banner banner banner
Древний Рим
Древний Рим
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Древний Рим

скачать книгу бесплатно


Брут был одним из судей и вынес первый приговор. Его собственные сыновья были привязаны к позорному столбу, после чего консульские ликторы сначала высекли их розгами, а затем зарубили топорами. Мрачный и спокойный Брут проследил за казнью, а потом удалился. Прочие судьи были не столь жестоки и поэтому не решались послать на смерть остальных заговорщиков, среди которых были их знакомые и друзья. Узнав об этом, Брут снова вернулся в суд и приказал казнить всех.

Поступок Брута впечатлил римлян. Его стали считать символом верности идеям свободы и патриотизма и надолго он стал примером для политиков республики.

Чтобы навсегда рассорить римлян и Тарквиния, сенаторы отдали дом Тарквиния и все его имущество на разграбление горожанам. Конечно, не все участвовали в этом деле, но теперь вся городская община была виновата в ограблении бывшего царя, а значит не могла ждать от него милости. Отныне между квиритами и царем не могло быть примирения.

Поняв это, Тарквиний решил действовать грубой силой и начал войну. Его союзниками стали города Тарквиний, откуда родом были предки царя, и Вейи, которые до этого уже воевали с Римом, были разбиты и хотели реванша.

Царское войско встретилось с консульской армией, и произошло сражение. Царский сын Арунт во главе кавалерии атаковал римскую конницу, которой командовал Брут.

Увидев консула, царевич закричал:

– Боги, мстители за царей, помогите мне!

И лично бросился в бой. Он ненавидел Брута так сильно, как только может человек, ведь Брут вырос вместе с царскими детьми, считался их другом, а потом так подло предал их. Так что для Тарквиниев Брут был подлецом и изменником, заслуживающим самого жестокого наказания.

Арунт сумел убить Брута, но и сам получил смертельную рану, а в сражение, начатое кавалеристами, вступила пехота двух армий.

Консул Публий Валерий, командовавший римской пехотой, сумел разгромить отряд из Вей, но зато жители Тарквиниев, которых вел сам царь, разбили левое крыло римской армии. Так что кровопролитное сражение закончилось без чьей-либо победы.

Ночью союзники царя, посовещавшись, решили вернуться домой, так как потери у них были велики, а война могла затянуться надолго. Еще до зари они разошлись, а Тарквиний отправился искать себе новых союзников.

Когда утром римляне не обнаружили врагов, консул Публий Валерий объявил о победе, собрал доспехи убитых и с триумфом вернулся в Рим. Погибший консул Брут был удостоен торжественных похорон, и еще целый год римские матроны ходили в трауре, чтобы показать свою скорбь. Вместо него был выбран консулом-суфектом Спурий Лукреций, но он умер спустя несколько дней.

Так, в течение одного года из четырех римлян, свергнувших царя, в городе остался один только Публий Валерий, которого избрали консулом и на следующий год. А потом его избирали еще и еще, и он правил Римом, пока не умер от старости и болезней.

Тарквиний Гордый еще дважды пытался вернуть себе трон. Сначала он осаждал город вместе с этруским царем Ларсом Порсеной, а когда Порсена заключил мир с Римом, царь вместе со своим родственником Октавием Мамилием сумел объединить почти три десятка латинских городов и начать новую войну против Рима, но и в этот раз квириты победили. В последней битве у озера Регил среди прочих погибли и Мамилий, и последний из сыновей Тарквиния. Оставшийся без родных и союзников Тарквиний был вынужден бежать в греческую колонию Кумы, где и умер спустя год[17 - В 495 г. до н. э.].

