Законы улиц. сборник

– Не дурак, – хмыкнул Ефимов и, выудив из кармана несколько купюр, протянул Фокину. Тот быстро спрятал их в кармане. – Видел мой материал по твоей последней информации? – На сайте.

– Она кстати и на сайте больше всего просмотров получила. А в газете пошла на третью полосу, основным материалом. Так что гордись.

– Мне-то что? В газете твое имя, ты и гордись.

– Ты хотел просто деньги взять, или у тебя для меня еще что-нибудь есть?

– Еще как есть, – довольно кивнул Фокин. – Мы вчера банду взяли. Двое в полицейской форме.

Ефимов покачал головой.

– Извини, не интересно. Пресс-служба уже дала подробности, наши делают треть полосы на «Криминале» на завтра.

– Фига се, – расстроился Фокин. – Долбаная пресс-служба, весь хлеб отнимают… А там какие подробности? Они сказали, что те козлы сопротивление оказали? Собровцы подстрелили одного.

– Само собой. И следственный комитет тоже комментарий дал. Говорю же, полноценный материал.

– Ну елки-палки! Я там был, сам все видел, а ты пишешь статью по пресс-релизу, да? Зашибись вообще.

– Сергей, у нас ежедневная газета, – удивился Ефимов. – Ты мне с информацией офигенно помогаешь, я тебе сто раз говорил. За это я тебе кстати бабки и даю из нашего фонда. Но если что-то случилось, мне это нужно уже на следующий день, понимаешь? Не через два дня, не через три – а на следующий. Ну а кто не успел, тот опоздал. Если бы ты утром или хотя бы в обед позвонил – базара нет, а так…

– Да ясно все, – вздохнул Фокин. – Журналюги проклятые. Знаешь, за что вас никто не любит? Вот как раз за это.

Ефимов расхохотался.

– Зато от ментов у нас вся страна тащится, да?

Когда Аксенов приехал домой, уставший, мрачный и чуть хмельной, Ольга плакала на кухне. Увидев это, Аксенов изумленно шагнул к жене.

– Оль, ты чего?

– Ничего, – всхлипнула она.

– Да что случилось?

– От тебя пивом пахнет? Опять к своему Крылову заезжал?

– Мне посоветоваться надо было, по работе.

– Ну да, я забыла, теперь это так называется, – съязвила Ольга, вытирая слезы.

– Блин, ты из-за этого рыдаешь?

– Я не рыдаю.

– Может, расскажешь уже или как? – Аксенов начал терять терпение. – Что стряслось вообще, Оль? На работе что-то или…?

– Нет у меня больше работы, – жалобно отозвалась она. – Меня сократили.

– Что?

– Глухой, что ли? Сократили меня. Меня и еще девять человек. В целях, блин, оптимизации. Безработная я теперь, понял?

Вечно неуверенная в себе Ольга сейчас наверняка и вовсе считала, что жизнь ее закончена. Вспомнив слова Крылова о жене, Аксенов ласково обнял ее за плечи, погладил по голове.

– Вот для чего это собрание сегодня было, – жаловалась Ольга. – А я, дура, опоздать еще боялась… Денис, я три года своей жизни этой дурацкой шарашке отдала! Видишь ли, продажи у них упали. Потому что продажи надо специалистам поручать, а не любовнице своей, кобель старый!

– Значит, скоро у него начнет падать кое-что еще, не только продажи, – хмыкнул Аксенов.

Ольга невольно усмехнулась сквозь слезы.

– Это точно. Надеюсь, упадет так, что никакая «Виагра» не поможет.

Склонившись к Ольге, Аксенов поцеловал ее.

– Не расстраивайся ты. Ну сократили, и что? Все к лучшему, сама знаешь. Тебе эта работа ничего не приносила. Зарплата маленькая, коллектив дурацкий, интриги и все такое… Вот пусть и копошатся в своем змеином гнезде дальше. А мы найдем тебе нормальную работу. Правильно?

