Обрученные судьбой. Книга вторая. На переломе

В чем будет заключаться ее служба, порученец не пояснил. Не стал капитан дотошно вдаваться в совершенно излишние подробности.

Навесив на двери склада тяжелый амбарный замок, тиснув печатью в пластилиновый слепок, Ключников заторопился в сторону управления. Его ожидала тяжелая битва за причитающиеся ему деньжата.

– Последний бой, – промурлыкал Кеша, – он трудный самый…

Жадюга и хитрован, хохол по рождению и жид по своей натуре, зам начальника финансовой службы майор Ничипоренко на все вопросы к нему всегда коротко и ясно отвечал, что денег нет.

Хотя, по его же словам, средств на уплату денежного содержания и причитающегося военнослужащим вознаграждения за боевые действия в кассе не имелось, время от времени «счастливчики» уносили с собой увесистые пакетики с тугими пачками, перевязанными банковскими лентами. Люди шли, стараясь не смотреть на тех, кому не повезло. Они торопливо покидали поле их битвы, одержав, как им думалось, нелегкую «Пиррову» победу и понеся в жаркой схватке весьма ощутимые потери.

– Товарищ майор, разрешите? – Кеша всунулся головой в тесный кабинет, заставленный металлическими шкафами.

– Денег нет и не будет, – механически процедил Ничипоренко, не поднимая головы и не отрываясь от чтения отчетного документа.

Не смущаясь, Ключников втиснулся, аккуратно притворил за собой дверь, оббитую оцинкованным железом.

– Мне завтра уезжать.

– Попутного тебе ветра…

Потерпев временную неудачу, Кеша решил зайти с другого фланга:

– Я еду в Питер…

– Семь футов тебе под килем…

Шагнув ближе, прапор тихонько шепнул:

– Я за расчетом.

– Денег нет.

Кашлянув, Кеша выдавил из себя:

– Я в долгу не останусь…

Маленькие глазки Ничипоренко с ленивой медлительностью долго поднимались, оценивающе скользя по фигуре долговязого прапорщика.

– Тридцать процентов. Подпись, через десять минут все получишь на руки за вычетом энной обусловленной суммы.

– Я согласен…

Через полчасика Ключников тщательно упаковывал свои нехитрые пожитки, мучительно размышляя, куда припрятать скопившуюся у него немалую сумму как в твердой, так и в «деревянной» валюте.

Окрашенный в серые защитные цвета армейский «Хаммер» тяжело переваливался с одного бронированного бока на другой бок, петлял по извилистому серпантину горной дороги. Человек за рулем вздохнул:

– Вай, как тута человека бедная живет…

Небольшое селение лепилось к скальным отрогам. Жалкие лачужки из плохо подогнанного камня и щелястых досок, словно ласточкины гнезда, цеплялись к крутому склону горы. Их в полнейшем беспорядке выстраивали одно над другим.

– Дальше моя не едет… – водитель с сомнением качнул головой.

На глазах сужаясь, дорога превращалась в узенькую тропку. На ней отчетливо проглядывались ссохшиеся отпечатки копыт, следы ишака – единственного транспортного средства, связывающего тот отдаленный горный аул с большой дорогой.

– Мой машина – не тощая ишака…

Не проронив ни единого слова, широкоплечий мужчина, сидевший на правом сиденье, толкнул рукой дверцу, грузно вывалился наружу. Он раздраженно поморщился и тяжело зашагал вперед…

Молодая женщина выпекала лепешки и никого в гости не ждала. Она нервно вздрогнула, когда скрипнула покосившаяся дверь и в узком проеме показалась плотно сбитая фигура нежданного гостя.

– Мир твоему дому, Замира. Да ниспошлет тебе Всевышний Аллах свою благодатную помощь. Трудно тебе приходится без мужа…

Пряча опечаленные глаза, хозяйка тяжело вздохнула. В ней давно сидела и надежно укрепилась уверенность, что все на их несчастливой земле случается исключительно по одной воле Аллаха. И лишь одному Всевышнему дано знать, кого и когда он призовет к себе.

– Пришло время отомстить за смерть твоего мужа Заурбека…

Скорбящая горянка замерла. Поняла она, что вот и настал тот час, к которому она столько времени готовилась.

– Наша семья никому и ничего не прощает…

Не снимая папахи, мужчина присел на единственный табурет. Вся скудность обстановки гостя не удивляла. Деревянные нары заменяли кровать. Вместо стола использовали окрашенный в темно-зеленый цвет армейский ящик из-под военно-технического имущества.

