Призраки прошлого

Тропа петляла меж дворов, пока не вывела Александра к большой дороге. Ещё немного и заветная пачка будет приятно оттопыривать карман куртки, призывая к действию. Редкие фонари освещали путь, медленно проезжали машины, вдалеке виднелась вывеска «Продукты, табак, алкоголь 24». Название магазина не отличалось индивидуальностью, но просто и ёмко отражало суть. А это дорогого стоит в наше-то время. Над городом висел легкий туман.

К небольшому зданию примыкала пустая парковка аналогичных размеров. По соседству стоял бывший магазин цветов, на котором ныне красовалась надпись «сдаётся в аренду». Рядом со входом в «Продукты, табак, алкоголь 24» на асфальте мелком было написано четверостишие, сильно размытое водой.

Оставь надежду, забудь обиды

Повесь одежду, ты здесь бессилен.

Мы тут живём уж четверть века.

Мы тут умрём, не видя света.

«Как бездарно, даже я пишу лучше. Но радует, что хотя бы кто-то разделяет мои взгляды на жизнь» – хмыкнул Александр и потянул на себя серую от грязи, тяжёлую дверь. Она нехотя поддалась.

Внутри было тихо, тепло, некоторые лампы даже работали, давая приглушённый жёлтый свет. За прилавком скучал продавец. Саша так долго ни с кем не общался, что, подойдя поближе и открыв рот, издал несколько не очень понятных звуков, отдалённо напоминавших слова. Продавец недоумённо посмотрел на него и сказал:

– Что?

– Я говорю, что мне бы сигарет.

На этот раз получилось лучше, но голос предательски дрогнул на последнем слоге, выдав сильное волнение.

– Каких?

– Любых.

– Каких любых? Молодой человек, мне не до ваших тупых загадок.

– Дешёвых.

Продавец громко вздохнул, достал откуда-то снизу случайную пачку и небрежно кинул на стол. «С вас сто десять рублей» – раздражённо произнес он. Александр потянулся за деньгами, но они предательски выскользнули из дрожащих пальцев, разлетевшись в разные стороны. Дыхание стало прерывистым, на висках выступил холодный пот, перед глазами помутнело. Саша бросился подбирать с пола купюры. Хотелось провалиться сквозь землю, только бы быть подальше отсюда. Ну почему контакты с людьми – это всегда так сложно? И почему без них так трудно обходиться? Казалось, прошла вечность, прежде чем Александр аккуратно положил деньги на стол и вытер пот с лица. Вот так, будто ничего и не было. Продавец положил деньги в кассу, обвёл магазин взглядом и без интереса спросил: «С вами всё в порядке?». «Нет» – отрывисто ответил Александр и спешно вышел за дверь.

Глава 5

Саша быстрым шагом помчался к большой дороге. Только отойдя на приличное расстояние от магазина, он понял, что забыл взять сдачу. Ну это ничего, это не страшно. Главное, что скоро он будет в безопасности и совсем один.

Светало, но было по-прежнему тихо. Только одинокий щелчок зажигалки развеял тишину. Первая сигарета за день (или за ночь?) – это всегда что-то особенное. На один шажок ближе к смерти, но на десять километров в глубь себя. Дым побежал по ветру на свободу. Александр глубоко затянулся, прислушался к себе и медленно выдохнул через нос. «Хорошо» – подумал он. От расслабления и удовольствия, затянувшись еще раз, Саша прикрыл глаза. Закрытые веки немного подёргивались.

– О чём задумался?

Голос был мягким, раздавался откуда-то издалека.

– Что?

Неспешно открыв глаза, Александр увидел своего собеседника, развалившегося на диване.

– О чём думаешь, спрашиваю.

– Да так, о разном, о жизни.

– Это хорошо, лучше уж о жизни, чем о смерти. Правильно? Бросал бы ты наркотики, Саша, а то совсем мозги растеряешь.

Интонация друга была понимающе-назидательной.

– Странно это слышать от тебя.

– Понимаешь, между нами есть большая разница. Ты – гедонист, гонишься за удовольствием, совершенно не замечая ничего вокруг. До тебя пока не доходит, что рано или поздно всё пройдет, земные наслаждения исчезнут, оставив на месте себя только пустоту, абсолютное небытие.

– Все мы немного гедонисты. В жизни не так много приятных вещей, нужно наслаждаться тем, что есть. Ты такой же наркоман как и я, в чём отличие?

– О нет. Я философ. Мне это необходимо, чтобы думать. А чтобы думать объективно и непредвзято, нужно абстрагироваться от забот и переживаний.

