скачать книгу бесплатно
С минуту потрясенные попсовики молча приглядывались и принюхивались. Первым с надменным выражением лица к прицепу шагнул Комбинезонов и тихонько затянул хорошо поставленным «советским» голосом:
Наверх, вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает...
За ним двинулись остальные, печально, но твердо подхватив:
...Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не жела-ает...
Так с революционными и патриотическими песнями на устах к рассвету мы и добрались до «Обских просторов».
База, десяток маленьких похожих на вигвамы деревянных домиков, располагалась в красивом сосновом бору, на обрыве, с которого открывался вид на широкую полноводную реку. Не замечая капризов, обид и стонов нежданных гостей, председатель, пританцовывая от радости, завел всех в столовую, где нас накормили чем-то, пахнущим капустой и напоили мутно-серым киселем. Затем он расселил нас по домикам, приказал всем отдыхать и напоследок, уже садясь в машину, воскликнул:
– Обед в два, а вечером – добро пожаловать в наш клуб! На праздник в вашу честь! То-то радости будет сельчанам! Вас хотим послушать да себя показать!
Самогудова послала председателю воздушный поцелуй, тот от смущения аж споткнулся, неуклюже рухнул на заднее сиденье уазика и так, с открытой дверцей, на ходу втягивая в машину сапоги, и уехал.
До середины дня звезды, включая нас, продрыхли без задних ног: бессонная ночка дала о себе знать. Разбудил ужасающий звон, это повар колотил гигантской поварешкой по подвешенному на веревке куску рельса.
Видно, благодаря хлопотам Ядрышникова, обед был немножко поприличнее. Но не обошлось и без курьезов. Так, по цепочке еще стоявших у прилавка раздачи столичных звезд прошел листочек под названием «Меню», содержащий три строки:
• Первое
• Второе
• Напиток из бачка
Несмотря на вызванную этим шедевром оторопь, на сей раз мы уже сумели определить на вкус, что есть что. «Первым» были щи, «вторым» – бигус с кусочком курятины, а «напиток из бачка», несмотря на зловещее название, оказался всего лишь компотом из мандаринов, сваренных прямо с кожурой...
Клуб села Киреевского, куда мы с мальчишкой-проводником всей толпой явились за два часа до назначенного концерта, оказался неожиданно большим, мест на пятьсот. Нам со Стасом показалось, что и аппаратурой он оснащен очень неплохой: колонки, во всяком случае, по краям сцены стояли огромные. Но два наших звуковика, исследуя оборудование, то и дело хватались за головы и обреченно повизгивали. Ахая и охая, им вторили звезды помоложе. Разрядили напряжение ветераны.
– Спокойно! – сказала Клавдия Самогудова. – Не надо истерик. Это вам не конкурс Евровидения. Я в начале своей карьеры пела в местах и похуже. И, как видите, жива. Народ нас спас, он хочет праздника, и он его получит!
– Верно, Клавочка! – поддержал ее Комбинезонов. – Мы – народные артисты и должны быть с народом! Коровник спалили, заплатим концертом.
– С чего начнем-то? – перешел к делу Перескоков. – С «Тот-Того»?
– Я считаю, не надо, – возразил Шпулькин. – Проект новый, рисковать не стоит. Нужно на разогрев выпустить тех, кого публика давно знает и любит. Он покосился на примадонну с Комбинезоновым.
– Пожалуй, вы правы, коллега, – признал Перескоков.
– Давненько я не выступала на разогреве, – усмехнулась прима. – Но проект – дело общее. Тряхнем стариной. И все-таки, мне кажется, не с нас бы надо начинать, а с пташек помельче – с Кролика, например, или с «Натали»...
– Не получится, – вмешался один из звукооператоров, кругленький лысенький усатый человек в потертом джинсовом костюме. – У них фанеры нет. Есть только ваши с Леликом, Комбинезонова и пацанов.
– Как это, нет фанеры?! – возмутилась примадонна. – А чего они тогда с нами увязались?! Мы что, за всех отдуваться должны?
– Ну, это не ко мне, – развел руками лысый оператор. – Мое дело маленькое – аппарат настроить, – и он с видом глубокой занятости склонился над звуковым пультом.
– Эй вы, продюсеры хреновы! – набросилась прима на Перескокова и Шпулькина. – Вы-то куда смотрели?
