Пир во время чумы

– Сам-то? – испуганно моргая ресничками, капитан благоговейно подняла глаза к потолку, где, верно, надеялась обнаружить сановного тестя или, на крайний случай, его парадный портрет.

– Он самый, – Ковальчук закивал головой.

– Ну, знамо, у него не все чисто с его совестью, – насладившись сполна смущением подполковника, уже несколько помягче, сбавляя тон, заметила она. – Но оно вас уже как-то, вроде бы, и не касается.

– Ну, Ксана! – переводя дух, тяжело выдохнул подполковник.

Признаться самому себе, такого напора он от нее никак не ожидал. Но это только еще больше раззадорило его, укрепило его желание.

– Ладно-ладно… – пренебрежительная ладошка замелькала перед его озадаченными глазами. – Чего уж там, оставим совесть вашего тестя в покое. А вот вода горячая у вас в кране, к примеру, имеется?

– Спрашиваешь! – звонко отдалось гордостью в ответе хозяина. – В центре, чай, не где-то на Выселках как-никак мы живем.

– Как хорошо! – девичьи глазки затянулись дымчатой поволокой.

– Ксана, может, мы перейдем на «ты»? – зам прищурился.

После этакой прелюдии, показалось ему, что в самый уж раз.

– Можно и на «ты», – она усмехнулась. – Мы-то в своей массе люди негордые, к простому обращению привыкли. Оно нам больше нравится и сподручнее. Леша, если ты не против, то приму я ванну? Понимаешь ли, – Оксана мило, извиняясь за себя и за свое поведение, улыбнулась, – у нас в общаге третий год горячей воды нет. Сейчас вот, как тут дохнет на тебя устоявшимся ароматом, что и смотреть на меня ты не захочешь. И не расскажешь мне про свою тайну, не выдашь мне своего человечка.

– Ну, Ксана! – он только покачивал головой. – Я и не знал, что ты можешь быть такой.

Откидывая пальчиками непослушную прядь, она прищурилась:

– Это еще какой?

– А такой, что палец в рот не суй! Цапнешь, откусишь по самый локоть и фамилии при этом не спросишь.

– И не надо его засовывать. У него и так полно всякой работы, – она вложила в последнюю фразу столько смысла и значения, что мужчина почувствовал, как по его жилам погнало жаркую кровь.

Соблазнительная вакханка, делая вид, что вокруг нее никого нет, без всякого стеснения скинула деловой жакет, грациозно извиваясь, легко освободилась от узкой и довольно короткой юбки, расстегнула пуговицы на блузке, пошла-пошла павой, оставив мужчину мучительно догадываться о том, что именно ему так и не показали.

Набрав полную ванну, Оксана с наслаждением вступила в воду и с головой ушла под нее, оставив на поверхности лишь свой гордый носик и прелестный ротик. Горячая жидкость приятно обволакивала. Вода расслабляла, притупляла все остальные чувства, отогнала на дальний план все тревоги и заботы. Вот так бы тут, если бы это было возможно, взять и пролежать ей, подумалось Сане, поплавком целую вечность.

Так нет же. Не дадут. Придут, все испортят. Вынырнула она, остро почувствовав на себе нагло сверлящий взгляд. Открыла Сана глаза.

Ковальчук, широко, да так, что дальше уже и некуда, раскрыв свои бесстыдные зенки, пялился на нее, держа в руке полотенце и халат.

– Леша, мы с тобой так не договаривались, – чуть прищурившись, произнесла Сана, но ничто не шелохнулось в ней, чтобы прикрыться.

Разве она не знала заранее, что именно этим все и закончится? Было бы даже удивительно, если бы мужик не притащился поглазеть.

– Нет, Ксанка, мы договаривались! – донеслось до нее.

Теперь зам стал полным хозяином положения и мог диктовать ей свои условия. Но для вида она поборется, попортит ему кровушки:

– Это чё еще… это когда же мы энто успели? – удерживая в себе приступы поистине безудержного смеха, она заставила себя сделать до крайности удивленное и столь же непомерно возмущенное лицо.

– В тот самый момент, когда ты сама согласилась пойти со мной.

– Нет-нет, Леша, нет, нет и нет! – Оксана отрицательно покачала пальчиком. – Ты пригласил меня всего на одну минутку. И все…

– И что теперь? – подполковник начинал потихоньку терять всякое терпение в ходе бесполезной риторики, его глаза наполнились решимостью. – Вытащу тебя силой. Будешь кричать, сопротивляться?