Сцевола

Со времен Ромула квириты выходили победителями из всех войн, которые им приходилось вести. Поколение за поколением римляне рождались, мужали, старели и сходили в землю, зная, что нет в Италии никого, равного по доблести их воинам. Семь царей приучили своих подданных к победам и славе, а вот теперь богиня удачи, похоже, отвернулась от Рима. Этрусская армия, которую привел могучий Ларс Порсена, царь города Клузий, загнала римлян за крепостные стены. Город был осажден, и кольцо блокады стягивалось все сильнее. Припасы у горожан уже кончались, и все мрачнее становились взгляды квиритов, бросаемые на вражеский лагерь. Там, за рекой, горели костры, поджаривались насаженные на вертела туши баранов и быков, а по вечерам из шатров доносились смех и песни. Там пировали, веселились и устраивали соревнования сытые и довольные жизнью этруски, где-то там должно быть был и бывший римский царь Тарквиний со своими сыновьями. Лишь недавно народное собрание изгнало его из города, и вот он вернулся. Все помнили, как улюлюкала чернь с городских стен, когда Тарквиний хотел войти в Рим, а перед ним захлопнули крепостные ворота. Как тогда шутили и потешались над царем, потерявшим свой город. Как насмехались, когда он с несколькими верными телохранителями уныло уехал прочь.

Эх, задурил головы квиритам Брут, а объявленная им свобода тогда пьянила почище самого крепкого вина, вот и забыли римляне, что Тарквиний не из тех, кто покорно сносит оскорбления. Кто тогда мог предположить, что оставшийся без армии и денег царь возродится, словно птица феникс из пепла?

А вот гляди-ка, проехал по соседним городам, поговорил с их правителями, с которыми за долгие годы власти успел породниться и подружиться, и вот – идет на Рим новая армия. Пусть и состоит она не из квиритов, пусть и ведет ее Порсена, но двинула в поход это войско воля Тарквиния, и Тарквиний же получит плоды победы.

Такое возвращение царя стало шоком для всех. Плебеи тихо роптали, говоря, что эта война разорит их, патриции мрачно вздыхали, что под царской властью они сокрушали врагов, а при республиканской оказалисьв ловушке, а сенаторы откровенно боялись. При этом сенат боялся не только внешнего врага, но и собственного простонародья, опасаясь, что чернь взбунтуется и впустит в город Тарквиния.

Пришлось сенаторам пойти на небывалое – начать заботиться о плебеях. Были за государственный счет сделаны закупки продовольствия, которое выдали нуждающимся, затем сенаторы даже отменили сбор с бедняков пошлин и налогов на оборону. Лишь такими мерами римские власти смогли добиться лояльности простонародья.

А еще сенаторы позаботились, чтобы прославить тех воинов, кто воевал храбро. К горечи отцов отечества таких было немного. Нет, не то чтобы остальные воины были трусами, но война против своего, пусть и бывшего, правителя популярностью явно не пользовалась. Не хотели квириты биться насмерть. Вон, в самом начале войны, когда передовой отряд этрусков лихим налетом захватил Яникул, а с него хотел по мосту ворваться в Рим, весь яникульский гарнизон дружно кинулся бежать. Один только воин, Гораций Коклес, командовавший римским наблюдательным постом у Тибра, остался верен долгу и вступил в бой, не давая врагам взойти на свайный мост. Он бился один против целой армии, словно герой древних мифов.

От такого зрелища должны были устыдиться все бежавшие, но только двое знатных римлян из Яникула присоединились к Горацию. Пока Коклес рубился с атакующими, по его приказу товарищи сзади разломали мост, сделав невозможной переправу этрусского войска.

Гораций остался в одиночестве на другом берегу, окруженный сотнями этрусков. Другой бы впал в отчаяние, но Гораций ругался, вызывал на поединки знатнейших врагов, и кричал, что те царские рабы, а он свободный человек. Лишь убедившись, что он сделал все возможное, Коклес помолился речному богу Тиберину и в полном вооружении прыгнул в Тибр. Под градом стрел он сумел переплыть реку и невредимым выйти на римский берег.

За этот подвиг сенат оказал воину огромную честь, установил на форуме его статую и подарил столько земли, сколько человек мог обвести плугом за один день. Кроме того, многие сенаторы от себя лично дарили Горацию различные подарки и всячески прославляли его. Этим они не только выражали свое восхищение, но и поощряли остальных римлян вести себя подобно Горацию, чтобы заслужить подобную славу и награды.

Вскоре нашелся еще один юноша, готовый совершить подвиг. Звали его Гай Муций, и он задумал пробраться в этрусский лагерь и убить Порсену. Сначала юноша думал сделать это втайне ото всех, но решил, что если его по пути схватят римские караулы, то решат, что он перебежчик. Поэтому он обратился к сенату с просьбой разрешить ему эту вылазку.