Ольга с надеждой кивнула и тут же в знак благодарности прижалась к нему, продолжала всхлипывать.

Они еще долго разговаривали: пока разогревали ужин, пока Аксенов ел, а Ольга сидела рядом, пока укладывались спать. Наконец Ольга, выговорив все обиды, уснула на плече Аксенова. Улыбаясь, он слушал ее дыхание. Покосился на часы. 1:16. Поздно, пора бы и самому уснуть. Но сон не шел. Глядя в потолок, Аксенов не мог забыть события пятилетней давности, которые новым витком внезапно вернулись в его жизнь.

Пять лет назад

Так светло перед складом в это время суток не было, пожалуй, некогда. Десяток машин – «Газель» группы немедленного реагирования из дежурной части, экипажи ППС, местные опера, «скорые». Фары слепили, а вспышки мигалок было видно, наверное, даже за огромной территорией базы.

– Вы с нами? – крикнул Аксенову фельдшер, заталкивая в «скорую» носилки с отключившимся Крыловым. – Вы с НАМИ?!

Аксенов был в таком шоке, что почти ничего не понимал. Вздрогнув, он пытался решить. Фельдшер рявкнул, прыгая в машину:

– Нет времени, он умирает!

«Скорая», немедленно огласив всю округу воем сирены, рванула с места. Аксенов остался стоять, пытаясь вернуться к жизни. У него перед глазами стояло лицо истекающего кровью Крылова.

Аксенова замутило. Он даже не успел добежать до угла склада, его вырвало прямо на колесо ближайшей патрульной машины. Стоящие около склада ППСники лишь мрачно переглянулись и отвели глаза.

– Твою мать, – пробормотал Аксенов, вытирая рот. Как ни странно, ему полегчало, словно вместе с остатками непереваренной до конца пищи ушла и часть пережитого. Осмотревшись и пытаясь различить что-то в толчее из людей и машин, наводнивших территорию перед местом бойни, он увидел оперов, которые жестко прессовали закованного в наручники Шкета. Учитывая, что в перестрелке тяжело ранили троих сотрудников – задержанного могли в ярости даже забить до смерти – и никто не сказал бы ни слова.

– Где он, сука? Куда он пошел?

– Я не знаю, – скулил Шкет. – Отвечаю, не знаю.

Оперов это не убедило, и Шкет получил мощный удар в бок ботинком, от которого захрипел.

– Где он?! Адрес?

Аксенов различил перед собой знакомое лицо. Опер из управления.

– Ты как, Аксенов?

– Я-то что, не меня продырявили, – подавленно сказал он. – Ох… ть, как он мог уйти? Его преследовали четверо подготовленных, б… дь, бойцов! Как?

– Спроси что попроще, – мрачно отозвался опер.

Аксенов нахмурился, вспомнив про Ханыгина.

– Где водила?

– В воронке, его наши колят.

– В каком?

Опер и Аксенов добрались до одной из машин ППС. Внутри, прикованный наручниками к поручню, сидел бледный и избитый Ханыгин, над которым нависали двое разъяренных оперов. Когда Аксенов подошел к машине, один из оперов врезал Ханыгину в зубы.

– Ты у меня, падла, заговоришь, ты понял меня?!

– Отойди, – сказал Аксенов.

– Что?

– Отошел нахер отсюда! – рявкнул Аксенов. Опер сначала опешил, но что-то в лице Аксенова заставило его лишь молча сжать зубы и отступить. Аксенов забрался в воронок и сел напротив Ханыгина. Тот затравленно смотрел на опера.

– Эта сука подстрелила троих ментов, – сказал Аксенов. – У меня на глазах. Я не знаю, кто он тебе. Кореш, брат, сват… Плевать. Но ты понимаешь, что менты перевернут этот город с ног на голову, но найдут его?

Ханыгин молчал.

– Ты хочешь пойти с ним по одной статье? Покушение на жизнь сотрудника? Там двадцаточка светит. И это не считая разбоев. Ты готов ради своего кореша на пожизняк идти?

