скачать книгу бесплатно
Настала теперь очередь призадуматься бухану – за юношу сколько просить и не опасно ли об этом сейчас упоминать – и так по краю прошел. Да и не хотел ведь продавать его. Так в гости бы приводил – лишь с девкой побыть, дни можно было высчитать, когда с пользой им встречи устроить. Но вот именно сейчас следовало соглашаться и кивать, чтобы Всемогущий не взбеленился. Он и так сегодня терпением не отличается. На том и порешили – девку прислать завтра к вечеру, а юношу торговать у купцов, обуздать, научить манерам и предоставить после обучения.
Глава 9. Иллюзии и сила красоты
Стела металась в душной комнате – простыни казались раскаленными, шелк подушек обжигал, но сон не отпускал ее. Привиделись ей страшные и странные места – мрачные, темные и бесконечные коридоры, ведущие в никуда. Стены коридоров, по которым стекают струйки вонючей темной жижи, затканы пыльной паутиной. В углах, там, где темно и сыро, раскачиваются на толстых нитях жирные пауки. Стела бежит по коридорам, не видя выхода. В руках – едва тлеющий факел, и тоскливо и страшно здесь. А потом она со всего разбегу утыкается лицом в пустоту, которая не пускает дальше. Странная, пыльная пустота, которая оборачивается мутным кривым зеркалом. В зеркале и вовсе непонятные вещи происходят. Словно бы показывает оно то, что за ним – как сквозь стекло. И Стела будто бы там – сидит на каменной скамье, прижимая к себе кого-то маленького и испуганного – ребенок какой-то. Ребенок шепчет что-то невнятное, и капает где-то равномерно вода. И в этом капании бесконечном тоже слышится угроза. И что-то летит на нее из глубины коридоров, стремясь забрать этого неведомого ребенка, лица которого не разглядеть. И вот, эта неведомая сущность подлетает к скамье, за которую пытается втиснуться Стела, чтобы спрятаться, затаиться, защитить ребенка. Это нечто – белесое, бесформенное, одно лишь приближение которого сулит неведомый ужас. Капание, негромко слышимое до этого, приближается и видно уже – что кровь это капает, капает со сводов коридорных. Ребенок начинает кричать – негромко, противно, на одной ноте: «АААААААААААААА!». Стела шепотом уговаривает его помолчать, но все ближе неведомая тень и громче шлепанье капель на замусоренный пол. И становится страшнее, и заходится сердце от ужаса, и тоже хочется кричать в унисон с ребенком, закрыв глаза. Тень пролетает мимо и чудится, что самое страшное – позади. Стела тормошит ребенка, стремясь разглядеть его лицо, узнать, откуда он, кто он. И видит – это она, Стела, только девочка еще, не больше 10 новолетий ей, и вместо глаз у нее дыры, сочащиеся гноем и сукровицей. И понимает – вот оно, самое страшное.
Стела проснулась от своего крика, села на постели, сердце стремилось выпрыгнуть из-под ребер. Занавеси колыхнулись, и одна из ее надсмотрщиц заглянула в комнату, вопросительно разглядывая девушку. Близился рассвет, и серый сумеречный свет заполнил комнату. Стела успокоила вошедшую, сказав, что приснился страшный сон. Надсмотрщица кивнула и торопливо ушла, чертя руками отвращающие знаки. Крамсоны свято верили в то, что все сны, которые вспоминаются после пробуждения – сбываются. Поэтому страшных снов боялись не меньше, чем попадания в Красные башни. Стела больше не смогла уснуть. Она села на постели, обняв колени и задумалась так, что потеряла счет времени. Ей вспомнилось пребывание среди менгрелов, которые растили ее как свою дочь, первая встреча с кровниками – такая краткая, но такая волнующая. Глаза застилали непрошеные слезы, и нестерпимо хотелось вырваться отсюда – так нестерпимо, что хоть прыгай с башни. Она не заметила, как вошел бухан, который как-то по-новому разглядывал девушку, стоя неподалеку от входа. Ему донесли, что пленнице снился страшный сон, а он, как истинный крамсон, свято верил в силу сновидений, поэтому сейчас радовался, как все складывается. Награда в один скип за ту, которая может принести несчастье – это более, чем выгодное предложение, даже если он потеряет юношу, на которого положил глаз, даже если придется отдать его императору за просто так – по-любому остается в выигрыше. Краусс постоял-постоял, и решил не тревожить ее раньше времени. Вышел тихо, лишь легонько колыхнулись занавеси выдавали.
