скачать книгу бесплатно
– Тебе, отшельнику, это полезно! – Ок продолжал держать руки за спиной и чуть покачивал головой.
Они пошли по скверу, обходя коляски с детьми, и Динг сказал:
– Я, видно, поначалу дал маху с размаху. Пришлось включать дополнительные массивы данных. Твоя база была чересчур куцей. Но теперь я знаю, что Петров или Сидоров могут быть у себя, но вне себя, а если кто-то собирается творить, лучше, чтобы ничего не натворил. Но слово «пронесло» продолжает мне досаждать. Не понимаю, с какой стати оно оказалось в языке.
– Знаешь ли, всегда ценилось разнообразие, – заметил Ок.
– А то, что привлекают и под знамена, и к ответственности, мне даже понравилось.
– Н-да, это оригинально, – согласился Ок.
– Вчера я прогуливался по тротуару возле института и наступил на кучу пса Тузика, а его хозяйка мне заявила, что это к деньгам.
– Видимо, в народной традиции считается, что в таком случае человека надо попытаться успокоить, – заметил Ок.
– Но один раз я действительно дал маху, – сказал Динг.
– В чем? – полюбопытствовал Ок.
– Я слишком подробно ответил на вопрос турбулентности.
– Чей вопрос?
– Семенова.
– О турбулентности столько мнений, что твое потонет среди прочих. – Ок проворно посторонился, уступая дорогу велосипедисту в шлеме и красной майке.
– Но я высказал правильное мнение, – заметил Динг.
– Этого никто не заметит. Да и твоего приятеля всерьез не воспринимают.
– Мне кажется, он насторожился, когда я говорил с ним о времени, – ответил Динг.
– Насколько я понимаю, ты хотел поговорить о проблемах в программах, которые я для тебя подготовил, – сказал Ок. – Я постарался, чтобы они не получились жесткими. Была бы скучища, да и только. По крайней мере, я так считаю. Мне полная идентификация с местными жителями никогда не нравилась. С ней невозможно угадывать и придумывать.
– Теперь это неважно. – Динг повернулся, чтобы идти обратно к метро. – Но из-за твоих питомцев у меня проявились атавизмы эмоций. Эти создания могут озадачить. Они говорят, что у них от алкоголя головы болят, а у меня – ягодицы. Вот и пойми особенности здешней эволюции.
– Они осознали фактор изменчивости, – сказал Ок.
– До этого даже чудовища из Вселенной KS-09 догадались, – ответил Динг. – Помнишь, как они перли на нас. Мы стояли в текущей магме и отбивались из последних сил. Но в новой экспедиции будет намного труднее. Поэтому, как говорят местные аборигены: «Не надо тянуть резину, Ок!». Но как ни прискорбно, твои подопечные не только не научились избавляться от случайностей, а даже не догадались, что это возможно. Я всегда терпеть не мог случайности и много сил потратил на то, чтобы их не было.
Они подошли к метро. У входа две продавщицы, – большая и маленькая, – стояли почти рядом, печальные и молчаливые, и торговали фиалками.
Динг понюхал букетик и сказал:
– Н-да! Какой тонкий аромат у фиалок! А как хороши, как свежи были розы!
V
У перекрестка Ведеев остановился, огляделся и подумал: «Столько лет ходил по этой улице, смотрел по сторонам и о чем-то рассуждал. И не вспомнить, о чем именно».
Направо по улице – к школе, налево – к пруду. За перекрестком на месте его дома высилось огромное здание с большими лоджиями. На другой стороне улицы еще давно, когда учились в школе, снесли ладные двухэтажные домики с застекленными террасами и взгромоздили на их месте три стандартные двенадцатиэтажки.
Ведеев шел по тротуару вдоль ряда старых сосен и старался угадать, где стоял его дом.
Взглянул на противоположную сторону и прошептал про себя: «Как же так?». Крайней из двенадцатиэтажек не было. Место, где она стояла, огораживал серый, некрашеный штакетник, а за ним среди деревьев виднелся двухэтажный деревянный дом с двумя застекленными террасами одна на другой.
«Это что такое?» – подумал Ведеев и остановился.
«Нет, все нормально!» – сказал он себе и стал быстро переходить улицу.