– Я ни в кого не стрелял, – пробормотал Ханыгин. – У меня даже оружия не было.

– А никого не колышет. Аксенов, пристально наблюдая за ним, заметил, что у Ханыгина дрожат руки. А еще – заметил кольцо на безымянном пальце правой руки.

– Трое ментов за раз, – напомнил Аксенов, не сводя с Ханыгина глаз. – Такого у нас не было лет 15, наверное. Это будет показательный суд. Чтобы остальным неповадно было. Ты это понимаешь?

Ханыгин не ответил, лишь опустил глаза.

– Значит, понимаешь, – кивнул Аксенов. – А теперь послушай меня… Как тебя зовут?

– Павел.

– Послушай меня, Паша. Вас было четверо. Но ствола не было только у тебя. Ты не оказывал сопротивление. И плюс ты не принимал участия в самом налете. Ты просто водила. Ты даже внутрь не заходил. У тебя офигительные шансы отмазаться. Только у тебя. У тебя одного из всей банды. Ты женат, да? – Ханыгин бросил на Аксенова быстрый взгляд. – Давно женат? Любишь, наверное, жену, а? Паша, ты можешь получить условку. Ваш главный получит максимальный строгач. Те двое лет по 10—15. Но ты можешь отделаться условкой. Понимаешь?

Ханыгин помолчал.

– Условкой – если…?

– Если ты сдашь этого упыря. Не когда-нибудь, уже в СИЗО, а прямо сейчас. Урод подстрелил троих ментов, Паша. Один из них мой друг. Больше, он мне как отец. И я тебе обещаю. Сдаешь его прямо сейчас – я этого не забуду. И я сделаю все, чтобы помочь тебе. Просто скажи, куда могла пойти эта сука.

Ханыгин ответил не сразу. Взвешивая за и против – с одной стороны страх, с другой желание быть на свободе – он протяжено выдохнул. И наконец отозвался:

– Он у Светки. Это его баба. Она живет на Краснознаменной.

Меньше чем через час группа спецназовцев уже штурмовала квартиру. Учитывая, с кем они имели дело, задержание решено было провести с размахом. Двое бойцов на веревках спустились с крыши на уровень шестого этажа, где располагалась квартира Кибиревой, один из них заглянул в освещенное окно. Подал знак второму. Бесшумно переместившись к другому окну, второй боец также заглянул внутрь. После чего тихонько бросил в эфир:

– Кухня. По коридору налево. Он один.

А потом начался штурм.

Жила глушил водку, стараясь залить стресс после западни, из которой вырвался чудом. Голый по пояс, он сидел около бутылки водки и просто курил и пил – одну за одной. Услышав мощный грохот в прихожей и одновременно с этим визг Светы, Жила подорвался. Но в ту же секунду окно за его спиной разлетелось вдребезги, и в комнату ногами вперед влетел спецназовец с автоматом.

Реакция Жилы была чудовищной. В мгновение ока он успел отскочить в сторону и разнести бутылку водки об голову спецназовца. Тот свалился вниз, в груду осколков. Рыча от ярости, Жила врезал ему кулаком в лицо, добивая, после чего дернул на себя автомат…

Ничего больше он сделать не успел – на кухню влетели трое бойцов и сразу открыли огонь над головой бандита. Жила плюхнулся на пол, в осколки оконного и бутылочного стекла, которые сразу же до костей впились в его тело, и заорал:

– Я без оружия! Без оружия!

– Руки за голову! Ноги расставил, сука! – кричали спецназовцы. Заламывая ему руки до хруста в суставах, они не церемонились: несколько ударов тяжелыми армейскими сапогами пришлись по ребрам, пара ударов по лицу, ломая нос и разбивая рот в кровь. Скрутив окровавленного и избитого Жилу, они поволокли его к выходу. Когда они проводили его мимо гостиной, краем глаза Жила увидел лежащую на полу перепуганную насмерть Свету, которая верещала:

– Я ничего не делала! Артем! Отпусти! Артем!…

В двери Жилу встретили опера. С ненавистью глядя на скрюченного пополам могучего телосложения бандита, Аксенов бросил:

– Пакуйте. Его бабу тоже.