Пришел рассвет, развеяв сумрак, ночные кошмары и тяжелые раздумья. Стела приподнялась, разглядывая тот кусочек неба, что виднелся сквозь узенькое оконце в спальне. Небольшие полупрозрачные облачка проносились в высоте, следуя своим путем. Солнц еще не было видно, но их радостный свет заливал уже все вокруг, проникая и в комнату. Появилась служанка – не та, что приходила ночью, другая, хотя и тоже закутанная до глаз. Они были похожи, отличие было лишь в росте и запахе – повыше, и она пахла по-другому, чем-то горьковатым. Знаками показала, что пора в купальню. Стела покорно пошла – а куда деваться. И так радостей тут маловато, хоть в водичке поплескаться. Стела могла сидеть в купальне подолгу – пока ее не начинали понукать, показывая, что пора-де и честь знать. Так и сегодня девушка намеревалась просидеть в воде до завтрака – лишь бы не возвращаться в душную фиолетовую клетку. Скинула одежды, погрузилась в теплую воду, благоухающую ароматными травами, закрыла глаза. Служанка вознамерилась вымыть Стеле волосы, всю ее велено было привести в блистающий вид. Хозяин нашел покупателя, и приказал приготовить товар. Только служанка набрала в пригоршни жидкость, которой собралась мыть волосы, как в помещении купальни под самым потолком прозвучал едва слышный стон, а потом шелестящим шепотом: «Стела, Стела, Стела, Стела». И затихло вдали. Служанка побледнела, руками в мыле закрыла лицевую повязку, упала на пол и съежилась рядом с водоемом. Стела открыла глаза – ей было страшно, но все казалось таким нереальным – словно продолжение ночного кошмара. Служанка отняла руки от лица, оставляя мокрые пятна на ткани и, впервые за все время, Стела услышала ее голос – хрипловатый, как у человека, которому редко приходится говорить. Она подбирала слова, чтобы Стеле было понятно:
– Это первое предупреждение тебе. Бойся, бойся снов, приносящих беду, – и убежала, оставив девушку в недоумении.
Стела пожала плечами – подумаешь, мало ли что может померещиться после вашей духоты. И осталась в купальне, решив, что никакие-такие голоса не смогут помешать ей наслаждаться утренним купанием. Закрыла глаза и вновь погрузилась в воспоминания.
Время шло незаметно, и лишь когда вода в водоеме стала заметно прохладной, Стела встрепенулась. Было как-то слишком тихо, вода становилась еще холоднее с каждым мгновением. Уже не просто прохладная, а обжигающе холодная. Девушка попыталась встать, но что-то мешало. Она присмотрелась – на поверхности воды появилась тончайшая корочка льда. Стела вскочила, напугавшись – как, откуда здесь в самом сердце зорийской жары – не считая Крогли – лед? Руки тряслись и, пока выбиралась из водоема, цепляясь за скользкие стенки, больно ударилась лбом об край. Капли крови, оросившие плитку, устилавшую пол купальни, как ни странно отрезвили и паника отступила. Связала шепот, напугавший служанку, и появившийся лёд – по слухам, это указывало, что темнобородый прошел где-то неподалеку. Стела решила, что они на верном пути – если Он решил появиться и заинтересовался теми, кто его ищет, значит, все они сделали правильно. По сути, она не очень-то верила в ведьмины круговины, она и в семерку не верила – ту, что на небесных полях живет-поживает, ну да, есть какие-то общие предки, от которых кланы унаследовали своё врожденное мастерство – но не более того. А в Крамбаре – тут и вовсе смех, правит городом якобы божество, которое проживает в Красных башнях. Ха-ха – божество – что оно тут делает, в Крамбаре-то? Мест других получше не нашлось? Да и зачем богу – хорошему, ли плохому – да и как рассудить, хорош или плох тот бог? – жить в городе среди смертных? Как найти тот критерий, который разделяет богов на положительных и отрицательных? По тому, какие жертвы приносят последователи? Тут еще интереснее – Прим, помнится, своего сына чуть не умертвил, когда тот пророчество сказал… А то, что Стела слышала про Хрона, лишь разожгло ее любопытство – вроде бы темный бог, владелец хронилищ – для людей, которые при жизни не отличались благочестием, управляет временем… Опять же – а куда тогда будут деваться эти самые грешные люди, если хронилищ не будет? Не совершает ли он благо, управляя всем этим? И кто судил людей тех? Кто может провести ту грань, что отделяет праведников от грешников? Прим или Хрон? Или вся Семерка взвешивает дела мирские? А если их мнения разойдутся? И как же другие народы? Их судят другие боги по другим законам? И куда их грешники деваются после смерти? Если она, Стела, решит уверовать в других божеств – это будет как считаться? С точки зрения Семерки – вроде как плохо это, вероотступничество. А с точки зрения богов, чьей паствы прибыло – это же благое дело. В общем, запутанно все и непонятно. Конечно, к Хрону у Стелы были и личные счеты – он похитил их кровницу, одну из последних из рода. Поэтому для нее темнобородый был естественным врагом. Поэтому она очень хотела, чтобы слухи оказались правдой, и Хрон появился.