– Лично я занимаюсь проектом «Тот-Того», – заявил Перескоков, – а гастрольный директор этого тура – коллега Шпулькин. – Он схватил нас со Стасом за руки и потянул за кулисы. – Пора гримироваться и получать инструктаж!
Шпулькин покраснел и захныкал:
– Я тоже, я тоже хочу заниматься проектом! Но меня к нему не подпускают! Меня буквально третируют! Превращают в мальчика на побегушках!
– Ладно, успокойся, – пожалела его примадонна. – Ты ни в чем не виноват. Уж о своей фонограмме каждый должен был позаботиться сам. Ничего! Пробьемся и без этих бездарей!
За кулисами Перескоков завел нас в какую-то комнатку, вынул из чемодана два костюма – один серебристый, другой – золотистый, и сказал:
– Одевайтесь и помните: сегодня – ваше боевое крещение.
– Что будем петь? – натягивая золотые штанишки, спросил Стас с дрожью в голосе, и я прекрасно его понимал. Хотя нам и нужно было только кривляться и открывать рот, волновался я ужасно. – Песенку Леокадии?
– Нет, это здесь ни к чему, – махнул рукой Перескоков. – Здесь нет ни радио, ни телевидения, и она все равно не узнает, что вы ее обворовываете. Сегодня у вас дебют, так что ограничимся нашим ударным номером – гимном «Ночной позор».
– Давайте! – выдохнул Стас почти благодарно.
Послышалось многоголосое гудение, шарканье шагов, постукивание откидных сидений... Стало ясно, что зал заполняется зрителями.
– Теперь наденьте вот это, – продолжал Перескоков, выдавая нам странные приспособления – что-то среднее между плавками и собачей шлейкой, тех же серебристого и золотистого цветов.
– Что это?! – поразился я.
– Это изобретение коллеги Шпулькина. Креатив беспрецедентный. Дистанционные мочеиспускатели. Вот эту трубку-бурдючок пропускаем между ног, а вот этот пояс застегиваем тут... Видите, вообще незаметно! А вы думали, Лелик с Грелкиным в самолете все взаправду делали? Как бы не так! Человеческий организм – штука капризная, а нам в работе сбои не нужны.
– Что там, в этой трубке? – спросил я, смирившись и приготовившись к самому худшему.
– Можешь успокоиться, – усмехнулся Перескоков. – Ананасовый сок. Нам ведь нужно, чтобы был вид, а не запах. Значит, так. Запомните: на микрофоне есть кнопка. Нажмете на нее, он включится, и можете говорить с залом – здороваться, выкрикивать что-нибудь. Но как только начнется песня, сразу жмите снова – отключайтесь. Ясно?!
– А с этим хозяйством как обращаться? – постучал себя Стас по креативному приспособлению.
– Не парься, это не ваша забота. Дистанционные пульты будут у нас за кулисами.
В зале послышались овации, а затем мощный зрительский хор начал скандировать:
– Са-мо-гу-до-ва! Ком-би-не-зо-нов! Са-мо-гу-до-ва! Ком-би-не-зо-нов!
– Пойдем посмотрим? – предложил Перескоков.
Мы выбежали из комнатки. Там, за кулисами, уже толпились все наши, подглядывая за тем, что происходит на сцене. Мы со Стасом втиснулись рядом и тоже уставились – каждый в свою щелку.
В зале был аншлаг. Тут сидели и дети, и старики, но больше всего было здоровенных мужиков и баб среднего возраста. Мужики хлопали и орали, а бабы деловито раскладывали на коленках принесенную с собой в сумках снедь – вареные картофелины и луковицы – и разливали по стаканам мутную жидкость.
– Неужели самогон?! – не поверил я своим глазам.
– Да не-ет, – успокоил меня Стас. – Вода, подкрашенная молоком. Привычка у них. Ну, не могут они без этого. Как Веня без сахарной пудры.
– Но как морщатся-то натурально! – заметил я, когда один из мужиков на первом ряду, хыкнув, опрокинул стакан, охнул, побагровел и занюхал рукавом. Вот это рефлексы!
Тут на сцену вышел Комбинезонов, и зал взорвался бурей аплодисментов.
– Здравствуйте, здравствуйте, дорогие наши сельчане! – начал он, и я заметил, как перед этим он тронул заветную кнопочку микрофона.
– У-у-у! А-а-а! О-о-о!!! – прокричали зрители в ответ что-то неразборчивое, но восторженное.
