарахтался немного, затем вдруг простёр руку вверх и сделал загадочный пасс, в результате которого над рукой образовался полупрозрачный сверкающий объект, напоминающий огромного краба. Краб моментально затвердел и окончательно материализовался. Дудиков ухватил его за ржавую ручку для переноски, рванул на себя и так же внезапно взмахнул перед собой, отчего одна из клешней ухватилась за ногу Рубеля в районе щиколотки. Рубель вскрикнул, взмахнул крыльями и полетел прочь, но краб не отпускал его, так что Дудиков двигался следом.

– Я впечатлён, – сказал Рубель. – Может быть, вы поделитесь секретом, откуда такие способности? И отпустите, пожалуйста, ногу – у меня это больное место.

– Не отпущу, – сказал Дудиков. – Пока весь этот космический бред не закончится.

– Ладно, ладно! – Рубель взмахнул рукой. – Сдаюсь.

Под ними возникла из пустоты каменная дорожка, которая вилась между гор и уходила в глубины космоса.

Семён отбросил краба в сторону, освободив Рубеля. Краб взмахнул кожистыми крыльями и начал спускаться вниз, к Солнцу.

– Мы на пресс-конференцию-то не опоздаем? – поинтересовался Семён.

– Нет, – ответил Рубель. – Время здесь никакого значения не имеет.

– Тогда скажи лучше, – Дудиков опустился на выросшую из дорожки каменную табуретку. – Кто ты такой на самом деле? Дьявол, что ли? Уж больно ты слаб.

– Нет, я не дьявол, я другой… – начал Рубель, но почувствовал на себе недобрый взгляд Семёна и осёкся. – Я – демон.

– И что это значит? В чём твоё предназначение?

– По-всякому бывает, – уклончиво ответил Рубель.

– Я слышал, что нечисть вроде тебя любить скупать души, – сказал Дудиков. – Ты тоже это можешь?

Рубель заинтересованно посмотрел на Семёна – видно было, что такого вопроса он не ожидал.

– Я думаю, что могу всё, – ответил он. – А вам к чему? Есть что продать? Надеетесь на выгодную сделку?

Семён вздохнул, откинувшись назад, на внезапно выросшую прямо за его спиной каменную спинку кресла.

– Я и сам не знаю пока. Изучаю варианты. Вот, предположим, ты бы продал мне свою душу, если бы я захотел?

Рубель отшатнулся от Дудикова, и его синяя кожа слегка побледнела.

– Что за фантазии, ей-Богу? – вымолвил он. – Зачем вам лишняя душа? Да и потом – что вы под этим понимаете? Вы хотите прямо сейчас получить её или после моей смерти? Если прямо сейчас, то я, разумеется, против, ведь без неё я существовать не смогу. А если после смерти, то вряд ли вы этого дождётесь. Я, между прочим, могу вообще никогда не умереть.

– Мой интерес, – ответствовал Дудиков, – скорее научного свойства. Предположим, я хотел бы твою душу поносить, примерить и решить, хочу ли я у тебя её купить. А детали можно и потом обсудить.

– Хм… – Рубель задумался. – Я никогда не разбирался в этом хорошо, но, как мне кажется, душа – понятие неточное. Каждый сам понимает, что это такое. То есть что-то я могу вам продать, наверно, но то ли это, чего вы хотите, я не уверен.

– И я тоже, – согласился Семён. – Поэтому и хотел бы попробовать.

– Но если я дам вам попробовать, то ведь умру, – возразил Рубель.

– Нельзя такого исключать, – кивнул Семён. – Но можно что-нибудь придумать. К примеру, ты отдашь какую-то часть души, оставив то, что срослось с тобой крепко. Или я могу на время отдать тебе свою. Или можно сделать сразу и то, и другое.

Рубель постоял несколько секунд в нерешительности, потом вдруг приободрился:

– А мне, пожалуй, нравится идея. Давайте поменяемся. Но чур без фокусов – на пару минут, и по первому же желанию любого из нас происходит обратный обмен.

– Согласен, – кивнул Дудиков.

– Что ж, хорошо. Попробуем. Включите своё воображение, – Рубель расправил крылья и взял Дудикова за руку. – Положите свою ладонь мне на живот, вот так. А я положу вам. По моей команде отдёрните руку.

Рубель прикрыл глаза и сосредоточился на чём-то внутри себя. На кончиках его пальцев и пальцев Дудикова забегали лёгкие синие искорки, а затем руки осветились приятным голубоватым светом.

– Давайте! – воскликнул Рубель, и они разом оторвали друг от друга руки, а затем покачнулись и оба рухнули на землю.

Прошло, наверно, около минуты, когда тело Семёна слегка зашевелилось. Он приподнялся, провёл рукой по лбу и осмотрел себя.

