скачать книгу бесплатно
– Там, – снова показал глазами на потолок секретарь парткома, – понимаешь, хотят знать, сколько добыто важной научной и технической информации! Сколько получает страна экономии от добытого! Какие перспективы! Товарищи хотят слышать, читать, видеть это каждый день! Поступление валюты сокращается, а наша работа требует ее все больше и больше! Надо показывать важность нашего тяжелого дела для народа, для страны! Все рапортуют каждый день о сборе зерна, добыче руды, угля, выплавке стали и чугуна, строительстве квадратных метров жилой площади для народа, ну, и так далее! Вот и мы тоже ведь можем сказать свое слово! Да еще как сказать! Чтобы каждый день все члены политбюро и кандидаты видели наши достижения! Понятно?
– Я понял! – в замешательстве, напряженно думая, как обставить это дело, ответил руководитель научно-технической разведки.
– Вот и приступайте! – напутствовал секретарь парткома, обменявшись с человеком из инстанции коротким взглядом. – Информировать никого не надо, кому необходимо, будут знать!
Такие поручения от инстанции, как правило, выполняются так, что земля дрожит и искры летят из-под копыт! Сразу же из приемной парткома руководитель набрал телефон начальника информационно-аналитического отдела и срочно пригласил к себе, где своими словами начал пересказывать задание, а начальник, обиженно глядя на него, принялся загибать пальцы.
– Да нет! Это же целые дни воротить груды бумаг, донесений, сводок, отчетов! А когда заниматься потоком информации, да еще готовить аналитику, как дальнюю, так и ближнюю! – начальник отдела говорил сбивчиво и обеспокоенно.
– Ну, так, а что делать? Там товарищи хотят знать все! – скучно, растягивая слова, сказал руководитель. Помолчав, добавил властным голосом: – Найди мне человека и сделай поручение на это дело! Сам понимаешь, не простое задание. Тут нужен мастер, не простая отчетность пойдет наверх, а особо приготовленная, крылатая, красивая с подачей!
– А кого? У меня одни только выпускники! Еще на губах не обсохло… – продолжал тихо отбиваться начальник отдела.
На такую работу он не мог поставить никого из новых сотрудников, прибывших в его отдел, большей частью «позвоночники»[67 - По телефонному звонку сверху получившие должность (жаргонизм).], представители партноменклатуры, их дети, племянники, даже просто друзья. Еще толком ничего не умея, рвались в иностранные отделы, хорошо зная, что, попав сюда по блату, как отпрыски больших начальников, им теперь не надо доказывать свою пригодность, тут вступала в действие система степени поддержки в партийных верхах. В распределении по страновым отделам, конечно, каждый из отпрысков получит наконец долгожданную ДЗК[68 - Длительная заграничная командировка.], кто в престижную страну, а кто в средненькую, а то и похуже. Посадить за бумажную работу бьющего копытами сынка партийного бонзы было нельзя, такое обошлось бы себе дороже! Схлопотал бы для начала выговор за нерациональное использование молодых кадров, а потом и частичное несоответствие должности.
Начальник отдела только начал прикидывать для себя, каким образом лучше выполнить секретное поручение от самой инстанции, как вдруг как-то сразу всплыла фамилия сотрудника, который смог бы выполнить все на высоком уровне. Подтащить под это рутинное, скучное дело своего заместителя инженера-подполковника Вьюгина. Да, именно его! Для этой цели, как никто, годился лишь он, без поддержки «сверху», без рекомендованного к нему отношения. Однако попытку отбиться все же сделал:
– Штатной единицы нет у меня для должности архивариуса!
– А и не надо! Мы дадим должность дознавателя, и все! – ободряюще сказал руководитель, который понял, что решение начальником отдела найдено и тот только для форса продолжает топтать тему. – Ну, так что? Есть человек?
– Ну, конечно же Вьюгин! – выдохнул с облегчением начальник, произнеся его фамилию, и сразу же увидел, как вскинулось выражение лица руководителя. Понял, что попал в точку.
– Так что? Подойдет кандидатура? – спросил начальник отдела, начиная прикидывать, как все хорошо будет складываться в его коллективе без постоянного нависающего присутствия Вьюгина, и главное, есть опытный, хорошо знающий дело человек, кому можно сбросить эту обузу.
