Девочка, которая спит. Девочка, которая ждет. Девочка, которая любит

Я пожал плечами. Почему бы и нет? Приберусь быстро и свинчу по своим делам.

Но сперва дождался конца перемены – не хотелось, чтобы меня видели за уборкой одноклассники. А потом, в наступившей тишине, взял губку и начал в ускоренном темпе тереть доску.

Пока я этим занимался, мне показалось, что кто-то заглянул в класс: краем глаза удалось заметить какое-то странное лицо. Что в нем странного, я сказать не мог, но такому лицу явно было не место в нашей школе. Я даже подбежал к двери и выглянул в коридор. Но никого там не обнаружил. Возможно, после бессонной ночи у меня начались глюки.

Я тщательно расставил парты и стулья. Огляделся: кажется, все в порядке. Можно бежать к Ваньке. Физкультура тоже сдвоенная, значит, никаких уроков я сегодня не пропущу, отец за едет за мной через полтора часа. Хотя если я все выясню у Ивана, то просто пойду домой, скажу, пораньше отпустили. Или лучше уговорю Ваньку зайти ко мне и подтвердить мое алиби.

Ваньку я встретил в его подъезде. Вернее, он влетел следом за мной и вцепился в мое плечо, не давая зайти в лифт.

– Ты чего, спалить меня решил? – прохрипел он. – Родаки дома, а уроки еще не закончились. Чего сам не в школе?

– Урок отменили. А ты, значит, прогуливаешь? – догадался я.

– Точно, – расплылся в улыбке Ванька. – У меня в школе это… типа, конфликт. В общем, завуч запретил показываться на уроках, пока родителей не приведу. Вот жду, может, забудет.

– Чего ты натворил? – полюбопытствовал я.

– Да училка меня с урока пыталась вытурить, – махнул рукой мой буйный товарищ. – Прикинь, привела каких-то качков из одиннадцатого, она у них классная, и велела хватать меня и тащить за дверь. Вот потеха была!

– Вытащили они тебя?

– Ну, вытащили, конечно, их же четверо было, – опечалился Ванька. – Только доску после этого заново вешать пришлось. А учительский стол вообще менять.

Я вытаращил на него глаза:

– И как тебе это удалось?!

– Так я в парту вцепился. А потом, когда они меня в проход вытащили, я эту парту отшвырнул – а там училка. Хорошо, успела отскочить. Парта в учительский стол – бэмц! Стол к доске отлетел. Доска обрушилась. Я чего-то озверел тогда, – озадаченно произнес Иван и поскреб правое ухо. – Только она сама виновата, нечего было моих родителей приплетать. Я так считаю: ори на меня, а родителей не трогай. Верно?

– Ага! – согласился я. – Слушай, нестыковочка получается. Твои родители моим по телефону вчера сказали, будто ты болеешь и в школу не ходишь.

Ванька посмурнел и произнес неохотно:

– А, это. Ну да, я в курсе. Просто у моих предков какое-то странное к тебе отношение. Они думают, что ты типа… ну, чокнутый, короче. И что угодно можешь выкинуть. Зачем ты вообще сболтнул родителям, что мы ходили на матч?

Я почувствовал невероятное облегчение. Все наконец встало на свои места.

– Так мы вчера были на матче? – уточнил на всякий случай, не до конца веря в свое счастье.

Ванька вытаращил на меня глаза:

– Так ты в самом деле того? Не помнишь, что вчера было? Эй, пацан, ты меня что-то пугаешь…

– Да помню! – сказал я. – Все нормально с этим. Только, понимаешь, какая ерунда получилась: вчера, пока мы были на стадионе, кто-то забрался в нашу квартиру и все разгромил. Только мою комнату не тронул. Поэтому я ничего не заметил, а когда родители пришли, сказал им, понятное дело, что дома сидел. Потом, конечно, пришлось сознаваться. Они стали твоим звонить, хотели убедиться, что я был с тобой на матче.

