скачать книгу бесплатно
– Терпи, Чиконе, терпи… Будешь еще… внукам рассказывать… Зараза… Твою мать…
Чиконе молчит. Сопит, делает свое дело и молчит. Совсем обессилел, мне приходится его держать изо всех сил.
Тяжелый… Вот уроню его прямо в его же…
– Мой генерал?..
– Что? – Боги, тупее ситуацию не придумать. Ночной диалог в саванне… Поэзия, мать ее…
– Я все… – шепчет Чиконе.
– Отлично. – Я встаю, дергаю на себя итальяшку, – Рядовой Чиконе, встать… Привести себя в порядок и спать. Завтра трудный день.
Я ухожу в темноту, слыша, как сзади неудачливый белый человек шуршит ремешками. И что-то еще. Какой-то звук вплетается в позвякивание пряжек.
Я обернулся и увидел, что рядовой Чиконе вытирает слезы…
Вот ведь… Я помедлил:
– Тебя звать как?
– Чиконе…
– Нет, я имя спрашиваю.
– Джузеппе. Мой генерал…
– Не реви, Джузеппе. Слезы – это вода… – И, чувствуя себя полным идиотом, я добавил: – Спокойной ночи, Чиконе.
Я снова упал на песок возле своего Абе, когда заметил, что тот не спит. Сторож…
– Все видел?
– Нет.
Врет мерзавец. И на том спасибо.
– Спать, Абе. И придумайте на завтрак что-нибудь для рядового Чиконе. От диареи.
– Будет исполнено, мой генерал.
– Спать… – Я отключил ночное видение и, оставшись в темноте, слышал, как снова укладывается мой денщик.
У меня же сна не было ни в одном глазу.
Как и куда я выведу отряд завтра, когда связи ни с кем нет? Да и сама попытка выхода на связь с кем бы то ни было равнозначна подписанию смертного приговора, потому что на место, где будет перехвачен сигнал, сразу направятся ракеты. И разбираться никто не будет. Не зря же в каждом отряде есть несколько специальных киборгов, которые занимаются проблемой коммуникации. И больше ничем, потому что на другое просто не хватит их нервной энергии.
Своих киборгов я потерял вместе с развел группой. И заблудился. В Африке. В цветущей странными, неживыми, после воплощения в жизнь очередного Великого Плана, деревьями саванне. Когда-то давно это была никому на хрен не нужная пустыня…
А, плевать, поведу завтра своих на запад, как шел до этого. Один черт, шансов куда-нибудь попасть немного.
В темноте беспокойно завозился Абе. И внезапно я испытал необъяснимый прилив нежности к этому парню. Одному из немногих, кто остался верен мне после ослабления позиций «Независимых черных» в Москве. Ослабления? Нет, я неправильно выразился.
Хотя бы с собой я могу быть честен?
После краха власти в группировке «Независимые черные». После того как нас вытеснили почти со всех позиций и зон влияния. После того как мы оказались не в состоянии контролировать даже Белое море… После того как в клане произошел раскол, а я был вынужден бежать из России…
И был прав! Трижды прав!
Потому что те, кто выбрал путь сопротивления, перестали существовать. Да, они красиво и эффектно говорили о том, что нельзя сдавать позиции без боя, что черные способны удержать власть в своих руках, что… Много красивых и хороших слов. И будь я поглупее и помоложе, я так же плюнул бы под ноги такому, как я. Как сделала это вся «Новая Черная Стая».
Только я уже не молод и далеко не глуп… Кажется.
Я хотел сохранить клан. А клан плюнул мне под ноги. Так кто теперь для меня «свои», а кто «чужие»?
В темноте снова завозились.
Я настроил ночное зрение и вгляделся. Тишина… Все спят. Только паучьи шакалы таращатся из кустов. Мерзкие твари, ничего не скажешь.
Дерьмовая ночка, терпеть не могу самокопания… Противная и бесполезная штука. Не люблю.
– Кто ж его любит? – спросила темнота слева от меня.
Я резко повернулся и увидел, как блики костра озаряют голого человека в набедренной повязке. Эбеново-черная кожа атласно отсвечивает…
В костре зло потрескивают сырые ветки. Подсвеченный алым дым поднимается в ночное небо…
Стоп! Какой костер?!
Какой костер, чертова Африка?! Не было никакого костра…
Я попытался вскочить, но ноги стали ватными.
В сущности, какая разница? Ракеты уже на полпути. Не заметить такой источник света в саванне, пусть освоенной, может только слепой. И никто ни в одном из штабов разбираться не будет, кто там, свои или чужие костры жгут. Бабахнут ракетами, и делу конец.
Мы все мертвецы.