– Зачем? – девушка хлопнула непонимающими глазками.

Ее немного простодушная и, скорее всего, озорная улыбка сводила мужика с ума, волновала его кровь, будила неуемное желание.

– Если уж изнасилования нам, девушкам, так и эдак не избежать, то лучше расслабиться, – Сана моргнула, – и постараться получить, хоть толику, удовольствия. Хоть какая-никакая, а польза от всего капнет…

Опытные мужские руки скользили по женскому телу, заставляли его мелко вздрагивать, вытягиваться стрункой. Бесстыдно забирались они повсюду, не оставляли без внимания ни один клочок прекрасного творения природы. Соски Саны, чувственно набухшие от томительного, вытягивающего все внутренности желания, чутко реагировали на все прикосновения к ним, вырывая из уст женщины страстные вздохи, а низ живота сам, сам шел навстречу тому, что надвигалось на нее.

– Ах! Ах!..

– Ксанка! – шумно выдохнул он, приходя в себя после взрывного потрясения, что поразило его своей небывалой силой. – Ты прелесть, ты создана для любви. Ты и твое божественное тело, вы созданы для того, чтобы дарить наслаждение партнеру и самим получать его. Я бы, не раздумывая, предложил бы тебе стать моей женой, но, увы…

Женская ладошка понимающе прикрыла мужские губы:

– Будет тебе, Леша. У нас, как говорят, извечная история. Любят одних баб, спят со вторыми, а женятся совсем на других, на тех, что с квартирами. А у меня квартиры нет, и отца со связями тоже нет…

– Ох, и язва же ты, Ксанка! – огорченно выдохнул Ковальчук. – Ох, и повезет же кому-то в кавычках. Ох, и намучается же он с тобой!

Усмешка появилась и, тая, пропала на чуточку припухших губах:

– Помнится мне, ты только что совсем другое мне напевал. Недолго продлилась любовь. Ну, раз наша с вами, Алексей Петрович, любовь так быстро испарилась, то давайте уж, мы перейдем, наконец, к делу.

– Что ж, к делу, так к делу, – подполковник усмехнулся. – Только ты, Ксана, изволь, оденься. Иначе я не смогу. Пытки искушением – не мой стиль. Боюсь, что я долго не выдержу.

– Вы, Алексей Петрович, – расцвела плутовка, – отвернитесь чуть в сторонку и начинайте. Не волнуйтесь, я запомню. Со слуховой памятью у меня, как, впрочем, и с некоторыми другими… пока все в порядке.

Повернувшись к стене, Ковальчук ищуще поймал ее отражение в огромном, во весь человеческий рост, зеркале, усмехнулся:

– Значится, поехали мы. Запоминай. Тебе, Ксана, в первую очередь, надо бы составить общий список и схему расположения всех складов. Определить примерный круг всех должностных лиц, по тем или иным причинам или же в силу самого своего служебного положения могущих иметь отношение к возможным хищениям.

– И как же я, интересно, это сделаю? – повернувшись к Ковальчуку одним лицом, Оксана застыла с не застегнутым кружевным лифчиком в руках, красиво изогнутая спина выдавала ее заинтересованное волнение. – Или я, Алексей Петрович, темной ночкой, как партизанка, все вывески подряд вычитывать буду? Или же, на мое счастье, для меня специально экскурсию устроят? Как же, разбежались, спешат и спотыкаются! Если вся наша проверка негласная, то я же им свои документы предъявить не смогу! И меня и близко никуда не пустят!

Согласный с ее неоспоримыми доводами, мужчина поморщился, картинно отмахиваясь от густого потока праведного возмущения:

– Ксана, подожди ты, не тарахти! Я же тебя именно для этого и позвал… Чтобы в деталях обрисовать картину, так сказать.

– Вот тебе и раз! – обнаженные плечики на мгновение застыли, убийственно выпятив тугие комочки нежной плоти. – Приехали! Вот оно как, оказывается! А я-то думала, что совсем для другого позвали…

Ловко справившись с застежками, девушка неторопливо взяла в руки черные кружевные трусики, не сомневаясь, что мужик пристально наблюдает за нею, наклонилась, неспешно надела.

– Только мы с вами, Алексей Петрович, с ним уже вполне успешно справились. Вы сами отметили, что классно одни оттянулись…

Выпрямившись, Сана томно потянулась, изящно провела узкими ладошками по своему ладному телу и неспешно накинула блузку.