– Шутишь? – пробормотал потрясенный Иван. – Много взяли?

– В смысле, украли? Нет, кажется, вообще ничего. Только все побили, растоптали…

Тут меня смутило недоверие в глазах Ивана, и я замолчал.

– Ничего не взяли, – пробормотал мой товарищ, глядя себе под ноги. – Зачем было залазить, у вас ведь не бедная квартира… Может, за что-то отомстить хотели?

Я пожал плечами.

– Слушай, а может, ты сам квартиру разнес? – вдруг спросил Иван. – Ну, я же к вам не заходил дальше двери, может, там уже все было раскурочено, когда мы уходили. А ты просто позабыл об этом?

Я не верил своим ушам. И это мой лучший друг говорит! Мне захотелось немедленно уйти, никогда больше не видеть Ивана. Я сделал шаг в сторону.

– Погоди! – Ванькина рука вцепилась мне в плечо. – Ну, это я фигню сболтнул! То есть, если даже ты сделал это, все равно не виноват, верно? Вот я чуть училку не пришиб, а здоровый, без справки.

– Пусти. – Я попытался отпихнуть его руку. Примерно то же самое, что отталкивать накрывший тебя ковш экскаватора.

– Да нет, я верю, ты ничего такого не делал! – продолжал орать мне в ухо Иван. – Наверное, это какие-то уроды заметили, что дверь не закрыта. Хочешь, прямо сейчас пойдем к твоим, и я им скажу, что мы вчера ходили на матч? И сеструха подтвердит, что ты ее до дома провожал.

Я молчал. Еще пять минут назад я хотел именно этого. Но сейчас, после Ванькиного сомнения, я чувствовал в душе какую-то опустошенность. Ну зайдет Иван к нам и по своей бестолковости наболтает такое, что только хуже выйдет.

– Не надо, – вздохнул я. – Сам разберусь.

– Братан, ты обиделся? – совсем загоревал Ванька. – Нет, все, пошли к вам. Говорю тебе, я разрулю эту ситуацию.

– Забудь, – вынес я окончательное решение. – Так мои уже успокоились, а если ты придешь, снова начнут звонить, уточнять… Тебе это нужно?

– Точно нет! – замотал головой Ванька. Родителей своих он явно побаивался. – Ну, ты давай, раз такие дела… Гулять пойдешь сегодня?

– Вряд ли, – честно сказал я. Развернулся и побрел во двор. У двери парадного оглянулся: Иван смотрел мне вслед с самым несчастным выражением на лице. Все-таки он добрый парень, хоть и пустоголовый.

Домой идти не хотелось. Родители наверняка все еще приводят в порядок нашу опоганенную квартиру. И продолжают гадать, не я ли этому виной. Я бы дорого дал, чтобы вообще там сегодня не появляться.

Я вернулся в школу еще до звонка на перемену. Побродил немного по школьным коридорам. Потом сунул руку в карман в поисках телефона: отец наверняка позвонит мне, что вы ехал, и я выйду ждать его во двор. Рука нащупала пустоту.

Я похолодел. Еще не хватало ко всем бедам последних дней потерять мобильник. И с каким лицом я буду просить родителей подкинуть деньжат на новый, когда ремонт в квартире им и так влетит в копеечку? Я начал усиленно ворочать мозгами, прикидывая, где мог его оставить. И сообразил все-таки: конечно же выложил его на парту в классе, когда убирался. Специально, чтобы следить за временем. Что ж, если в класс никто не заходил, у меня есть надежда вернуть свое имущество.

И бросился в класс химии. Заглянул в щелку – вдруг проверяющие пришли пораньше. Нет, вроде пусто. Я от всей души пожелал, чтобы мой телефончик был там, распахнул в дверь и вбежал в класс.

Сперва я смотрел только на свою парту. И действительно сразу заметил там кожаный чехол. А потом беглым взглядом окинул класс – и меня словно макнули в кипяток.