Когда спецназовцы поволокли Жилу к лифту, он успел повернуть окровавленную голову и увидеть лицо Аксенова перед тем, как он скрылся в дверях квартиры.

Аксенов вздрогнул, просыпаясь. На тумбочке вибрировал, озаряя темноту вокруг светом горящего дисплея, сотовый телефон. Протерев глаза, он торопливо вскочил. Ольга всхрапнула во сне и отвернулась. Хватая сотовый, Аксенов машинально посмотрел на часы. 3.51. Какого черта, мысленно выругался он и выскользнул из спальни. Лишь в прихожей, чтобы не будить жену, Аксенов ответил на звонок.

– Аксенов, слушаю.

– Капитан Аксенов? – голос был незнакомый. – Разбойный отдел главка?

– Кто это?

– 5-й ОВД, Корнеев, дежурный опер. Вы нам нужны.

– Я? – Аксенов был обескуражен. – Зачем?

– У нас мокруха. И вы… вы должны это видеть, капитан.

Аксенов понял все, когда услышал адрес, по которому его ждали коллеги. Наспех одевшись и прыгнув за руль, Аксенов сразу же отправился на место, несясь по пустынным ночным улицам. Его путь лежал в частный сектор.

Свернув на нужном перекрестке узких неасфальтированных улиц, Аксенов сразу увидел, что происходит. Перед наполовину выгоревшим и почерневшим домом стояли два пожарных расчета. Огнеборцы одного из них скатывали пожарные рукава, рукав другой машины все еще тянулся через распахнутые и уцелевшие при пожаре ворота в темноту двора. То, что еще недавно было домом, слабо курилось – дымок плясал в свете прожекторов, бьющих с крыш пожарных машин.

Когда Аксенов вышел из «пежо», к нему шагнул тип средних лет.

– Капитан Аксенов? Это я звонил.

– Комитет уже вызвали?

– Само собой. И комитет, и убойщики обещали подъехать, – опер хмуро посмотрел на дом. – Пожарные говорят, очаг возгорания был в прихожей. Там разлили горючую жидкость, бензин или что-то вроде того, и подожгли. А труп был в зале. Поэтому жмур выгорел не полностью, только поверхность тела, ну и…

– Показывай, – мрачно оборвал его Аксенов, первым шагая к воротам.

Они прошли во двор, пропахший мокрой сажей, и шагнули в темноту сгоревшего дома. Опер передал Аксенову фонарь:

– Не налетите ни на что, капитан. Зал вон там, налево…

Аксенов прошел мимо пожарного, который копошился в груде обгоревшего скелета того, что совсем недавно было прихожей. Под ногами чвакало – весь пол дома был залит водой и пеной. В доме воняло так, что дышать было почти невозможно – Аксенов невольно прикрыл нос рукавом. В гостиной их встретили еще двое пожарных, которые тихо переговаривались, глядя на пол.

Там лежал обгоревший труп. Полностью черный, обугленный, но ткани сохранились почти все – от этого мертвец выглядел еще более ужасно, словно восставший из ада некромант. Аксенов выругался себе под нос:

– Твою же мать…

– Женщина, – бросил один из пожарных, уходя. Опер, закрывавший рот платком, взглянул на Аксенова.

– Вот что было у нее в руке, капитан. Не сгорело каким-то чудом. Она, наверное, крепко сжимала… От боли или… не знаю.

С этими словами он протянул Аксенову полиэтиленовый пакет. Посветив на него фонарем, внутри Аксенов увидел остатки своей визитки – обгоревшая по краям, она все-таки сохранила фамилию, имя и должность, а также один из указанных на визитке телефонов.

