Воспоминания

Генерал Раевский отправился в 10 часов утра (20-го августа) в обход, как скоро известились, что подполковник Луков приблизился к деревне Сикила. в недальнем расстоянии от Такала. Ничто не может сравниться с трудностями, которые надлежало преодолеть генералу Раевскому на этом пути! Камни, стремнины, болота, топи и непроходимый лес замедляли шествие его отряда. Для перехода пяти верст надлежало употребить четыре часа времени! Наконец, когда генерал Раевский вышел на то место, с которого надлежало произвести нападение, граф Каменский велел открыть со всех наших батарей сильную канонаду во втором часу по полудни, и на правом нашем фланге тотчас завязалось сражение.

Генерал Раевский вышел на дорогу, с которой должно было вести атаку на левый неприятельский фланг, нашел ее заваленной засеками, и потому пошел вперед болотами с отрядом полковника Эриксона, присоединив к нему часть отряда генерала Янковича[136], которому велел оставаться в деревне Сипола по сю сторону озера Нисаламби. Открытое болото отделяло отряд генерала Раевского от неприятеля, и лишь только русские показались из опушки леса, пули и картечи посыпались градом, и принудили наших остановиться в лесу. Шведы, пользуясь первым изумлением наших войск, построились за шанцами в две колонны, и быстро устремились на отряд полковника Эриксона, переменив таким образом оборонительное положение в наступательное. Превосходство сил неприятеля и сжатое, невыгодное место, на котором наши не могли развернуть колонны, поставляли отряд полковника Эриксона в затруднительное положение. Одна отчаянная храбрость могла спасти русских. Нападение шведов было отражено штыками, и наши, опрокинув их, преследовали до самых укреплений, где сильный картечный огонь удержал наступающих. Полковнику Эриксон снова отступил в лес, и расположился по опушке.

Шведы, будучи безопасны от всякого покушения на своем правом фланге, перевели лесами почти все силы свои на левый фланг против генерала Раевского, и стали действовать наступательно. Подкрепив две прежние колонны свои третею, они снова устремились на отряд полковника Эриксона, выслав четвертую колонну для занятия селения Хероя лежащего перед деревней Спиола (на левом фланге полковника Эриксона), защищаемого отрядом 24-го Егерского полка. Это движение могло иметь решительные последствия, потому что, если бы шведы заняли деревню Хероя и потеснили полковника Эриксона, то он был бы отрезан от нашего левого фланга, и отряд его был бы истреблен превосходным числом неприятеля. Положение генерала Раевского было отчаянное. Он приказал генералу Янковичу отрядить один батальон Белозерского полка к защите деревни Хероя, для обеспечения левого фланга полковника Эриксона, который должен был выдерживать до самой крайности натиск шведов. Между тем генерал Раевский послал к генералу графу Каменскому просить помощи.

Шведы сражались с ожесточением и, желая воспользоваться своим превосходством сил, повели атаку с невероятною быстротою, чтоб расстроить наш правый фланг до прибытия подкрепления. От защиты деревни Хероя зависело весьма многое и, по счастью, батальон Белозерского и отряд 26-го Егерского полка не только успели удержать стремление неприятеля, но, бросившись в штыки во фланг, смяли его и опрокинули. Это удачное действие поддержало равновесие сражения.

Между тем граф Каменский, находившийся на нашем левом фланге, где наши батареи продолжали действовать без умолку, приметя, что с неприятельских батарей свозят несколько орудий и что движение войск производится по направлению на левый неприятельский фланг, выслал в подкрепление генерала Раевского два эскадрона кавалерии: эскадрон князя Манвелова, нашего полка, и эскадрон Гродненского гусарского полка майора Силина. Нашей кавалерии нельзя было иначе достигнуть своего назначения, как проскакав под самыми батареями неприятельскими. С наших батарей дано три залпа, и кавалерия по этому сигналу пустилась во всю конскую прыть. Шведы, думая, что наша конница намерена броситься на шанцы через болото, выслали целые толпы стрелков. Шведские батареи в то же время усиливали свое действие, но наша кавалерия под пулями и ядрами пролетела через опасное место и, к удивлению всех, без урона; убита одна уланская лошадь.