Все кругом было опрокинуто, парты громоздились друг на дружке. Доска сдернута со стены и зияет пробоинами, зеленоватые осколки усеяли пол, как трава. Поверх валялись клочки бумаги, наверное, остатки тех пособий, которые я видел в последний раз в виде аккуратной стопки на учительском столе. Дверь в лаборантскую приоткрыта. Леденея от предчувствий, я ворвался туда. Так и есть: на полу кучей лежат разбитые колбы, приборы, пособия.

Я не мог поверить в то, что видели мои глаза. Этого не может быть, мне чудится, на грохот бы сбежались учителя! Но в школе еще с лета не могут закончить ремонт, так что к громким звукам все привыкли, вот в чем дело.

За дверью лаборантской вскрикнула женщина, а следом загудели негодующие голоса. От ужаса все поплыло перед глазами. Каким же я оказался безмозглым идиотом, что не убежал сразу! Теперь я мечтал об одном: чтобы те, кто заглянул в класс, ушли звать кого-нибудь на подмогу.

Но они не уходили. Я слышал их потрясенные голоса, в основном чужие, но некоторые знал очень хорошо: голоса химички и завуча. И даже услышал, как они несколько раз произнесли мою фамилию. Потом шаги и голоса стали приближаться. Я вжался в стену и зажмурил глаза. А когда открыл – они уже стояли в дверях, всем скопом, человек шесть, и таращились на меня во все глаза. Все было кончено.

Конечно, орать на меня никто не стал. Я ведь был психом, разве нет? Учительница химии крепко взяла меня за рукав и повела в учительскую. Я слегка удивился, обнаружив там своего отца. Кажется, для него было рановато. Да и вид у него был такой, будто он уже знал о новом кошмаре.

Химичка что-то вложила ему в руку. Они обменялись многозначительными взглядами, но никто не произнес ни слова. Отец просто сгреб меня за плечи и повел прочь. В раздевалке отыскал мое пальто и сам бы принялся меня одевать, если б я не рыпнулся.

В машине я сказал ему:

– Папа, ты не поверишь, но не я это сделал.

Отец покосился на меня, спросил тихо:

– Что сделал?

– Ну… разгромил класс химии.

Вид у отца стал и вовсе обреченный.

– Ты разгромил класс химии?

– Не я. А разве ты об этом еще не знаешь?

– Пока нет. Отвезу тебя домой и снова съезжу в школу.

– Папа, в чем дело? – напрямик спросил я. – Ну, кроме класса, что еще произошло?

– Неважно, – отмахнулся отец.

– Важно! – заорал я.

Мой крик чуть не привел к аварии – так дернулись руки у отца. Он посмотрел на меня… просто с ужасом. И начал сбрасывать скорость. Я понял, что он планирует сперва остановиться – чтобы не рисковать нашими жизнями, если я начну буянить.

– Папа, ты можешь спокойно ехать, – сказал я. – Я больше не буду кричать. Только скажи, что еще случилось. Пожалуйста.

Наверно, мне удалось сказать эти фразы убедительно. Отец вроде бы немного успокоился – и мы продолжили движение.

– Понимаешь, – сказал он минуты через две, когда я уже изгрыз себе губы, стараясь быть сдержанным и терпеливым. – На наши с матерью телефоны начали приходить сообщения… со странными текстами. В общем, там и содержания никакого не было, одни оскорбления. С твоего телефона. Я тут же поехал за тобой.

– Я забыл телефон в школе, – быстро сказал я. – В том самом классе, который разнесли. Наверно, они взяли мой телефон и стали отправлять сообщения по всем номерам подряд.

Сказал – и до смерти перепугался. Кому еще эти гады могли написать? А вдруг Тасе? Если отец отдаст мне мобильник, можно будет посмотреть, на какие номера ушли сообщения. И в какое время, что очень важно. Но чувствую, телефон не скоро окажется в моих руках.