– Вот и все, можете поворачиваться и больше не делать вид, что вы ничего не видите в том зеркале. Не помню уже кто, но кто-то учил меня, что если я вижу где-то чьи-то глаза, то и они, в свою очередь, прекрасно лицезрят меня. Поворачивайтесь же, я больше не кусаюсь.

– Язва ты, Ксанка! Ох, и язва же ты! Если ты все столь неадекватно воспринимаешь, то зачем ты, скажи, ко мне по свистку прискакала?

– Может, мне, Алексей Петрович, самой хотелось… – подтверждая свои слова, Сана мило и открыто улыбнулась.

– И к чему твои колкости? – на его удивленно вытянувшемся лице появилось обиженное, как у избалованных детей, выражение лица.

– Вы не обижайтесь. Я больше сама на себя злюсь за то, что слабой оказалась на поверку. И отказать сразу не смогла по причине самого обыкновенного человеческого желания услышать от вас нечто для себя полезное и умненькое. И от большого желания по-человечески принять горячую ванну. И вспомнить то, как оно бывает, когда тебя настоящий мужик тискает. И на одно мгновение бабой себя почувствовать…

– Ну и как оно? Вспомнила? – мужчина хищно прищурился и весь вытянулся в ожидании ответа.

– Вспомнила, Алексей Петрович, – просто ответила она и прямо посмотрела на него, убрав со своих глаз все защитные пленки.

– И как? – по одной лишь инерции спросил мужик, хотя все уже прекрасно вычитал в ее благодарном взоре.

– Сойдет для неизбалованных. Вполне на уровне…

– Ну, спасибо тебе на добром слове…

Их потеплевшие взгляды снова встретились, и вдруг открывшееся ему сильно потрясло его, приведя в полное изумление:

– Знаешь, Ксана, а я только сейчас разобрал твои глаза. Я не видел еще их такими! Какие они у тебя!.. – зам замолк на полуслове.

Не стал он уточнять, что они потрясные! Огромные и бездонные, зовущие и волнующие. Искренние и теплые…

– И какие же они? – несколько скептически хмыкнула Оксана, хотя не раз уже слышала от других о магической силе своих глаз, да пользы ей от этого пока никакой не капнуло, одни пустые слова.

– В них запросто можно утонуть…

Если, осталось за скобками, ненароком перейти опасную черту.

– Ох, и сведешь же ты как-нибудь кого-нибудь ими с ума.

По крайней мере, кажется, с ним это уже приключилось.

– Ни к чему мне, Алексей Петрович, сводить кого-то с ума. Убейте, не знаю, что с ними случилось, – она смущенно улыбнулась и снова по-особому посмотрела на него. – Вы, наверное, так действуете на меня.

– Так это я, выходит, растопил в них лед?!

Неслышно ступая, Ковальчук подошел к ней, взял ее лицо в свои ладони, и девушка закрыла глаза, потянулась к нему губами…

Неожиданный их поцелуй затянулся. Ее руки обвились вокруг его шеи. Еще чуть-чуть, еще немного захотелось продлить ощущение того, что она до сих пор еще остро переживала внутри себя. И совсем уж неожиданно вырвалось нечто похожее на признание:

– Да-да, Алексей Петрович, именно вы. Рядом с вами я теряюсь, перестаю быть сама собой и уже не знаю, как вести себя. Опасный вы человек. Я уже жалею о том, что согласилась пойти с вами. Или вы хотите, чтобы я именно вас и свела бы с ума? Хотите? А как же нам быть с вашей женой, со всем этим? После развода, как я понимаю, все это: хата, обстановка и прочее вряд ли останется вам.

Поражаясь ее неженской проницательности, он тяжело вздохнул:

– Уж точно. Ладно, Ксана, шутки в сторону. Я тебе говорил, и на самом деле есть у меня в той дивизии знакомый человечек.

– Так-так, уже теплее, – Оксана оживилась, нутром почуяв, что они, наконец-то, подобрались к самому главному, ради чего она, по правде, и согласилась на свой приход. – И кто он там? Кем пашет?

– Начальник отдела кадров дивизии. Подполковник Пичугин. Я ему позвоню, и он нужную тебе справку тишком соорудит…

Раскрыв свой рабочий блокнот, Ковальчук размашистым почерком накидывал план первостепенных мероприятий:

– Схему расположения всех объектов ты, Ксана, составишь сама на месте. Продумаешь во всех деталях свой план оперативно-розыскных мероприятий. Приложишь его к своему отчету. Думаю, что этого тебе на первые ближайшие дни с головой хватит. Так что, за первую неделю своей работы ты сможешь смело отчитаться. А там уже мы посмотрим по обстановке. Может, мы еще что нестандартное придумаем…

– Ой, спасибочко, Леша! У меня на сердце, как отлегло…

Заметив, что в девичьих глазах проскользнули веселые искорки, исчезла напряженность и лицо ее засветилось, Ковальчук улыбнулся. Ох, и до чего же она хороша! А глаза, глаза! С ума можно сойти!