Стела накинула длинный халатик из тонкой ткани, и вышла из купальни. Она впервые шла здесь одна, без сопровождения. Мрачные коридоры что-то напоминали, казались смутно знакомыми. Сначала пришлось подниматься по полустертым каменным ступеням – сколько же существует эта лестница, что ступени так сгладились, от какого количества прошедших ног. Потом, насколько помнила девушка, и как ей подсказывало чутье, надо было идти каждый раз сворачивая в левые коридоры. Она и шла. Только путь показался ей слишком длинным, и время, проведенное в этих бесконечных, таких одинаковых на вид коридорах – слишком долгим. Стела почувствовала, как прохладен здесь воздух – легкая ткань халата не защищала от холода, заставляя ежиться под тонким одеянием.
Стела уже почти бежала, стремясь как можно быстрее выбраться из этих темных коридоров. И вдруг остановилась, как вкопанная, пораженная видом залы, в которую попала. Помещение было округлым, таким большим, что стены и потолок почти скрывались за дымкой. Примерно посередине – более точно определить не удалось – стоял массивный деревянный стул, покрытый куском варварски роскошной тканью: белоснежной, часто затканной тончайшими металлическими нитями драгоценных металлов. Ткань покрывала спинку и сиденье стула, свободными складками касаясь каменного пола. Разглядывая ткань, девушка не сразу заметила того, кто сидел на стуле, безжалостно сминая и пачкая ее. В зале было еще холоднее, чем в коридорах, и Стела почувствовала это сразу, разгоряченная после быстрого шага. Странное оцепенение охватило разум, заставляя сдаться, сесть рядом со стулом на пол, обхватить колени руками и сидеть так вечно, бездумно раскачиваясь из стороны в сторону. Она ущипнула себя за руку, пытаясь очнуться, и потихоньку, бочком-бочком, попыталась обойти стул.
– Приветствую тебя, дочь звездочетов! – низкий голос, такой низкий, что отдавал в хрип, заставил ее подпрыгнуть от неожиданности.
Пригляделась – ну, да, так и есть, он не заставил себя ждать. Словно своими размышлениями о сути богов Стела вызвала его. Ха! Какие ушастые боги, все слышат, все видят – кроме тех преступлений и несправедливости, что творятся во имя богов. Темнобородый, собственной персоной, восседал на стуле. Белоснежная ткань переставала быть таковой, будучи испещрена потеками темно-багровой жидкости, растекавшимися от сидящего. Вроде бы кровь? Стела усмехнулась едва заметно. Да уж, властитель хронилищ выбрал самого что ни на есть неподходящего персонажа для запугивания. Лишь неожиданность появления заставила ее подпрыгнуть, а уж никак не страх перед его сверхъестественными силами.
– И я приветствую тебя, Хрон.
От удивления тот встопорщил свою вовек нечесаную и немытую бороду так, что она торчала словно веник у нерадивой хозяйки – разной длины прутья в разные стороны.
– А ты почему не впадаешь в священный ступор и не льешь слез?
– А ты почему этого не делаешь?
Владыка тьмы фыркнул:
– Перед тобой, что ли? Не слишком ли ты о себе возомнила?
– Выходит не слишком, если ты находишь нужным являться передо мной. И сидишь тут голый, развесив все свои, ммм, – Стела замялась, подыскивая подходящие слова.
Хрон хмыкнул:
– Тебя смущает только это? А как же уважение и страх перед божеством?
– Ну, как бы тебе помягче сказать… Я не очень подхожу для этого.
– Почему же?
– Видишь ли, я сомневаюсь в твоем божественном происхождении. Я слишком долго и часто молила и Семерку – твоих вечных оппонентов и тебя самого. Семерку – умоляла о помощи, тебя – о воздаянии своим врагам. Но были мои мольбы тщетны. И я призадумалась. А так как девица я, к слову, не совсем глупая, додумалась до того, что с твоей точки зрения мне, возможно, так и надо. А что подумала Семерка, я так и не решила. Ну, и сам посуди – как можно пугать человека тем, во что он не верит?
Хрон озадаченно почесал всклокоченную голову, покрутил ей, услышал щелчок, удовлетворенно зажмурился:
– А если я тебе покажу хронилища и души, что заточены там, чтобы получать воздаяние, пока не закончится время их грехов? Если ты увидишь небесные поля Cемерки, на которых гуляют праведники и вечно слушаю божественные сказки? Что скажешь ты тогда?
– О! У меня такая куча вопросов, что ты сбежишь! Я спрошу тогда тебя: а как долго длится наказание грешников? И кто отмеряет это время? И откуда у тебя там, где должно быть безвременье – откуда там время? У тебя там есть часы? Такие с будильником? Зазвонил – о! – пора вон того с содранной кожей отпускать. И куда он потом? Его под белы рученьки – а если на них кожа содрана, она потом отрастает что ли, он же вроде мертвый? Да и как он может чувствовать боль, если он бесплотен? А небесные поля Семерки – это всегда быть в одном и том же месте и слушать одно и тоже? Вот где скукотища-то! Почище твоих хронилищ. Вы может быть, наказания как-то неправильно распределяете? А? И знаешь, уж прости, что я тебе «тыкаю», но как-то не могу по-другому. Я достаточно повидала, пока путешествовала с менгрелами, что меня такими вещами удивить трудновато. У них была трава особенная, которую подбрасывал в костер их шаман, чтобы умилостивить своих богов. Так после того костра и не такие видения появлялись. А еще он мог погружать в сны, которые показывали будущее или прошлое. И мог залечивать такие раны, что обычно бывали смертельными. Так что он – бог? Молчишь?
