скачать книгу бесплатно
– Успокойся! – орал на нее Рузов и, схватив Машеньку за руки, прижимал к себе.
– Пусти меня! – не переставая кричать, поначалу вырывалась Маша, а потом замирала и снова прижималась к нему.
– Ну вот и хорошо, – шептал Миша и покрывал поцелуями лицо жены, даже не замечая соленого привкуса на своих губах.
Нацеловавшись вдоволь, Рузовы возвращались с прогулки, пили чай, избегая смотреть друг на друга, а потом шли в спальню, где любили друг друга не так, как прежде, а с большей отдачей, потому что всякое соитие могло оказаться последним. Так, во всяком случае, думала Машенька, безуспешно отгонявшая от себя мысли о том, что ничего исправить нельзя. Она кляла себя за безрассудство, с которым призналась мужу в собственных грехах, но тщетно: ящик Пандоры, открытый ею, оказался бездонным. И вот что странно: сама Маша не переставала с интересом заглядывать в него в поисках очередной шокирующей подробности.
Болезненное любопытство толкало ее на поступки, о которых она прежде и подумать не могла. Проявлялось это в том, что Машенька совершенно спокойно рылась в телефоне мужа, внимательно изучая его переписку с любовницами, их фотографии ню, фрагменты видео, на которых оказались запечатлены Мишины сексуальные эксперименты. Некоторые особенно впечатлившие ее тексты и снимки она даже перекачала в свой сотовый, чтобы рассматривать их на досуге. А потом додумалась до того, что вступила в переписку с наиболее активными Звездочками и Бусинками, которым не преминула заметить, что на Рузова они могут претендовать только в будние дни и исключительно в рабочее время, то есть до 18.00. В противном случае, пообещала она соперницам, ей придется прибегнуть к средствам более действенным, чем уговоры.
– К каким? – угрюмо полюбопытствовал Миша, проинформированный возлюбленными, и обомлел, услышав ответ:
– Мужья, дети, мамы, папы, – скороговоркой перечислила Машенька и омерзительно улыбнулась мужу: – В борьбе за место под солнцем все средства хороши. И потом, не забывай, у страховых компаний – богатейшая база данных! Да и телефонные номера проверить несложно…
– Ты с ума сошла?!
– Почему? – Маша с недоумением посмотрела на мужа.
– Ты разрушила нашу семью. Теперь будешь разрушать чужие?!
– Что значит «чужие»?! Мы с твоими Бусинками фактически близкие родственники. Так сказать, хреновые сестры, – пошло схохмила Машенька и торжествующе хохотнула: – А ты что думал? Что я буду сидеть и ждать, пока ты соизволишь насытиться? Ну уж нет! Или мы оба живем так, как считаем нужным, или разбегаемся. Все равно терять нечего!
– Я подумаю, – отказался продолжать разговор Рузов и скрылся в комнате для гостей. «С любовницами своими советуется», – предположила Маша и на цыпочках подошла к двери, напряженно вглядываясь в матовое стекло, сквозь которое проглядывал Мишин силуэт. «Так тебе и надо!» – позлорадствовала Маша, до конца не понимая, какое количество людей оказалось ею выстроено перед чертой, за которой не бывает счастья.
Мысль о мести не оставляла ее еще какое-то время, но ровно до тех пор, пока не пришло это проклятое эсэмэс, после которого вновь забрезжила надежда на лучшее. «Давай уедем, – писал ей Рузов. – Заберем Иринку и уедем к чертям собачьим, чтобы начать все сначала, как ты хочешь, с чистого листа». Не поверив своим глазам, Маша трижды перечитала сообщение. Не справившись с эмоциями, она набрала Мишин номер и в волнении замерла:
– Да, любимая, – поприветствовал жену Рузов и замолчал.
– Повтори мне все, что я только что прочитала, – потребовала Машенька.
– Давай уедем, – в трубке зазвучал голос прежнего Миши. – Ты, я и Ирка.
– А как же дом?
– Да черт с ним, с этим домом. Новый выстроим.
– А как же «мы в ответе за тех, кого приручили»?
– Ну… Если ты до сих пор не пробила их по своей базе данных, – усмехнулся Рузов, – то, в принципе, им ничего не угрожает.
– Да я и не собиралась, – чистосердечно призналась Маша и поблагодарила мужа: – Спасибо, что выбрал меня.
– Я выбрал нас, – поправил жену Рузов и пожелал ей хорошего дня.