Получив согласие, он спрятал под одеждой меч и отправился в этрусский лагерь. Те были так беспечны, что не обратили на него никакого внимания, тем более что римляне и этруски в это время уже были настолько близкими народами, что и одевались схоже, и одинаково хорошо говорили как на латинском, так и на этрусском языках. Проблема была в другом, римлянин не знал Ларса Порсену в лицо, а спросить о царе никого из окружавших не мог, чтобы не вызвать подозрения.

Затерявшись среди многочисленных воинов Ларса Порсены, Гай дошел до царского шатра. Тут шло самое интересное дело для солдата – выдача жалования. Воины один за другим подходили к сидевшему у походного стола мужчине в богатой одежде и получали свои деньги. Решив, что именно этот человек Порсена, Гай Муций заколол его и попытался убежать, но был схвачен охраной. Связанного убийцу втащили в царский шатер и бросили на пол. Поднявшийся навстречу им крепкий мужчина в пурпурной одежде и с золотым обручем на голове внимательно осмотрел пленного. У Гая в голове мелькнула мысль, что этот человек выглядит как царь, а когда охранники склонились перед ним в приветствии, подозрение перешло в уверенность.

– Я хотел убить этрусского царя, но похоже, ошибся?

– Да, – ответил хозяин шатра. -Ты убил моего писца. Кто ты?

– Я римский гражданин Гай Муций. Я пришел убить врага и готов умереть.

Царь хмыкнул и задал несколько вопросов охране.

Пока те отвечали, римлянин встал на ноги и принял максимально гордый вид. В это время мысли в голове Гая крутились с поразительной быстротой. Осознание собственного промаха злило больше, чем предстоящая казнь, в неизбежности которой римлянин не сомневался. Храбрость воина и гордость аристократа, помноженные на типичное для римлян упорство, заставляли его вести себя так, будто он ничего и никого не боялся. Он хотел хотя бы словом ранить разум царя, раз уж не смог дотянуться сталью до тела. Тут в голове Гая Муция возник план, как это можно сделать.

– Я не единственный задумал покушение на тебя, – обратился он к Порсене, – после меня на охоту за твоей головой выйдут другие. Каждый день твоя жизнь будет в опасности – такую войну объявляем тебе мы, римские юноши. Не бойся сражений, отныне ты один будешь иметь дело с отдельными людьми! Пусть многие погибнут, но одному все же улыбнется Фортуна.

По тому, как Порсена нахмурился, римлянин понял, что его блеф сработал и теперь царь будет больше заниматься своей безопасностью, чем ведением войны.

– Назови имена тех, кто состоит в этом заговоре! – потребовал Ларс Порсена.

– Нет!

– Пытки развяжут любой язык…

– Да? Смотри, как мало ценят свое тело те, кто жаждет славы! – ответил Гай, подошел к походному жертвеннику и спокойно положил правую руку в священный огонь. Раздалось шипение, и по шатру пополз запах паленого мяса. Римлянин стоял молча и смотрел в глаза царю.

Порсена не выдержал, и первым отвел взгляд. По его приказу юношу оттащили от огня, и потрясенный увиденным царь произнес:

– Ты нанес себе больший вред, чем мне. Если бы твоя храбрость служила мне, я бы похвалил тебя, а такя освобождаю тебяи отпускаю отсюда целым и невредимым. Уходи!

Дважды просить Муция не пришлось, но уже у выхода он обернулся и сказал:

– Ты чтишь доблесть, поэтому я в качестве подарка открою то, что ты хотел узнать. Триста лучших римских юношей поклялись бороться против тебя этим способом. Мы кидаем жребий, решая кому и когда идти. Я был первым, остальные будут нападать в порядке, который им достался.

Вечер Порсена провел в раздумьях, а наутро прислал в город послов для переговоров о мире.