– Знали бы вы, как давно уже мечтал я вот так, по-простому, выйти перед нашими тружениками села и спеть им, то есть вам, свои самые любимые песни, – как по писаному врал ветеран сцены. Тем временем за его спиной появились музыканты-аккомпаниаторы и стали делать вид, что настраивают свои бутафорские инструменты. – Но столичная суета, она затягивает, затягивает... – продолжал маэстро. – Однако есть на земле справедливость, и есть некая высшая сила. И, как говорят в народе, не было бы счастья, да несчастье помогло! Наша вынужденная посадка на вашей гостеприимной земле сделала мою мечту реальностью. И песней, которая сейчас зазвучит, я хочу выразить всю ту благодарность и любовь, которую я к вам испытываю...
Комбинезонов нажал на кнопочку, отключая микрофон. Зазвучало инструментальное вступление. Музыканты принялись усердно изображать игру, а певец стал как-то затравленно озираться по сторонам. Мне показалось, он вдруг растерялся, и вскоре я понял, в чем дело. Когда началась песня, артист так четко задвигал губами, что у меня никогда и сомнения не возникло бы в том, что он действительно поет... Вот он – профессионализм!
Но удивило то, что поет он женским голосом.
...Ах ты, родина моя
Под Полынь-звездою...
— хрипловатым сопрано примадонны «пел» перепуганный Комбинезонов, —
Встречи с милым у ручья,
Песни козодоя!..
— Звуковики – дауны! – прошептал Перескоков. – Фанеры перепутали!
И тут настоящим профи вновь показал себя Шпулькин.
– Грелкин! – зашипел он. – Грелкин! Маскируйся под Комбинезонова! Выручай!
Тот показал пальцами нолик, мол, все будет о’кей, и кинулся в гримерную. Буквально минуту спустя он выскочил из нее одетым в точности так же, как мэтр, и даже лицо его за счет толстенных накрашенных бровей стало таким же мафиозным. А еще миг спустя он скорчил постную гримасу, и теперь я реально мог бы их перепутать.
Тем временем бедолага-ветеран с мрачным как туча лицом кружился по сцене в проигрыше, голосом примы завывая:
А-а-а-а, а-а-а-а...
Когда он в очередной раз проносился мимо нашего края, Перескоков и Шпулькин одновременно поймали его за полы пиджака и выдернули за кулисы. Не успел он и рта открыть, как Грелкин сорвал с него парик, натянул его на себя, выхватил микрофон и, выскочив из-за кулис, продолжил танец.
Когда песня была допета, в свет рампы выбежала Самогудова.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте! – закудахтала она. – Вы, конечно же, узнали нашего молодого, но способного пародиста Грелкина! Ну, что за талантище! Что за уникальная способность к перевоплощению! Петь моим голосом и в то же время как две капли воды походить на моего дорогого коллегу Комбинезонова! Похлопаем, похлопаем ему, друзья!
Сорвав парик, Грелкин изо всех сил раскланивался и посылал зрителям воздушные поцелуи. Зал просто бушевал от восторга.
– Ну все, птенчик мой, – сказала примадонна Грелкину, – отправляйся в свое гнездышко. А я, пожалуй, спою теперь вам сама! А?! Как вы на это смотрите?
Зал одобрительно зашумел, и артистка затянула свой знаменитый хит всех времен и народов – «Сотня синих незабудок».
...Комбинезонов пережил такой стресс, что больше на сцену уже не выходил. После нескольких песен, исполненных то в одиночку, то дуэтом с Леликом, примадонна объявила:
– Ну а теперь встречайте виновников нашего торжества. Тех, ради кого мы и отправились на эти гастроли! Самые молодые и, что греха таить, самые талантливые из нас – дуэт «Тот-Того»!
Скажу честно, героизм и находчивость старших товарищей произвели на меня впечатление, и я настроился не ударить в грязь лицом. Зазвучало вступление нашего фирменного рэпа, подогретые знаменитостями колхозники что-то заорали, и мы со Стасом выскочили в свет прожекторов.
Да-а... Стоять за кулисами – это одно, а работать на сцене – совсем другое. Однако я понял, что Стас настроен также по-боевому, и мы, освещенные разноцветными пульсирующими фонарями, синхронно принялись отплясывать рэп. И получалось, между прочим, довольно недурно. Вообще-то когда-то, в глубоком детстве, мы занимались танцами, но что мы сможем сейчас чуть ли не профессионально выделывать такие фортели, этого я не ожидал. Энергия зала и впрямь подпитывает и вызывает настоящее вдохновение!
