скачать книгу бесплатно
– От женщин этого племени, – Суара, вспомнив неприглядный вид бывшей жены Хорилартая, усмехнулась, – воняет меньше, чем от твоей Шунчэ. Останемся…
– Если нас примут… – мужчина едва шевельнул губами.
Наутро Хорилартая привели к вождю. Шагнул он за порог, невольно оглянулся. Его внимание привлекла горка выложенной в углу посуды.
Рядом с двумя искусно изготовленными серебряными шкатулками вперемешку выставили и тончайшие китайские чаши с затейливыми рисунками на боках, и грубо обожженные предметы из глины.
На сундуке лежали кинжалы с покрытыми узорами рукоятями. С другой стороны на стене висели три круглых кожаных щита. Один из них был покрыт потускневшей и местами отбившейся позолотой.
Отсвечивали лакированными поверхностями бамбуковые колчаны, прямые и кривые мечи. Тускло поблескивающие лезвия жадно ловили красноватый свет, исходящий от устроенной в углу жаровни, вспоминая кровавые всполохи ожесточенных схваток.
Небрежно кинутый пучок стрел точно указывал на принадлежность к высокому роду. О том говорили и два широких серебряных пояса, покрытых тончайшей, выполненной из того же серебра тонкой сеткой.
Немало потрудились над ними искусные китайские мастера, украсив вдобавок крупными кусками бирюзы.
Довольный впечатлением, произведенным на Хорилартая, хозяин юрты, напустив на свое широкое скуластое лицо с узкими щелочками пронзительно пытливых глаз радушную улыбку, произнес:
– Ты можешь со своими людьми три дня жить у нас, как гости. Вас накормят и напоят…
Старший сын накануне сообщил ему о девушке-подростке. Его люди выяснили насчет прибывшей в их земли племенной группы.
Суара Баргуджин-гоа, дочь Бархудая, владетеля Кол-баргуджин-догумского была похищена. Ее спас Хорилартай-Мерген, нойон Хори-Туматский. Он взял ее в жены. Увиденная Дува-Сохором прекрасная молодица и была дочерью, которая родилась у Хорилартай-Мергена и Суары в Хори-Туматский земле, в местности Арих-усун.
Известно стало хану и про то, что на прежней родине скитальцев, в Хори-Туматский земле, между двумя племенными группами пошли взаимные пререкания и ссоры из-за нехватки звероловных угодий.
Из-за этого неустройства Хорилартай-Мерген решил выделиться в отдельный род-обок под названием хорилас. Прослышав о знаменитых звероловствах Бурхан-Халдуна и прекрасных землях, они теперь, кочуя, и продвигались к Шинчи-баян-урянхаю, на котором были поставлены божества, владетели Бурхан-Халдуна.
Выдерживая паузу, Тороголчжин остановился, направил на своего кунака хитрый взгляд, вынуждая того самого первым начать разговор, ради которого его пригласили.
– Храбрый и славный хан! – лесной охотник решил не скупиться на похвальные слова. – Ты правишь могучим родом. Позволь нам, бедным скитальцам, стать частью твоего славного племени.
Горделиво выпятив грудь, хан иронично улыбнулся:
– У меня достаточно людей, чтобы иметь собственный аил. Может, ты не заметил, что вокруг него раскиданы курени нашего племени.
– Нас мало, и мы хотим стать частью большого. Все мои воины – прекрасные охотники. Они сами добудут себе пищу. Наши женщины…
На широком лице Тороголчжина расплылась улыбка. Посланные им соглядатаи успели пересчитать прибывший к ним народ и оценить его.
Женщины у лесных охотников, как на подбор, высоки и стройны. Под длинными рубахами угадывались сильные и прямые ноги, что само говорило о привычке больше ходить пешком, чем скакать на лошади.
При редкой для них ходьбе кривоватые ноги напоминали колеса. С самого своего рождения кочевники сжимают крутые лошадиные бока.
Сообщили, конечно, хану и о том, что у вождя лесных охотников красавица жена, со светлым лицом, огромными прекрасными глазами-озерами, широкими и глубокими.
– Откуда родом твоя жена? – поинтересовался Тороголчжин.
– Она выросла среди народа славных алан…
Хан понимающе прищурился. И дочь у лесного охотника уродилась вся в свою мать. Из нее выйдет неплохая жена для его подрастающего младшего сына, увальня и оболтуса.