– Можешь называть себя кем хочешь, однако сути это не меняет. Мы маргиналы, бесполезная и пустая ячейка общества.

– Глупо разделять людей на полезных и бесполезных. Да, все мы разные, но в то же время нас объединяет одна важная и неотвратимая вещь. Смерть.

Друг отвёл глаза на потолок, выждал паузу и, наконец, спросил.

– Ты боишься смерти?

Александр задумался, покрутил наполовину сотлевшую сигарету между пальцев.

– Скорее да, чем нет. Всегда пугает неизвестность, думаю, любой человек испытывает страх перед ней.

– Я не боюсь. Смерть – это, в первую очередь, избавление. Избавление от жизненных страданий, беспокойства и суеты. Избавление от наших пороков. Знаешь, как Шопенгауэр говорил? «В минуту смерти эгоизм претерпевает полное крушение. Отсюда страх смерти. Смерть поэтому есть некое поучение эгоизму, произносимое природою вещей».

– Ты так часто цитируешь этого Шопенгауэра, что, мне кажется, он вытеснил твои собственные мысли и взгляды на жизнь.

– Не говори чушь. Философов всегда будут цитировать и уважать, так как они открывают людям глаза на окружающую действительность. Их помнят вечно.

– Сомневаюсь, что тебя вспомнят хотя бы лет через 10 после твоей смерти.

– Возможно. Но Шопенгауэр все равно был классным мужиком.

Дальнейший диалог не клеился, стало тихо, из кухни раздавался приглушённый стук настенных часов. Явно чувствовалось неуютное и вязкое напряжение, походившее на трясину. Александр первым осмелился его развеять.

– Ты веришь в дружбу?

– Верю. Но дружба – явление значительно более ценное и редкое, чем принято считать в обществе. Почему ты спросил?

– Не знаю. У меня никогда не было друзей или хотя бы людей, которых я мог бы ими считать. С самого детства закрыт и отвергнут, как неинтересная книга. С тобой же мне комфортно, пусть и не всегда, да и ты меня не гонишь.

– Мы не друзья, если ведешь к этому. Мы слишком разные люди, нас ничего не объединяет, у нас кардинально разные взгляды на жизнь. Это не плохо, просто так сложилось.

В комнате снова ненадолго повисло молчание, но Александр чувствовал, что его собеседник не закончил свою мысль.

– Эх, Саша. Помни: всё, всё человек может забыть, только не самого себя, не свою собственную сущность. Так говорил Артур Шопенгауэр.

– Иногда очень хочется забыть самого себя и свою сущность. Даже чересчур.

Глава 6

Александр тяжело вздохнул и опустил веки, но в ту же секунду распахнул их обратно и негромко вскрикнул от боли. Догорающий окурок сильно обжёг пальцы. Инстинктивно отбросив его подальше и про себя матерясь, Саша зашёл в подъезд и двинулся в свою квартиру. Снаружи уже было не так уютно: солнечный свет опустился на полупустые улицы, а птицы вовсю пели своими неповторимыми звонкими голосами.

Домашний полумрак был куда привычнее. В этой квартире окна практически всегда плотно зашторены, чтобы не пропустить свет, а вместе с ним что-то чужое и страшное, за редкими исключениями, конечно. «Серые стены распростёрли свои объятия, мои любимые серые стены» – повторял Александр, пока разувался. Мантра почему-то не помогала, в пространстве повисла почти что осязаемая скользкая тревога. Прогрессирующая и всепроникающая. Почему? Александр стал прокручивать в голове все возможные варианты, но ничего из этого не было похоже на правду. Развязанные шнурки двумя плетями упали на пол, эхом раздался незнакомый голос:

– Мне кажется, ты свои таблетки принять забыл, вот и страшно стало. За себя и жизнь свою поганенькую-то. Зря прожил, зря помрёшь, ха-ха, вот он и человек, венец творения, так сказать.

На несколько секунд страх плотно сковал каждую клеточку тела Саши, дыхание замерло, а сердце неприятно бухнуло в груди. Голос явно был женским, но Александр последний раз общался с женщиной много лет назад. Взгляд опасливо пробирался по всей комнате в поисках источника звука. Сначала медленно, потом всё быстрее. Одинокий человеческий силуэт сидит в углу на стуле. Лица не видно за лёгкой вуалью, по плечам струятся волосы средней длины.

– Я схожу с ума.

– До тебя только начало доходить? Поздравляю, мой нерасторопный друг!

Хоть Александр и не видел лица, но чувствовал, что оно расплылось в лёгкой улыбке. Первобытный страх снова растёкся по телу, ноги сделались ватными, язык заплетался.