Аксенов был подавлен и разбит, словно он налетел на бетонную стену.

«Я попытаюсь помочь вашему мужу, чтобы ему дали условный срок, – соврал Аксенов, вручая эту самую визитку тогда еще живой женщине. – А вы, если вспомните вдруг что-нибудь – позвоните, хорошо?»

– Знаете, кто труп? – спросил опер.

– Ее фамилия Ханыгина, – мрачно отозвался Аксенов. – Сегодня утром мы обыскивали этот дом. Сегодня утром…

Часть 2

– Как…?

– Уверен, что хочешь это знать?

– Как ее… убили?

Аксенов вздохнул.

– Ножом. Два удара. Выполненные профессионально. Она умерла сразу, Паш. Не мучалась.

– А он ее… – Ханыгин помедлил, боясь сказать это слово. – Он с ней… делал что-нибудь еще?

– Нет, – соврал Аксенов. Он не был уверен, потому что вскрытия Ханыгиной еще не провели. Но ее мужу, внезапно ставшему вдовцом, знать об этом было не обязательно. – Просто убил. Он искал тебя, Паш. Не нашел и решил оторваться на жене.

Ханыгин сдавленно кивнул. Посмотрел на свои руки, словно на них была кровь супруги. Хотя отчасти – так оно и было. Но лишь отчасти.

– Ты боялся, что Жила придет за тобой, – мягко сказал Аксенов, отлично понимая, что сейчас чувствует задержанный. – Так оно и вышло, Паш. Поэтому я хочу спросить одну вещь. И ответь мне честно. Если ты, конечно, хочешь отомстить уроду за твою жену. Как ты узнал, что Жила вернулся? – видя, что Ханыгин колеблется, Аксенов продолжил: – Только не говори мне, что по телеку увидел. Я проверил. Вы совершили первый разбой за сутки до того, как ФСИН передала на местные каналы информацию о Жиле. А для работы нужна подготовка. Разведать обстановку, пути отхода… У вас с Сашко просто не было для этого времени. Как ты узнал про Жилу?

Ханыгин помолчал.

– Его баба, Светка… У нее есть брат. Родной брат, младший. Его зовут Толя. Мы с ним познакомились на суде.

– Тогда, пять лет назад?

Ханыгин кивнул.

– Жилу судили и по другим статьям. К этому времени суд по разбоям уже прошел. Мне дали условку, Шкету и Рыжему по семь лет. Само собой, я пошел на приговор Жиле. Хотел знать, сколько ему дадут… Там и познакомились с Толяном.

Это было что-то новенькое, о существовании брата Аксенов не знал. ФСИН им тоже по какой-то причине не интересовались.

– Значит, Толя?

– Он ко мне тогда подошел. Поблагодарил даже за сестру. Мол, спасибо, что помог закрыть эту суку. Он ненавидел Жилина. Толик любит сестру, а Жилу он боялся всегда. Знал, что он Светку под монастырь подведет… Но самому Жиле ни слова не говорил, сами понимаете.

– Еще бы, – Аксенов вспомнил могучую комплекцию Жилы.

– Толик мне позвонил. Недели полторы-две назад. Сказал, что Жила возвращается. Он Светке звонил. Сказал, что он будет меня искать. Вроде Жила даже Светке по телефону сказал, что хочет… предъявить мне хочет.

– И ты решил поднять денег и лечь на дно?

Ханыгин помолчал.

– Я хотел увезти Валю в Крым. Русское средиземноморье… Мы там были пару лет назад. Она влюбилась в Крым. И я хотел увезти ее туда, на море. Найти себе какую-нибудь работу. Снять квартиру, пока наш дом будет продаваться. А потом свой угол купить. Начать жизнь заново…

Ханыгин не выдержал и заплакал.

