скачать книгу бесплатно
– Откуда вы взяли, что собирались?
Олег стоял у парапета, смотрел вниз и не мог понять, как у выезда из туннеля могли оказаться люди, и почему сильно помят троллейбус.
На работе все было по-прежнему, – никого в коридорах и запертые комнаты. Оконное стекло затуманилось от дождя. Во дворе посреди луж стояла директорская машина.
Борька дремал в кресле. Открыл глаза и вскрикнул:
– А! Манкировал борьбу на баррикадах! Слабо противостоять сатрапам!
– Слышал, сегодня люди погибли. – Олег сел на стул.
– Я видел. При мне было. – Борька потер рукой лицо. Открыл крышку электрического чайника, заглянул внутрь и сунул вилку в розетку. Стал доставать из шкафа чашки и повторил: – Был, видел. Н-да…
– Много народу погибло? – спросил Олег.
– Ехали по Садовому бэтээры, а им выезд из туннеля троллейбусом перегородили. И стрелять начали. А в темноте кто-то под колеса попал.
– Кто стрелять стал? – не понял Олег.
– Не знаю. Из толпы. – Борька помолчал. – Вот ты бы стрелял по солдатушкам? То-то и оно, братец!
Ближе к вечеру по радио передали, что из Москвы выводятся войска, а с Горбачевым кто-то разговаривал по телефону, и за ним в Форос поехала делегация Верховного Совета.
Дома Олег смотрел в теленовостях, как Горбачев в свитере и с внучкой на руках спускается по трапу самолета. Потом показали митинг на площади у Верховного Совета. На экране мелькнула физиономия Пискунова и полной дамы в очках. Телекамера остановилась на человеке в плащ-палатке и танкистском шлеме. Человек стянул с головы шлем и поднял руку. Олег узнал Пашку. Диктор торжественно произнес:
– Мужественный молодой офицер, один из тех, кто не пожелал выполнять преступные приказы и привел свою воинскую часть на защиту Верховного Совета, на защиту законности.
С утра все собрались в курилке.
– Какая победа! – восхищалась Галина Васильевна, появившаяся на работе после отпуска. – В первый раз народ сам выбрал себе власть и не ошибся. Таких людей в Верховный Совет выбрали, что они в трудную минуту не растерялись.
– Я понимаю, что переворот, – говорил Борька. – Ну, начался! А с чего вдруг закончился? Почему все разбежались?
– Что вы говорите такое! – изумилась Галина Васильевна. – Что бы они сделали с такой силой!
Олег хотел отмолчаться, но все же сказал:
– По-моему, все просто объясняется. – Взрослые мужики, жизнь прожили, и что к чему знают. Хотели сделать, как считали нужным. А тут мальчишки набежали Верховный Совет защищать. И что их убивать за это? Свои же, олухи. Вот, те, кто все затеял, и плюнули на это дело.
– Ну, что вы! Как же так! – не поверила Галина Васильевна. – Такое народное движение! Я сама не ходила. Но Борис, какой молодец! Он-то был! Нашел в себе мужество!
– Н-да, побывал, – отозвался Борька. – Понесло меня туда. А вот он не поперся. – И кивнул на Олега.
– А ты тоже… Ходил там, ходил, и ни кем не покомандовал. А то сейчас интервью бы направо-налево раздавал.
– Если я чем-нибудь возьмусь командовать – только броненосцем. Желательно – восставшим.
По площади вокруг клумбы двигался обычный транспортный поток, а на тротуаре у «Детского мира» стояли люди и смотрели на высокую тумбу, оставшуюся от памятника Дзержинскому. Сутулый парень громко рассказывал:
– Подогнали ночью кран и свалили. А тумба, оказывается, даже к фундаменту не прикреплена.
– Куда памятник увезли? – спросили из толпы.
– Не знаю, – ответил парень. – Тут ночью машина скорой помощи стояла. Я им сказал, что памятник красивый был. Они на меня орать начали.