– Оставь меня в покое, уходи, я не хочу тебя видеть, кем бы ты ни была. Я прошу.

– А я как будто горю желанием тебя видеть, такой смешной. Хочешь не хочешь, а придётся.

– Живёшь как червь самый настоящий, аж тошно. Мало того, что свою жизнь рушишь, так еще и девчонку возлюбленную загубил. Чувства-то фальшивые были, получается?

Галлюцинация не называла конкретных имен, но Саша сразу понял, о ком идёт речь.

– Неправда! Я любил ее. И до сих пор люблю.

– Или ты уже сам не помнишь, что случилось? Какой всё-таки хитрый мозг у человека! Что хочет помнить – помнит, что не хочет – не помнит. Очень удобно. Ты так не считаешь?

– Я всё помню, я ничего не забыл.

– Мда. Или это таблетки так на тебя влияют. Не многовато их принимаешь, голубчик?

– Заткнись! У меня отличная память, я помню всё до малейших деталей!

– Даже как выглядел и пах свитер твоей единственной и неповторимой, столь полюбившийся тебе?

– Да! Да… Он… Он был красным, мягким. От него пахло лёгкими цветочными духами и мятой. Он же у меня остался! Свитер этот. Она как-то забыла, когда приходила ко мне, а я так и не отдал.

– Ай-ай! Врать нехорошо, нет у тебя его. Всё просрал в своей жизни, абсолютно всё, так ещё и лжёшь в открытую.

Интонация женщины сменилась на добродушно-язвительную, но это слабо успокаивало.

Александр бросился к шкафу, начал с силой открывать ящик за ящиком, проверять каждую полку. В голове всё смешалось, перед глазами повисла пелена, но Саша должен найти этот чёртов свитер! Он не мог никуда деться.

Вдруг боковое зрение уловило кусочек шерсти красного цвета. Руки автоматически схватили его и вытащили абсолютно целый и невредимый свитер. «Нашёл, я его нашёл» – глухо бились о стенки сознания мысли.

– Видишь! Я говорил тебе! Вот он! Видишь?

Александр сорвался на крик, едва сдержав слезы. Но загадочной собеседницы и след простыл. Как сквозь землю провалилась. Немного успокоившись, Саша прислонил свитер к лицу и принялся неспешно вдыхать далёкий аромат мяты.

Глава 7

– Ты чего задумался, Саш? Я вот и чай заварила. Любимый твой, кстати, с мятой.

Честно говоря, чай с мятой не был фаворитом Александра, но что поделать.

– Спасибо, да так, о своём думаю.

– О своём – это о чём? Опять о наркотиках?

– Да нет… И да, и нет. За друга беспокоюсь своего.

– За какого?

Испуганные большие голубые глаза уставились на Александра.

– Как будто у меня их несколько. Ты знаешь, о ком я говорю.

– Так. И что с ним?

– Он тоже недавно употреблять стал. Только сразу тяжелые вещи. Я ему пытался объяснить, что это билет в один конец, но у него на всё один ответ. Мол, я сам не лучше, торчок опустившийся.

Саша пытался объяснить ситуацию как можно мягче, чтобы не сильно травмировать неокрепшую психику чистого и искреннего создания.

– Не говори про себя так! Ты хороший. Все делают ошибки.

На голубых глазках стали проступать слезы.

– Так это не я говорю, а он.

– С ним тоже всё будет в порядке, вот увидишь.

– Вряд ли.

Заметив, что его возлюбленная готова вот-вот расплакаться, Саша неуклюже обнял её и прижал к себе. Маленькое дрожащее тельце послушно придвинулось.

– Что именно он употребляет? Надеюсь, не фентанил? Я читала недавно, что это такой опиат, который в разы сильнее всех остальных. От него люди умирают.

На последнем предложении голос заметно задрожал.

– Нет. Он не такой. Он никогда не будет принимать откровенную китайскую химию. Его выбор – героин, что, конечно, не шибко лучше. Фентанил употребляют либо дураки, либо суицидники, которым ничего не жаль. Достаточно немного промахнуться с дозировкой – и всё, труп. А мой друг, может, и не от мира сего, но вовсе не дурак.

– Какой ужас.

– Это я не уследил. Я эгоист. Ненормальный эгоист, которому ничего не жаль.

– Ты не эгоист, перестань. Я люблю тебя.

– А я себя ненавижу. Я гедонист, я порочен каждой клеткой своего тела, рождён, чтобы страдать.