– Ничего не понимаю, – покачал головой Долгов. Капитан ФСИН действительно выглядел озадаченным. – Жила столько сил убил, чтобы свалить с зоны – ради чего? Отомстить Ханыгину? Ну отомстит, а дальше? Ему дали 25 лет строгача, хотя обвинение, кстати, пожизненное требовало. А теперь ему уже без вариантов пожизняк светит.

– Думаю, он в курсе, – отметил Фокин.

Они сидели в кабинете опера ФСИН. Каморка была похожа на кабинет обычного опера – и одновременно не похожа. Такие же стол и сейф, увешанные ориентировками и агитками стены, но ко всему этому примешивался какой-то неразличимый строгий, почти военный антураж.

– Сейчас Жиле 38 лет, – сказал Аксенов. – А куковать ему осталась целая двадцаточка. Выйдет уже стариком. Может, понял, что жизнь уходит.

– Да хрен его поймешь, – проворчал Долгов. Найдя на столе бумажку, пробежал глазами. – Значит, пожарные говорят, в доме бардак царил, все раскидано?

– Он что-то искал перед тем, как спалить там все, – кивнул Аксенов.

– Что?

– Думаю, деньги. Его сейчас ищет каждый мент в городе. По-хорошему, ему надо валить куда-нибудь, подальше отсюда. Но для этого нужны бабки.

Долгов нахмурился.

– Но бабок в доме он не нашел?

– Их нашли мы, – отозвался Фокин. – Тридцать штук и техника, которую Ханыгин еще не успел толкнуть. Так что в доме Ханыги Жила не смог вообще ничем поживиться.

– Ладно, – перешел к делу Аксенов. – Брат Кибиревой. Что у вас есть на него, Вась? Вы вообще по нему работали?

Долгов достал из открытого сейфа тонкую папку.

– Обижаешь. Анатолий Кибирев, 24 года. Работает сварщиком на стройке газопровода. Ни в одну неприятную историю никогда не влипал, не задерживался. Полностью законопослушный гражданин.

– Наружку к нему не приставляли?

– Жила спал с его сестрой, а не с ним. Если к каждому ее родственнику приставлять наружку, никакой наружки не хватит… – Долгов порылся в бумагах. – Да и вот данные по наружке за самой Кибиревой. За неделю брат ни разу у нее не показывался. Хотя они пару раз созванивались.

– За неделю, – отметил Аксенов. – Братец еще до этого знал о Жиле. И предупредил Ханыгина, чтобы сматывал удочки.

– Может, Жила у него затихарился?

– Вряд ли. Жила не станет доверять пацану, который, к тому же, терпеть его не может. Скорее всего, Толя узнал о Жиле от сестры.

– Но проверить Толю все равно надо, – сказал Долгов. – Кто займется?

– Ясен перец, вы, – развел руками Аксенов. – Наша работа – разбойные нападения.

Двое оперов ФСИН взяли на себя слежку за Толиком. Когда на следующий день утром парень отправился на работу, неспешно выходя из подъезда с сумкой на плече, один из оперов сразу набрал телефон Долгова.

– Кибирев ушел. Что нам делать, вести его?

– Разделитесь. Один пусть следует за пацаном, а второй начинает опрос соседей.

– Понял.

– Только по-тихому! Я не хочу, чтобы потом весь дом гудел, что пацаном силовики интересуются.

Опер вышел из машины, которая завелась и покатила вслед за Кибиревым.

Для опроса соседей ФСИН подтянул местного участкового, который знал свою территорию и мог подсказать, в какую дверь лучше не стучаться. Опер и полицейский показывали жильцам фотографию Жилы, но каждый качал головой.

– Никогда не видела. Я бы запомнила такую рожу, честное слово. А Толик хороший парень. С девушкой какой-то встречается. У них всегда тихо, спокойно. К нему никакие бандюганы не ходят, особенно такие, – соседка с негодованием ткнула в фотографию. А вот второй сосед при виде снимка удивился:

– Конечно, видел.

– Серьезно?

– Ну да! По телевизору. Говорят, этот громила из тюрьмы сбежал, да?