«Трижды хорошего дня», – тут же настрочила ему в ответ Машенька и почувствовала себя такой же счастливой, как в старые добрые времена.
В течение всего дня она вновь и вновь перечитывала сообщение мужа и загадочно улыбалась себе под нос. Градус доверия к миру увеличивался с каждой минутой, и Маше стало трудно переживать это состояние в одиночку, поэтому она позвонила дочери. Но вместо желанного «Здравствуй, мама» нарвалась на вопрос, заданный таким тоном, что у Машеньки сразу же испортилось настроение.
– Вспомнила? – язвительно поинтересовалась Ирина.
– Да я и не забывала о тебе. – Маша пыталась сохранить в себе хоть каплю прежнего настроения.
– Ну, это не новость, – отбрила ее дочь. – Ты по какому поводу? Тебя сроки интересуют?
– Какие? – Маша не сразу сообразила, о чем говорит Ирина.
– Нормально! – делано захохотала та и, прокашлявшись, добавила: – Не волнуйся, пожалуйста, экзамены я сдам, аттестат получу… Хотя, в сущности, какая вам с отцом разница? Вы же современные люди: каждый живет своей жизнью, нисколько не стесняясь и не заморачиваясь. Только знаешь, что я тебе хочу сказать, дорогая моя мамулечка?
– Что? – прошептала Маша.
– Посмотри на себя, пожалуйста, в зеркало.
– Зачем?
– Затем! Ты, конечно, еще не пожилой человек, но близко к этому. Вот и подумай, кому ты будешь нужна?
– Может быть, твоему отцу? – Голос Машеньки немного окреп.
– Уверяю тебя, нет. Моему отцу будут нужны мои ровесницы. Тетеньки твоего возраста – это отработанный материал.
– Что я тебе сделала? – растерялась Маша и еще сильнее прижала трубку к уху.
– Теперь это не важно…
– Нет, это важно. Я хочу знать, за что ты меня наказываешь?
– За то, что ты неряха!
– Неряха? – переспросила дочь Машенька, досадуя на себя за то, что не нашла силы прервать разговор в тот момент, когда прозвучало ехидное «Вспомнила?».
– Телефон не надо бросать где попало, особенно с открытыми эсэмэсками: «Я чувствую, как твой член входит в меня…» – процитировала Ирина и с сарказмом добавила: – Нормально так, да?
– А ты уверена, что это был мой телефон?
– Уверена. Когда пишут папе, член называют другим словом. Сказать каким?
– Не надо, – отказалась от «расшифровки» Маша и попросила дочь хоть изредка звонить ей.
– Зачем?
– Потому что я люблю тебя, – коротко ответила Машенька и, отключив телефон, бросила его в верхний ящик рабочего стола, где тот и провалялся до самого вечера.
Собираясь домой, Маша обнаружила «пропажу» и в поисках сотового навела порядок на рабочем месте, выбросив в мусорную корзину ненужные презенты – магниты, открытки-мотиваторы, бесполезные блокнотики, валентинки, недоеденные конфеты в смятых обертках и пару фотографий, на одной из которых был запечатлен Феликс.
«Как будто из другой жизни», – вздохнула Машенька и включила сотовый, надсадно зазвякавший от потока приходящих сообщений. «Абонент такой-то не может вам дозвониться» – читала она и улыбалась: этим абонентом был Миша. «Скучает», – обрадовалась Маша и перезвонила ему, чтобы вновь поблагодарить за верность интересам семьи и за решение сохранить брак, невзирая на массу отягчающих обстоятельств. «Абонент временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее», – донеслось до ее ушей, и желание увидеть мужа стало еще сильнее. По дороге домой Машенька, не переставая, набирала Мишин номер и всякий раз натыкалась на знакомое сообщение: «Не доступен… Попробуйте… Не доступен… Попробуйте».
«Последний раз», – пообещала себе Маша и предприняла еще одну попытку дозвониться, которая неожиданно оказалась успешной: Рузов откликнулся после первого же гудка.
– Да, Машуль… – прерывающимся, словно после долгой пробежки, голосом ответил он и откашлялся в сторону. – Ты уже дома?
– Нет, – ответила Машенька и, не выключив телефон, опустила его в сумку: говорить больше было не о чем, достаточно было услышать это дыхание, дыхание спринтера, пришедшего к финишу. – Совет да любовь, – пробормотала себе под нос Маша и поняла, что жить ей больше незачем.