Вслед за этим пришло известие от генерала Раевского о его затруднительном положении. Граф Каменский отрядил из авангарда часть 3-го Егерского полка и пять рот Костромского, приказав по надобности подвигаться вправо и прочим полкам, пополняя авангард резервом, так что наконец у генерала Демидова в резерве остался только один батальон Пермского полка. Пока подкрепление подоспело, положение отряда генерала Раевского постепенно становилось опаснее. Отряд полковника Эриксона, упорно защищаясь, принужден был отступить к деревне Херое, а генерал Янкович, оставшийся с одним батальоном Белозерского полка в деревне Сипала, был атакован шведами с такой быстротой, что одна только отчаянная решительность – погибнуть на месте – спасла его! Удачное действие двух наших орудий (перенесенных на руках) под начальством поручика Бендерского удержало первый натиск шведов. Стрелки наши, пользуясь этим случаем, заняли неприятеля перестрелкой, пока не подоспело подкрепление, которое тотчас переменило вид сражения.

С восклицанием: «Ура! Вперед!» – бросились наши на шведов. Генерал Янкович и полковник Эриксон двинулись со своими отрядами прямо на неприятеля. Стрелки наши устремились вперед, бегом, перед колоннами, следовавшими скорым шагом с примкнутыми штыками и с барабанным боем. Вдруг вся равнина покрылась отступающими шведами, которые скрылись в своих шанцах и за батареями, оставив поле сражения, усеянное телами убитых и раненых. Наступившая ночь и усталость обеих сторон прекратили сражение.

Генерал-майор Козачковский, отряженный на другой берег озера Куртане, также дрался целый день. Шведы сильно сопротивлялись, но генерал Козачковский успел выгнать их открытою силой из трех деревень. Наш эскадрон преследовал стрелков, лишь только из вытесняли из домов. Мы перекололи их множество[137].

Хотя шведы были гораздо сильнее отряда Козачковско-го, но открытое место, позволив действовать нашим уланам, послужило в нашу пользу, а шведы вовсе не имели кавалерии в этом месте. Шведский отряд был загнан в дремучий и болотистый лес, где он и остановился, а генерал Козачковский, заняв позицию в последней из деревень, Койпяла, послал разъезды до самой Сальмы, на оконечность озера Куртане, в тыл неприятельской позиции. Таким образом правое неприятельское крыло было обойдено.

Подполковник Луков, следуя по Линдулакской дороге с небольшим своим отрядом, выступил 20-го числа из Сикалы. Неприятельский отряд, бывший против него, отступая, пользовался каждым выгодным местоположением, чтоб задерживать отряд Лукова перестрелкой, жег мосты, и всячески замедлял его шествие. Подполковник Луков едва к ночи успел дойти до леса, занимаемого шведской армией, и остановился, не достигнув до неприятельской позиции однако ж, этим движением его левый фланг неприятеля угрожаем был обходом.

Русские сражались весь день, 19-го числа, и, кроме того, сделали большой переход. 20-го числа они также весь день были в движении, и выдержали самое кровопролитное сражение. Не было времени подумать ни о пище, ни об отдыхе. Оба полководца были в затруднительном положении. Граф Каменский по упорному сопротивлению шведов думал, что они станут защищать свою позицию до последней крайности. Усталость войск и отдаление отряда Козачковс-кого, которого почти невозможно было подкрепить, возбуждали в нем опасения. Превосходство шведов на всех пунктах было ощутительно; но граф Клингспор, удостоверившись, что ни шанцы, ни батареи, ни засеки, ни болота не могут удержать русских и отвратить их от наступательных действий, и опасаясь также быть обойденным отрядами генерала Козачковского и подполковника Лукова, вознамерился бросить укрепленную свою позицию при Руоно и Такале, и отступить к другому, заранее укрепленному местоположению при Сальми. Таким образом распоряжения графа Каменского столько же, как и храбрость наших войск, содействовали к отступлению графа Клинг-спора. В ночи когда наши обозы уже вытягивались на большую дорогу к Алаво, чтоб быть готовыми к отступлению в случае необходимости и когда граф Каменский, получая известия от разных отрядов, делал свои соображения к следующему дню, полковник Кульнев привез радостную весть, что огни на шведских биваках редеют и тухнут один за другим. Граф Каменский сделал немедленно распоряжение, чтоб на другой день возобновить нападение и начать преследование неприятеля.