– По телевизору это понятно, – вмешался участковый. – Здесь вы его видели? Например, с вашим соседом из 36—й квартиры, с Толей Кибиревым?

Сосед, как и остальные, покачал головой.

А Аксенов и Фокин вовсю занимались закреплением материала по делу Ханыгина. На второй день, когда основные бумаги были переданы следователю, Аксенов выкроил время для встречи с Гулливером. Он был хозяином крохотной пивнухи, расположенной в темном полуподвале. Открывая пивную, Гулливер над названием думал не долго – и назвал пивную просто и со вкусом – «Гулливер».

Когда Аксенов спустился в пивнуху, внутри сидели лишь двое забулдыг, тоскливо похмеляясь после вчерашнего. Гулливер кивнул Аксенову, усевшемуся за крохотную стойку.

– Как жизнь, Гулливер?

– Все спокойно, Саныч, спасибо.

– Можешь говорить? – понизив голос, Аксенов покосился на забулдыг. Гулливер отмахнулся:

– Это левые, не из блатных. Все пучком, Саныч.

– Хорошо. – Аксенов положил перед осведомителем фотографию Жилы. – Видел такого?

– А должен был?

– Кликуха Жила, – тихо поведал Аксенов, закуривая. – Зовут Артем. Шкаф два на два метра. Отморозок конченный. Сбежал с зоны.

Гулливер присвистнул.

– Типа серьезный поц?

– Он где-то затихарился. Но вечно эта фигня продолжаться не буду. Зуб даю, Жила сейчас собирает бригаду.

Гулливер поморщился.

– Саныч, все знают, что я завязал…

– … А я знаю, благодаря кому тебе получилось завязать, – сухо перебил его Аксенов. – И кто помог тебе, с твоими тремя ходками, пивнуху открыть.

– Так я что, отказываюсь помочь, Саныч?

– Слушай все, что происходит. Если услышишь, что кто-нибудь подтягивает пацанов для дела, или еще что-то мутит – сразу звони, понял? – вставая, Аксенов повторил: – Запомни, погремуха «Жила».

Опрос у соседей ничего не дал, и Долгову с его операми пришлось идти на непопулярные меры – они покопались в дверном замке Толи и вскрыли его. Но беглый осмотр показал, что ищут они не там.

– Пацан живет один, это точно, – развел руками опер. – Иногда баба бывает, в ванной на трубе лифчик висит. Но больше ничего.

– Значит, порожняк, – вздохнул Долгов. – Ладно, уходим, пока ментов никто не вызвал.

Фокин тоже не терял времени: разобравшись с самыми неотложными делами, он позвонил Ефимову и договорился о встрече. Пересеклись они в подворотне за зданием редакции, подальше от посторонних глаз.

– На этот раз у меня шикарная новость, – заявил Фокин. – Но деньги вперед.

– Серег, что за дела? – ухмыльнулся журналист. – Мы же так не работаем.

– Теперь работаем. Мне нужно пять тысяч за информацию.

Ефимов оторопел.

– Сколько? Да у нас весь фонд для покупки информации сорок штук в месяц, на всю редакцию.

– Это стоит того, – довольно хмыкнул Фокин и показал ему фото Жилы. – Знаешь, кто такой?

– Конечно. Мы о его побеге информашку давали.

– А теперь у тебя будет большая статья и фотка на первой полосе, гарантирую.

Ефимов был заинтригован.

– Черт. Ладно, по рукам. Что там?

Фокин выложил все. Особо опасный преступник с подготовкой спецназовца не просто сбежал из колонии, о чем итак все знали, но уже успел убить человека и сжечь дом, пока его ищет вся полиция страны! – Ефимов был в восторге.

Вечером Аксенов, вернувшись домой, обнаружил Ольгу радостной и воодушевленной.

– Я уже два дня объявления о работе ищу, – объявила она. – В основном фуфло всякое, но догадайся, что я сегодня нашла в интернете?