* * *
Трясясь в маршрутке, она спокойно размышляла о том, что называется «последним распоряжением усопшего». «Наверное, надо заехать к маме и к Ируське попрощаться», – промелькнуло в ее голове и исчезло: не хотелось терять ни минуты. Машенька порылась в сумке, достала ключи, переложила их в карман и пересела на первое сиденье, поближе к выходу.
«Быстрей бы!» – торопила она время и не отрываясь смотрела в окно, отмечая, сколько еще осталось. На остановке возле торгового центра Маша вышла, отметив для себя нетипичную для пятницы безлюдность: ни одного человека, только огромная блохастая псина возле урны. «Лежишь?» – поприветствовала ее Машенька и потянулась, чтобы погладить. Напугавшись протянутой руки, собака вскочила на ноги и злобно оскалилась. «Дурочка!» – ласково пропела ей Маша и направилась к ларьку с многообещающей вывеской «Мясные деликатесы».
– Дайте докторской, – обратилась она к изнемогавшей от скуки продавщице и оглянулась: псина стояла на прежнем месте.
– Для себя берете? – рассекретила Машеньку стоявшая за прилавком женщина, уставшая огорчаться от того, что вверенные ей «мясные деликатесы» будут уничтожены не самым достойным потребителем. – Если для этой, то и ливерной обойдется. Не самая голодная. Ее тут многие прикармливают, поэтому и сидит, караулит. У-у-у! Прорва мохнатая! – погрозила она пальцем сидевшей неподалеку собаке и взялась за батон колбасы. – Мне-то чё? У богатых свои причуды! Сколько ей?
– Как рука возьмет, – невнятно определила объем Маша, что привело продавщицу в бешенство.
– Что значит «как рука возьмет»? – взвизгнула она, словно Машенька замахнулась на святая святых – узаконенную в России таблицу мер и весов. – А если рука целиком возьмет? – тетка потрясла перед Машиным лицом батоном колбасы.
– Тогда целиком давайте, – подтвердила свою готовность заплатить за продукт Маша и обнаружила, что псина подобралась к ней поближе. – Только если вам не сложно, разрежьте ее на несколько частей.
– Вот возьмите сами и разрежьте, – проворчала продавщица, но просьбу выполнила: на какой-то момент стало жаль эту стоявшую напротив дуреху, выкинувшую на ветер столько денег.
– Спасибо, – поблагодарила ее Машенька и, постукивая по бедру ладонью, жестом подозвала собаку к себе.
– Жулька ее зовут, – высунувшись из ларечного окна, подсказала внезапно подобревшая тетка и выкинула какие-то обрезки: – Иди жри, лярва!
Дождавшись, пока Жулька подберет с земли заветрившийся мясной мусор, Маша достала из пакета шмат колбасы и показала его собаке:
– Идем со мной, – поманила она ее и медленно побрела в сторону дома.
Обалдевшая от счастья псина всю дорогу шла рядом, останавливаясь только для того, чтобы слопать причитавшийся ей кусок колбасы. Пока Жулька ела, Машенька терпеливо поджидала ее, не переставая думать о «пустяках». Например, о том, как Мальчик-с-пальчик бросал хлебные крошки, по которым потом намеревался найти дорогу домой, а их склевали птицы. Теперь-то она хорошо понимала, что такое исчезающая на глазах последняя «крошка» надежды, и поэтому внимательно вглядывалась во все, что попадалось ей на глаза. «Должен быть какой-то знак», – бормотала себе под нос Маша и напрасно озиралась вокруг в поисках «подсказки», но, кроме заискивающе заглядывающей в глаза Жульки, рядом никого не было. «Только ей и нужна», – подумала Машенька и вспомнила о дочери, цинично назвавшей ее сегодня «отработанным материалом». «Плевать», – честно призналась она себе и попыталась представить, какой будет Мишина реакция, когда тот обнаружит ее болтающейся на балке второго недостроенного этажа. Где-то она читала, что смерть через повешение сопровождается массой неприглядных нюансов вплоть до непроизвольного опорожнения мочевого пузыря, но сейчас это было абсолютно не важно: смерть в принципе безобразна. К тому же страх нелицеприятно выглядеть на смертном одре уже один раз сыграл с ней злую шутку. Помнится, тогда Маша боялась утратить рассудок, наивно полагая, что это можно сделать только в бредовом состоянии. Но на самом деле – рассудок она утратила в тот самый момент, когда не сумела справиться с собственной ложью и попыталась предстать перед мужем циничным человеком, только и думающим о том, как продлить сомнительное удовольствие на стороне. «Люди, влюбленные в жизнь…» – горько усмехнулась себе под нос Машенька, повторив Мишино выражение, и отомкнула калитку:
– Проходи, гостем будешь, – пригласила она Жульку и первой вошла во двор.