– Ксана, ты сама присмотрись на месте. Может, у них кто и живет не совсем по средствам.

– Как вы вот, например, – лукавая улыбочка нисколько не портила девушку, напротив, лишь органично добавляла шарма.

– Ну, Ксана, ты просто неисправима! – воскликнул мужчина.

Не удержавшись, он нажал на кнопку ее гордого носика.

– Давай, мы пока оставим мою скромную персону в стороне. Итак, дорогие «иномарки». Может быть, найдутся и клиенты, что швыряют деньги направо и налево. Но учти, что многие из них могли вывезти свои машины из Германии во время вывода войск.

– Опять двадцать пять, – Оксана забавно всплеснула руками. – Что мне… у них техпаспорта проверять? Кто их мне даст посмотреть?

– Нет, конечно же. Но проверить и узнать истину тоже довольно просто. Пичугин сам отметит, кто из заинтересовавших тебя лиц служил за бугром. Что, Ксана, ты уже не жалеешь о том, что зашла?

Хитрый вопрос задали ей, с подвохом, но он не застал ее врасплох.

– Нет, Алексей Петрович, уже не жалею. Да и не собиралась этого делать. Одна горячая ванна чего только стоит. А кофе с коньяком и мороженым, – загибая свои пальчики, задорно перечисляла дива все заполученные выгоды от посещения квартиры подполковника. – А чего стоит одно общение с вами. Если бы у меня был такой начальник, как вы… – она мечтательно закатила глазки, ибо столько проблем решилось бы само по себе, да эдакое, увы, невозможно.

– Да, Ксана, – мужчина задумчиво провел рукой по щеке, а в глазах у него забегали бесовские огоньки, – забыл сказать про одну вещицу…

– Важную? – Полищук вся в ожидании вытянулась.

– Ну, тебе уж решать. Приказ по конторе уже подписан…

– Какой еще приказ? – прерывая мучительно затянувшуюся паузу, свистящим голоском спросила-протянула Оксана.

– Через неделю ты переходишь в наш отдел.

– Это что, правда, Алексей Петрович? – она бросилась ему на шею, повисла, восторженно-горячий поцелуй ожег его щеку.

Глаза у нее загорелись, было, радостным огнем, но ненадолго, тут же потухли, руки сами по себе разжались и опустились.

– Выходит, что я теперь должна буду вот это… самое… – наклонив голову вниз, прошептала она с тоскующей обреченностью.

Одно дело, надавило на нее тяжким гнетом, когда по взаимному желанию, и совсем другое, когда оно по принуждению. Вот тоска!

– Ничего это, девушка, еще не значит, – Ковальчук пожал плечами, пытаясь внушить ей то, во что сам-то особо не верил, а потому вышло у него бездарно и неуклюже, и вовсе неубедительно.

Ласкающий и обволакивающий взгляд его глаз говорил совсем о другом, и его чувственное влечение не стало для нее откровением.

– А как же еще? – недоуменным взглядом она быстро прошлась по разобранной широкой постели, помня про то, как искусно заманивали ее в эту мягкую, притягательную и удобную ловушку.

– Вот о том, – зам собрался, лицо его приняло строго серьезное выражение, – что между нами сегодня было, ты забудь. Думаешь, что я способен домогаться женщины, используя свое служебное положение?

Девушка задумчиво моргнула, шевельнула губками. Вот этому она могла поверить. У Ковальчука имелось достаточно иных достоинств, чтобы затащить в постель понравившихся ему девок.

– А я… я и не знаю, что мне думать, – выдохнула она и растерянно захлопала ресничками, растягивая губки в беззащитной улыбке. – Ты мог бы сказать мне чуть раньше. Так вышло бы намного честнее…

– Ксана, – мужчина имел на этот счет иное мнение, – я ничего тебе специально заранее не сказал о твоем переходе, чтобы ты не подумала, что я давлю на тебя как будущий твой начальник…

И тут капитан изумленно моргнула. Ах, ее решили испытать, чтобы быть в ней до конца уверенной, чтоб знать, будет ли она спать с ним не только по долгу службы, но и по…

– А если бы я не согласилась? – кусая губки, спросила Оксана, мягко отталкиваясь кулачками от его широкой груди.