21-го числа, на самом рассвете, неутомимый Кульнев переправил вброд через залив озера Куртане казаков и егерей, занял оставленные шведами укрепления, и начал строить мост, который искусством инженерного поручика Теша скоро был кончен. Авангард тотчас переправился, и разъезд наш открыл неприятеля в одной версте, на большой дороге к Сальми. Шесть рот 3-го Егерского полка под начальством майора Худинского устремились-на неприятеля, и тотчас начали перестрелку, а ротмистр Конной гвардии князь Кудашев (бывший волонтером при корпусе) с двумя ротами того же полка пошел лесом вправо, чтоб выйти на большую Линдулакскую дорогу и открыть отряд подполковника Лукова. В трех верстах от Руонского моста Лин-дулакская дорога выходит на большую Таммерфорскую. В углу соединения находится возвышение. Шведы, отступая медленно, остановились здесь, растянули цепи стрелков по обеим сторонам дороги, и поставили пушки на возвышениях.

К майору Худинскому послан был на подкрепление батальон Пермского полка и две роты Петровского. Прочие войска авангарда оставались между тем в брошенных неприятелем укреплениях. После упорного, хотя непродолжительного боя, неприятель был вытеснен из своей позиции, и отступил к Сальми. Отряд подполковника Лукова в то же время соединился с авангардом[138], который быстро преследовал неприятеля.

Шведы держались крепко в Сальми. Сражение продолжалось три часа, и сперва успех был сомнителен. Наконец полковник Кульнев решился на отчаянное предприятие. Он послал шесть рот 3-го Егерского полка, две роты Севского и две роты Пермского под начальством майора Худинского, в обход левого неприятельского фланга, а две роты 3-го Егерского и две роты Петровского мушкетерского с майором Кузминским отрядил для защиты нашего левого фланга. Сам Кульнев, устроив остальные войска в боевой порядок, остановился против центра неприятельской позиции. Лишь только майор Худинский достигнул до своего назначения и показался на левом фланге неприятеля, Кульнев дал знак к общей атаке. В то же время показался отряд генерала Козачковского по ту сторону озера, в тылу у неприятеля. Шведы производили жестокий ружейный и картечный огонь, но авангард наш, вышел из опушки леса, с криком: "Ура!" бросился в штыки на шанцы и батареи. Шведы едва успели увезти свои орудия. Защитники шанцев, не успевшие спастись бегством, были исколоты на месте, крепкая позиция взята, и наши гусары преследовали неприятеля на десять верст. Авангард остановился в Сальми.

Этим кончилось трехдневное упорное сражение, в котором два храбрых воинства почти в равном числе оспаривали друг у друга победу и славу. Шведы имели большое преимущество, защищаясь в неприступной позиции. Они едва верили этому событию! Сражение при Куртане, делающее столько же чести побежденным, как и победителям, достопамятно в военной истории России и Швеции!

Потеря с обеих сторон была значительная, судя по малочисленности войск. С нашей стороны убит один штаб-офицер, ранено 15 обер-офицеров[139], нижних чинов убито 128, ранено 648. без вести пропал 51 человек. Неприятель потерял убитыми 1500 человек, в плен взято до полутораста рядовых и несколько офицеров.

Разбитый неприятель бросился к морскому берегу для соединения с находившимися в разных местах отрядами и для спасения своих запасных магазинов. Граф Клингспор пошел на Лилькиро к Вазе, а часть его корпуса под начальством генерала Грипенберга взяла направление через Нидергерми к Нюкарлеби. Граф Каменский пошел сам вслед за корпусом графа Клингспора, а генерала Козачковского с Калужским мушкетерским, 26-м Егерским полками, батальоном Азовского мушкетерского, нашим эскадроном и двумя орудиями послал на Нидергерми, приказав ему занять в этом месте переправу через реку. Полковнику Властову велел следовать от Линдулакса к Гамлекарлеби, и стараться быть в сообщении с генералом Ко-зачковским. Граф Каменский надеялся, что, действуя в тылу неприятеля обходными отрядами Козачковского и Пластова, принудит его к отступлению без боя от Нюкарлеби.