Псина степенно последовала за ней и, обнаружив пустую конуру, оставшуюся от прежней собаки, сразу же заняла ее, продолжая глазами следить за новой хозяйкой.
– Выгонят тебя, дурища, – пообещала Маша Жульке и тоскливо обвела взглядом двор, пытаясь запомнить эти вымахавшие за пятнадцать лет елки, стоявшего под ними грязного пластикового гнома с облупленным фонариком в руке и синий лоскут майского неба.
Сделав над собой усилие, Машенька перешагнула через порог и, прихватив из бывшей мастерской моток шелкового шнура для занавесей, полезла на второй этаж, отметив про себя недовольное рычание Жульки. «Чует, видимо», – решила она и, встав на старый табурет, оставленный для грязных работ по дому, попробовала перекинуть моток через балку: ничего не получилось. Тогда Маша подтащила заляпанные побелкой козлы, взобралась на них с табурета и спокойно приладила шнур к балке, пытаясь соорудить петлю. Пока думала, как это сделать, трижды принималась лаять оставленная внизу Жулька, словно уговаривая Машеньку не делать ничего дурного.
«Господи! – разозлилась на собаку Маша. – Повеситься и то спокойно не дадут».
– Фуу! – прокричала она Жульке, как будто та могла ее услышать, и наконец-то накинула петлю на шею: – Последнее слово осужденного. – Маша еще пыталась шутить. – Простите меня все. Пожалуйста… – попросила она, и на «пожалуйста» ее голос сорвался: Машенька заплакала. – Господи, господи, – повторяла она снова и снова, собираясь с духом, чтобы шагнуть вниз, но не успела.
– Стой где стоишь, дура! – прокричал Рузов и в мгновение ока взобрался к ней на козлы. – С ума сошла?! Ты что делаешь?!
– Это ты что здесь делаешь? – трясясь как осиновый лист, проскулила в ответ Маша и безвольно осела в руках мужа.
– Жизнь свою спасаю, – проворчал Миша и с силой, чтобы не вырвалась, прижал жену к себе.
– Мою? – вцепившись в мужа обеими руками, уточнила Машенька и закричала на одной ноте, услышав ответ: «Нашу».
«Нашу жизнь, нашу семью, нашу дочь, нашу любовь» – тикало в Машиной голове все то время, что Рузов мыл ее в бане, укладывал, как маленького ребенка, в кровать, поил чаем с ложечки и гладил по голове.
– Засыпай, любимая, – ворковал над женой Миша и обещал, что прямо завтра напишет заявление на перевод в другой город, что уговорит Ирку вернуться домой, что поменяет номер и отстроит второй этаж.
– Зачем? – через силу улыбнулась ему Машенька, не отводя глаз.
– Пусть будет… – прошептал Рузов и прилег рядом, чтобы вновь стать одним целым.
– Пусть… – одними губами проговорила Маша и задремала, поверив в каждое произнесенное мужем слово.
– Спи-спи, – пробормотал в ответ Миша и, пробравшись под одеяло, начал торопливо стягивать с себя брюки, чувствуя особое возбуждение рядом с обессилевшей женой.
– Ты дебил, Рузов? – злобно отреагировала на его поползновения Машенька и повернулась к нему лицом.
– Почему дебил? – искренне удивился ее реакции Миша и попытался коснуться ее груди. – Мы же любим друг друга. Почему нет?
– А тебе на сегодня не хватит?!
– Мне – нет, – пробормотал Рузов и ловким движением повернул жену к себе спиной. – Тебе понравится…
– Мне не понравится, – отчеканила Машенька и схватила мужа за руку. – Я не хочу.
– Зря, Машуль, – заюлил Миша, а потом отодвинулся и, зевая, произнес: – Но если передумаешь, разбуди меня: я готов.
«Урод!» – произнесла про себя Маша и накрылась с головой одеялом.