Свою войну он начал ради возвращения трона Тарквинию, поэтому послы озвучили в Риме это требование. Однако, получив твердый отказ, Порсена снял его. Он сделал все, что мог, а значит, выполнил просьбу Тарквиния. Раз уж этрускам не удалось завоевать город, то пусть теперь Тарквиний сам пытается это сделать. Порсена ему больше не помощник.

Зато этрусский царь заставил римлян вернуть земли города Вейи, которые квириты в свое время завоевали, а также выдать заложников, получив которых, он покинул Яникул и увел войско в свои владения.

Гай Муций, который заставил этрусков снять осаду, стал самым популярным человеком в городе. Его прославляли, благодарили и как награду подарили земли за Тибром, которые с тех пор назывались Муциевы луга. Кроме того, он получил прозвище Сцевола (Левша), под которым и вошел в историю. Много столетий потом учителя приводили в пример юным римлянам его храбрость, уча квиритов стойко сносить испытания.

Сивилла

Тяжел гнев богов-олимпийцев, но и любовь их бывает тяжела, и даже дары богов опасны смертным. Некогда одна из греческих жриц стала возлюбленной солнечного бога Аполлона и в награду за это получила пророческий дар. Не довольствуясь этим, однажды стала она просить своего небесного друга подарить ей бессмертие, и тот пообещал, что проживет жрица до тех пор, пока не увидит родную землю.

Обрадованная женщина мгновенно собрала вещи и, переплыв море, поселилась в Италии. Здесь, вдали от родной Греции, думала она найти счастье, но выпросив себе жизнь, она забыла попросить о вечной молодости, а всегда юный Аполлон о такой мелочи просто не подумал.

Быстро пролетели веселые молодые годы, минула зрелость, и превратилась жрица в старуху. Густые черные косы обратились в редкие седые пряди, согнулась спина, поредели и пожелтели зубы, а тело усохло, став похожим на мумию. Лишь глаза, видевшие как десятилетия складывались в века, оставались по-юношески зоркими, ведь видела она сразу оба мира – человеческий и божественный. Забылось со временем ее имя, и люди звали ее просто Сивилла, что значит прорицательница.

Нашла она приют в пещере у храма Аполлона рядом с городом Кумы, и потянулись туда желающие узнать будущее. Разные люди приходили: бывали тут хитрые купцы, интересующиеся, будет ли удачной торговля, приезжали цари, выбиравшие на кого обрушить свои войска. Побывал в пещере богоравный Эней, искавший место для поселения немногих уцелевших троянцев. Сама же Сивилла крайне редко покидала свое мрачное жилище.

Знал это римский царь Тарквиний, оттого и удивился, когда на пороге его дворца возникла сгорбленная фигура. Опираясь на посох. Сивилла доковыляла до правителя и произнесла:

– Редко стал являться ко мне золотоволосый олимпиец. Не так было в былые годы. Не так… – горько усмехнулась она. Впрочем, не об этом говорить с тобой буду. Когда ко мне приходит бог, то в единую точку сходится прошлое, настоящее и будущее. В такие мгновения я знаю все, что было, есть и будет! Должно быть так смотрят на мир боги, созерцая цельную и истинную суть вещей и людей. Сложно словами передать это чувство, очень сложно. Когда Аполлон явился в последний раз, я смотрела на твой народ. На тысячу лет вперед заглянула я и записала все, что разглядела за горизонтом времени. После я долго и старательно складывала боговдохновенные строки в стихи, чтобы это великое знание обрело достойную форму. Вот они!

Достав из-под плаща перевязанные золотой лентой свитки, Сивилла показала их царю:

– Девять книг с пророчествами о будущем Рима!

– Ты их даришь мне? – удивленно произнес Тарквиний.

– Нет, – рассмеялась старуха. – Знания нельзя дарить, а то кто их станет ценить? Я их продам тебе!

– И дорого ты ценишь свои книги?

– Три сотни золотых.

Царь аж поперхнулся от возмущения.

– Да за эти деньги можно новый дворец построить!

– Можно, – согласилась старуха, и подойдя к очагу бросила в огонь три свитка. Оранжевое пламя весело заплясало, пожирая подарок. Пергамент несколько мгновений словно сопротивлялся, оставаясь целым, но вот стал чернеть и, наконец, вспыхнул, обращаясь в пепел.