– Ты мне понравился именно потому, что неидеален. Меня тошнит от вылизанных принцев, героев сказок. У всех людей без исключения есть недостатки. Просто кто-то их отчаянно пытается скрыть, надеясь, что остальные не заметят, а подобные тебе люди не боятся своих изъянов. Ты немного сумасшедший, но за это мне и нравишься.

Девочка расплылась в улыбке, а Саша прижал её к себе изо всех сил, уткнувшись носом в красный свитер, от которого едва-едва пахло мятой и лёгкими цветочными духами.

Запах быстро развеялся, Александр сидел на холодном полу, обхватив голову руками. Он просидел так около минуты, пока в бессилии не разрыдался. Почему? Потому что он вспомнил. Всё вспомнил. Нет никакого свитера. Александр давно от него избавился.

Глава 8

Местный лес всегда находился в непрерывном конфликте с городом. Густым зеленым деревьям сложно уживаться с бетонными гробницами. Лес-то стоял тут тысячелетиями, а город совсем недавно построили. Да и ладно бы нормальный город, так нет: какой-то рассадник алкашей и быдла. Разве понравится природе такое неприятное соседство? Казалось, даже почва здесь была другая: из рыхлой земли бурно росла трава и кустарник. А что растёт из заасфальтированной мертвой земли в сотне метров отсюда? Ничего. Этот лес поистине завораживал, в нём таилось нечто удивительное, манящее, как во всей живой природе. Деревья с плотной листвой практически не пропускали солнечный свет, из-за чего здесь создавалась иллюзия вечной ночи.

Влажный прохладный воздух обдувал лицо пьяного кого-то. Обычно алкоголики обходят лес стороной, видимо, боятся неизвестного и загадочного. Да и сам лес их не очень-то любит. Всё-таки избыток этанола в крови – это не очень натурально. Но пьяный кто-то забрёл сюда, видимо, случайно, желая выпустить на свободу давящее на мочевой пузырь пиво. Шёл-шёл и заблудился, бывает же такое. Из хитросплетений травы, кустов и деревьев иногда не очень-то просто выбраться, особенно если темно, хоть глаз коли, и если бедолага находится в состоянии нестояния.

Запнувшись об очередной корешок, кто-то громко выругался и упал лицом в грязь. Лес не любит, когда в нём матерятся. Подняться кому-то помешали алкогольные вертолёты и всё те же коренья. Кажется, придётся вынужденно здесь переночевать, ничего не поделать. «Надо ж было до того допиться, что ноги не держат, чёртов лес, будь он проклят» – кто-то громко рассуждал вслух. Вскоре всё стихло, изредка раздавались лишь звуки ручья и стрёкот кузнечиков.

Через пару дней на этом месте не осталось даже костей, зато всё поросло густым кустарником. От него пахло цветущей жизнью. И совсем немного светлым нефильтрованным пивом.

Раз-два, раз-два. Лопата орудовала быстро и ритмично, только земля успевала разлетаться. На лбу Александра выступила испарина от тяжёлой работы. «Вроде такая маленькая, а столько возни» – подумал он. Комья земли падали на короткие и непослушные волосы, постепенно скрывая их красоту. Обычно большие глаза небесного цвета теперь оказались навечно закрыты, лицо девочки выражало абсолютную безмятежность. «Я делаю это только потому, что сильно люблю тебя, хоть тебе этого больше никогда и не понять» – шептал Саша спокойным и уверенным голосом. «Ты всегда отличалась от других, была чиста душой и телом. Это я тебя испортил. Зачем ты это сделала?» – слова с трудом складывались в предложения, да Александр и сам точно не знал, что пытается сказать. «Я не хотел, чтобы ты влачила жалкое существование, подобно мне, чтобы ты погрязла во лжи, предательстве, алкоголе и наркотиках. Это самая ужасная участь, какая только может быть. Но где-то явно я не досмотрел. Единственное, что мне оставалось сделать – это окончить муки ещё одного опустившегося человека. Всё, что я могу на данный момент – это запомнить тебя такой прекрасной, какой ты была с самого начала». Лопата резко воткнулась в землю, Александр тяжело задышал. Он посмотрел куда-то в глубь леса и произнёс: «Надеюсь, на этом месте вырастет что-то красивое и необычное. Например, мята». На землю сверху плюхнулся красный свитер, а Саша неспешно побрел прочь. Уголки его губ были слегка приподняты.