Хрон и вправду молчал, словно собираясь с мыслями. Потом заговорил, медленно, тщательно подбирая слова:
– Видишь ли, в чем-то ты права. В нас – в богов – можно лишь только верить. И лишь от количества твоей веры зависит то, что будет с тобой происходить в дальнейшем. Если у тебя нет веры в богов вообще – тебе придется поверить в себя. И сделать это делом всей твоей жизни. А если ты каким-то образом убедишь следовать за собой кого-то, и они будут верить в твои исключительные качества – ты для них можешь тоже стать божеством. И там решай – стать божеством – светлым ли темным ли. Как Олаф Крамбарский. Или пойти по пути, по которому всегда идут зоряне – быть просто последователями известных им богов. Или есть еще третий путь – ты можешь придумать нового бога, восславить его, и провозгласить его наивысшим и наилучшим, заставляя поверить в это всех, кого будешь встречать на своем пути. Думай, девочка. Выбирай, что есть иллюзия, а что нет. Да, я согласен, таких, как ты, на Зории я не встречал. Но есть много других миров, в которых бывает и не такое.
И исчез. Словно его и не было. Лишь багровые потеки на белом выдавали его недавнее присутствие.
– Постой! – закричала Стела – о самом главном-то она не спросила, где Селена, жива ли она.
Наваждение на этом закончилось, показались знакомые коридоры, и навстречу неслась служанка, что оставила ее в купальне, зачастила шепотом, стараясь успеть до того, как из-за поворота появится тот, кто следовал за ней:
– Госпожа, госпожа, молчите. Молчите про сон, про шепот. Ничего не говорите. Иначе худо будет, – молила невнятно, с пришептывающим акцентом, но на мирском языке – получилось даже забавно, несмотря на невеселую ситуацию: «Каспаша, каспаша, молшите».
Стела кивнула и вовремя. Из-за поворота показались двое быстро идущих хирдманнов, несущих в руках угрожающего вида фламберги, волнообразные клинки которых тускло отсвечивали в свете факелов, в изобилии натыканных по стенам коридоров. Стеле еще подумалось: «А до этого было светло?» Хирдманны подошли – женщины оказались ростом едва им по грудь – одинаковые, словно зерна, крепко взяли обеих под локотки и быстро-быстро повлекли своих невольных спутниц наверх. Молча, только подталкивали на поворотах. Стела вспомнила, что сегодня вроде как купцы должны пожаловать, и, возможно, Вальд придет. А может и останется – тогда, по крайней мере, они будут тут вместе, и можно задуматься, как покинуть эту ловушку, что зовется «Крамбар».
Стелу дотащили до ее комнатушки, тычком посадили на постель и знаком велели ждать. Долго ждать не пришлось – пожаловал сам бухан:
– Что тут у тебя приключилось? Все ж было в порядке?
Стела покачала головой:
– Ничего не случилось. Мышь у вас в купальне. Служанка напугалась и убежала.
– А ты почему не напугалась? Все женщины мышей боятся.
– Я – не все. Мышей не боюсь. Я боялась остаться без купанья. Очень жаркое утро выдалось.
– Молодец, ты становишься рассудительной. Пребывание у меня в гостях идет тебе на пользу.
– В гостях ли? – подчеркнула Стела.
– Конечно в гостях. Такая женщина, как ты, нуждается в роскошной жизни. Ты – драгоценность, и тебе просто жизненно необходима достойная оправа. Я нашел для тебя жилище еще более роскошное, чем у меня – подбоченился горделиво.
– Я смиренно ожидаю ваших распоряжений – поклонилась низко, как кланялись крамсонки, стараясь, чтобы Краусс не заметил ее ехидную ухмылку.
– Я был сегодня у Всемогущего, да пребудет в его жизни бесконечность, и он заинтересовался тобой.
Стелу передернуло, она не поднимала глаз, чтобы этого не было заметно: да уж, поистине Всемогущий. Весь Крамбар трепещет от одного только имени Олафа Синксита – с ужасом и вожделением. Его боятся и вожделеют с одинаковой жаждой все мужчины и женщины империи.
– Расскажите мне о вашем Всемогущем? Какой он?
– Он великолепен, прекрасен и поистине всемогущ. Нет такого желания, которое он не может удовлетворить.