Сивилла повернулась к царю, взвешивая на ладони оставшиеся шесть свитков.

– А теперь не передумал?

– Меньше книг – меньше цена, сколько ты теперь хочешь? – поинтересовался Тарквиний.

– Три сотни золотых!

– Ты издеваешься? – царь в гневе сжал кулаки.

– Нет! – спокойно произнесла жрица и бросила в пламя еще три свитка.

Царь подался вперед, словно хотел выхватить из огня книги, но они уже ярко пылали. Будто зачарованный, смотрел римлянин, как гибли пророчества, которые могли изменить ход истории.

– Так ты будешь покупать, или я зря такой путь проделала? – ехидно поинтересовалась старуха и подняла руку со свитками над огнем, готовясь кинуть последние свитки в жар.

– Триста?

– А ты догадлив, – жрица тихонько засмеялась, глядя, как играют желваки на царских скулах.

Любопытство победило, и царь, скрипя зубами, отсчитал в руки жрицы нужную сумму. Спрятав мешочек с монетами под накидку, Сивилла повернулась и вышла. Миг – и растворилась она на городской улице, словно ее никогда и не было.

Тарквиний внимательно прочитал полученные свитки, а потом назначил охранять пророчество двух жрецов, которых нарек дуумвирами. Отныне Книги Сивиллы хранились в каменном ящике под сводом храма Юпитера Капитолийского, а их содержание было государственной тайной. Чтобы кто-либо мог взять свитки для чтения, требовалось специальное постановление сената, а такое случалось крайне редко. Лишь когда возникали чрезвычайные ситуации, обращались римляне к пророчествам и находили там ответы на свои вопросы. Тогда вскрывался ящик, и жрецы изучали слова жрицы, пытаясь истолковать стихотворные строки и понять, что им нужно делать. Сделано это было потому что римские правители не хотели чтобы кто-то использовал эти знания в корыстных целях, а также потому, что лишь подготовленный человек мог правильно истолковать древние стихи.

Много веков хранились Книги Сивиллы в городских храмах как настоящее сокровище. В Риме была свергнута царская власть, расцвела и увяла республика, которую сменила римская империя, сошли в Аид бесчисленные поколения римлян, а квириты все так же в трудный час искали подсказку в пророчествах жрицы Аполлона. Ну а когда в 405 году христианский полководец Стилихон сжег эти книги как языческую святыню, дрогнули сердца многих квиритов в предчувствии беды. И не ошиблись. Не прошло и пяти лет после этого, как пал вечный город, захваченный варварами.

Сама же Сивилла окончила свои дни в тот миг, когда к ней за прорицаниемпришел греческий моряк, который всегда носил с собой на счастье горсть родной земли в холщевом мешочке.

Народные трибуны

Несмотря на то, что римляне смогли уберечь свою республику от возвращения царя и внешних врагов, ситуация внутри государства была весьма непростой. Если патриции были довольны жизнью и неуклонно богатели, то судьба плебеев была достаточно сложной. Их уже давно было гораздо больше, чем патрициев, но вся власть была в руках патрициев. Кроме того, именно патриции были богатейшими людьми города и именно они ссужали попавших в беду бедняков, но за это требовали высокие проценты. И горе было тому, кто не мог вовремя выплатить долг. У такого человека отбиралось не только имущество, но и его самого и всю его семью кредитор мог схватить и продать в рабство. Получилось, что многие плебеи попали в настоящую кабалу, из которой уже не могли вырваться.

Постоянные войны, которые вел Рим, также были выгодны лишь патрициям, ведь им доставалась большая часть захваченной добычи, им отходили завоеванные земли. Плебеям же боевые действия приносили одно разорение, ведь они надолго были вынуждены оставлять свои дома и мирные занятия ради участия в проходах. Слуг или рабов, которые в отсутствие хозяина могли бы вести дела и зарабатывать деньги, у них не было, а трофеи не могли покрыть понесенные убытки. Вдобавок и враги регулярно устраивали походы на римские земли, угоняя скот, сжигая посевы и разрушая сельские постройки. Богачи могли быстро восстановить хозяйство и продолжить зарабатывать, а вот беднякам неоткуда было взять средства для этого. Вот и разорялись плебеи.