– Кто я? – произнёс он. – И что со мной? Ответьте же, мой друг. Я чувствую в себе огромных сил прилив. Но в то же время вызывает он испуг. Я даже не пойму, я жив или не жив. И эта мерзость, что вздымается во мне, в глубинах памяти, и тысяча желаний меня одолевают всё сильней, и надо много приложить стараний, чтоб удержаться, чтоб не натворить чего-то страшного, хоть это так манит. Смогу ль терпеть неясность впереди? И что за мука ощущать в груди холодный и расчётливый гранит…

Очнулся и Рубель, резко присел.

– Я кто? – спросил он. – И почему внутри так пусто? Ни мыслей, ни идей, один лишь голод, злоба и тоска. А! Вот тебя я знаю! Ты – президент Земли. Планета неплохая, но люди, что живут на ней – преотвратнейшее племя. И я сам теперь какой-то невыносимый. Где глубина? Где разум? Где способность понять и всех, и всё? Где планов громадьё? Я не согласен. Не знаю, кто я, но хочу назад.

– Я тоже, – согласился Дудиков. – Так давайте же, мой друг, прибегнем снова к чарам ваших рук.

Они снова возложили ладони друг другу на животы. На секунду вспыхнуло пламя, и их слегка отбросило в стороны, отчего Рубель перекувырнулся, а Дудиков стукнулся затылком о камень.

Впрочем, через пару мгновений они резко вскочили на ноги и уставились друг на друга.

– Да уж, идея была неудачной, – сказал Дудиков злобно. – Я и не знал, что ты настолько мерзкий тип. И теперь понимаю, отчего тебя всё время тянет говорить стихами.

– А я и вовсе не рад, что тебя встретил, – сказал Рубель. – Одна ненависть и самодовольство, ни на чём не основанное. И пустота – чёрная, ненасытная. Фу! Меня сейчас вырвет.

– Да ладно уж, – сказал Дудиков. – Зато теперь мы не питаем иллюзий относительно друг друга. Где там моя пресс-конференция?

– Да вот же она, – Рубель взмахнул крылом и исчез, а Дудиков в роскошной красной меховой мантии и с глобусом в руке очутился на высоком стуле посреди залитого светом зала. Лампы светили ему в глаза, и он почувствовал, как тональный крем плавится и ползёт по лицу.

Откуда-то с небес раздался торжественный голос Митьки:

– А сейчас перед нами выступит Президент Всея Земли, великий и несравненный Семён Иванович Дудиков!

Дудиков поправил съехавшую на ухо тяжёлую шапку и заговорил:

– Бояре! Тьфу ты… Граждане Земли! Наступает тяжёлый час, а может быть, и год, причём не один. Мои дозорные со всей достоверностью сообщают, что к нам приближается с абсолютно угрожающими намерениями супостат, который при ближайшем рассмотрении оказывается вероятным противником. Братья и сёстры, дальние родственники, знакомые и коллеги, врачи и учителя, сантехники, журналисты, композиторы и прочее быдло! Я бы хотел призвать вас встать на защиту нашей планеты от супостата. А супостатом, если вдуматься, может стать каждый. Вот если, скажем, ребёнок утром не помыл себе руки, то не враг ли он нам? Ведь каждая болезнетворная бактерия может угрожать нашей стабильности и процветанию. А женщина, которая красит губы? Может ли каждый из нас быть уверенным, с какой целью она это делает? А фильмы? А колёса? А склероз? Всё, абсолютно всё может служить нашему вероятному противнику. Посему призываю вас оказать мне поддержку абсолютно во всём. У вас просто нет другого выбора, кроме как довериться мне целиком и полностью. Так и скажите: «На тебя уповаем, царь-батюшка». И денежку дайте, и лобызайте меня во все места. Ибо если не я, то кто же вас защитит, сирых, убогих и неразумных? И бдите. Очень важно, не смыкая глаз, всматриваться друг в друга, выискивая в каждом из нас что-то подозрительное, сомнительное и слабое. Ведь все мы на самом деле друг другу враги, и надо суметь это вовремя заметить и предотвратить. Вы всегда можете доверить мне самое сокровенное – например, вашу тайну или секрет вашего друга. Я сам сделаю нужные выводы. И не бойтесь доносить. На том свете всем воздастся, и чем больше, тем лучше. Теперь о том, что я собираюсь сделать. Я собираюсь укрепиться. Я хочу стать сильным и защищённым от любых напастей, в том числе и от вас. Потому что если я слаб, то как же я буду вас защищать? А если силен, то разве вы сможете мне навредить? То-то же! Любите же меня, бояре и простой люд! Цените и лелейте!