– Я встречался с Ванькой. Хотел уточнить насчет вчерашнего. Дело в том, что его родители не хотят, чтобы мы общались. Но Иван готов подтвердить, что мы с ним вчера были на матче. Он прогуливает, в школу не ходит, вот и пришлось пойти к нему…

– Почему после встречи ты не пошел сразу домой? – перебил отец.

Я окончательно решил быть мужественным и говорить только правду. Нужно же положить конец этой дикой истории. Втянул в легкие предельную массу воздуха – и сказал:

– Мне было тяжело туда идти. Вы же с мамой считаете, что это я разгромил нашу квартиру. Я понимаю, почему вы так думаете, ведь мою комнату не тронули. Но я-то знаю, что я этого не делал! – упавшим голосом закончил я.

Отец потрепал меня по плечу, но лицо его оставалось ужасно странным. Я перепугался, что он сейчас заплачет. Это был бы конец света! Конечно, нелегко иметь в сыновьях такого урода, как я. Но отец только сказал:

– Не переживай, сын, тебя никто ни в чем не винит. Тебе просто надо немного подлечиться. Похоже, целители что-то схалтурили, но мы найдем других, которые точно помогут.

– Да я же не болен! – заорал я, стряхивая с плеча отцовскую руку.

– Ладно, ладно, только не кричи! Лучше пусть с тобой мама об этом поговорит.

Но мама со мной не особо и разговаривала. Просто накормила обедом и отправила в свою комнату, сказав напоследок слова, которые, наверно, миллионы ребят мечтают услышать от своих родителей:

– Ты уроки сегодня не делай. Все равно завтра в школу не пойдешь. Лучше посмотри телевизор, а то и просто поспи. Я принесу тебе чай с лимоном и мятой – от него сразу в сон потянет.

Но только меня эти слова совсем не порадовали. Я попытался снова заговорить о Ваньке как о моем единственном свидетеле. Просил родителей позвонить ему на мобильный – все равно ведь мой телефон у них. Меня выслушали без особого интереса и попросили не волноваться. Родители насчет меня все уже решили.

Глава девятая. Моя судьба решена

На следующий день мы снова поехали в Питер, в ту самую больницу, которую я надеялся никогда больше не видеть. Снова со мной разговаривали врачи, вместе и поодиночке. Но на этот раз я хотя бы точно знал, в чем меня обвиняют. И всячески старался оправдаться.

Снова и снова я рассказывал, как сбежал из дома на футбольный матч, оставил квартиру незапертой и что мой друг Иван может это подтвердить. И как ушел из школы, чтобы поговорить с другом, а за это время кто-то разгромил класс, который я перед этим тщательно прибрал. Мой друг Иван может подтвердить, что я с ним встречался.

Они, конечно, со мной не спорили. И спрашивали почему-то совсем не о том, что меня волновало. А после мы поехали домой.

Это меня обрадовало. Я ужасно не хотел снова лежать в больнице, изо дня в день общаться с этими приторными докторами и отвечать на дурацкие вопросы. И глотать таблетки меня достало. Я хотел тусить с Ванькой, играть с ним на компьютере, шляться по городу и хоть иногда видеть Тасю. Может, мне все-таки удалось доказать врачам, что я не громил собственную квартиру и школьный класс?

Правда, вечером мне стало тревожно. Если в больницу меня не кладут, то как завтра я пойду в школу? Ведь там все уверены, что это я разнес класс химии. Может, в глазах некоторых я и буду выглядеть героем, но большинство наверняка назовут меня психом. Ах да, я же еще вроде как успел послать оскорбительные сообщения по самым разным телефонам. Значит, вполне возможно, их получили некоторые мои одноклассники и даже учителя. И теперь захотят ответить мне в устной форме.