Перед зданием КГБ ходил полный мужчина со значком депутата Верховного Совета и говорил всем, кто хотел остановиться и поглазеть на здание:
– Не надо тут стоять! Всех просили тут не собираться! Лично Борис Николаевич просил.
– А ему какое дело, где я стою, – недовольно пробурчал старик в соломенной шляпе.
У здания ЦК валялись листовки. В одной из дверей были выбиты стекла, а по вывеске прошла длинная трещина.
Возле стены Китай-города у памятника Свердлову собралось человек пятьдесят. Кричали, что памятник надо свалить. У кого-то в руках оказалась белая бельевая веревка. Ловкий лохматый малый забрался на пьедестал, обвязал скульптуру человека в тужурке за шею. За конец веревки схватились человек десять. Дернули раз-другой и сообразили, что свержение идола может быть лишь чисто символическим.
– Для Дзержинского – кран подгоняли, а этого – оставили, – закричали из толпы.
Со стороны гостиницы «Москва» появилась шумная толпа. Впереди шел военный с погонами майора. Несколько человек из прибывшей толпы тоже попытались тянуть веревку, а их предводитель стал зачитывать требование об освобождении кого-то из милиции. Рядом с ним, нахлобучив на голову танкистский шлем, стоял Пашка.
В институтском буфете, первый день открывшемся после отпусков, кормили жареной навагой и рисом. За столиком у окна обедали Борька и Веселов. Олег подсел к ним и спросил:
– Слышали про шефа?
Они кивнули и промолчали. Прошел слух, что директор подписал в министерстве письмо о поддержке ГКЧП, и теперь его снимут.
– Варяга, наверное, пришлют. – Веселов допивал чай из граненого стакана. – Кто-нибудь из министерских устроиться захочет.
– Сейчас передавали, что Горбачев заявил о выходе из партии и роспуске ЦК, – сказал Олег.
– А чего ему еще делать остается? – Веселова это известие оставило равнодушным.
– Надо же! Продал он ваших и сбежал, – хихикнул Борька и посмотрел на Веселова.
– Я-то тут причем? – удивился Веселов.
– А кто в партию просился? – Борьке эта тема явно нравилась.
– И ты хотел! – ответил Веселов.
– Вот уж нет. Куда не хотел, туда не хотел. Мы вон даже, – Борька кивнул на Олега, – несколько раз на какие-то диссидентские сборища ходили.
– Теперь будете в мемуарах писать о борьбе с режимом. – Веселов поставил на стол пустой стакан.
– Это мы с дуру на такие сборища поперлись, – ответил Борька. – Да-а, чего-то тянет меня в связи с последними событиями на самокритику. Как говаривали у нас в Первой конной: «Иногда не всегда получается».
Троллейбус мягко качнулся, перевалил через трамвайные рельсы и покатил, звеня на ходу, вдоль черной, узорчатой ограды сквера. Олег будто по привычке посмотрел на дома на другой стороне улицы. Та девчонка жила в каком-то из них.
Жалел, что выбросил ее письмо и, успокаивая себя, подумал, что это ничего не изменило бы. Не звонить же спустя столько времени. Или вышла замуж, или переехала. И о ней только известно, что номер квартиры – восемнадцать.
Троллейбус подкатил к остановке. Олег стал пробираться к выходу. Было тесно. Заворчали недовольные. Двери успели захлопнуться. Троллейбус тронулся и через несколько метров встал на светофоре. На следующей остановке Олег вышел и зашагал обратно к метро.
В небольшом, вытянутом дворе стояли два дома. Можно было запомнить номера и позвонить в справочную. Но это казалось слишком долгим. Ждать было некогда.
По тротуару прогуливалась полная пожилая женщина.
– Не знаете, Аня в восемнадцатой квартире живет? – спросил Олег.
– Что? Гм… – женщина посмотрела недовольно. – Там – Наумовы! – Она произнесла это таким тоном, будто не знать, кто живет в этой квартире, было глупо.