– Да, знаю его! Он вроде как с непонятным прошлым, там и отзыв из командировки в Канаду, а до этого какое-то невнятное происшествие во Франции… – Руководитель вздохнул, понимая, что и сам шел к этой кандидатуре как бы по инерции. – Ладно, давай! Об этом никому ни слова! Меня предупредили! А я тебя! – Он значительно посмотрел. – Возьмись за это дело! – закругляя ответ, доверительно закончил руководитель и махнул рукой вместо напутствия.
После этого разговора, который произошел вчера под вечер, и приватного поручения начальник отдела с утра по-другому смотрел на Вьюгина. Словно тот исчез за грудами бумаг и больше не будет нервировать и, что самое главное, исподволь подначивать его. Правда, это назначение совпадало с заданием Вьюгина на выставке, где нужна была ювелирная работа мастера, а тут он вдруг заявляет, что заболел! И в то же время Вьюгину надо готовить и выдавать победные реляции в инстанцию. Все свилось в один клубок, который надо было грамотно растащить.
Начальник отдела, словно пробуя нож о точило, прищурился и, цепляясь за последние слова Вьюгина о фирме «Хиллэлекс», сказал:
– Задание на контроле управления, а то и бери выше! Это нехорошо, что у них на фирме торчит спецслужба, как вы говорите, вернее, подозреваете! Что скажете?
– Раскручу я их, будьте спокойны! – уверенно заявил Марк, намереваясь встать.
– Погодите, тут еще вот какое дело!
Начальник отдела решил, что лучшего момента не будет, и начал осторожно вводить Вьюгина в новый статус.
– Тут есть персональное решение по вашу душу, – задумчиво глядя на Марка, продолжил он, – понимаете, нужны материалы сравнительного плана. На самом верху, в инстанции, посчитали, что они такую информацию должны иметь ежедневно, а лучше вас никто не справится с такими многогранными и многопрофильными делами по нашему управлению. У нас хватает оперативной информации по всем странам и по всем направлениям работ, но вот свести все это дело в качественную реляцию[69 - Донесение, как доклад или донесение, один из видов монологической речи, развернутое, официальное сообщение по определенному вопросу, основанное на привлечении документальных данных (от фр. relations). Короткий доклад называется рапортом (от фр. rapport) – официальным устным или письменным докладом от нижестоящего к вышестоящему. Рапорт может содержать отчет о проделанной работе или обращение к начальству по какому-либо вопросу.] – вопрос чести нашего управления.
– А что, им наших отчетов в обычном порядке не хватает? Не совсем пойму, что мне надо делать? – Вьюгин расслаблено смотрел на начальника, начиная понимать задумку инстанции и какие выгоды для него она может принести, ему хватило доли секунды, чтобы понять значимость и все последствия принятого по его кандидатуре решения.
– Сравнительный анализ добытого материала по стоимости, экономия времени и средств, словом, победные цифры на «выходе». – Начальник отдела немного позволил себе улыбнуться и кивнул в знак поощрения к сказанному.
– Я понимаю это так, – Марк выпрямился в кресле и быстро заговорил, – мы слямзили формулу и технологический процесс изготовления защитной пленки для использования в химвойсках. Я просчитываю количество времени и средств по созданию на нашем предприятии такой же, подобной, естественно, похуже, пленки. Затем вывожу эту цифру в графу сэкономленные народные деньги и время?
– Совершенно верно! Смотрите выполнение годового плана-разнарядки и готовите выполняемую на сегодня ее часть. Делаете сравнительный расчет и выводите цифры!
– Мониторить выполнение плана, выдергивать удачные операции и считать? Работа бухгалтера или архивариуса! Тут надо подумать, годится ли для меня такое ответственное поручение партии, вернее, даже имею ли право браться? – Вьюгин начал откровенно играть, изображая из себя скромного, критичного по отношению к себе сотрудника, однако в полноте представляя перспективу такого дела.
– А кого, прикажете, посадить на эту ответственную работу? Вон тех, которых вы за нос водите по материалам и тычете, как слепых, во все засранные ими же углы! Они же спят и видят, как их величества под белые ручки приглашают и выводят в загранку, лучше по линии первого отдела, на худой конец по пятому, ну, а в худшем случае остальные страны мира!