– Мне сказали, что у вас есть девушки на выданье, – дипломатично произнес он, не раскрывая мысль до конца. – У нас выросли женихи…
С десяток его воинов приобретет хороших жен. Не придется им в поисках невест рыскать по всей степи. А обет родства скрепит дружбу.
Ему не хотелось думать о том, что род хорилас мал для того, чтобы искать в нем верного союзника. Но хорошие воины лишними никогда не бывают. Прогонишь чужих, смотришь, за ними и свои потянутся.
– Мы рады породниться с великим родом, станем частью народа…
Кивая головой, Тороголчжин, загибая пальцы, перечислял:
– Наш предок Бата-Чиган был потомком Борте-Чино и Гоа-Марал. Сына Бата-Чигана звали Тамача. Сыном Тамачи был Хоричар-Мерген. У Хоричара-Мергена был сын Аучжам-Бороул. Сын Аучжам-Бороула – Сали-Хачау. Сын Сали-Хачау – Еке-Нидун. Сын Еке-Нидуна – Сим-Сочи. Сын Сим-Сочи – Харчу. Сын Харчу – Борчжигадай-Мерген – был женат на Монголчжин-Гоа. Это мой отец. У меня самого от Борохчин-Гоа было двое сыновей: Дува-Сохор и Добун.
Глава V. Дух пустыни
Невысокий подросток, прознав о том, что его просватали, засеменил на кривоватых ножках к новому ряду юрт, что ставили для людей из племени лесных охотников, нашел свою нареченную.
Ему настолько не терпелось посмотреть на ту, что станет его женой, что Добун стащил из сундука припрятанную на самом дне сладость.
– Эй, ты, иди сюда! – поманил он, держа зажатый в руке леденец. – Смотри, что у меня есть!
Заинтригованная невиданным ранее лакомством, Алан-Гоа, которая ничем не отличалась от подружек, охочих до угощений вкусненьким, подошла к мальчишке.
– Чего тебе, малай? – спросила она, не отрывая своих глаз от куска растопленного на огне сахара.
– Говорят, – мальчишеские глаза доверительно раскрылись, стали чуть шире тонкой щелочки, – что у ваших женщин прямые ноги. А я не верю, – притворщик вздохнул. – Покажи, а я тебе дам леденец.
– При всех тебе показать? – девочка лукаво прищурилась.
Делиться запретным, по его понятиям, зрелищем с кем-то другим в планы любознательного не по годам подростка, любопытство которого изрядно подогрелось насмешками старшего брата, видно, не входило, и он кивком головы указал на тыльную сторону соседней с ними юрты.
– Пошли туда. Там никто не увидит.
– Хорошо, – девочка согласно кивнула головой, пряча бесовские искорки в скромно опущенных глазках. – Пошли туда…
Предвкушая невиданное зрелище, мальчишка, раскрыв широко рот, усиленно засопел, пуская слюнявые пузыри, когда Алан-Гоа, грациозно наклонившись вперед, ухватилась пальчиками за подол легкой светло-голубой рубашки и медленно потянула его наверх, открывая узкие лодыжки, голени, белеющие округлые коленки, заставляя мальчишеское сердце замереть в бешеном восторге.
Готовый перехватить поднимающуюся материю руками и рывком совсем сдернуть с бестолково-глупой девчонки ее легкую одежонку, воспользовавшись незавидным положением, рассмотреть ее, включая и упруго выпирающие бугорки, подросток чуть подался вперед.
Увлеченный разглядыванием ровных и прямых бедер, он пропустил сам момент удара, когда маленький, но довольно твердый девический кулачок со всей силой ткнулся ему в живот.
В одно мгновение дыхание сперло, в глазах потемнело. Выхватив из его ослабевшей руки притягивающий своим еще неизведанным вкусом леденец, девочка отскочила в сторону и, показав при этом женишку обидный кончик розового язычка, отдалилась на безопасное удаление.
Прибежав домой, подросток, огорченный и возмущенный коварным поступком той, что должна стать его женой, во весь голос выпалил:
– Не надо мне жены. У нее кожа вся белая, как у мертвеца. Глаза большие, как у жабы. Начнут дразнить, что я женился на жабе. Жаба!
– Глупец, каменная твоя голова, – осуждающе качнул головой отец.
Таких красавиц на ханьских рынках за огромные деньги покупают. А его неразумному оболтусу досталась почти даром. Вернее, ему новая невестка обошлась сравнительно дешево.
С другой стороны, его покровительство ценится столь высоко, что плата его будущим сородичам за их дочь будет достаточно высока, что, без всякого сомнения, Хорилартай и его жена Суара сразу же оценили по достоинству и с радостью приняли его лестное предложение.