Глава 9

Слово «нейролептик» происходит от древнегреческого «нейрон», то есть нерв и «лептикос» – вбирающий, втягивающий. Это, на самом деле, идеально описывает концепцию группы препаратов. Они втягивают в свой безумный водоворот нашу психику, со всеми её плюсами и минусами, подавляют активность. Успокаивают и отрешают от мира, взамен подавляя наше собственное «я». Но нет ничего идеального, сказок в реальной жизни не существует. Стоит перестать принимать нейролептики, как всё то, что подавлялось, с яростью вырывается наружу в троекратном размере. Можно сравнить с жизненным циклом звезды, которая сначала поглощает огромное количество энергии, а затем со страшной силой взрывается, превратившись в сверхновую. Зачем же тогда добровольно принимать эти препараты, если эффект не будет постоянным? Если в конце концов все призраки прошлого вернутся и будут пристально смотреть в твои непонимающие глаза? Интересный вопрос, на который вряд ли можно найти ответ.

– Ну как с памятью, получше?

Голос недавней знакомой вырвал Александра из бушующего потока воспоминаний. Она сидела на том же месте, что и в прошлый раз, скрестив руки на груди.

– Я никого не убивал! Я не убийца!

– Значит, вспомнил. Ты убил маленькую глупую девочку только из-за того, что она влюбилась в другого парня?

– Бред! Этого не было!

– Вроде взрослый человек, а такие неразумные поступки совершаешь. Нехорошо.

– Я не хотел!

Внезапно образовавшийся ком в горле прервал восклицание, переходящее в крик.

– А своего друга-философа тоже не ты «от мучений избавил»? Странно, он никогда не употреблял фентанил, но в крови обнаружили именно его.

Саше нечего было ответить. Неужели он действительно считал, что таблетки полностью избавят от воспоминаний? «От себя не убежишь… Даже если бегаешь очень быстро» – прошептал Александр, словно пытаясь совладать со своим мозгом и не совершить очередную глупость.

По рукам Саши стекала кровь, обагряя рукава его кофты до самых локтей. Уже сложно было понять, что галлюцинации, а что нет. «Смешалось» – снова выдавил из себя наш герой. Всё смешалось воедино. Хорошее, плохое, прошлое, настоящее. А будущего почему-то нет.

Икона Иисуса на стене впервые за долгие годы озарялась светом. Саша посмотрел на неё, и буря волнений тотчас стихла. Хотелось со страшной силой лишь одного. Творить. Трясущиеся руки достали последний лист бумаги.

Тощий Иисус висит на кресте,

Пустые глаза смотрят мимо.

Грезит о маке, словно во сне,

Вены жадно пульсируют

Он, как и мы, погряз во грехах,

Смиренность достойна мессии.

Рваные раны жгуче горят

Белой дорогой на теле России

Медленный мир пал со Христом,

Вселенная темп ускоряет.

Амфетамин-сын с маком-отцом,

Россия живет скоростями.

В конце Александр поставил жирную точку с таким усилием, что едва ли не порвал ручкой лист. Жить совсем не хотелось.

– Абсолютная посредственность. Кто же так стихи-то пишет?

Воображаемая дама картинно развела руками и стала следить за реакцией. Саша молчал и смотрел куда-то вниз.

– Что-то ты и без препаратов спокойным стал. Не кричишь, память наладилась, видишь, как всё хорошо? А что друзей и подруг не осталось, это ничего. Сколько ты уже так живешь? Устраивает же.

Кулаки Александра инстинктивно сжались, ноздри раздулись, а сердце забилось часто-часто.

– Заткнись!

Это прозвучало так громко и неестественно, что наш герой сам ненадолго впал в ступор от своего голоса. Но уже через несколько секунд он от осознания полнейшей безысходности закинул в себя целую горсть таблеток назло галлюцинации. Она сначала порывалась сказать что-то ещё, но не успела. Слюна быстро пронесла таблетки по пищеводу, где они практически растворились. Скоро настанет любимая Сашина фаза. Покой и умиротворение. Вот и всё, что нужно человеку. Вдох-выдох. Дыши и ни о чём не думай. Уже через несколько минут стало понятно, что принято было, мягко говоря, многовато. Голова потяжелела до веса чугунной батареи, Иисус вместе с остальной стеной расплывался перед глазами. Дышать стало трудно. Руки слушались плохо. Очень хотелось спать. Из последних сил Александр достал сигарету, неуклюже поджёг её и затянулся. Дым не чувствовался. Глаза плотно закрылись, сон уносил сознание в неизвестную и пугающую даль.

Из небольшой искорки быстро вспыхнул всепоглощающий огонь, распространяясь всё дальше. Горела квартира, а вместе с ней прошлое и настоящее. Икона упала со стены прямиком в злое пламя. «Тепло» – успел подумать Александр.