– А если я, например, попрошу отпустить меня? – Стела лукаво прищурилась.
– Ты шутишь, девочка? Зачем тебе рисковать собой в песках, жить среди дикарей? Не лучше ли оставаться в изысканных покоях Красных башен среди роскоши и неги?
«Ну да, пока не наскучишь и не попадешь в подвалы ваших пресловутых Красных башен, чтобы последний раз послужить утехой этому вашему «всемогущему», – подумала Стела, она уже достаточно много слышала и поняла из тех разрозненных шепотков, которые доносились до ее покоев.
– Но он же всемогущ, что ему стоит выполнить такое пустячное желание?
– Он не только всемогущ, но премудр, и он ограждает таких неразумных и глупеньких женщин, как ты, от желаний, которые могут принести лишь вред.
Стела снова склонилась, чтобы спрятать огонек, вспыхнувший в ее глазах. Главное, попасть в Красные башни, а там уж она придумает что-нибудь. Может и правда есть эти ведьмины круговины. И они работают так, как нужно ей. Осталось лишь узнать, что же будет с Вальдом.
– Бухан Эрик, а что будет с моим кровником, которого вчера приводили?
– Что, запал он тебе в сердчишко, да ясноглазая? Если столкуюсь с купцами, я его куплю. Он будет у меня обучаться манерам. А потом вы встретитесь у Олафа Всемогущего в покоях – дальнейшие планы бухан озвучивать не стал. Девка спокойная и разумная вроде, но кто ее разберет, как она будет реагировать на их с императором планы.
– Ты сегодня последнюю ночь ночевала в моих покоях. Я пришлю служанок, чтобы они привели тебя в самый что ни на есть сияющий вид. К вечеру ты отправишься в Красные башни, – напустил на себя строгий вид, о цене этого жеста умолчал – рабынь повидал бухан немало, некоторое гордились тем, что за них назначается невиданная цена, и с ними потом сладу никакого не было. Стела снова молча склонилась, кивнув, что поняла.
Бухан порадовался видимому благоразумию и покладистости своей пленницы, но все же держался насторожен – многолетний опыт подсказывал, подозрительно это все. И не такие спокойные бузили, когда им о смене хозяина сообщали. Но, однако, задерживаться здесь тоже было недосуг – надо было приготовить соответствующие туалеты и драгоценности для Стелы – в цену ее входило все это. Огранить красоту, подчеркнуть достоинства, сотворив из женщины богиню. Бухану пришла в голову мысль: а как отреагирует нынешняя божественная подруга на появление соперницы? Да еще и такой соперницы. Все крамсонки были похожи друг на друга, отличаясь лишь ростом и оттенком кожи, все были темноволосые и темноглазые, тонкие в кости, но с возрастом становились толсты, неповоротливы и сварливы. Нынешняя божественная подруга была из семьи Лундов, которые отличались и среди крамсонов своей несговорчивостью, крайней жадностью, ненавистью к своим врагам. Эта девушка звездочетов – имела все шансы стать фавориткой для божества, а если так – надо постараться сохранить и ее хорошее расположение, предусмотреть возможные опасности, не наживая попутно врагов среди Лундов. Поэтому следовало подготовиться особо тщательно.
А Стела судорожно перебирала варианты, которые помогли бы ей встретиться с Вальдом, или хотя бы передать ему весточку. Оставался лишь один выход: попробовать пробраться на обед. Пожаловали обещанные служанки – не двое тех, которые уже были знакомы, а новенькие, и много их. Болтали что-то на крамсонском, беспрестанно хихикая. Стела решила пока не торопить события, расслабилась в их руках, творивших поистине чудеса. При помощи каких-то травяных паст они заставили кожу стать светлее, волосы приобрели насыщенный оттенок, засияли, словно по ним пробегали лучики светил. Кожу мазали потом еще какими-то кремами, от которых она стала нежнее нежного и начала благоухать незнакомыми ароматами – тяжелыми, сладкими – от которых у девушки заныл в висках. Ногти на руках и ногах обточили и покрыли оранжевым составом, который сначала мерзко пах, но потом высох, став ярким и блестящим. Ногти переливались и подчеркивали изящную форму кистей и ступней. Потом болтушки притихли – вошла еще одна, не так плотно закутанная в темные покрывала. Принесла с собой коробку, в которой чего только не было. Расчески разных форм, щипцы, заколки, гребни, ленты. Посадила Стелу на стул, отвернула от всех зеркал и принялась что-то делать с ее волосами. Девушка не привыкла к тому, чтобы ее волосы были стянуты, и попыталась воспротивиться, но нет – ощутимо получила по затылку массивной расческой и успокоилась. Попросила лишь тех, которые пришли первыми, чтобы позвали бухана. Ну как попросила, повторила несколько раз: «Бухан, бухан» на ломанном крамсонском, одна из девиц и отправилась из комнаты.