– Он еще пожалеет, что перешел дорогу Садыровым…

Дрогнула женская рука. Румяная лепешка выпала из ослабевшей кисти, шлепнулась на выметенный земляной пол. Учуяв дурманящий запах, из норки вылезла крыса, схватила упавший с неба кусок.

– Он едет не один. С ним русский. Ты должна убрать обоих…

– Я все сделаю, если позволит Всевышний…

– У тебя в запасе не больше часа… Они проследуют через пост.

Жалобно скрипнула дверь, толкаемая сильной и уверенной рукой. Мужчина, не попрощавшись, ушел, оставил вместо себя тревогу.

Напряженно глядя в темный угол, молодая горянка машинальными движениями накидала горячие, с пылу и с жара, лепешки в холщовую котомку поверх туго обмотанного довольно увесистого свертка…

Сержант Ильин удивленно моргнул, когда за его спиной тихим шорохом посыпалась на дно окопа земля и грудной голос произнес:

– Соскучилась. Сил не осталось ждать до вечера…

Кинув предупредительный взгляд в сторону бойца Кирьякова, старший передового наблюдательного поста чуть слышно шепнул:

– Погодь, сейчас Серко спроважу…

Отосланный сержантом, рядовой, недоуменно пожимая плечом и недовольно ворча, поволочил уставшие ноги в сторону аула.

– Приспичило… будто не знаю, что бабу он тискает…

Поправляя платье, смущенно опуская залитое яркой краской лицо, женщина показала рукой на котомку:

– Лепешки тебе испекла. Молочка прихватила…

Удовлетворенный и насытившийся, парень утомленно откинулся к стенке окопа и захрапел. В уголках его губ пузырилась слюнявая пена.

Прильнув к оптическому прицелу снайперской винтовки, горянка терпеливо выжидала. Гости не появлялись, и послышались шаркающие шаги возвращающегося Кирьякова.

– Глянь, недурно вы тут устроились! – рядовой схватил наполовину опорожненную бутыль с молоком. – А мне ты дашь?

– Дам… – женщина, испуганно моргнув, кивнула головой.

Покорно шагнув к бойцу, она послушно приподняла подол, оголяя бедра, ослепляющие молодого парнишку своей не загоревшей белизной.

– Яка ты гарная… – боец, вздрагивая, дотронулся до тугой груди.

Жадно ощупывающие женское тело руки внезапно ослабли, а сам солдатик пьяно покачнулся, присел на дно окопа. Стриженый затылок скользнул по земляному брустверу. Ноги, вздрогнув, выпрямились.

– Поспи, сосунок, – Замира качнула головой. – Не дорос еще…

Прокатившийся по полю слабый порыв ветерка принес с собой нарастающий гул двух приближающихся машин. Замира встрепенулась и снова схватилась за снайперскую винтовку.

К удаленному блокпосту федеральных сил, нещадно пыля, катились черный внедорожник и армейский вездеход производства ульяновского завода. Долгожданная цель приближалась.

Заранее извещенный об их проезде, старший прапорщик Фесько, выказывая внезапно проснувшееся служебное рвение, занял позицию возле шлагбаума. Он усилием воли давил в себе пьяную икоту, таращил во все стороны покрасневшие зенки. Прапор глухо буркнул:

– Несет же черт лешего на мою бедную головушку…

Прильнувшая к окуляру прицела, женщина нащупала лицо Тахоева, но стрелять не торопилась. Перед нею стояла трудная задача: поразить два объекта, вдобавок ко всему, сидящих в разных машинах.

– Ему легко сказать, – хмыкнула Замира, – убрать обоих…

Если же Тахоев был практически обречен при любом раскладе, то полковник ФСБ запросто мог унести свои ноги.

– Омара точно достану, – прищурилась женщина, – а русского…

Как совершенно непредсказуемо ни развивалась бы сама ситуация, Замира собиралась первым своим выстрелом снимать Тахоева. А что касаемо Пестикова – тут уж как сложится пасьянс на Небесах.

Случится везучая возможность, ляжет масть – она выстрелит и по полковнику. И в то же время Замира прекрасно понимала, что человек из ФСБ глупо подставляться не станет, не предоставит ей шанс после того, как она шлепнет Тахоева. Поостережется, не выйдет он на линию огня, побоится за свою шкуру, заляжет, спрячется в нору, выждет время, пока все близлежащие окрестности со всем тщанием не прочешут.