Прошел по тротуару вдоль серого забора и остановился у калитки. Верхний край одной из досок был отломан. В прорехе виднелась дорожка к дому, клумба, а дальше – клены вокруг врытого в землю стола и две скамейки.
Лешка Заломкин был старше на два года. Но иногда милостиво приглашал сыграть в шахматы. Летом сидели за этим столом под кленами. Осенью все кругом было в золотых кленовых листьях.
Дом снесли, а Лешка переехал в многоэтажку у станции. Этажом выше жили девчонка из параллельного класса и ее брат – хозяин шикарного спортивного велосипеда.
Ведеев остановился, огляделся и сказал себе: «Двенадцатиэтажный дом был! Лешка Заломкин был! Дом тоже был, но его сломали!». И раздраженно выкрикнул:
– Но дом стоит!
«И вообще – какого хрена я сюда сегодня заявился? – думал он. – Что меня принесло? Я в здравом рассудке! Лешкиного дома тут давно нет! Хотя как же…»
Ведеев шагнул к калитке, просунул руку в прорезь между досками и нащупал длинный крючок.
«Вот! Крючок есть! – радостно подумал он. И тут же спохватился. – Как же так? Какой крючок? Забор сломали вместе с домом!».
Надо было поскорее уйти. Смотаться от греха подальше, а потом все это обмозговать. И главное, успокоиться.
Дверь террасы на первом этаже распахнулась, и на крыльцо вышел человек в сером свитере. Спустился по ступеням, махнул рукой и крикнул:
– Эй, кто там? Заходи!
Ведеев скинул крючок и распахнул калитку.
Дорожка в кусках старого асфальта, почтовый ящик, прибитый к сосне, скамейка у крыльца.
Ведеев сделал несколько шагов вперед и крикнул:
– Я не понимаю!
Человек в сером свитере приблизился к нему и спросил:
– Чего ты не понимаешь?
– Заломкин! – выкрикнул Ведеев.
– Ба! Серега! Ведеев! Ты?! Почему не заходил? – Заломкин радостно раскинул руки. – Пошли, покажу!
Они обогнули дом и оказались во дворе.
«Да, все, как и было, – думал Ведеев. – Бревенчатый сарай. Яблоневый сад и застекленная беседка с острой, высокой крышей».
– Видишь, все на своих местах! – сказал Заломкин.
– Ну, да, – тихо произнес Ведеев.
Прошли в дом. Из прихожей дверь вела в комнату с большим окном. Два покрытых светло-серой тканью, громоздких кресла и телевизор на комоде.
– Смотрели футбол! – выкрикнул Ведеев. – Чемпионат мира! Наши продули!
– Ну и память у тебя! – сказал Заломкин. – Особенно насчет того, что продули.
– Но мне надо уйти, – проговорил Ведеев.
– В коем веке появился и сразу уйти! – Заломкина что-то сильно веселило. – Впрочем, ты – молодец! А то зашла недавно Юлька Галушкина из параллельного класса, заорала: «Свят! Свят!» и бежать!
Ведеев внимательно посмотрел на Заломкина и выкрикнул:
– Но ведь правда! Правда!
– Для этого и сделано! – деловито сообщил Заломкин. – Сделано, чтобы все могли зайти и сказать: «Правда! Правда!».
– Что сделано? – не понял Ведеев.
– Чай или кофе? – спросил Заломкин.
– Давай, чего не жалко, – ответил Ведеев, и почувствовал, что по вискам течет пот.
Прошли на кухню. На бежевой тумбочке стоял большой аквариум. Среди водорослей и белых нитей из пузырьков воздуха плавали две желтые рыбины.
– Раньше у тебя скалярии и барбусы были, – вспомнил Ведеев.
– Скалярии искал, но пока не нашел, – ответил Заломкин и включил чайник.
Ведеев посмотрел в окно. Стена сарая и яблоня перед ней. Так и было.
– Я в свой старый дом приходил, когда его начали ломать, – сказал Ведеев. – Побродил вокруг, посмотрел. Хоть и жалко было, а больше думал о том, что вся жизнь еще впереди.
– А я не видел, когда мой дом ломали, – тихо проговорил Заломкин. – Уезжал куда-то.
«Нет, все-таки надо отсюда побыстрее уходить», – подумал Ведеев.