– Ну, может, еще и я прорвусь! Мои знания французского сектора, сами знаете, как высоко оценивают в руководстве! – начал торговлю Марк, одновременно в который раз прощупывая свои карьерные возможности.
Начальник горестно посмотрел на него и покачал головой:
– Вы побывали в двух командировках, и за полтинник перевалило, сами понимаете, вам не остается надежды на прорыв в ДЗК.
– И на очередное звание надежды нет? – подхватил больную тему Вьюгин, десяток лет носивший две звезды «подпола».
Полковник, начальник отдела, неодобрительно посмотрел на Вьюгина, но, собравшись с духом, сказал:
– На пенсию выйдете полковником! Обещаю! Так что держите хвост пистолетом. Вы все поняли? Все хорошо?
– А что с зарплатой? – теперь принципиально, по-деловому приступил к опросу своего начальника Вьюгин.
– А как же! Будет полное довольствие штатной должности дознавателя, согласовано с финчастью!
– А время работы? – продолжал Марк, подсчитывая в уме, сколько благородного напитка он сможет прикупить теперь.
– Вы можете на два, три часа задерживаться после работы, может, больше, если будут оперативные задания.
– Так, значит, я и швец, и жнец, и на дуде игрец! – с притворным раздражением начал было Марк, но начальник прервал его:
– Будете, будете! Сами подумайте, кто, если не вы! Этот молодняк, что ли?
Выполняя просьбу секретаря парткома, кадровики не вписали в картотеку учета по новой штатной должности Вьюгина добавление обязанностей и не оставили в деле запрос руководства о перемещении, как было положено. Теперь Вьюгину негласно вменялось ежедневно выводить сравнительно-качественные показатели деятельности научно-технической разведки по всему миру в суммирующие итоги, с победными цифрами, барабанной дробью достижений, которые звучали, как елей, на заседаниях Политбюро ЦК КПСС: «В результате активной работы сотрудников линии «Х»[70 - В зарубежных резидентурах сотрудники Управления «Т» составляли так называемую линию «X».] ПГУ КГБ СССР в США с химическим концерном были достигнуты результаты по серийному выпуску защитной пленки нового поколения, которые позволили стране сэкономить 5 миллионов рублей народных денег и пять лет работы научных учреждений. Это позволило не допустить отставания от передовых стран Западного блока!»
Такие подсчеты велись и раньше, однако они тонули в потоке статистики. На заседаниях ВПК они были доступны только министерствам. Дальше это никуда не шло, а если где-то и звучало, то лишь общими словами, без уточнения, без деталировки, без победного тона.
Теперь неизвестно, по каким причинам, скорее всего от отчаяния, а может быть, для поднятия духа в инстанции решили озвучивать подробности деятельности научно-технической разведки. Всплывать такими грандиозно звучащими реляциями, да еще на политической вершине государства, где сосредоточилась реальная власть, такого еще не было. Подполковник Вьюгин готовил эти победные рапорты в лицах, действиях и цифрах, чтобы они были представлены в кремлевской вышине, озвучивались и надлежащим образом оформлялись. Теперь вместе с добычей руды, угля, нефти, газа постоянно присутствовала добыча плодов секретных научно-технических разработок чужих стран, словно речь шла о картошке, которую копали у себя в огороде.
Не обошлось, правда, без трений по кандидатуре в кабинете начальника ПГУ:
– А вот эти два момента в жизни кандидата на ключевое место? Подозревали его вербовку во Франции? Слава Богу, это оказалось ошибкой внешней контрразведки. Но вот дело в Канаде! Там же черным по белому записано, как он влез в вербовочные мероприятия, и что? Сняли с командировки и отправили домой! Почему рекомендуете? – просматривая дело Марка от корки до корки, генерал тыкал пальцем в несколько мест не совсем чистоплотной биографии кандидата. – Он же пьет или пил? Стяжатель или был стяжателем? Налево ходит или ходил? Можно ли такого да на такое дело ставить?