Олег повернулся, чтобы уйти. Женщина сказала ему вслед:
– Аня в двадцать восьмой живет. Третий подъезд. А что надо?
Он поднимался на четвертый этаж и думал: «Ну, тетка! Прислала сюда! Не нужно было идти. А, ладно, скажу, что ищу кого-то». – И он нажал кнопку звонка. Никто не отозвался. Олег повернулся к лестнице, чтобы уйти.
Зазвенела цепочка. Дверь открылась. Олег увидел Аню. Она вытирала руки маленьким белым полотенцем и говорила:
– Да? Вот так? Я не догадалась, что это ты, когда выглянула и посмотрела…
– А… – Он чуть было не спросил: «А здесь живет…»
– Я картошку чищу. Пришла, в холодильник посмотрела… Надо было что-нибудь купить.
«А для кого – картошку?», – подумал он.
– Ты здесь просто случайно? – спросила она. – Или картошку будешь?
– Я прямо с работы, – ответил он.
На вешалке висел белый плащ. На полу валялись туфли и тапочки. Коридор вел в маленькую кухню с белым шкафчиком и столом у окна. На холодильнике стояла ваза с алыми флоксами.
Аня вошла за ним, несколькими секундами позже. Ему показалось, что в прихожей она посмотрелась в зеркало.
– Я изменилась?
– Пополнела немного…
– Ну, это как-то даже… Сказать такое!
– Это я да… Из другой оперы. Я шел сюда и не думал, что тебя найду.
Она чистила картошку, стоя у раковины, вполоборота к нему, а он сидел на табурете и смотрел то на нее, то в окно – на угол дома напротив, на площадь с памятником, круглую крышу станции метро и заполненную машинами улицу.
– Пишешь песенки? – спросил он.
– Совсем редко. – Она смахнула со лба прядь волос и посмотрела на него. Лицо раскраснелось, а глаза были чуть уставшими.
– Времени на стихи не стало?
– Просто что-то произошло. Люди плохо стали песни слушать. Я ведь два года по распределению в Тульской области в училище работала. Маленький такой поселок у станции. Одно время мы с ребятами часто концерты устраивали, а потом люди перестали ходить.
– А кто-нибудь из новых бардов появился?
– Появляются. Но мне никто не нравится. А ты чем занимаешься?
– В НИИ.
– И диссертацию пишешь?
– Давно написал.
– Я и не думала, что ты такой важный.
– Что ж я, впечатление легковесного человека произвожу?
– В общем-то – да! – ответила она, помолчав.
– Вот-те на! А я-то надеялся, что у вас на хорошем счету.
– В общем-то – да! – Она включила воду и стала промывать картошку. – Но что-то насторожило.
– Что именно!
– Я тогда не знала, что ты диссертацию пишешь.
В дверь позвонили. Аня смутилась. Быстро пошла открывать. Из прихожей доносились голоса.
– Заходите! – говорила Аня. – А у меня гость.
Олег вышел в коридор. В тесной прихожей стояли высокий лысеющий мужчина с бородкой, красивая черноволосая женщина и щекастый мальчик лет двенадцати.
– Вот, мой гость! – Аня оглянулась и посмотрела на него.
Олег представился. Мужчина протянул ему руку и улыбнулся, а женщина посмотрела пристально, будто усмехаясь.
– Это мой папа – Николай Петрович. И его супруга Елена Викторовна. А вот – мой братик!
– Только не родной, а сводный, – буркнул мальчишка.
– Но ведь брат! – назидательно сказал Николай Петрович.
– Много о вас слышали! Самого лестного и хорошего! – Елена Викторовна обращалась к Олегу: – Очень приятно, что можем, наконец, познакомиться.
– И мне очень приятно! – ответил он.
– Ой, не…! Я вам ничего о нем не могла рассказывать! – обиженно говорила Аня. – Зачем же…
– Ну, что вы, Анечка! – оборвала ее Елена Викторовна. – Молодые люди должны знать, что о них помнят. Им это нравится.