Вскоре отодвинулись занавеси, и вошел бухан. Он увидал Стелу – прикрытую простыней, с почти законченной прической – и едва не ахнул, в глазах загорелся алчный огонек: «Надо было больше просить!». Такой красоты он никогда не видел в жизни, несмотря на свой обширный опыт работорговли. Если бы в юности он встретил подобную женщину, не факт, что стал бы Краусс спинолюбом. Та, что причесывала Стелу, была в своем роде гением. Она так искусно уложила волосы, что они выделили лицо, подчеркнув необычные глаза девушки. Чистая, гладкая кожа, чувственные пухлые губы, слегка подкрашенные алой помадой, небольшой прямой носик. Точеная шея, все остальное целомудренно скрыто складками простыни. Бухан не удержался, сорвал ткань. Стела возмущенно подняла на него глаза, прикрываясь руками. Краусс извинился, укутал девушку вновь – это было ему вообще не свойственно. Велика сила красоты! Бухан уже было собрался уходить, но Стела его остановила. Ее голос вкупе с обновленной внешностью – у бухана мутились мысли.
– Бухан Эрик, позволено ли мне будет присутствовать на обеде с вашими гостями? Я хотела бы попрощаться с кровником. Ведь, возможно, я никогда и никого из своего клана больше не увижу, – ломанный крамсонский исчез, став правильным.
У бухана едва хватило сил кивнуть:
– Только тебе придется прислуживать нам за столом и все это – молча. Ты не произнесешь ни слова, – и он стремглав покинул комнату, пропахшую тревожно-сладким тяжелым ароматом, который теперь навеки становился в его воспоминаниях спаянным с образом Стелы. Изумленные служанки торопливо засобирались, и ушли следом за буханом. Стела осталась одна, все еще укрытая простыней. Теперь и ей стало любопытно – что получилось в итоге таких сложных процедур. Раньше Стела никогда не прибегала к услугам ухаживальщиков, которые умело приводили в порядок мужчин и женщин Мира, тех, которые могли себе это позволить. Менгрелы жили среди песков, зеркалами им служили редкие водоемы, а уж такие сложные процедуры – откуда у кочевников? Чисто женское любопытство повлекло ее к зеркалу. Сдернула простыню и ахнула. Это была одновременно она и не она. Теперь было понятно быстрое согласие бухана – да попроси она еще что-нибудь – даже освободить ее в сей же момент, Краусс был бы рад выполнить ее просьбу. И его бегство стало понятно. Стела еще немного постояла возле зеркала, любуясь собой. Пока не услышала шелест отодвигаемых занавесей. Вошли ее ежедневные служанки, принесли обычное белое платье из какой-то мягкой, слегка поблескивающей, пластичной ткани. В этом платье Стела почувствовала себя более голой, чем была только что перед зеркалом. Оно облегало грудь, поднимая и открывая нежные полуокружия почти до самых сосков, туго стянуло талию, сделав ее еще более тонкой, подчеркнуло бедра и при ходьбе обнимало ягодицы, показывая их совершенную форму. Стела скривилась:
– А вот именно такое платье обязательно?
Служанки спешно закивали, заканчивая туалет. Потом чуть ли не бегом удалились. Пожаловал один из утренних хирдманнов, такой же молчаливый, как и всегда. Он протянул девушке руку, закованную в металлическую рукавицу, и повел ее на последнюю трапезу в доме бухана Краусса.
Глава 10. Слова и искушения
Купцы и Вальд подходили к замку, в котором обитал бухан. Сыны Торга шли не спеша, как и идут люди, знающие себе цену. Вальд же, напротив, семенил позади – всем своим видом показывая, что тяготится своим нахождением здесь. Но вчера, после того, как они спешно покинули «радушного» бухана Краусса, и оказались в том самом домике на площади Блохи, в котором проживал ноён, Вальду и Бардему пришлось услышать о себе немало. Закрыв входную дверь, и плотно занавесив окна, ноён Розенпорт взбеленился:
– Молодые люди! Как не стыдно делать из меня глупца! А если бы я хуже владел собой? Я бы мог выдать вас с головой, проговорившись невзначай!
Молодой Пергани немного смутился, даже не пытаясь отпираться:
– Мы не хотели вмешивать вас в наши дела!
– Эх, вы! Вы в своей глуши у Торговища уже совсем разучились разбираться в людях! Вы видели многих купцов, что предают своих? Да и не своих! Я чуть со стыда не сгорел, услышав вашу байку о том, откуда у вас рабом этот юноша. Я смог бы придумать что-то более правдоподобное!
Вальд попытался заступиться за своего товарища:
– Но позвольте! Времена ныне наступили тяжелые, в Крамбаре очень сложная обстановка – ее заметно даже мне, а я в таких вещах не очень-то разбираюсь. А вдруг вы были бы вынуждены играть на руку местным? И мы не осудили бы вас.
– Нет уж, молодой человек! Увольте уж меня от ваших этих оправданий! Чтобы мирянин предал мирянина, Семи на вас нет!