И тут же получил отповедь секретаря парткома, рьяно выполнявшего поставленную перед ним инстанцией задачу:
– То, что пьет, так это, как везде у нас, а кто не привозит из-за бугра технику и шмотки, чтобы выгадать себе на дачку с огородом, налево ходит, не беда, лишь бы не направо, по сто двадцать первой статье УК[71 - 121-я статья УК РСФСР 1960 года, которая устанавливала следующее: «Статья 121. Мужеложство. Половое сношение мужчины с мужчиной (мужеложство) наказывается лишением свободы на срок до пяти лет. Мужеложство, совершенное с применением физического насилия, угроз, или в отношении несовершеннолетнего, либо с использованием зависимого положения потерпевшего, наказывается лишением свободы на срок до восьми лет».]. Вы идите и переберите всех, кто может владеть материалом! Лучше этого подпола никто не сможет.
Действительно, перерыли все, но больше никого не было с высоким техническим образованием, а у Вьюгина, и это глубокомысленно подчеркивалось, современное, микроэлектронное, да еще две командировки за кордон, да еще член партии, дважды избираемый в партбюро Управления «Т».
Эти аргументы проломили брешь в стене возникшего недоверия, хотя можно было заглянуть и подальше и увидеть побольше. Тем не менее кандидатуру Вьюгина «протащили», оставив длинную борозду неприятных вопросов, на которые давались неглубокие ответы. Правда, эти перетирания постарались тут же забыть, словно и не было ничего такого!
Решение вопроса происходило как раз в то время, когда Вьюгин находился в плановой командировке на выставке и знать не мог обо всех перипетиях и сложностях по утверждению своей кандидатуры.
– Так, я пошел! – сказал Марк совершенно другим тоном и небрежно бросил: – Задание по фирме выполню в чистом виде. Не беспокойтесь! – И закрыл за собой дверь кабинета.
Начальник отдела посмотрел на захлопнувшуюся дверь и сказал сам себе:
– Теперь не беспокоюсь, теперь я спокоен, как танк!
Февраль 1981 года. Москва. Черемушки. Вьюгин, настроение которого поднялось от невероятного предложения работать на Кремль и в предвкушении двух дней свободы, радостно, исполняя на губах песню «Солдаты в путь, в путь, в путь!»[72 - «В путь». Автор текста (слов): Дудин М. Композитор (музыка): Соловьев-Седой В.], погнал в винный отдел магазина на улице Горького[73 - В настоящее время ул. Тверская.], напротив отеля «Националь». Из загашника в портмоне достал заветную сторублевку и положил на блюдечко с отбитым краем в кассе. Две бутылки французского коньяка «Камю-Наполеон» стоили восемьдесят рублей.
– Силь ву пле, дэ бутей камю наполеон! – с театральной подачей заявил кассирше Марк, высоко вздернув подбородок.
– Коньяк, что ли? – кассирша с интересом оторвалась от своего прибора с кнопками и выдвижной кассой. – Француз?
– Ага! Может, буду еще! – ответил Вьюгин, удивившись, как легко вырвалась из подсознания его идея, что встревожило и слегка напугало. – Давай, голубушка, пробивай две бутылки по сорок деревянных!
– Деревянные-то они деревянные, а достаются потом! – Кассирша с шумом пробила восемьдесят рублей.
Вьюгин жалостливо наблюдал, как она с хрустом расправила сторублевку, посмотрела на свет, провела пальцами, ощупывая банкноту, и, вздохнув, положила под кассовое корытце, отдельно от всех денежных знаков.
Сторублевки не часто приносили в магазины, все знали, что такие купюры откладывались и продавались цеховикам[74 - Подпольный предприниматель в СССР. Благоприятной почвой для деятельности цеховиков были неспособность советской экономической системы решить проблему хронического товарного дефицита в стране, а также бесхозяйственность и коррупция, процветавшие в последние годы существования Советского Союза. Вызванная политикой перестройки легализация предпринимательской деятельности в конце 1980-х годов привела к исчезновению цеховиков как класса экономических субъектов, нарушающих советское законодательство, ранее запрещавшее частную предпринимательскую деятельность.] и ворам в полноте[75 - «Вор в законе» («вор» или «законник») – титул некоторых членов преступного мира, относящихся к его элите и пользующихся значительным авторитетом. Воры в законе – это специфическое для СССР (в дальнейшем также и для стран постсоветского пространства) явление в преступном мире, не имеющее аналогов в мировой криминальной практике, образовавшееся в 1930-х годах и характеризующееся наличием жесткого кодекса криминальных традиций, а также исключительным уровнем закрытости и конспиративности.]. Немного меньше котировались купюры пятидесятирублевой серии, но и они тоже всегда были в дефиците.