Сами не осознавая того, потенциальные жертвы стрелка безмерно облегчили задачу снайперу и тем самым предрешили свою участь.

– О, Аллах! – по женским губам пробежалась улыбка.

Не доехав до шлагбаума, обе машины разом остановились. Не желая светить свою личность перед прапорщиком, Пестиков сидел и, выжидая, смотрел на черный внедорожник. Большого желания еще раз выслушивать упреки чеченца он в себе не ощущал. А вот Тахоев решил напоследок высказаться. Озлобленно хлопнули дверцы машин…

– Аллах лишил Омара разума… – прошептали женские губы.

Отойдя в сторону, мужчины без предисловий и разминки сцепились в ожесточенной перепалке. Они хлестко обменялись нелицеприятными фразами, выплескивая накопленную злобу, и собирались расстаться, в душе желая друг другу всего наихудшего. Накликали они на себя беду.

И в это мгновение указательный пальчик молодой женщины плавно потянул за спусковую скобу. Раскаленный кусок металла вестником свершившейся кары жарко тюкнул в коротко стриженый затылок Омара Тахоева, представителя непризнанного правительства Ичкерии.

Отпустив спусковой крючок, Замира нашла перекрестием прицела перекашивающийся рот полковника ФСБ и снова потянула за скобу.

Должно быть, Пестиков не успел удивленно моргнуть, как жгуче больно жалящая смертоносная пчела вонзилась чуть выше переносицы.

– Твою же мать! – Фесько ошарашенно вращал непонимающими зенками. – У меня крыша едет, или я еще сплю…

Не мог прапор поверить, что убийственный огонь велся со стороны поста, где находились два подчиненных ему бойца.

Вложив винтовку в руки спящего сержанта Ильина, Замира, низко пригибаясь, прикрываясь бруствером, кинулась в открытое поле, нашла заранее присмотренную глубокую канаву.

– О, Аллах! – горячечно шептала она, нажимая на кнопку пульта дистанционного управления.

Прогремел оглушительный взрыв. Вверх взметнулся столб серого дыма. Взлетели ввысь черные земляные комки…

Мгновенно протрезвевший, Фесько нетвердыми шагами прошел к помещению, где стоял телефон. Но он сперва опрокинул в себя теплую и вонючую жидкость и лишь потом позвонил, глухо сообщил наверх о случившемся. Грозовые тучки над его бедовой головушкой сгустились до отметки «Буря»…

Понаехали к ним начальники с большими звездами и лампасами на штанах. Его допрашивали, но Фесько, успевший к приезду комиссии выбрать полную дневную норму, отрешенно смотрел поверх человека в прокурорском мундире и на задаваемые ему вопросы не отвечал…

5

Еще издали Асхадов заметил, что возле блокпоста творится нечто неладное, притормозил, раздраженно выругался. Русские, которых, они, было, выгнали из своих же родных краев, снова пришли на их землю, кругом расставили свои воинские заставы, не дают им житья.

– Прав был Иса Арсенович, когда говорил, что москвичи так просто не дадут нам уйти, – Аслан стукнул кулаком по рулевой колонке.

Вспомнив про Мирзоева, Асхадов усмехнулся. Он долго еще боялся одного имени приемного отца своей жены Марьям, потом покрывался.

– Дурак! – женщина смеялась над его страхом. – Пока ты живешь со мной, он и пальцем тебя, своего зятька, не тронет…

Не сразу, но постепенно отношения с тестем наладились. Мирзоев тогда всесторонне помог со строительством дома в горном селении. А вскоре открылось то, из-за чего Иса Арсенович торопился с их домом.

– Случись война, сынок, в твоих подвалах можно будет отсидеться, – секретарь райкома довольно потер ладони.

– Какая война? – Аслан непонимающе приоткрыл рот.

Оглянувшись по сторонам, хорошо зная, что и у стен имеются уши, длинные и коварные, Иса Арсенович назидательно проговорил:

– Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути…

Не сразу до парня дошло, про что вталкивал ему тесть. Речь у них пошла о том, как их новый Генсек, сам того не понимая, распустил все вожжи государственной власти, дал свободу болтунам и демагогам.

– У нас в стране, – Мирзоев усмехнулся, – демократию понимают, как слабость власти, ее полную неспособность жесткой и беспощадной рукой проводить курс, взятый партией и правительством…

И весь ход дальнейших событий показал, что умнейшим мужиком, провидцем оказался приемный папаша жены. Как в воду он смотрел.