Мысль о том, что торопиться уже некуда, наполнила меня спокойствием.
– Правильно. Не дергайся, – произнес черный человек и подбросил в костер еще ветку. – Тебе разве не нравится огонь? Когда-то ты был от него без ума…
– Я долго лечился. – Во рту у меня пересохло. Не осталось на этом свете тех людей, кто помнил бы о моем кошмаре детства. Пиромания. Я сказал уверенно: – И вылечился.
– Брось. – Черный человек смел мою уверенность, как ребенок сметает кучку песка ладошкой. – Нельзя вылечиться от любви. Смотри, как он мерцает… Это зрелище для избранных.
Он говорил с наслаждением, пробуя каждое слово вкусовыми окончаниями языка. Ему нравился этот процесс – обкатывать языком каждый звук, выпускать в ночь слова, полные великого значения.
Человек пошевелил угли, они вспыхнули, и я увидел его глаза. Черные глаза ночи…
– Ты кто? – Горло как наждак. Я почти знаю ответ, помню памятью моего народа.
– Легба. Старый Легба. Великий Легба. Толмач Легба. Разве ты не помнишь меня? Разве ты не слышишь? – И он посмотрел на меня своими непроницаемыми глазами.
– Нет… – ответил я.
И вдруг отовсюду, как волны, как слабое дуновение ветра… Голоса. Звуки. Шепот воздуха. Бормотание земли. Песнь огня. Речитатив воды…
Дрожание струны? Комариный звон? Нет… Мир вокруг наполнен звуками, говорит на непонятном древнем языке.
Я ощутил себя маленьким мальчиком, дрожащим от одного вида огня. Сладкая дрожь, поднимающаяся откуда-то снизу… Каждый изгиб пламени порождает во мне стон, каждая вспышка – судорогу. Я люблю огонь… Такой жаркий, такой настоящий… Я иду к нему. Иду через всю свою жизнь.
Раздался сухой щелчок пальцев, и я увидел себя отразившимся в необъятных зрачках темного неба.
Тихий, как шелест, смех затих вдалеке.
Надо мной небо. Ночь.
– Мой генерал… – Чей-то шепот во тьме.
Я вздрогнул. Повернул голову направо.
Оказалось, это Абе сидит рядом в напряженной позе.
– Мой генерал, с вами все в порядке? Я сел, растирая лицо обеими руками:
– Да, Аб, все нормально. Я заснул… Который час?
Я ничего тебе больше не скажу, Аб.
Я видел бога. Я знаю, что все мы умрем.
5. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ
Специальный военный корреспондент
Большой тяжелый грузовик шел впереди. Из-под тента кузова на меня таращилось несколько черных физиономий и пара белых. Все курили, притом, как я чуял по долетающему запаху, отнюдь не простые сигареты.
Я ехал в открытом бронетранспортере. Рядом на дырчатом железном сиденье подскакивал Войт и что-то бормотал себе под нос. Федор сидел сзади, в грузовом отсеке, на каком-то тряпье. Он был изрядно пьян еще со вчерашней ночи, но я на это смотрел сквозь пальцы.
На коленях я держал маленький юаровский автомат «пигмей», который выиграл в покер у страшенного испанца в «Обезьяне». У испанца истек контракт, и он ожидал подходящую компанию для возвращения домой, коротая время за картами и выпивкой. Когда игра подходила к концу, он навалился мне на плечо и, дыша в лицо жуткой химией, пробормотал:
– Вали отсюда, писатель! Вали скорее. Ты думаешь, у них тут их черножопые маршалы командуют? Э-э… – Он погрозил мне пальцем. – Мы тут все пешки! Пешки! Шестерки! Двойки! Потому оставь надежду всяк сюда входящий!
– Стой, стой, – сказал я на испанском. – Что за история?
– У-у-у! Это совсем плохое дело. Так что бери мой автомат и вали отсюда, вали, писатель! Вали скорее!
С этими словами он рухнул под стол и больше оттуда не появлялся.
Сейчас «пигмей» лежал у меня на коленях, и я был рад этому приобретению. Таскать тяжелую автоматическую винтовку не хотелось, а пистолет – это все-таки пистолет. Кстати, точно такой же был у клерка во время перестрелки в банке. С этой перестрелки все, собственно, и началось…
Над головой с истерическим криком пронеслась какая-то яркая птица. Сидевший на противоположной скамье негр что-то сказал своим соседям, те расхохотались. Их ехало с нами девятеро, все чернокожие, жизнерадостные, беспрерывно жующие легкий наркотик кустарного производства под названием «бамба». Один дремал, положив голову на приклад тяжелого пулемета ХМГ – их в большом количестве продавали в Африку американцы со своих старых армейских складов.