Получив чек, Марк подошел к прилавку, протянул продавщице. Та, пристально всматриваясь, чуть ли не обнюхала чек. Он понимал, что не так часто вот так приходят с улицы и покупают коньяк за полную среднестатистическую месячную зарплату, ну, а уж когда ухают такую сумму, тут уж, действительно, спешить не надо, а приглядеться к такому шикарному покупателю стоит.
– Две бутылки? – переспросила продавщица, словно надеясь, что тот передумает, опомнится, откажется и сдаст чек назад в кассу. Такие деньги переводить на французский коньяк, как будто чем-то хуже коньяк из Армении или Дагестана, на худой конец бакинский, странного желтого цвета. Они-то вполне могли бы сгодиться!
– Да, пожалуйста! И положите в бумажный пакет, как положено при такой покупке! – благодушно и мило улыбаясь, сказал Вьюгин.
Он только сейчас почувствовал, как ушел психологический настрой на грипп, которым он себя с утра накрутил, даже гримом подработал для трагичности, чтобы заиметь два свободных дня и расслабиться, отделиться от всего мира и почувствовать себя хоть немного свободным человеком.
Получив пакет из плотной светло-коричневой бумаги с пластиковыми ручками, внутри которого лежали две картонные коробки с драгоценной жидкостью, маркированные Национальным Межпрофессиональным Бюро коньяков Франции, он на скорости помчался домой в Черемушки. Не терпелось побыстрее добраться в теплую квартиру, скинуть с себя всю одежду и в трусах присесть к журнальному столику, прихватив толстый граненый стакан из набора, привезенного из Канады. Придвинуть ближе тарелочку с соленой семгой для закуса, блюдечко с нарезанным лимончиком для оттяжки послевкусия, торжественно наполнить стакан на два пальца «наполеончиком», все же неплохой французский коньяк, а затем медленно влить в себя ароматную жидкость.
Марк, прожив во Франции пять лет по линии ДЗК представителем «Союзстанкомашимпорт» в Париже, начал разбираться в сортах коньяка. Remy Martin местного разлива в бутылках с потеками, с невзрачной этикеткой, плохой печати, который так полюбился ему, в Союзе нигде и никогда не продавался. Виноград «юни блан» для него выращивался на крохотном треугольнике земли среди предгорий и, как и положено, для самого изысканного вкуса, был недосягаем, да и во Франции партии коньяка местного разлива было трудно найти, чтобы купить. Однако и тут ему повезло, его новый друг Даниель Фажон, с которым он познакомился по деловому сотрудничеству в Париже и как-то незаметно близко сошелся, мог откуда-то раз в месяц доставать ящик такого нектара.
Однажды Даниель предоставил ему удивительный сюрприз как для гурмана, когда явился в торговое представительство к Марку и, приоткрыв полу пиджака, показал фантастическую картину, элитный Remy Martin Lois XIII, с выдержкой спиртов до 100 лет. После дегустации во дворе за зданием на грубой деревянной скамейке он не брал в рот алкоголь почти месяц, так и ощущая во рту воспоминания того немыслимого вкуса. «Ах, черт, как это было давно! Сколько ушло хорошего в прошлое, и ничего не изменить!» – пробормотал Марк и подумал, что именно сейчас у него появилась возможность исправить, изменить свое положение в жизни, как «пустое место!», как он давно думал о себе.
Горько вздохнув, поднял стакан и, улыбаясь будущему ощущению от начинающегося бухалово французским элитным, десятилетним коньяком, выпил, пробормотав себе под нос:
– Чего уж там, нам и «наполеончик» хорош!
Глотнув первый стакан, он проникся ощущением, как мир в его близком окружении затрепетал и слегка изменился. Марк удовлетворенно улыбнулся. Второй стакан более существенно менял не только мир, но и взаимоотношение Вьюгина с ним. Чувство реальности во времени начинало смещаться в сторону зыбкой неопределенности.