– Он же еще бала, – мать, жалея свое родное дитя, погладила сынка-балбеса по головке.
– Другие в его годы, – Тороголчжин от досады сплюнул, – своих детей имеют. Ладно, за это время еще подрастет, ума чуток наберется…
Хан вздохнул. Небесные Боги! На кого он род свой оставит? Что от старшего сына нет толку, что младший совсем уж бестолков. За что Боги его наказали, наградив потомством, ни к чему негодным…
Как и было в тот день договорено, ровно через два года у подножия горы Бурхан-Халдун состоялась свадьба Добуна, младшего сына вождя племени, приютившего род хорилас у себя, с юной дочерью охотника Хорилартая и Суары, подросшей и расцветшей Алан-Гоа.
За столь небольшой для мировой истории промежуток времени сын Тороголчжина и Борохчин-Гоа, как на то и надеялся его отец, сильно вытянулся в рост, большую часть времени проводя в обществе своего будущего тестя, перенимая от Хорилартая навыки и умения.
Вскоре и из него получился неплохой охотник, и он стал гордо именоваться Добун-Мергеном. Совсем по-другому стал Добун смотреть на свою невесту, сумел по достоинству оценить ее красоту.
Свадебный туй отшумел, и молодые остались одни. Юная жена, кокетливо прикрывая свое лицо тончайшим шелковым покрывалом, отворачивалась от настойчивых взглядов мужа, вознамерившегося по приобретенному им законному праву досконально и безотлагательно со всей тщательностью рассмотреть то, что стало его собственностью.
– Прожжешь на мне дыру! – фыркнула Алан-Гоа, скрывая смущение.
– Помнишь, – перед глазами Добуна всплыла не самая удачная в его жизни попытка поговорить со своей будущей женой, – ты обещала мне и обманула. За тобой должок.
– Ха! – девушка от души рассмеялась. – Нашел, о чем вспоминать. Я уже давно и позабыла. Впрочем, я согласна тебе его вернуть…
Медленно поднимая реснички, она с удовлетворением отметила, как неистово разгорались возбужденным огнем юношеские глаза.
Быстро сообразила она, что как раз настал именно тот момент, когда можно и нужно выдвинуть условия, чтобы раз и навсегда расставить все в их отношениях на свои долженствующие места. Муж ей достался из простачков, и его несложно выйдет провести…
Дрожащие мужские руки протянулись к медленно обнажающемуся юному девичьему телу, пахнущему свежей травой и юностью, но Алан-Гоа неуловимым движением вывернулась из его объятий, чуть шагнув ножкой, отступила назад и грудным волнующим голосом выдохнула:
– Ты получись все, если пообещаешь мне…
Момент выбрала она очень верно, и в положительном ответе мужа почти не сомневалась. Все мысли мужа устремились только в одну сторону, и он, как от назойливой мухи, немедля с досадой на то, что на его пути что-то встало, поспешил отмахнуться от того, что мешало ему достичь вожделенной цели. Ради достижения желаемой цели он готов был посулить что угодно.
– Обещаю, – он согласно закивал головой, даже не спрашивая того, что потребуют взамен. – Я все сделаю, моя Прекрасная Аланка…
Очень скоро Тороголчжин понял, что он не прогадал, женив своего сына на этой девушке. Старший брат Добун-Мергена, к величайшей скорби всех их, погиб в неожиданной стычке с неизвестным отрядом.
А сам Добун-Мерген, к величайшей жалости, уродился человеком не слишком умным для того, чтоб взять на себя бразды управления родом.
Мысли его текли неспешно, и за это время весь их род мог успешно разбежаться по всей их Великой степи, пока он не решит, что следует предпринять, случись что-то крайне важное.
– Наш сын, мать, большой глупец, – тихонько шепнул Тороголчжин своей жене, хватаясь рукой за сердце во время очередного приступа вызывающей удушье и лишающей всех сил болезни. – Но Алан-Гоа, хвала Небесным Богам, у него большая умница. У нее достаточно такта и ума, чтобы ловко и твердо управлять из-за спины своего мужа.
– Ха, – хмыкнула старуха, – тот самый случай, когда хвост крутит и вертит собакой.