Бардем убрал какую-то ему одно только видимую пушинку с рукава, шумно вздохнул:
– Извините нас, достопочтенный. Мы не имели никакого права сомневаться в вас. Мы лишь хотели сами все сделать. Мы думали, что обезопасим вас тем, что вы только представите нас бухану. А потом предполагали, что вы устранитесь от наших дел. Они слишком опасны.
– Думали они, предполагали они, – ноён еще долго кипятился. – И что за «страшные» такие дела заставляют молодого астронома рядится в образ спинолюба? Хотя надо признать, достаточно правдоподобно, а купца – торговать этим астрономом, как рабом? И учтите, меня на сказку о кочевниках и болезнях не купите!
Вальд решился:
– Хорошо, хорошо. Если вы хотите знать – так слушайте, услышьте всю мою историю. И рассказал все: и о драконах, о разрушенных планах Хрона, о дальнейшей жизни в Мире, о праздновании десятилетия и о похищении матери, о путешествии со Стелой, о семье Пергани, что тоже немало пострадала от козней Хрона. Лучшего слушателя, чем достопочтенный Розенпорт нельзя было и желать – он слушал, не перебивая, не задавая никаких вопросов, чуть подавшись вперед, внимая рассказчику. Дослушав, он предложил перекусить, пока вся эта история будет укладываться в его голове:
– Слуг я отпустил, когда собирался к бухану, поэтому угощу, чем богат.
А богат был нынче ноён отварным мясом пустынных птиц – гагар, что в изобилии гнездятся на Вороньем побережье. Мясо было сварено с пряными травами и приятно на вкус. Еще к птице подал свежие овощи, лепешки, фрукты, вываренные в меду, и большущий чайник ароматного терпкого напитка из местных трав. Вальд и Бардем торопливо насыщались. Достопочтенный Эктор ел неторопливо, маленькими кусочками поглощая пищу, не проронив ни слова во время трапезы. Потом все так же молча, убрал остатки, махнув рукой на предложение помощи.
– Итак, я услышал вашу историю и решил, что она – правдива.
Молодые люди переглянулись. А ноён продолжил:
– И, исходя из этого, могу предложить свою помощь еще раз. Но теперь, я уже знаю, на что я иду. Так что вам нет нужды беспокоиться обо мне. Ваше дело – попасть в Красную башню и найти там то, что вы ищете. А мое дело – подготовить пути отхода. На случай, если у вас что-то не заладится и спешно придется бежать. Олаф шутить не любит – он и по меньшему поводу отправил кучу народа в подвалы. Для него нет большего наслаждения, чем замучить кого-нибудь. Он после таких развлечений становится сильнее. Как-то после особенно удачного для него дня я видел, как он летал над Крамбаром, стремясь внушить своим подданным страх и почтение. Я только не пойму – его еще и вожделеет практически все население города, в надежде лишь на бессмертие, которым он может наградить тех, кто был ему мил. Только нет таких бессмертных. Что он с ними творит, я не знаю. И какое он божество – тоже не имею представления. Нет ни книг, ни записей, в которых описывается реальное происхождение Олафа. Я лишь знаю, что правит он очень давно. И, если ты, Вальд, собираешься попасть к нему – будь готов стать настоящим спинолюбом. Сначала ты попадешь в руки бухана Эрика – а он известный на всю империю любитель молодых людей, и я заметил, как он на тебя смотрел. А потом, когда он посчитает, что ты готов, он уступит тебя своему повелителю. И нет ни одного из тех, кто покинул Красные башни после того, как разделил ложе с Благословенным. Из его постели попадают только в подвалы, божество выжимает своих любовников и любовниц в буквальном смысле досуха. Кроме Всемогущего есть еще и вторая опасность. Сейчас в божественных подругах – фрекен Гудрун из семейства Лунд. А семейка эта издавна известна своей кровожадностью. Ныне они задались целью стать вторыми после императора в Крамбаре, и не брезгуют ничем в достижении ее. Остальные крамсоны тоже не дремлют – каждый норовит вскарабкаться повыше, откушать послаще и не упустит случая урвать кусок такой, что унести тяжело и бросить жалко. А если заметят, что кто-то урвал больше и лучше – доложат куда следует, чтобы избавиться от этого удачливого сотоварища. На всей Зории закон гостеприимства священен – даже ведьмы, которых вы ищете, соблюдают его. Так говорят те, которые встречали их. Поверьте мне, я исколесил немало дорог перед тем, как меня сюда ноёном прислали. Все, абсолютно все, признают гостя – священным. Кроме крамсонов. Им ничего не стоит приютить гостя, накормить, ночлег предоставить – а наутро продать на невольничьем рынке, или выставить предателем, врагом империи, и тогда получить вознаграждение за выполнение гражданского долга. Так что – судите сами, нужна ли вам помощь в здешней паутине отношений от человека, который уже давненько варится в этом котле. Я вам рассказал лишь малую толику того, что скрыто под личиной внешне благополучного и гостеприимного Крамбара.