Жили-были на свете два брата – Стас с Костей, —
«запели» мы, тыча пальцами сперва друг в друга, а затем в зал. —
И они, то есть мы, прилетели к вам в гости.
Показать вам, как стильнее стать и умней,
Как забить на условности глупых людей!
Все шло как по маслу. Зрители аплодировали в такт... Десять симпатичных полуголых девочек на заднем плане плясали и вставали в такие позы, что их и одних было бы достаточно, чтобы завести народ, тем более такой неизбалованный развлечениями, как этот. Я уже чувствовал себя так, словно тут на сцене и родился... Пока мы не дошли до последней строчки припева, который нам помогали петь ребята из «Наталипортман»:
И меркнет свет, в ночи текут ручьи в узор,
Ну, кто сказал, что энурез – «ночной позор», —
«пропели» мы, и в этот миг я краем глаза заметил, как из-за кулис с моей стороны высунулся Перескоков и вытянул руку с чем-то вроде телевизионного пульта. И тут же у меня между ног забулькало, и мощная струя облила три передних ряда зала. Нет! Две струи! Со Стасовой стороны выглянула плутовская рожа Шпулькина и его рука с пультом. Я глянул на Стаса. Он стоял с выпученными глазами, расставив ноги и выпятив живот, словно боялся испачкать колени, и поливал зрителей из «дистанционного мочеиспускателя», как из шланга.
Продюсеры исчезли, и наши струйки тут же иссякли. Мы снова стали танцевать и «петь». Но что-то было уже не так. Что-то подсказывало мне, что шоу пошло наперекосяк. И я понял, в чем дело. Зал перестал хлопать. Люди в передних рядах брезгливо утирались и морщились. Я подумал, что нужно как-то дать знать Перескокову, что номер не прошел, что больше его повторять не надо... Но как раз тут-то на сцену и прилетела первая бутыль.
Стукнувшись о дощатый пол, она разбилась вдребезги, и в воздухе отчетливо запахло сивухой. Мы продолжали «петь», но еще одна бутыль, не задев меня только чудом, пронеслась возле уха и влетела внутрь большого барабана, а другая угодила в софит, и сверху посыпались стекла и искры. Сразу стало сильно неуютно. Кто-то с первого ряда прорычал:
– Ах вы, сволочи столичные! Ишь, чего удумали!
– Нахалы! – вторил визгливый женский голос. – Бей похабников!
Через десять секунд в душном зале мало уже кого волновало наше музыкальное шоу. Мужики повскакали с мест и, держа в руках кто ножку стула, кто бутыль, ринулись к сцене. Бабы истошно вопили, а дети швырялись в нас всем, что попадалось им под руки.
– Костя, они не добрые! – крикнул мне Стас. И я понял, что он, наверное, прав. Неужели в эту глухомань песенки Леокадии еще не добрались? А ведь тогда мы этих людей кровно сейчас оскорбили. И они нас сейчас убивать будут... Надо делать ноги! Но именно они, эти самые ноги, перестали с перепугу слушаться меня, и я все продолжал прыгать под дурацкую музычку, улыбаясь приклеенной улыбкой.
Тут с первого ряда вскочил председатель Ядрышников, повернулся к зрителям и закричал:
– Спокойно, спокойно, товарищи! Ну, погорячились наши гости, ну, такие нынче в столице веяния! Давайте смотреть на вопрос ширше!
Но обиженные до глубины души колхозники не пожелали «смотреть на вопрос ширше» и, подмяв председателя под себя, полезли на сцену.
– Костя, блин! Бегом отсюда! – взвизгнул Стас и схватил меня за рукав.
Я тут же опомнился, и мы сломя голову бросились за кулисы.
Глава шестая.
Про страшный амбар и про поющие гранаты
Мы влетели в гримерку, и я захлопнул дверь. Тут отдыхали Самогудова, Лелик и Грелкин. Они вспоминали эпизоды своего выступления, давились со смеху и, похоже, находились в состоянии легкой эйфории.
– А я им, а я им, – уже почти шептала задохнувшаяся от хохота примадонна, – «конечно же, вы узнали нашего талантливого пародиста»...
– А они... А они... – вторил ей Грелкин, но ЧТО они, выговорить уже не смог и перепрыгнул на другое. – А Комбинезонов себя по лысине... – но и эту мысль закончить не сумел.