Накаркал вещун, что в удаленных провинциях начнется движение за отделение от центра, борьба за территориальную независимость.

– Власть, скорее всего, без боя нам уйти не даст, – поучал тесть. – Нам для защиты родной земли понадобятся оружие и деньги…

– Деньги… где их взять? – Аслан почесывался в затылке.

По его мнению, такую прорву деньжищ взять было неоткуда, если только не наладить им самим выпуск фальшивых банкнот.

И тут им помогли друзья из-за границы, быстренько наладили у них выпуск поддельной американской валюты. Фальшивые доллары дельцы меняли на настоящие рубли. Потом русские деньги стали привозить к ним мешками на самолетах и на поездах, когда пошли аферы с авизо…

А оружие они добыли, когда Союз развалился и бессильный центр молча взирал на то, как отряды самообороны грабили склады войсковых частей. Практически он ничего не предпринял, дал им вооружиться.

Глядя на стремительно развивающиеся события, Мирзоев мыслил о том, что у них будет собственная армия, способная с оружием в руках отстоять независимость их гордого народа. Однако он не исключал и всяких иных вариантов и с осторожностью предполагал:

– Случись что, мы прибегнем к методам партизанской войны…

Тесть мыслил о будущем. А пока же люди, подобные Мирзоеву и их приверженцы, вели в республике подрывную работу. Они говорили:

– Следует использовать то, что нами командует ингуш…

Любой мало-мальски грамотный человек знал, что по конституции высшим органом государственной власти в их автономной республике являлся однопалатный Верховный Совет, который на всеобщих выборах избирался населением на пять лет.

– Русские думают, – хмурился Иса Арсенович, – что мы потерпим над собой этого дегенерата Бокова. Дни его сочтены…

Верховный Совет имел свой Президиум во главе с Председателем. Последние семнадцать лет до 90-го года пост занимал Хажбикар Боков, ингуш по национальности, ставленник Москвы.

Мирзоев и подобные ему люди провоцировали народные массы на выступления против власти. Повсюду проходили «стихийные» митинги.

Черную «Волгу» Бокова на одном из перекрестков зажали в тиски, к нему на заднее сиденье подсели крепкие люди в черных масках.

– Кто вы? Что вам от меня надо? – Хажбикар почувствовал, как по его спине холодными струйками потек пот и страх лишил его сил.

– Сам ты нам не нужен, катись на все четыре стороны…

Ни живой и ни мертвый, Боков понял, что пришли забирать у него власть и ему лучше все отдать самому, пока не выдрали с корнями…

Вернувшись в свой кабинет, Хажбикар собрал все свои документы и личные вещи. Сюда он больше ни за какие коврижки уже не вернется. Боков переехал в Москву. Дал деру Боков, когда запахло жареным…

– Высшая власть, – будоражили народ провокаторы, – принадлежит русским. А это неугодно Аллаху, это против наших законов и адатов.

Основным органом власти в Чечено-Ингушетии был обком КПСС. Его первый секретарь и являлся «первым лицом» республики. На эту должность ставили исключительно русских. Чеченцам не доверяли…

Вторым лицом у них считался Председатель Верховного Совета. Над ними двумя была лишь Москва, начиная от генерального секретаря, политбюро и организационного отдела ЦК КПСС, который вплотную-то и занимался назначением номенклатурных кадров.

– Пусть вспомнят, – тесть повышал голос, – про нашу депортацию!

В этом месте Мирзоев не уточнял, что выгнали их с родных земель не русские люди, а приказ отдали два грузина: Сталин и Берия.

Всем оказалось выгодно ассоциировать жестокую и бесчеловечную акцию именно с русскими, с Россией…

В конце 88-го года, когда Аслан по делам приехал в Москву, к нему в номер без предупреждения заявилась младшая дочка Мирзоева.

– Алия! – у него волнительно задрожали губы. – Ты?

– Нет, – молодая женщина нервно хохотнула, – привидение в юбке. Так я пройду?

Пока Асхадов мучительно долго «переваривал», нежданная гостья прошла и плюхнулась на диванчик. На одно мгновение коротенькая и с широкими складками юбчонка взлетела, обнажив крепкие бедра.