Гости, не сговариваясь, кивнули. Много слышали о крамсонах нелестного, но чтобы до такой степени… Было о чем задуматься. И помощь знающего человека будет не лишней.
– Я приготовлю для вас лошадей – тех самых, которым ничего не стоит пройти через Крогли, на которых путешествуют хирдманны. Эти лошади быстрее, чем верблюды, и почти такие же выносливые. Они стоят дороже даже, чем верблюды, но для вас я приведу их. Выведу лошадей за пределы города и спрячу в укромном месте. Запасы еды, воды, одежды и денег будут ждать вас там же. Чтобы не попасться, мне придется доверить перевозку кому-нибудь из мирских купцов. Я слишком на виду, чтобы самому все это готовить. Бухан может организовать слежку только потому, что захочет приобрести Вальда за любимую цену – бесплатно. Это вполне можно устроить, если нынешний «владелец» молодого астронома и тот, кто представил его, окажутся врагами империи. А, кстати, Бардем, ты не сможешь сопровождать своего друга. Тебе придется попрощаться с ним в замке бухана. И если вам суждено встретиться, то – чем тебя не устраивает место, где будут укрыты лошади и припасы? Там ты будешь хоть в какой-то безопасности.
Вальд продолжил:
– Итак, я попадаю к бухану, потом он меня отдает Олафу. Стела должна быть там к этому времени. Мы с ней выбираем время, забираемся на Красную башню, узнаем то, что нам нужно и быстенько убираемся оттуда. Если нас не будет в течении трех дней, после того, как я попаду к императору, Бардем, ты можешь уезжать без нас. И знаешь, ты свой долг можешь считать отработанным и ехать уже сейчас.
– Я поклялся матери именем Веса и Кодексом, что буду помогать тебе, пока не будет знака от праотцов, так что не тебе меня освобождать от моего обещания.
– Фу ты, ну ты! Какие мы птицы обязательные! Ладно, пусть будет, как будет. А если Торг будет занят и не пришлет тебе знака? Ты за нами и через ведьмины круговины пойдешь?
Бардем кивнул, укоризненно глядя Вальду в глаза. Астроном прекратил свои нападки. Разместились на отдых – ночь покажется слишком короткой тому, кто не проводил ее в мягкой постели так давно.
Наступило утро. И вот теперь пришлось вновь играть свои роли. Пересекли призамковый ров, пройдя по солидному разводному мосту. Вальд едва сдержался, чтобы не вздрогнуть, когда за ними опустилась массивная металлическая решетка и закрылись ворота. Не к месту вспомнился плен у драконов – замки хотя были и разными, но звук закрывающихся ворот навеки впечатался в сознание. Замок бухана охраняли дюжие вояки под предводительством пяти хирдманнов. Как рассказывал ноён, это являлось отличительным признаком богатства и значимости бухана в Крамбаре. Войско Олафа состояло полностью из хирдманнов. Императору подчиняются ярлы, которые призваны следить за выполнением законов империи. Под ярлами ходят лендермены – те, кому позволено собирать после штормов и приливов, что выбрасывает океан, и выращивать на отданных им территориях все, что им заблагорассудится, у них в подчинении рыбаки и пахари. Ярлам формально подчиняются буханы – под этими официально никого нет, но они баснословно богаты. Есть еще суприм, он подчиняется лично Всемогущему.
Бухан Краусс, у которого было аж пять хирдманнов, считался самым богатым среди своего сословия в Крамбаре. И он спешил гостям навстречу, широко раскинув руки, подметая длинными богатыми одеждами камни внутреннего дворика:
– Бухану Эрику здравствовать и процветать! Всевышнему Олафу бесконечности Новолетий! – приветствовал ноён Эктор хозяина башни.
– И достопочтенному здравствовать и процветать! Всевышнему – бесконечности!
Вальду показалось, что он вновь попал в день вчерашний – те же люди, те же слова – только место другое. Глаза не поднимал – а как же, невольник, тяготится своим положением и все такое. Пока ноён и бухан обменивались приветствиями, Бардем прошептал, едва шевеля губами:
– И ты готов ради матери и кровницы разделить ложе вот с этим?
Бухан, разодетый в утренние одежды, казался похожим на тонконогого паука среди разноцветной паутины. Глазами нет-нет да вперивался сладострастно в лицо Вальда. Астроном внутренне содрогнулся от омерзения, незаметно пожал плечами:
– А у нас есть варианты? Да и теперь поздновато передумать, нас тут всех и положат.
Все пятеро хирдманнов выстроились во дворе – бухан хотел показаться своему новому наперснику во всей красе и богатстве. А вчерашний так тщательно продуманный и выверенный план показался нынешним прохладным утром редкостным бредом, приснившимся в пьяной дреме.