Я промаялся большую часть вечера. Родителям свой страх старался не показывать, просто сидел за столом и тупо смотрел в учебник. Отец и мать поочередно заглядывали в мою комнату, но ничего не говорили и ни о чем не спрашивали. Я чувствовал, что они в панике, и от этого мне просто хотелось лезть на стену.

Наконец, когда кто-то снова приоткрыл дверь ровно на ладонь, я спросил, не поворачиваясь:

– Завтра кто-нибудь повезет меня в школу? Я имею в виду, на какое время мне ставить будильник?

Мать – это была она – тут же перестала прятаться и вошла в комнату. Вид у нее был ужасно расстроенный. Она положила руку мне на плечо и сказала твердым голосом:

– Алексей, ни в какую школу ты завтра не идешь. К сожалению, тебе нужно еще немного подлечиться. Ничего страшного, возьмешь с собой в больницу учебники и постараешься не отстать от класса.

У меня оборвалось сердце. Значит, опять?

– Снова в ту же больницу? – кислым голосом спросил я.

– Нет.

– А… куда?

– Неделю побудешь дома, – сказала мама. – А потом мы тебя отвезем в другую клинику. Правда, она не очень близко. Но там есть врачи, которые разбираются в таких проблемах, как у тебя. Они тебе точно помогут.

– Нет у меня никаких проблем, – сказал я, заранее зная, что мне никто не поверит. Так и оказалось. Мама даже спорить со мной не стала. Только погладила по голове, как маленького. Я дернулся в сторону.

– Мы будем тебя навещать. Сам понимаешь, так часто, как прежде, не получится. Будем ездить к тебе по очереди, я и отец. Хорошо?

– Хорошо, – сказал я. На самом деле мне все стало безразлично. Да пусть хоть вообще не навещают, если не верят мне.

– Ты выпил лекарство? – спросила мама.

– Да.

– Ты всегда его пьешь? – Мать наклонилась, чтобы заглянуть мне в лицо. – Может, забываешь иногда? Сынок, это очень важно, пойми.

– Я понимаю, – усмехнулся я. – Только что толку?

– Как понять – что толку?

– Ну вы же все равно не верите, что я не делал всех этих ужасных вещей! А если это я сделал, значит, таблетки не помогают. Значит, я псих, и мне уже вообще ничего не поможет!

– Не говори так, Алеша! – прикрикнула на меня мать. – Ты должен все силы бросить на то, чтобы поправиться, победить болезнь! Понимаешь?

– Но если я не болен?!

Мать устало вздохнула. Потом сказала:

– Ложись спать, сынок. Мы утром поговорим. А сейчас у меня нет сил это обсуждать.

И вышла из комнаты. Больше в тот вечер ко мне никто не заглядывал. Мне хотелось пить, я чуть было не отправился на кухню, но подумал, что могу нарваться там на Киру. И она снова будет смотреть на меня ненавидящими глазами. Не может простить мне погибших рыбок. Да и родителей видеть не хотелось. Я сам не понимал почему, но в душе у меня зрела чудовищная обида на них обоих.

Я лег в постель, но уснуть не мог. Думал об Иоле. Интересно, видит ли она меня, знает ли, что со мной произошло? А как злорадствует, если видит! Ведь со мной случилась точно такая же история, как и с ней. Родители решили, что я неизлечим, и спешат избавиться от меня. Наверное, пришли к выводу, что им достаточно одной Киры. Кирка – умница, с ней не бывает проблем. Хотя после того, что случилось в школе, у нее самой могут начаться проблемы. Все будут задаваться вопросами, какая шиза нашла на ее младшего брата и не надо ли ждать чего-то подобного и от Киры?

Наверное, родители обо всем этом тоже успели подумать. А вдруг я вообще наброшусь на сестру с ножом, когда мы останемся одни дома? Ведь Кира такая хрупкая, ростом пошла в мать, я давно уже перерос ее. Да, чтобы защитить любимую дочку, родители точно засунут меня в больницу на долгие годы.