Не удивительно, что на площадях и в тавернах плебеи все чаще говорили о несправедливости жизни. Их раздражение росло с каждым днем, и однажды должно было вырваться наружу.

Искрой для народных волнений стало появление на форуме худого старика в рваной и грязной одежде, больше похожей на лохмотья. Бледный и худой, словно скелет, с всклокоченной бородой и с растрепанными волосами, он звал к себе всех, кто в этот день был на форуме. Мгновенно вокруг старика собралась толпа, и многие квириты стали узнавать его. Еще недавно он ничем не отличался от прочих римлян, имел дом, командовал во время войны сотней воинов и не раз отличался в сражениях.

Все были удивлены и обеспокоены его видом и, затихнув, стали ждать рассказа.

– Вот честные раны, полученные в боях с врагами Рима, – начал он, указывая на шрамы покрывавшие грудь и руки. – А вот, – он скинул рваную тунику и показал свою спину, – позорные раны, полученные от римской руки!

Ропот возмущения пронесся над толпой, увидевшей багровые рубцы, пересекавшие тело старика.

– Что случилось с тобой? – задал вопрос один из квиритов.

– Думаю, знакомая многим история. Во время последней войны с самнитами мой сельский дом сгорел, а поля оказались вытоптаны, так что урожая я не собрал, но кредиторов это не волновало. За долги у меня отобрали землю, которую возделывал еще мой дед, а потом и меня, столько раз воевавшего во славу Рима, превратили в раба. У меня теперь появился хозяин, уважаемый патриций, который загнал меня в каменоломню и плетьми учил работать! Теперь если я не выполняю нормы, меня избивают, а если я не смогу больше тесать камень, то скорее всего просто убьют! Разве это можно терпеть?

Слова старика задели плебеев за живое, ведь с каждым могло случиться подобное. Поднялся шум и, оставив работу, на форум стали сходиться новые сотни людей. Узнав, в чем причина шума, должники, многие из которых были в оковах, вырывались из хозяйских домов и шли на форум, где их встречали сочувствующие.

К полудню весь город бурлил, десятки ораторов рассказывали свои печальные истории или призывали плебеев к борьбе. Разозленные бедняки набросились на нескольких бывших на форуме сенаторов, оскорбляя их, и дело могло дойти до расправ, если бы к народу не вышли консулы Публий Сервилий и Аппий Клавдий, которые поспешили лично вмешаться прежде, чем недовольство превратится в настоящий мятеж.

Тотчас же консулов окружили сотни разгоряченных людей, многие из которых в прошлом честно воевали под римским знаменем.

– Смотрите, – кричали они, показывая свои раны и бедные одежды, – до чего мы дослужились! Разве так должны жить победители?

– Чего конкретно вы хотите? – спросил один из консулов.

– Созывай сенат! Пора все менять и принимать справедливые законы! – заявил один из плебеев. Его слова подхватили окружающие, и вскоре весь форум скандировал:

– Созвать сенат!

Тут же плебеи отвели консулов в курию, а сами окружили здание, готовые лично следить за решением сенаторов и в случае необходимости силой заставить правителей республики услышать свой народ.

Консулы объявили о созыве сената, но на их зов пришли только те сенаторы, которые уже были в городе и не могли идти против воли толпы. Остальные отцы отечества предпочли остаться в своих укрепленных домах и не рисковать, встречаясь с разозленной чернью.

Из-за малочисленности собравшихся начать работу сената было невозможно, а напряжение росло.

– Да они издеваются над нами! – закричал кто-то в толпе. – Они специально не хотят решить это дело!

Консульские уговоры подождать и успокоиться уже не действовали, и плебеи были готовы перейти от слов к делу, пустив в ход кулаки и палки. В таких условиях консулы еще раз послали вестников и, наконец, собрали сенаторов в курии.

Началось заседание сената, посвященное требованиям плебеев, которые сводились к трем основным пунктам:

– простить уже имеющиеся долги народа, снизить размер процентов по кредитам и запретить продавать римлян в рабство за долги;