До передовой было достаточно далеко, и нам в Шапуту предлагали проделать этот путь на вертолете. Большой пятнистый Ми-37 китайской сборки улетал прямо с крыши пресс-центра, но я отказался, а за мной, помявшись, отказался и Войт. Хотелось прокатиться. Сорок минут на трясущейся тарахтелке или несколько часов по джунглям – есть разница?
Для меня – огромная.
В джунглях, скажу я вам, я чувствую себя на порядок лучше, чем в Новой Москве.
Здесь, во многих километрах от передовой, подстерегает гораздо меньше опасностей, нежели на улицах большого города, тем более такого нелепого и непредсказуемого, как Новая Москва. Леопард, бегемот, крокодил, любая змея ведут себя осторожно, и их поведение можно предугадать.
А как предугадать поведение человека с микрочипами в мозгу?
Как предугадать поведение наркомана, объевшегося Д-8 или «спринтера»?
Как предугадать возможность разборки между двумя молодежными группировками?
– Эй, приятель! – окликнул я того, что комментировал полет птицы. – Слушай, а в тылу часто нападают?
– А как же! – с готовностью ответил тот, сверкая зубами. – Спецотряды коммандос. Три дня тому назад комендантскую роту так расчихвостили! Там, правда, были в основном немцы да арабы из Джибути и Омана, а из них вояки известно какие.
– А из кого хорошие? – полюбопытствовал я.
– Китайцы, русские, арабы из Ирака, курды, – стал перечислять пехотинец.
– Кубинцы, мексиканцы, – добавил его товарищ, тощий и длинный, с большой золотой цепью на шее.
– Насчет мексиканцев я бы поспорил, – возразил мой собеседник. – Хараре из-за них только и сдали.
– Хараре все равно бы сдали, – буркнул тот. – Зато когда нас прижали у Нгулы, только мексиканский батальон и пробился. Я им по гроб жизни благодарен.
– Ну и будь благодарен, а я при своем мнении останусь. Так вот, журналист, – продолжил он, обращаясь ко мне, – тут все вояки в принципе неплохие. Вот только зачем мы все это делаем? Теоретически эту войну нельзя назвать ни освободительной, ни захватнической ни с одной стороны… Я раньше был преподавателем истории в университете, я знаю, о чем говорю. Идет позиционная возня: сдали город – взяли город, наступили – отступили. Шахматы. Даже не шахматы, в шахматах фигуры исчезают с доски безвозвратно, а здесь – возвращаются в подлатанном и освеженном виде. Разбили корпус или дивизию – тут же появляются наемники и чехарда продолжается. В самых удобных местах, при самом идеальном стечении обстоятельств ни разу не было серьезных прорывов. В прошлом августе мы имели все шансы потерять столицу, и что же? Нкелеле свернул наступление. Вот вы журналист, вы можете это объяснить?
– Отсутствие резервов, боязнь оторваться от частей снабжения, ремонтных баз… – предположил я. – В конце концов, усталость…
– Полноте, – махнул рукой негр. – Мапуту лежит перед вами, 13-й и 40-й армейские корпуса бегут без оглядки, бросают технику. Но Нкелеле развернулся и отправился восвояси, чтобы опять продолжать позиционные бои. Еще одна интересная деталь: за всю историю боевых действий ни разу не было мирных переговоров на высшем уровне. Нет, капитаны и даже полковники иногда высылали парламентеров и обсуждали всякие мелочи: забрать раненых, сдать стратегически не важную деревню… А маршалам это не нужно. Маршалы играют в шахматы.
Негр вздохнул и сунул в рот новую порцию «бамбы» из полиэтиленового пакетика. Я подождал, что он еще скажет, но собеседник иссяк и даже, кажется, задремал, срубленный наркотиком. Тогда я достал из рюкзака захваченную из России книжицу Киплинга и углубился в чтение.
Место расположения штаба 2-го армейского корпуса появилось из джунглей неожиданно. Вначале послышалось утробное урчание моторов, потом показалась островерхая бамбуковая башенка с неизменным пулеметчиком, а затем и зеленые штабные шатры. Грузовик сопровождения покатил дальше, а наш бронетранспортер описал изящную дугу на утрамбованной глине плаца и остановился возле шестиколесной ракетной установки.
Я спрыгнул с машины. Войт, потягиваясь, последовал за мной, а Федор, так и не оклемавшийся после вчерашнего, вяло потащил пожитки.
Первое, что бросилось мне в глаза, – большой рукописный плакат на одном из шатров. Крупные русские буквы ярко-зеленого цвета гласили:
«Маленькие дети!
Ни за что на свете
Не ходите в Африку,
В Африку гулять!