С этими горькими мыслями я проворочался полночи на кровати, потом все-таки уснул. Проснулся, когда за окном было совсем светло. В школе, наверное, уже наступило время большой перемены. Но ко мне больше это не имеет никакого отношения.

Я прислушался: в доме кто-то был. Кажется, мать – я узнал ее осторожные шаги. Конечно, после случившегося никому в голову не придет оставлять меня одного дома. А вдруг квартиру подожгу?

Скоро мама заглянула ко мне в комнату и позвала завтракать. Но после всех этих ужасных ночных мыслей я не мог вообразить, как буду сидеть рядом с матерью. Наверняка еще и говорить с ней придется. Снова она будет врать, что меня кладут ненадолго, что я скоро поправлюсь. Нет, лучше уж поменьше общаться с родителями. Будет не так горько, когда они обо мне забудут. Как родители Иолы.

Я отказался. Позже мать принесла мне еду и чай на подносе. Но кусок не лез в горло. Я смотрел по сторонам и думал, что через неделю попрощаюсь со всем этим навсегда. Перебирал диски и прикидывал, что взять с собой в больницу. Или… ничего? Зачем травить душу, каждый раз вспоминая, что вот этот диск купил мне отец за пятерку по английскому, а этот мать подарила на день рождения?

В три часа мне на домашний телефон позвонил Иван.

– Здорово, Алёха! – сказал он с какой-то новой ноткой уважения в голосе. Я сразу понял, что мой товарищ уже знает о случившемся в школе. – Ты как там, Терминатор?

– Да нормально, – ответил я, не стараясь казаться оптимистом.

– Небось к кровати привязали? – спросил Ванька на полном серьезе.

– Не, пока не догадались. Даже в комнате не заперли.

– Классные у тебя родаки, – восхитился приятель. – Мои бы точно привязали. После такого-то…

– Вань, ты в школе сегодня был?

– А то…

– Ну, и чего там? Что говорят?

– Да ты ваще герой дня, – заверил меня Иван. – Все только о тебе и болтают! Кабинет химии, правда, уже восстановили, но все равно все бегают и в него заглядывают. Я первым делом туда сунулся. Еще до того, как доску заменили. Круть!

Я подавленно молчал. Да, такое не скоро забудется! Хотя мне-то теперь какая разница?

– Про эсэмэски ты знаешь? – не успокаивался Иван. – Их из твоего класса многие получили. Друг дружке весь день показывали. Слушай, таких слов даже я не знаю!

– Хорош прикалываться, – вздохнул я. А потом спросил с ухающим сердцем: – Слушай, а ты никаких посланий с моего телефона не получал?

– Не, я – нет, – вроде как с сожалением ответил Ванька.

– А… Тася?

Мой друг захихикал в трубку.

– Да вроде тоже нет. А было бы здорово! Она и от обычных-то слов, даже не матных, вечно на меня обижается, дура. Зря ты ей не написал.

– Да никому я не писал, – вздохнул я.

– Да? – заинтересовался Иван. – А мои родители говорят, что писал, но вроде как не понимал, что творишь.

– Да все я понимал! Я в это время с тобой в нашем дворе разговаривал, в подъезде, забыл, что ли? А телефон оставил в классе.

Иван задумался. Я слышал, как он тяжело дышит в трубку, как будто у доски пытается вспомнить правило, которое и в глаза никогда не видел. Потом сказал удивленно:

– Слушай, а ведь правда. Когда ты ушел, я еще позвонил тебе, хотел сказать, чтобы ты в школе не трепался, что меня во дворе видел. А ты не ответил.

Я молчал, давая Ваньке возможность лучше осознать этот факт. Неужели хоть кто-то поверил мне тогда, когда я и сам себе перестал верить?

– Ты можешь сейчас выйти во двор? – спросил меня товарищ.

– Нет, не могу, мать специально на работу не пошла, чтобы меня сторожить. Хотя… погоди минутку.