Десять лет назад, когда Вьюгина аллюром три креста вывезли в СССР, после экстренного прекращения командировки в Канаде и задвинули продолжить службу в информационно-аналитическом отделе, он сразу понял, что это навсегда. «Хорошо еще, что не разжаловали и не выгнали из конторы!» – именно такую перспективу он себе рисовал, надираясь дешевым коньяком в самолете «Аэрофлота». В Москве, понюхав воздух в конторе, он стремительно нырнул в больницу, ловко вывернувшись из разгорающегося скандала в связи с его делишками в Канаде. Осторожно появившись на пороге управления после госпитализации, которая обошлась ему в половину стоимости «Жигулей», он почувствовал, что теперь, после паузы, всем не до него. От Вьюгина отмахнулись, похоронив навсегда в информационном отделе. После пяти лет жизни во Франции и больше года в Канаде принять такое падение карьеры было невыносимо, и, как относительное спасение в своем пошатнувшемся мире, он решил вести поверхностную жизнь.
Со стороны могло показаться, что этот моложавый, импозантный мужчина за сорок обрел свое достойное место и вполне доволен своим положением. Так и шло, год за годом. Через пару лет он твердо знал, что полковничьих звезд ему не дождаться, начальником отдела не стать и соответственно свое прозябание он будет тянуть до самой пенсии. Настоящая жизнь проскакивала, раздувая ноздри, где-то рядом, а его существование было таким, что было тошно всерьез задуматься, проанализировать, прикинуть мысли и чувства, переполнявшие его внутренний мир.
Утрата перспективы и слабеющее материальное положение сознательно привели к решению, или, как он скептически называл, бредовой идее вырулить на западных коллег и предложить себя как источника на определенных условиях. Себе он не решался признаться в том, что переход на сторону противника – предательство, умиляясь найденному понятию «гуманитарное противостояние».
Решение предложить свои услуги западным разведструктурам, которое естественным и непринужденным образом прорезалось в обнаженной простоте, давило своей амбициозностью так, что он, прогибаясь под этим гнетом непринятых, отвергнутых действий, боязни, нерешительности в состоянии надлома, доходил до полного отчаяния. Особенно болезненно проявлялось это во время работы среди фирмачей на международных выставках, куда его часто направляли, как технического специалиста и бывшего оперативника с беспрецедентным знанием французской жизни, понимающим их образ мысли и поведенческие мотивы. После таких командировок он особенно остро ощущал скудность и обделенность своего существования. Для него после полного запрета работы за кордоном в ДЗК это было единственной возможностью легального общения с иностранцами.
Раньше, работая за границей, он чванливо вскидывался от мысли, что его могут против собственной воли загрести, вербануть. «Мне решать, подставлять шею под ярмо или уйти!» Он понимал, что стать мелким предателем, не имея важной информации, как начинающий оперативник в поле, и вести не соразмеряемую с потерями жизнь, вынюхивая и добывая, где только возможно, крохи информации, чтобы подтащить хозяевам, – этого он не хотел, хорошо рассчитав свои возможности и умеряя свои желания. Вьюгин насильно загонял приходящие поползновения сделать наконец-то решительный шаг и предложить себя чужой разведке в самое затаенное место, понимая, что делать что-то пока рано, он ничего из себя не представляет, предложить ничего не может, и его шаг будет холостым выстрелом. Оставалось только оттягиваться с фирмачами на выставках, выполняя задания руководства и издалека смотреть на желанный плод.
Проведя в «Экспоцентре» неделю, вдыхая ароматы, исходившие от участников выставки, одетых в красивые одежды, пробуя продукты и напитки из близлежащей лавки «Березка»[76 - В СССР сеть фирменных розничных магазинов, реализовывавших пищевые продукты и потребительские товары за иностранную валюту (иностранцам) либо за сертификаты, позднее чеки Внешпосылторга и Внешторгбанка (советским загранработникам, дипломатическим, военным и техническим специалистам, в частности специалистам «Зарубежстроя» и членам их семей). Существовала сеть «Березок», принимавших чеки серии «Д» для обслуживания дипломатического корпуса, а также сеть магазинов и киосков при гостиницах «Интуриста», принимавших иностранную валюту (продажа сувениров, мехов, продуктов, напитков и сигарет).], в этот раз, как этого еще не бывало с ним раньше, почувствовал безысходность, вплоть до психологического надрыва. Собственно, это и было причиной его воспаленного, почти пограничного состояния потемнения ума, вызванного конфликтом воспоминаний с реальностью, подавленной, вырывающейся наружу реакцией, – словом, все это нахлынувшее на него и сделало свое дело. Это была даже не депрессия, а прострация, анахренизм[77 - Апатия, безразличие.]. Поэтому он хотел и добивался всеми силами, сказавшись больным, день или в лучшем случае два отсидеться дома, чтобы снять психологический стресс от внутреннего раздора. Надежда была только на то, что он сегодня как следует напьется, все забудется и пойдет-поедет дальше так же, как и было.