Я уже сказал, что во время ретирады графа Клингспора жители под надзором шведских инженерных офицеров, заблаговременно укрепляли позиции в тылу шведского войска, и оно всегда останавливалось в безопасности от нечаянного нападения, отдыхало спокойно, и находило на месте продовольствие. Кроме того, те же крестьяне подвозили заранее фураж и провиант, истребляли мосты, делали засеки на дороге, и все это избавляло солдат от лишних трудов, давало большое преимущество шведам перед нами, и не только затрудняло графа Каменского в движениях, но и подвергало войско большой потере людей при штурмова-нии укрепленных шанцами и засеками позиций. Для лишения шведов этих преимуществ граф Каменский составил особый план войны, а именно, вознамерился действовать обходами, назначив для этого отряд генерал-майора Козачковского. Этот слабый отряд состоял до занятия нами Гамлекарлеби из Калужского мушкетерского (которого генерал Козачковский был шефом), имевшего 806 человек фронтовых под ружьем, 26-го Егерского полка в 602 человека фронтовых, одного батальона Азовского мушкетерского полка в 300 человек и нашего эскадрона, в котором было не более 75-ти человек улан. Наш отряд претерпевал гораздо более трудностей, нежели прочее войско, потому что мы беспрестанно должны были идти проселочными дорогами или тропинками, и соблюдать величайшую осторожность, как передовой пост авангарда. Но передовые посты сменяются для отдыха, а мы были бессменными! Этот план войны удался графу Каменскому, должно, однако, и то сказать, что он рисковал нашим отрядом, подвергая его опасности быть отрезанным и уничтоженным. Эта участь непременно бы постигла нас, если б шведы действовали смелее, решительнее и не следовали неотступно школьным правилам стратегии. Однажды отряд наш едва не подвергнулся разбитию.

Преследуя неприятеля, граф Каменский имел жаркое авангардное дело при Илистаро 29-го августа. На другой день присоединился к графу Каменскому отряд генерала Ушакова, бывший в Кухаиоках. Неприятель не останавливался в укрепленной заранее позиции при Лилькиро, где соединились с ним разные рассеянные отряды. Батареи и шанцы были брошены без боя. Здесь граф Каменский узнал, что часть неприятеля пошла к Вазе для спасения своих госпиталей и магазинов, а главный корпус взял направление к северу вдоль морского берега, по дороге к Нюкар-леби. Граф Каменский послал немедленно генералов Раевского и Янковича к Вазе для завладения сим городом, а сам устремился за неприятелем, и 1-го сентября расположился в виду его позиции при Оровайсе.

Между тем генерал Козачковский, идя боковой дорогой на Кюкарлеби, встретил у кирки Нидергерми (верстах в 35-ти от Нюкарлеби) шведский отряд генерала Грипен-берга в укрепленной позиции за рекой. У Козачковского всего было под ружьем 1782 человека, а у Гриненберга регулярного войска было 2000 человек и столько же отличных стрелков из жителей Саволакса и Карелии. Атаковать шведскую позицию с фронта было невозможно, и потому Козачковский вознамерился действовать по примеру своего начальника, и послал в обход левого неприятельского фланг подполковника 2-го Егерского полка Карпенкова (командовавшего 26-м Егерским полком) со стрелками Азовского и Калужского полков и одним батальоном 26-го Егерского полка, а наш эскадрон с ротой пехоты выслал на правый неприятельский фланг для ложной атаки. Удивительно, как генерал Грипенберг не разбил в пух наши обходные отряды и не принудил Козачковского к отступлению при первой встрече! Мы фланкировали на правом фланге с неприятельскими стрелками, делая вид, что намерены дебордировать их фланг, и когда их стрелки усиливали ружейный огонь, мы скакали к лесу, где стояла рота нашей пехоты. Шведы останавливались от выстрелов нашей пехоты, не зная ее силы, а мы снова начинали гарцевать врассыпную, всегда заступая им во фланг. Между тем и Карпенков завязал на левом фланге перестрелку. Это устрашило шведского генерала, и он начал отступать. Мы преследовали шведов, но они два раза дали нам сильный отпор, и даже принудили отступить до Нидергерми, где мы провели ночь. На другое утро мы снова пошли вперед по дороге к Нюкарлеби.