– Лучше иметь умный хвост, чем каменную башку, как у твоего сына, – осерчал хан. – Он весь пошел в тебя, глупую курицу. Только кудахтать не ко времени умеешь…
После кончины Тороголчжина все четверо сыновей Дува-Сохора, не признавая даже за родственника своего дядю Добун-Мергена и всячески понося его, отделились. Они покинули родной аил, откочевали со всеми своими людьми и скотом, образовали четвероплемение Дорбен-ирген.
У Добун-Мергена к тому времени росли два сына, рожденных Алан-Гоа, Бугунотай и Бельгунотай.
Некогда могущественный род распался, потерял свою былую силу. Чтобы прокормить семью, Добун-Мерген промышлял охотой.
Однажды он взобрался на возвышенность Тогоцах-ундур. В тот день ему особо не везло. С трудом выследил марала, даже подобрался к тому на выстрел из лука, но в это самое мгновение конь чего-то испугался, вздрогнул, поведя своим корпусом в сторону, и стрела полетела мимо.
Испуганный ее зловещим свистом олень насторожился, повернулся, его огромные черные глаза встретились с хищным взглядом человека.
Чуть выгнув шею, марал совершил длинный прыжок в сторону, уходя от смертельной опасности, и помчался вскачь.
Добун-Мерген понесся следом. Тонкие ветки больно хлестали по плечам и лицу, но он в азарте погони не обращал на них внимания.
И лишь чудом заметив неотвратимо приближающийся толстый сук, успел охотник нагнуться и свалиться набок. Пока ловил ускакавшую лошадь, оленя и след простыл. Злой и усталый двигался он по лесу.
Порыв ветра донес до горе-охотника запах жаркого, и он, особо не раздумывая, двинулся в ту сторону, откуда шли аппетитные волны от приготовляемой пищи. На небольшой поляне Добун-Мерген встретил бывшего соплеменника, друга по детским играм по имени Урянхаец, который готовил жаркое из верхних коротких ребер трехлетки-оленя.
– Шел мимо, заглянул на огонек… – выдохнул Добун.
Помимо воли у Добун-Мергена потекли слюни, стыдно ему стало за свою неудачливость, а дома его ждала жена с суровым укором в глазах. Поморщился он, но быстро стер с лица неприязненную зависть, широко улыбнулся и хлопнул бывшего товарища по плечу.
– Дружище, – придав своему голосу безразличное спокойствие, всем своим видом показывая, что он делает одолжение, избавляя сородича от излишней ноши, произнес Добун-Мерген, – дай и мне на жаркое! Тебе всю тушу с собой не унести… – застыли в ожидании раздувшиеся ноздри, затрепетав крылышками, доносилось учащенное дыхание.
Усмехнувшись, Урянхаец взял в руки нож.
– Охота вышла удачной, хвала Небесным Богам! – он воздел руки кверху за то, что ему послали молодого оленя. – Дам и тебе!
Полоснув острым лезвием, сноровисто орудуя, удачливый сородич разделал тушу, оставив себе шкуру и легочную часть, остальное мясо трехлетки-оленя отдал Добун-Мергену.
Набив сполна нечаянной добычей переметные сумы, муж Алан-Гоа навьючил их на лошадь, кинув что-то невнятное на прощание, уехал.
Глядя ему вслед, Урянхаец сплюнул. И этот неудачливый человек хотел быть их вождем. Если бы не его красавица жена, то остался бы он один, покинутый всеми своими сородичами, подох бы с голода…
Чувствуя, как к нему возвращается настроение, довольный Добун-Мерген затянул бесконечный степной мотив, состоявший из десятка-другого многократно на все лады повторяющихся одних и тех же самых слов, где его собственное имя встречалось в каждой строчке.
Славный охотник Добун-Мерген,
Оленя добыл Добун-Мерген.
Едет домой Добун-Мерген,
Накормит детей Добун-Мерген.
Удачлив охотник Добун-Мерген,
Дружит с удачей Добун-Мерген.
Везет оленя Добун-Мерген,
Славный охотник Добун-Мерген…
У подножия возвышенности лесок перешел в привычную степь с лениво перекатывающимися волнами серого, давно потерявшего густую зеленую окраску, высохшего под палящим солнцем ковыля.
На далеком горизонте зачернели приближающиеся точки, и вскоре Добун-Мерген различил в них ковыляющих навстречу ему бедняка и подростка мальчишку. Видно, что оба брели издалека.
– Кто вы такие? – осадив коня, охотник прищурился, пристально разглядывая рвань, надетую на путниках.
– Я – Маалих, Баяудаец («богатей»), а живу как нищий. Удели мне из добытой тобой дичины…
