banner banner banner
На фиг нужен!
На фиг нужен!
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

На фиг нужен!

скачать книгу бесплатно

– Иди сюда. – Миша показал на место рядом с собой.

– Не хочу. – Машеньке стало страшно.

– Иди сюда, – прорычал Рузов и с силой притянул жену к себе. – Смотри.

Он достал из кармана сотовый и продемонстрировал Маше несколько фотографий столь откровенного характера, что та покраснела.

– А теперь сюрприз! – омерзительно пропел Рузов и запустил видео, на котором совокуплялись двое, периодически посматривая в камеру. – Помнишь, у тебя мечта была снять видео?

Машенька лихорадочно затрясла головой: «Не помню».

– Ну как же не помнишь, любимая? Говорила же: «На память». Все хотела посмотреть, как это выглядит со стороны… Вот, смотри. – Он запустил видео заново.

– Мне неприятно, – попыталась вырваться Маша, но не тут-то было.

– Что естественно, то небезобразно, любимая, – продолжая ерничать, Рузов перелистывал фотографии: – Смотрю вот иногда на досуге, пока ты в своем телефоне роешься, я настраиваюсь…

– На что?

– На выполнение супружеских обязанностей. Специально смотрю, чтобы какой-то драйв был. Не возбуждаешь ты меня, Машка, в последнее время. Приходится вот искусственным образом обеспечивать эрекцию.

– То-то я смотрю, она у тебя такая вяленькая. Не помогают, значит, девочки?

– Почему? Помогают! Будь моя воля, я бы этих девочек пригласил. Не хочешь попробовать?

– Нет, – наотрез отказалась Машенька.

– А зря, – легко пожурил ее Рузов. – Удивительные ощущения, я тебе скажу. Хоть раз в жизни, но попробовать надо. Кстати, одна из них би. – Он ткнул пальцем в фотографию высокой худой брюнетки, как и положено, с большой грудью. – Двадцать семь лет. Замужем. Ребенок. Зовут… – Миша прищурился и выпалил: – Ксюша. И ты ей, кстати, очень нравишься.

– А ты меня со всеми своими Ксюшами обсуждаешь?

– А как же, любимая! Делюсь опытом, так сказать.

– Ты извращенец, Рузов. – Маша снова попыталась встать, но была грубо возвращена на место.

– Сиди. Тут еще много чего интересного. Вот, например, Леночка. Хорошая девочка, на тебя, кстати, в молодости похожа. Узнаешь?

Машенька скользнула взглядом по фотографии и отрицательно покачала головой.

– Между прочим, имеет на меня самые серьезные виды.

– А ты?

– А я, Машка, как ни странно, люблю тебя по-прежнему. Мало того, среди них тебе нет равных. Ты, так сказать, навеки отлита в золоте и поставлена на пьедестал как моя жена и мать моей дочери. И так было бы всегда, если бы кое-кто сегодня не раскрыл рот. Сама знаешь: слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Мне чужая подстилка не нужна.

– То есть развод? – побледнев, уточнила Машенька.

– Развод, любимая, – с готовностью подтвердил Миша и с удовольствием потянулся, не заметив появления дочери.

– Давно пора, – поддержала отца Ирина, толкая перед собой сумку с вещами.

– Пошла отсюда, – резко отреагировал на реплику дочери Рузов и показал рукой на дверь. Ирина послушно направилась к выходу. – Не туда. К себе, – снова скомандовал отец, и она моментально подчинилась, потому что впервые он говорил с ней таким тоном.

– Как ты думаешь, Ируська все слышала?

– Какая теперь разница?! – устремив глаза в одну точку, потер подбородок Миша, а потом, широко улыбнувшись, добродушно воскликнул: – Эх, Машка-Машка, какие же мы с тобой дураки! А ведь могли бы жить, как там говорят, «долго и счастливо». Сколько лет мы с тобой женаты?

– Двадцать два года.

– Жаль, до серебряной свадьбы не дотянули.

– Все можно исправить, – сначала с фальшивым пафосом произнесла Машенька, а потом горько заплакала – поздно.

Признавшись мужу в своих грехах, она действительно испытала облегчение, но ровно на минуту, потому что поток встречных Мишиных откровений в комплекте с неопровержимыми фото- и видеодоказательствами подействовал на нее, как наркоз на пациента. Страх – беспамятство – возвращение в реальность. Маша ощущала непривычную аморфность собственного тела, как будто во время операции из него вытащили все кости, прежде державшие его в вертикальном положении. Хотелось обо что-нибудь опереться, но, кроме мужа, рядом никого не было. Машенька подумала об Иване, но тут же отбросила эту мысль в сторону: «Не помощник!»