Именно так Вьюгин и планировал, так все и произошло бы, но случились новые обстоятельства, о которых он и мечтать не мог, когда услышал, что ему поручается составление сводных отчетов для Политбюро ЦК КПСС. Это круто меняло расстановку позиций в его последующей жизни.
Едко усмехнувшись, садистски спросил себя: «Ну, чего ты добился к пятидесяти трем годам жизни? Звание подпола и должность заместителя начальника отдела. Что имел десять лет назад, то и имеешь! Без надежды и без просвета! Как застыл в подполковниках, так и уйдешь на пенсию! Нет, надо решать! Открылись такие возможности!»
А может, это утопия? Вьюгин знал два значения слова «утопия»: благословенное место и место, которого нет! Такое двоякое значение нисколько не смущало его, он, как профессионал, понимал, что надо видеть и знать преимущества применения самой концепции, а не свойства утопии.
Вот и случилось! Утопия стала реальностью в его жизни. Произошло непредвиденное! Он превратился в доверенного, особоуполномоченного информатора для группы людей на вершине власти. «Они решили воткнуть меня в самую секретную область с неограниченными полномочиями в использовании информации любого уровня допуска, делают меня насосом для вкачивания бодрящего воздуха достижений на самый Олимп! – Марк только сейчас начал осознавать до конца это неожиданное предложение. – Мое положение теперь дает мне шанс сделать то, на что не мог решиться раньше, и именно сейчас, на излете жизни! Так что же я собираюсь сделать, глупость или геройство?»
Марк посмотрел на телефон, встал и прошлепал босыми ногами в туалет, еще раз, проверяясь, заглянул в кухню, в спальню, хотя знал, что жены нет в городе и он один в квартире. Подошел к телефону и набрал номер любовницы.
– Ал-ло! – по слогам произнесла Алена, всегда так снимавшая трубку.
– Это я! Приболел вот, немного! Сейчас дома, лечусь! – осевшим голосом сказал он в трубку, а когда услышал голос в ответ, ему нестерпимо захотелось увидеться с ней. – А ты когда домой пойдешь?
– Сегодня много работы, буду допоздна! Да ты не расстраивайся, я так чувствую, ты в компании с бутылкой.
– Ну, вот еще! Это «Наполеон» пригласил меня в гости!
– Ах, вот даже как! – Алена понимала в сортах коньяка. – Мне облизнуться только даешь! Все! С тобой все понятно! Адьё! – И она положила трубку.
Остановившись посреди комнаты, он нацепил маску тревоги и оскорбленного достоинства с небольшой порцией сомнений и раздумий. Затем, победоносно глядя на свое отражение в большом зеркале, со смаком прочитал монолог из действия пятого, явление третье, «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Бомарше.
Первую строчку прочитал на русском: «О, женщина! Женщина! Женщина! Создание слабое и коварное!..»