* * *
Проснулась уже под утро, от нехватки свежего воздуха и в полной темноте. Пока догадалась, что запуталась в одеяле, напугалась: на каком свете находится? Выбравшись наружу, облегченно вздохнула, увидев рядом мирно посапывающего Рузова. Приподнявшись на локте, Машенька с интересом уставилась на мужа, подмечая некрасиво оттопыривавшуюся на выдохе губу, шелушащийся верхний край уха. Вероятно, так было всегда, но прежде ничего подобного Маша не замечала, а вот теперь увидела и поняла: такой же, как все. «Красота в глазах смотрящего», – кстати вспомнила она известное выражение и легко коснулась указательным пальцем оттопыривающейся губы. От прикосновения Рузов хрюкнул и, не просыпаясь, повернулся на другой бок. Сползшее одеяло обнажило покрытую светлыми волосами ногу, и Машенька еле удержалась, чтобы не ущипнуть ее: неудержимо захотелось сделать нечто такое, отчего Мише стало бы больно. Волна озорной агрессии поднялась в ней и смыла вчерашнюю досаду: Маша соскочила с кровати и вышла в гостиную.
Первым досталось Мишиному сотовому, который она изящно, двумя пальцами, опустила в бокал с недопитым чаем. Потом экзекуции подвергся форменный галстук мужа, коим Машенька вытерла пыль и жир со всех кухонных поверхностей. Удостоверившись, что тот покрылся необходимым количеством трудновыводимых пятен, она аккуратно свернула его и положила в карман кителя, зная, что теперь Рузов вынет галстук только в понедельник, когда доберется до работы. Последним актом мщения стала чистка сантехники зубной щеткой супруга. Настроение Маши стремительно улучшалось, о чем свидетельствовала особая легкость ее движений. Она буквально порхала по дому, теперь представшему перед ней совершенно в другом свете. Ей снова захотелось в нем жить, потому что, Машенька почувствовала это, она сможет в нем быть счастливой. И, скорее всего, все с тем же Мишкой, слабости которого ей отчасти напоминали свои собственные, но только отчасти. Ведь ей самой не нужно было ни за чем и ни за кем гнаться, время не торопило ее, наоборот, подсказывало, что нужно жить медленно, вдумчиво и с удовольствием. Почти так же, как и всегда, только с иным настроением: твоя жизнь – это подарок. Твой подарок. Вот им и распоряжайся! Причем мудро! Не так, как вчера.
«Буду!» – пообещала себе Маша и испытала острое желание выти из дома, как будто ее кто-то ждал там, снаружи. «Жулька!» – вспомнила Машенька и заторопилась, увидев заглядывавшую в окно псину, поразительно похожую на Альфа из одноименного американского сериала. Так же как и у мохнатого инопланетянина, у Жульки была вытянутая морда с черной нашлепкой влажного носа, от которого на стекле оставались мутные разводы.
Завидев в окне вчерашнюю добрую фею, собака взвизгнула и замахала хвостом с такой интенсивностью, что Маше показалось: еще немного, и та взлетит. Тогда Машенька распахнула входную дверь, и Жулька, бросившись к ней под ноги, жалобно заскулила.
– Ну чего ты, чего ты?! – приговаривая, потрепала ее за холку Маша и пошла следом, уворачиваясь от псины, целенаправленно ведущей ее к калитке. – Выйти хочешь? – догадалась Машенька и выпустила Жульку на улицу, где та торжествующе сделала пару кругов и присела в характерной собачьей позе.
– Умница! – похвалила ее Маша, приятно пораженная Жулькиной «воспитанностью»: похоже, та воспринимала чужую конуру и бетонную площадку двора как свой дом. «Оставить, что ли?» – озадачилась Машенька, наблюдая за резвящейся псиной:
– Пойдешь? – вслух поинтересовалась она, а собака, словно понимая, о чем речь, мигом «нырнула» во двор и уселась возле конуры с хозяйским видом, не забывая пристукивать хвостом о бетон.
«Вот полку и прибыло», – усмехнулась себе под нос Маша и с грустью вспомнила об отделившейся дочери. «Надо идти, – решила она. – Уговаривать».
Как это сделать, Машенька пока плохо представляла, найти слова, которые могли бы убедить дочь вернуться домой, было нелегко. Но почему-то внутри Маши воцарилось странное спокойствие, подсказывающее ей, что слова найдутся обязательно. Они есть, просто надо умудриться услышать их в себе и достать, когда это будет необходимо.
«Я смогу», – убедила себя Машенька и, не умываясь, бросилась из дому, нацепив спортивный костюм прямо на голое тело.
– За фигурой следим? – добродушно приветствовали ее соседи по улице и по-свойски интересовались: – А чё ж сам-от?