– Что, не рад? – Алия лукаво прищурилась. – Видишь, сама к тебе пришла… Ну, чего застыл, как пенек с ушами…

– Я… – Аслан схватился за трубку телефона.

Нисколько не стесняясь мужчины, Алия на его глазах разделась и, изящно покачивая бедрами, прошла в ванную. Дверь кокетка оставила чуть приоткрытой, позволила ему насладиться видом ее прелестей…

В дверь номера постучали, вкатили столик с заказом. Асхадов, не считая, кинул пачку червонцев, поторопился поскорее выпроводить в коридор любопытствующую девушку, на лице которой прописалось то, что она служит внештатным агентом КГБ.

– Что скажешь? – с коварной улыбкой на лице Алия провела своим тонким пальчиком по ложбинке между потрясающе упругими грудями, медленно опустилась к пупку, дотронулась до аккуратно подбритой по бокам темноватой и кучерявой опушки.

– Я… – Аслан потерял дар речи.

– Чё застыл, я не кусаюсь…

Под утро Аслан в самых мельчайших подробностях знал про то, что личная жизнь у нее не сложилась. Не вышло у нее жить так, как на годы вперед расписал Иса Арсенович ее дальнейшее житье-бытие.

– Папа мой думал, – Алия в задумчивости подобрала ноги под себя, – что на всю жизнь облагодетельствовал меня…

К тому времени сам Мирзоев перебрался в Москву, в аппарат ЦК. И мужа для своей ненаглядной дочурки он подобрал не на дороге, а взял из всеми уважаемой семьи, глава которой плодотворно трудился в их Министерстве иностранных дел.

– Драным козлищем мой дорогой муженек оказался, – горестная складка прочертила женский лобик. – Сам он ни одной юбки мимо себя не пропустит, а меня к любому столбу ревнует. Смотрит на меня, как на собственную вещь. За каждым моим шагом следит…

Вспоминая про то, как Аслан ее похитил, она грустно улыбалась. Никому Алия не рассказывала, что горько сожалела о том, что вместо нее замуж за Асхадова пошла Марьям. Она втайне завидовала сестре, не понимала, чего привередливой не в меру Марьям по жизни не хватает.

– Ты сладкий и сильный! – женщина вздохнула. – И все же ты тогда не смог лишить бедную девушку невинности… Оплошал ты…

– Твой отец мог закатать меня под асфальт.

– Он и сейчас может… Силу набрал…

Их связь то прерывалась, то возобновлялась. Мирзоев смотрел на их отношения сквозь пальцы. А когда же тестя Алии турнули из МИДа, Иса Арсенович все устроил так, чтобы его сынок исчез с их горизонта.

К тому времени у Алии росла девочка. Никто из самых близких ей людей нисколько не сомневался в отцовстве Аслана…

Как и предсказывал Мирзоев, влияние центра на глазах слабело, и он упускал из своих рук властные рычаги. В 90-м году впервые «первым лицом» в Чечено-Ингушетии стал чеченец Доку Завгаев. Поначалу всех охватило радостное чувство. Чуть позже к ним пришло отрезвление.

– Поменяли мы шило на мыло, – иронизировал Мирзоев, непонятно улыбаясь и на что-то туманно намекая.

Чеченец Завгаев оказался неоднозначной фигурой. При нем многое стало меняться. И многое простые чеченцы не одобряли. Прежде всего, кумовство, протекционизм и коррупцию.

– Доку рассадит на хлебных местах свою семью, – предсказал Иса Арсенович. – Он станет защищать интересы своего клана…

Придя к власти, Завгаев устраивал на все престижные должности людей из круга своих близких и дальних родственников. Доку требовал беспрекословного подчинения и оказался непомерно мстительным.

– Завгаев вконец заигрался, – как-то за «рюмкой чая» посетовал тесть. – Люди от него отвернулись. Его песенка спета…

Личностные конфликты Завгаева сыграли роковую роль в жизни республики и в приходе к власти Дудаева. Одним из первых звонков Иса Арсенович называл историю с Русланом Хайбулатовым, когда их Тимранович захотел стать ректором Чечено-Ингушского университета в Грозном, где уже работали его сестра и брат.

– Это место за мной! – в кругу друзей заявил профессор.

У Хайбулатова был высокий авторитет в Чечне: окончил МГУ, стал профессором, заведовал кафедрой в Москве. И он рассчитывал, что это место должно достаться именно ему.

– Дело в шляпе! – хвастался Тимранович.