Заломкин налил чай в высокие белые чашки, сел на табуретку и сказал:
– Вдруг такой период жизни настал, что начало меня мутить. Чего-то хотелось, а какого рожна – непонятно! И ни с того, ни с сего дошло, в чем дело. Думаю, коли в прошлые времена не вернуться, так хоть в прежнее пространство попасть. Хоть на старое, привычное посмотреть. И тут я все понял: я – человек пространства. Мне надо – чтобы из дома выйти и попрыгать по земле, по которой в детстве ходил. А все остальное – это не для меня, это пусть другие пробуют. И оказалось, что дело – за малым. Снести двенадцатиэтажку, которую на месте моего дома взгромоздили!
– И ее нет! – вскрикнул Ведеев. – И это ты?!
– Остальное все – дело денег и техники. – Заломкин подвинул к себе чашку с чаем. – Построил в поле за Яузой большущий дом с огромными квартирами и всех туда переселил. Только Алешкина переезжать отказалась. Тут, мол, она на своем участке живет. Пришлось ей в соседнем доме квартиру покупать.
– А это все откуда? – Ведеев оглядел стены и потолок.
– Работал архитектор. По фотографиям восстанавливал.
– Надо же! – воскликнул Ведеев. – Неужели так можно!?
– Но народ от всего этого пугается! – сказал Заломкин. – И не так, как ты, а до обморочного состояния!
– Еще бы! – радостно заорал Ведеев. – Зато, как приятно! Приятно о себе думать, что ты – не это самое! Не сбрендил! – И он глотнул горячего чая.
– Ты песни под гитару поешь? – спросил Заломкин.
– Говорят, что лучше, когда я не пою, – признался Ведеев.
– Весной и осенью у меня здесь – фестиваль бардовской песни. Народу собирается – тьма! Всю траву вытаптывают.
– А как начальство на это смотрит? – спросил Ведеев. – Не на фестиваль, а на это все!
– Начальство свое дело знает! Приходят, собирают! Пошли, дом тебе покажу!
По светлой, из свежего дерева, широкой лестнице они поднялись на второй этаж и вышли на террасу. В одно из окон билась ветка клена.
– С деревьями – целое дело было, – сказал Заломкин. – Молодые я не хотел сажать. Привозили вон какие здоровенные! Но террасу я утеплил. Отошел от традиции и проекта.
– Представляю, как будет, когда у тебя яблони зацветут.
– Жду! – мечтательно произнес Заломкин. – Тебе позвоню, когда начнется. Приезжай, посмотри!
– Я помню, как мой сад цвел.
– У тебя знатный сад был, – сказал Заломкин.
Они сели в низкие мягкие кресла. Заломкин вытянул ноги, положил руки на подлокотники и сказал:
– Никогда не думал, что коммерцией займусь. Хотел стать ученым и стал! У меня монография выходила по вычислительным системам. В вашем классе кто математику вел? Вера Викторовна? Я так математику хотел выучить, а с учительницей у меня не сложилось. Понять не мог, почему она меня шпыняет. Может, я наговариваю на нее, но с какого-то времени мне начало казаться, что это из-за отца. Ты помнишь, он у меня мебельной фабрикой заведовал. У него вся школа мебелью отоваривалась. Поэтому ей, наверное, казалось, что я вроде бы как на особом счету. Но я математику все-таки выучил и в институт поступил. А в голодные годы писал программы для банков. Пришлось во все эти дела вникать. И тут, наверное, купеческая наследственность сработала. Быстро у меня это пошло, хотя и не гладко. И возник вопрос, куда деньжата девать. Кто-то у одного моря дом купил, кто-то – у другого. А я решил – хорошо бы домой! Так и стал – реаниматором пространства.
Заломкин вышел проводить Ведеева до калитки, на прощание сказал: – На фестиваль приезжай!
– Приеду и одного певуна тебе привезу. Есть у меня на работе. – Взглянул на крючок на калитке и сказал. – Как тот, настоящий!
– Он и есть, – ответил Заломкин. – Отец отломал и сохранил на память.
Возле них остановился удивленный гражданин в шляпе и спросил:
– А как же тут теперь? Я помню, что в двенадцатиэтажке она жила! Люся! Алешкина!
– В этой башне живет. – Заломкин махнул рукой. – На шестом этаже!