Я вдруг осознал, что в квартире давно уже тихо. И на кухне не гремит посуда, и в комнате никаких шагов. Может, мама ушла в магазин?

Оставив телефон на столе, потихоньку выглянул из своей комнаты. В гостиной никого не было. Я на цыпочках пробежался по квартире, заглянул на кухню, проверил ванную и туалет. Пусто. В последнюю очередь сунул нос в спальню родителей – и увидел маму. Она лежала на краешке постели, одетая, только скинув тапочки. Лицом уткнулась в подушку, я даже испугался, что она плачет. Но нет, плечи поднимались равномерно, если мама сначала и плакала, то потом уснула. Наверняка ведь не спала всю ночь.

Я сам чуть не разрыдался от жалости к родителям. Хотя ночью едва не дошел до мысли, что ненавижу их. А теперь мне самому хотелось, чтобы они отдали меня в какую-нибудь клинику и зажили спокойно.

Все так же на цыпочках я вернулся в комнату и сказал в трубку:

– Ладно, сейчас спущусь.

– Подожду у подъезда, – бодро воскликнул Иван и отключился.

Я прокрался в коридор, сунул ноги в ботинки и набросил куртку прямо на домашнюю футболку. Семь бед – один ответ. Кто знает, может, у меня больше не будет возможности повидать единственного друга.

Ванька ждал меня на скамейке у дома. Он от всей души хлопнул меня по плечу – я чуть не улетел в кусты, – потом сказал:

– Слушай, давай ко мне, родители на работе.

– Пошли!

По пути к Ванькиному подъезду меня мучил вопрос: а что Тася? Ведь про нее Иван ничего не сказал. Но сестры его дома не оказалось. Наверное, это к лучшему, я ведь даже не в курсе, что она знает о вчерашнем и что теперь думает обо мне.

Когда мы оказались в квартире, Ванька загородил мне дорогу и произнес торжественным голосом:

– Слушай, если нужно меня заложить, то не стесняйся. Переживу, не впервой. Я все подтвержу. И про телефон скажу, что звонил тебе… Нет, лучше скажу, что попросил у тебя мобилу, а ты сказал, что в школе забыл. Сразу станет ясно, что не ты писал те ругачки. Хотя, конечно, странно, что уроды, которые это сделали, не стырили твою мобилу. Но, может, подставить хотели.

– Слушай, ты мне веришь или нет? – спросил я.

Ванька тяжело поднял и опустил мощные плечи.

– Сам не знаю, – честно признался он. – Странно как-то получается. Сначала квартира, потом класс, и никто никого не видел. Я тут подумал: а может, ты сам не помнишь, как это делал? Вот я, например, не всегда помню, чего было. Меня ведь сперва в гимназию отдали, где Таська учится. А там ко мне тип один начал лезть из параллельного. Один раз мой портфель из окна выбросил. Ну, ладно, это я ему спустил. Но когда он мне в столовке компот на штаны вылил, тут уж… Вскочил, в глазах потемнело – а потом хоть режь, ничего не помню! Очнулся уже дома. Родители спрашивают, зачем я его избил, а я говорю: да пальцем не трогал. А они: как же не бил, если он в больнице? Представляешь? Больше меня в эту школу даже не повели. Дождались конца года, а потом я в нашу пошел. Снова в первый класс.

– А у тебя еще когда-нибудь было, чтобы ты не помнил, что делал? – заинтересовался я.

Ванька задумчиво почесал голову огромной ладонью, развел руками:

– Не, больше не было. Я как раз в то лето расти начал, в новой школе меня уже никто не задирал. Может, тебя тоже так достали, что ты сорвался и – забыл?

Я подавленно молчал. Может, Ванька прав, только дело не в том, что меня достали, а просто я на самом деле болен?

– Чего твои-то станут делать? – сочувственно спросил меня Иван. – Тоже в другую школу переводить? В нашей такое точно не скоро забудется.