Но Завгаев не послал его кандидатуру на утверждение в Москву, и это стало большим оскорблением для Руслана Хайбулатова.

– Я Доке этого не прощу! – Хайбулатов кровно обиделся.

Потом Руслана избрали от Чечни в народные депутаты России, и он оказался ближайшим соратником Ельцина во время августовского путча. А когда Хайбулатов встал во главе Верховного Совета России, то первым делом не простил Завгаеву старую обиду, затаил ее до поры и до времени. Тимранович готовил почву для атаки…

Использовал Руслан сначала прогорбачевскую позицию Завгаева, а потом его неясное поведение во время путча и решил с ним покончить.

Слышал Мирзоев, как Хайбулатов в горячке разок сказал: «Завгаева в Москву надо доставить в железной клетке». Практически весь Центр настраивали против Доки, благодаря проискам Тимрановича.

Вскоре Джабраил Гакаев поведал, что на одном из их собраний, когда они сошлись в его, бывшей брежневской, квартире, Хайбулатов им напыщенно брякнул: «Я – отец нации».

Многим чеченцам, людям уже известным и со статусом, было про то весьма странно все слышать. Изрядно Руслана заносило.

Распри и разногласия внутри чеченской элиты особенно усилились именно при Завгаеве. Раздорам способствовали горбачевские перемены, когда наступила политическая либерализация и началась более жесткая борьба за власть вне номенклатурной системы.

Молодая демократия, отвергая прежние авторитеты, выдвигала на передний план своих амбициозных представителей, за которыми стояли определенные западные круги, кровно заинтересованные в максимально возможной дестабилизации обстановки на Северном Кавказе.

Время не стояло на месте, и власть в республике поменялась. У кормила Чечни неожиданно для многих встал генерал Джохар Дудаев. За ним стояли воинственно настроенные круги чеченского общества.

При встрече тесть обмолвился, что один из уважаемых стариков однажды посетовал: «Не надо было нам менять Завгаева на Дудаева. Завгаева и его родственников мы накормили досыта. Они все имели. Теперь пришел новый – его снова надо накармливать».

У Дудаева был слабый родовой тайп, поэтому ему приходилось все время лавировать, искать себе сильных союзников на стороне.

– Все кушать хотят, – философски подытожил Аслан свой экскурс в недалекое прошлое. – Каждому на блюдечке подавай…

Когда профессора Хайбулатова погнали с Верховного Совета, тесть Асхадова перебрался на берега туманного Альбиона, поближе к Закаеву и его окружению. В руках Мирзоева сосредотачивались многие потоки денежных средств, аккумулировались на подконтрольных ему счетах.

Красавица Алия уехала вместе с отцом и через полгода неожиданно вышла замуж за английского аристократа с древней родословной. Никто сильно не акцентировал внимания на том, что все родовые поместья лорда были многократно перезаложены.

Восточная красавица скоренько родила британскому аристократу наследника, и ее положение упрочилось. Отныне за свою дальнейшую судьбу Алия могла не переживать. Положение в обществе, купленное на деньги отца, казалось незыблемым, чего нельзя было сказать за Аслана.

Его все больше тревожила ситуация на блокпосте. Асхадов заметил, что русские усиленно ищут, навозными мухами роятся возле военного Уазика и стоявшего рядом внедорожника. Его обостренное внимание привлекло черное земляное пятно, которого еще днем не наблюдалось.

– У, шайтан! – выругался он и погрозился кулаком.

У Аслана больше не оставалось сомнений в том, что на территории блокпоста совершили теракт, и это сильно осложнило его задачу.

Решив не испытывать судьбу, Асхадов дал задний ход, медленно попятился, укрываясь за ближайшим скалистым гребнем.

В суматохе проводимого ими разбирательства федералы маневр Асхадова, вроде бы, не засекли, оставили без должного внимания.

Но наблюдавшая за всем из своего укрытия, Замира машину своего соседа «запеленговала», и ей в голову пришла неожиданная мысль.

– Попался в западню… аспид! – по женским губкам пробежалась мстительная улыбочка. – Не все скоту масленица…

В отличие от многих сельчан она прекрасно знала, на чем именно зиждилось материальное благополучие ее соседа. Замира пребывала в курсе того, что Асхадов причастен к похищению многих людей с целью получения за них выкупа. Головорезы разработали новый вид бизнеса, уходящий своими корнями в дикое доисторическое прошлое. Имелось в виду похищение людей и работорговля.