Хотелось ей знать, что могло ожидать ее. И Ковальчук чуть опоздал с его проверкой, раньше следовало ему ее устроить, пока приказ еще не подписали. Нашелся бы еще один рычажок для тонкого шантажа.

– Я даже не знаю, как поступил бы тогда, но вредить тебе никогда не собирался. Да, у меня была мечта заглянуть поближе в твои глаза, распустить твои тугие косы, почувствовать твое божественное тело в своих руках, попытаться вырвать из твоих нежных уст благодарный стон. Мечта осуществилась. Хорошего помаленьку. Может, поступил я и не совсем честно по отношению к тебе. Ты уж извини меня, Ксана, но желание оказалось выше моих сил. Пойми меня и прости…

– Все вы, мужики, одним миром мазаны, – она, покачав головой, хмыкнула. – Ничто вас не останавливает, пока не добьетесь цели…

Понимая, что говорит сущую ерунду, и лишь из одного желания хоть как-то, но оправдать себя, Ковальчук невнятно буркнул:

– Но я тебя, Ксана, силком не тащил.

Язвительная улыбочка пробежалась по ее раскрывшимся губам:

– Не тащили, это факт…

Оксана фыркнула. Она сама пошла в кафе, пила кофе с коньячком, потом потащилась к нему на квартиру, прыгнула в его постель.

II

Как всегда, пассажирский поезд №192 «Одесса – Измаил» стоял на дальней платформе. Состав небольшой, всего-то восемь вагончиков.

Поезд ночной, и в пути он проводит меньше десяти часов. Маршрут следования проходит по самым глухим местам. Отсюда и отношение к ночному рейсу. Подвижной состав был не самый новый, не раз и не два прошедший через капремонт. Многие вагоны следовало отправить на списание в предыдущем десятилетии. И бригада проводников набрана из тех, кого по какой-то причине давно не ставят на дальние рейсы.

Вот потому-то, в свете выше обозначенного, и стоял этот поезд на самой дальней платформе. Пока пассажиры доберутся до нее.

Подполковник Малахов мягко открыл дверь во второе купе, втащил тяжело нагруженную сумку, закинул в багажное отделение под своей нижней полкой. Он опустил лавку, покрытую облезлым дерматином без всякого следа присутствия под ним поролона. Неспешно снял с себя куртку. Повесил на крючок. Посмотрел на часы. До отправления поезда оставалось всего шесть минут, и он надеялся на то, что поедет один, без попутчиков, шумных и надоедливых до зевотной тошноты.

И билет-то себе в купе он взял намеренно, хоть и кусаче дороговато выходило для него. Но в плацкартном вагоне едут на головах друг у друга. Пронырливые проводницы умудряются набить свои вагоны. Там не то что повернуться, но и дышать негде. Пользуясь тем, что рейс ночной, проходит вдалеке от оживленной трассы – один-единственный за сутки – эти, ну, натуральные хищницы с железной дороги сполна компенсируют все свои потери в зарплате за счет «левых» пассажиров.

А вот купейные вагоны, как правило, следуют полупустыми. По одному или по два пассажира в купе, а то и вовсе без оных.

Хрипя, металлический голос по радио объявил об отправлении. В мутновато-грязном окошке медленно поплыл перрон, и только тогда пассажир с облегчением вздохнул.

Ему повезло. Усталость и полное равнодушие ко всему остальному разлились по его расслабившемуся лицу, сбросившему маску…

Добежавшая до вагона, вся запыхавшаяся, Сана поставила сапожок на первую ступеньку, когда хмурая проводница собиралась отпустить откидную подножку, чтобы сразу же закрыть дверь, зайти в теплое купе и там отогреться. Пронизывающий до костей жгучий ветерок выдул все остатки живого тепла. Ее легкое демисезонное форменное пальтишко без подстежки в ужасно мерзкую погоду ничуть не спасало.

– Милочка, вы бы сюда чуть позже, через парочку минут подошли, – язвительно проворчала хозяйка вагона. – То-то бы я вам ручкой своей помахала бы с этой стороны двери. Посадка на ходу строго запрещена.

– Вы меня, пожалуйста, извините, – капитан Полищук растянула губы в примирительной улыбочке.

Ужасть как не хотелось ей ссориться с молодящейся дамочкой с грубо раскрашенным лицом. Характерные мимические складки вокруг рта говорили о желчности и склочности характера хозяйки вагона.