В нескольких верстах от этого города с правой стороны дороги протекает река в крутых берегах, а с другой стороны находятся возвышения, покрытые лесом. Тут остановился генерал Грипенберг. Генерал Козачковский завязал сражение. Стрелки наши вогнали шведов в лес, и весь отряд двинулся вперед, но это была только уловка (стратагема) со стороны шведов. Они имели с собой фальконеты (маленькие пушки, переносимые на руках), и расположили их на холме, покрытом лесом, между каменьями. Картечи и сильный ружейный огонь из-за камней принудил наших стрелков отступить, и высланные на подкрепление им два батальона пехоты также не могли устоять. Когда стрелки наши, отступая, стали выходить на лощину, а шведы шли за ними с криком "Ура!", провожая выстрелами отступающих, Козачковский выдвинул две свои пушки на большую дорогу, и поставил наш эскадрон для прикрытия орудий, рядом с пушками шагах в двухстах от крутого холма, заросшего густым лесом, с тем чтобы мы пустились в атаку, когда шведские стрелки выйдут на лощину. Генерал Козачковский был храбрый воин и старый служака, но он никогда не командовал конницей, и не умел употреблять ее в дело. Наш ротмистр объяснил ему, что в этой узкой лощине нет места для атаки, и что мы напрасно, без всякой пользы подвергаем опасности людей и лошадей, потому что шведские стрелки стреляют в нас из леса с высоты, как в мишень, и мы стоим перед ними, не имея возможности защищаться. Но Козачковский не убедился этим справедливым замечанием, и мы оставались под сильным ружейным огнем, пока не начало смеркаться, и пока наши стрелки не собрались. Тогда мы отступили и остановились на половине дороги к Нидергерми. Генерал Грипенберг не преследовал нас, но если бы он послал часть своего войска в обход, другим берегом реки, чтоб отрезать нас от Нидергерми, а сам напал на нас ночью, то Бог знает, чем бы кончилось! У нас уже недоставало патронов, а ретироваться нам было некуда. Но Грипенберг доволен был и тем, что отбил нас от Нюкарлеби, потому что, если б мы взяли его, то армия графа Клингспора приведена была бы в самое опасное положение. За тем и высланы мы были графом Каменским.

Предположения графа Каменского не сбылись. Однако же он не хотел предпринять обратного похода на Каухава, чтоб оттуда устремиться к Нюкарлеби, и потому решился напасть немедленно на неприятеля, и открытым боем заставить его очистить приморские провинции. Крайность заставляла шведов держаться при Оровайсе до последней капли крови, ибо полковник Фияндт, уходя перед отрядом Властова, сжег мост при Химанго, и тем лишил фельдмаршала Клингспора средств к безопасному отступлению на Гамлекарлеби.

1-го сентября, авангард[140] наш под начальством полковника Кульнева, ночевал в виду неприятельских постов в 5-ти верстах от Оровайса. Подкрепление[141], под начальством генерала Демидова находилось в четырех верстах от авангард, а граф Каменский, с отрядом[142] генерала Ушакова остановился в Веро. В целом корпусе графа Каменского не было более 6000 человек под ружьем. Шведский фельдмаршал Клингспор имел 7000 отборных воинов и более 3000 вооруженных поселян. Шведскими полками командовал генерал Фегезак, а финскими и крестьянами – Адлерк-рейц[143].

Я уже сказал выше, что не числом войск должно определять важность сражений, но мужеством и следствием победы. В таком отношении сражение при Оровайсе должно быть причтено к знаменитейшим подвигам русского оружия в XIX столетии. Читатель увидит отчаянную храбрость обеих сторон и последствия сего кровопролитного сражения.

Между селениями Оровайсом и Карват, Ботнический залив образует небольшую губу, довольно протяженную внутрь земли острым своим концом. Вдоль морского берета пролегает большая дорога из Вазы в Нюкарлеби, и поворачивает влево в конце губы. На этом-то повороте была укрепленная шведская позиция. В море впадает в этом месте небольшая речка, протекающая через болота. Вдоль болот от моря далее внутрь земли, по лесам тянутся возвышения и каменные утесы, перед которыми растет на болотах мелкий кустарник. Кирка Оровайси лежит за позицией, также на возвышении. Шведы примыкали своим правым крылом к утесистому берегу моря, где имели несколько канонирских лодок. На горе, в центре позиции, на большой дороге устроены были их батареи. Отсюда тянулись шанцы по полям и лугам до возвышений и утесов, прикрывающих левый фланг, оканчивающийся в непроходимом лесу, заваленном засеками. Первая. черта позиции была выше упомянутая речка и болота, а кроме того, в разных местах были засеки, оберегаемые стрелками. Нельзя было приблизиться к позиции иначе, как под картечными выстрелами, в разных направлениях очищавшими ровное и незакрытое место, через которое надлежало проходить. Перед этой главной позицией была другая, также укрепленная, возле небольшого озера, из которого вытекает другая речка, также впадаюшая в море. За мостом находится мельница, за которой устроена была батарея, а вдоль реки поделаны засеки. В этом месте завязалось сражение, в двух верстах от кирки Оровайси.