А далее любимый отрывок, концовку на французском языке: «O bizarre suite d'evenements! Comment cela m'est-il arrive? Pourquoi ces choses et non pas d'autres? Qui les a fixees sur ma t?te? Force de parcourir une route ou? je suis entre sans le savoir, comme j'en sortirai sans le vouloir, je l'ai jonchee d'autant de fleurs que ma ga?te me l'a permis: encore je dis ma ga?te, sans savoir si elle est a? moi plus que le reste, ni m?me quel est ce moi dont je m'occupe: un assemblage informe de parties inconnues; puis un chetif?tre imbecile; un petit animal fol?tre; un jeune homme ardent aux plaisirs…»[78 - Вот необычайное стечение обстоятельств! Как все это произошло? Почему случилось именно это, а не что-нибудь другое? Кто обрушил все эти события на мою голову? Я вынужден был идти дорогой, на которую я вступил, сам того не зная, и с которой сойду, сам того не желая, и я усыпал ее цветами настолько, насколько мне это позволяла моя веселость. Я говорю: моя веселость, а между тем в точности мне неизвестно, больше ли она моя, чем все остальное, и что такое, наконец, «я», которому уделяется мною так много внимания: смесь не поддающихся определению частиц, жалкое, придурковатое создание, шаловливый зверек, молодой человек, жаждущий удовольствий…» (перевод отрывка “Le Barbier de Seville. Le Mariage de Figaro»).].
Марк посмотрел на себя в зеркало, стоящего в трусах, с красноватым лицом от выпитого коньяка, хмыкнул, сделал рожу и снова подсел к журнальному столику с «Наполеоном».
Любовная интрижка с Аленой, переводчицей из его отдела, еще не начинала тяготить его, хотя появились новые нюансы. Не в меру настойчиво, даже ожесточенно, начались ее атаки на изменение положения своего статуса. Попросту говоря, из нежной, ласковой телочки превратилась в бодливую корову, каждый раз при встрече поднимая тему о его разводе и женитьбе на ней, попутно высказывая материальное неудовлетворение итогами любовного романа с ним.
В семье Вьюгина, еще задолго до появления Алены, начало твориться что-то невообразимое. Необъяснимый раздор с дорогой и любимой женой, который далее перерос в полуозлобленные, непримиримые отношения с подачи ее брата, популярного в стране эстрадного исполнителя песен, сделал свое дело, и она с головой ушла в богемную жизнь Москвы, что можно было считать практически ее уходом.
Переводчица, кроме красоты и молодости, ничем не обладала, и строить свою жизнь заново, с нуля, было верхом глупости, тем не менее Вьюгин с подобающим тактом отводил вначале осторожные, а затем все более и более агрессивные наскоки подруги. Вот и сейчас, резко оборвав разговор, оставив его в роли обидчика, упорхнула из телефонной трубки. Он хоть и привык к такой резкой манере в общении, тем не менее кинутая трубка в разговоре с ним больно била по самолюбию. Это было в ее характере, не меняя выражения своего красивого, хищного лица, внезапно прервать общение в любом виде, в любом состоянии, хладнокровно глядя выразительными глазами.
Ударами по его тщеславию стали начавшиеся последнее время обвинения в полной несостоятельности в материальном отношении. Впервые такое прозвучало месяц назад, когда она, презрительно скривив губы, заявила:
– Марк, мы с тобой почти год, а что ты для меня сделал? Я тебе отдаю свою молодость, красоту, плюю на свое будущее, а что даешь ты?! Поездки в старом «жигуленке», где ты имеешь меня за каждым углом, где потемнее, да и то раз или два в неделю! Распитие коньяков и шампанского все в том же «жигулидзе»! Выслушивание после алкогольных возлияний твоих великих французов в твоем пьяном исполнении! Все! Больше ничего!
Для Вьюгина это прозвучало так, словно его сильно огрели мешком по голове. Он даже замотал ею и остолбенело уставился на Алену.
– Ну, чего смотришь! Все считаешь, что тебе все дается на шару[79 - Бесплатно, на халяву, даром, за спасибо (жаргонизм).]! Извини-подвинься! Даже колечка с красным камушком не придарил! Только раздвинь ноги, детка!
– Алена, ты же понимаешь, где мы работаем!
– И что! При чем тут это! В уставе не прописаны наши отношения! Ты хочешь сказать, что ты просто неудачник! Это они все списывают на такое!
– Так, а что ты хочешь? – протянул неуверенно Марк, отчетливо понимая, как она права.
– Я хожу в лютый мороз в драном пальтишке с кроличьим воротником, а ты не то чтобы предложить своей любимой теплую натуральную шубу, так ты даже внимания не обращаешь! Другой бы в доску разбился, но одел бы свою любовь с ног до головы! Есть магазины «Березка», там продается настоящая косметика, а не подпольная, сделанная из дохлых собак и кошек, которой пользуюсь я!