– Билет в самую последнюю минуту дали. Говорят, мест нету…

– Не знаю я, милочка, что и кто, и где вам говорил, – проводница с безразличным видом пожала плечами, толкуя, что энто безобразие ее не касается, когда в кассе мест нет, а вагоны идут полупустыми.

Машинально потянувшись левой рукой в карман куртки, Оксана достала пачку и вытянула из нее сигарету.

– А вот курить, милочка… – раздраженно заскрипела хозяйка, – пожалуйста, в неслужебный тамбур. Мне тут еще всю ночь работать.

– Как скажите, – капитан не стала спорить и, прихватив свои вещи, слегка покачиваясь, прошла в противоположный конец вагона.

Закурив, Оксана смотрела, как все быстрее пробегают в окошке знакомые городские кварталы, а память выкидывала перед ее глазами картины прошедшего дня. Как ей отнестись к тому, что случилось?

Вот это встряла она. То, как чувственно реагировали она сама и ее соскучившееся тело на мужские ласки, сильно испугало своей глубиной и крайне встревожило. Итак, неизбежное следствие замкнутого образа ее жизни. Нельзя в этом мире жить одной, нельзя. Тоска по дружескому плечу и одиночество сегодня вырвались наружу и победили ее волю.

Предвкушая в изрядно истерзанной душе приятное путешествие, Малахов раскинул на столике походную скатерть-самобранку. Налил он в пластмассовый стаканчик, медленно, с наслаждением, смакуя, выпил и отправил в рот соленый огурчик, от души захрустел. Лепота!..

Прикрыл Жека усталые глаза и весь полностью отдался во власть ощущениям медленно поднимающейся изнутри живой теплоты. Такие вот мгновения внутреннего и внешнего покоя стоили очень дорогого.

Не запертая на защелку, дверь со стуком и шумом открылась. В его уже слегка затуманенное сознание освежающим ветерком проник, надо сказать, что довольно приятный женский голосок:

– Не помешаю? У меня седьмое место…

– Нет, – угрюмо буркнул он, не открывая глаз.

Настроение у подполковника упало. Он недовольно поморщился и кинул мимолетный взгляд в сторону двери. Облик молодой женщины показался ему смутно знакомым. Расслабленный разум, несмотря на его слабую попытку вспомнить, отвечать на запрос напрочь отказался. Не захотела память вспоминать. И черт с ней! Принесла же нелегкая на его голову. А он успел бурно обрадоваться и хорошо настроиться…

Едва лишь открыла Оксана дверь в купе, и на нее дохнуло резким запахом устоявшегося и застаревшего перегара, смешанного с весьма характерным неприятным запахом дешевой водки, изготовленной путем элементарного разбавления спирта, неизвестно какого происхождения, с прозрачной жидкостью из-под водопроводного крана.

Повезло ей, так повезло! Провести всю ночь на пару с алкоголиком, может, с самым настоящим бомжем. Хотя, и нет. Пришлось ей версию с бездомным бродягой отмести в сторону. Клиент на обычного бомжа не тянул. Или почти что не тянул. Оксана украдкой кидала на нечаянного попутчика быстрые оценивающие взгляды. Кто-то сейчас сказал бы, что в ней спонтанно сработали издержки ее профессии.

На вид мужчине было далеко за тридцать, а может, и за все сорок. Коротко подстриженные волосы, густо-густо посеребренные сединой. И двух-трех дневная щетина пока тоже еще ни о чем не говорила. Одет мужчина не ахти как, простенько, в китайский ширпотреб. Но выглядел попутчик чисто и опрятно. Значит, рядом с помойными ямами намедни он близко не валялся. И не ездят у них бомжи в купейных вагонах. Все больше в электричках перемещаются, где можно бесплатно, хоть до самого Киева, добраться или уже, на худой конец, в общем вагоне. Там можно и с проводницей как-нибудь, да и договориться.

А то, что человек пьет? Так, а кто нынче не пьет? Этакое время на дворе. Если только не жулик он, не вор и не грабитель, то пьет, заливает тоску по безвременно ушедшим, канувшим в лету счастливым временам социалистического рая да невыносимое горе от потери смысла всей своей жизни, от утраченных иллюзий. Да и мало ли что в том длинном списке отыщется. Главное, чтобы этот товарищ, под самую завязку вдоволь наклюкавшись, не начал разудало буянить…

Чуть охрипший голос отвлек ее от невеселых дум:

– Выпьете, девушка, со мной за компанию?