Шведские посты были сначала сбиты, и отступили к мосту. Стрелки наши растянулись правым флангом за озеро, а левым примкнули к морю, и намеревались обойти озеро. Но в самое это время, батальон 3-го Егерского полка, бывший на левом фланге (к морю), был атакован превосходным числом неприятеля, и принужден податься назад, Кульнев подкрепил его батальоном Севского полка, под начальством храброго майора Римана, которой после жестокого боя едва успел остановить сильный натиск неприятеля. Подполковник Луков подоспел на помощь с остальным батальоном Севского полка, и в то же время Кульнев выдвинул на дорогу 12-фунтовое орудие при поручике Бендерском. Несколько часов сряду храбрый поручик Бендерский[144] действовал из своего орудия с величайшим успехом под ружейными неприятельскими выстрелами, и тем удерживал натиск шведов. Наконец, почти все его артиллеристы были перебиты, и не оставалось ни одной лошади. Он был сменен другим офицером и орудием того же калибра. Шведов потеснили за мост. Но в это время на нашем левом фланге сделана высадка из канонирских лодок; помощь, пришедшая из главной шведской позиции, дала перевести шведам на целой боевой линии, и они с ужасным криком бросились в штыки, и стали обходить наш правый фланг. Авангард наш принужден был к отступлению, но прибытие отряда генерала Демидова снова удержало его, а Петровский и Пермский полки подкрепили наши фланги. Неприятель остановился и потом стал отступать. Тогда артиллерии штабс-капитана Башмакова, выдвинув четыре орудия на дорогу, производил убийственный огонь, заставивший неприятеля уступить на нашем центре. Но в то же время шведы, оставя лучшие войска для наблюдения в центре, устремились с новыми силами на наши фланги, и когда они подались, ударили в штыки на ослабевший наш центр, и принудили к отступлению. Граф Каменский должен был ввести в дело все свои войска. Сражение на целой линии продолжалось беспрерывно, с величайшим ожесточением с обеих сторон, которые то отступали, то подавались вперед, то перестреливались, то действовали штыками. Артиллерия не умолкала, и кровопролитие было ужасное!

К вечеру наши войска, будучи принуждены сообразно местоположению сражаться врассыпную, устали до невероятности. Не стало даже патронов. Перестрелка с нашей стороны сделалась слабее, и мы с трудом удерживали нападения неприятеля. Тогда шведские генералы Адлеркрейц и Фегезак, наблюдавшие центр с отборными и свежими войсками, стремительно сошли с возвышений на большую дорогу, и стройными колоннами бросились в штыки на русских. Наши фланги, рассеянные в стрелках на обширном расстоянии, должны были поспешно отступать, чтоб не быть отрезанными от центра, подавшегося назад. Вся наша боевая линия обратилась в тыл, и шведы с радостными восклицаниями шли вперед, провозглашая победу, которая казалась несомненной. Гений графа Каменского и личное его мужество спасли честь русского оружия, и ис-торгнули победу из рук неприятеля!

В начале сражения граф Каменский послал приказание четырем батальонам Могилевского и Литовского полков (всего около 1500 человек) поспешить из Вазы к Оровайси. Подкрепление это прибыло в ту самую минуту, когда шведы шли с криком вперед, а наши отступали, слабо отстреливаясь и едва успевая собираться в колонны. Ужасная картина! Уже темнело; туман ложился на землю; мелькающий блеск от выстрелов показывал направление отступающих и нападающих; вопли вторили выстрелам; шведы кричали «Ура!», а наши скликались по полкам и батальонам. Граф Каменский находился в это время на большой дороге под выстрелами. Он был по обыкновению в сюртуке Архангелогородского полка, в фуражке, с нагайкой в руках. На лице его видны были гнев и негодование. Почти все адъютанты и офицеры, бывшие при нем на ординарцах, были разосланы. Адъютант его, штабс-капитан Арсений Андреевич Закревский[145], пролетев сквозь град пуль, возвратился к нему с правого фланга с печальным известием о повсеместном отступлении. Только батальон 25-го Егерского полка и две роты Литовского стояли твердой стеной у моста, и удерживали сильный натиск неприятеля на центр, который он хотел прорвать, чтоб воспрепятствовать соединению стрелков. За этим батальоном собрались Севский и Петровский полки.