– Не плачь, Машуль, – откликнулся Миша, по-своему довольный реакцией жены. «Положено так, – думал он. – Какая женщина легко примет готовность мужа развестись с нею?» Почему-то для Рузова было очень важно оставить последнее слово за собой, как будто от этого что-то зависело. Где-то в глубине души Миша надеялся, что Машенька не поддержит его идею и приведет массу доводов, чтобы избежать этого мероприятия, но надежды Рузова не оправдались: выплакавшись, жена со своей стороны подтвердила целесообразность развода и даже принесла свидетельство о браке. Но вот что странно: будучи хорошими родителями, ни тот ни другой не подумали о дочери, видимо, посчитав ее случай слишком мелким и незначительным на фоне того, что случилось с ними.

О том, что это не так, напомнила Мишина мать, явившаяся к сыну в воскресное утро спустя два дня после того, как тот отвез к ней Ирину.

– Ты чё, мам? – не очень-то дружелюбно поприветствовал ее Миша.

– А ничё, – ответила Марина Леонидовна и залепила Рузову пощечину. – Довели девку, изверги, – наступала она на Мишу, тесня того к дверям спальни. – Довели!

– Успокойся, – хватал мать за руки Рузов, но та продолжала хлестать сына по чему придется.

– Я тебе дам «успокойся»! – кричала Марина Леонидовна и требовала, чтобы появилась Маша. – Как щенка из дома девчонку выкинули!

– Никто ее не выкидывал, – вступилась за мужа Машенька и встала рядом. – Она сама так захотела.

– Больно много она у вас хотела! Ни в чем отказа не знала. Вот вам, пожалуйста!

– А мы-то тут при чем? – воспользовался Машиным появлением Миша и ретировался к плите, подальше от матери. – Мы ей с Машкой как самим себе доверяли, – выпалил Рузов и осекся: фраза прозвучала довольно цинично.

– Не доверять надо было, а проверять, – взялась за Машу свекровь. – Ты что, не знаешь, когда у дочери месячные ходят?

– Ей почти восемнадцать, она взрослый человек. Я что, ей в трусы должна заглядывать?

– Должна! – взвизгнула свекровь и еле удержалась, чтобы не толкнуть невестку.

Машенька отошла в сторону.

– Что ж вы за люди! – расплакалась Марина Леонидовна. – Ну что ж вы за люди, господи! Это ж ваше дите, единственное. Другого не будет.

– Ну я бы не была так уверена, – пробормотала Маша и, налив в стакан воды, подала его Мишиной матери: – Успокойтесь, пожалуйста, вам нельзя нервничать.

– Господи! – продолжала причитать свекровь, раскачиваясь, словно над гробом с покойником. – Что же делать-то? Как людям в глаза смотреть?

– А при чем тут люди? – наконец-то подал голос Рузов и подошел к матери: – Ты думаешь, у людей своих проблем нет?

– Есть, конечно, – вытерла слезы Марина Леонидовна. – Но не такие…

– Откуда ты знаешь какие? – Взяв мать за руку, Миша повел ее к дивану. – Ну вот откуда ты знаешь, какие проблемы у меня, у Машки? Ты о своих-то помнишь проблемах?

– Я – это я, – твердо ответила Марина Леонидовна. – Я – человек пожилой, сколько проживу, столько проживу. Не я первая, не я последняя, – вспомнила она про свою онкологию и моментально переключилась: – Ирке вашей, сынок, еще жить да жить. А у нас ведь как? Порченую девку замуж никто не возьмет, всякий пальцем тыкать будет, разговоры разговаривать. Это вы думаете, что ворота уже дегтем не мажут, а я знаю – мажут. А вы ее из дома – на улицу. Так-то поддержки нет, еще и вы… Может, ты, Маш, с ней поговоришь? Все-таки мать. Глядишь – послушает…

– Не послушает. – Машенька не питала никаких иллюзий. – Меня она не послушает.

– А кого же она послушает?! – схватилась за голову Марина Леонидовна.

– Позвоним? – неуверенно предложила Маша, имея в виду отца ребенка.

– Позвоним, – согласился с ней Рузов и набрал номер старого товарища. – Макс? – бодро начал он, а потом сорвался и заорал: – Ты знаешь, что ты подонок?

Макс что-то ответил.

– Она моя дочь! – прорычал Миша. – Этого достаточно! Что значит «сама захотела»? Тебе сколько лет, скотина?! А ей? Напомнить? Семнадцать ей!.. Да ты понимаешь, что это статья?

И опять Макс что-то ответил, отчего Рузов, хватанув воздуха, побледнел и заорал благим матом:

– Да мне плевать, что она не девочка! И что по обоюдному согласию! Беременна-то она, а не ты!

– Дай мне трубку, – не выдержала Маша и выхватила из Мишиных рук телефон: – Алле, Макс? Выслушай меня, пожалуйста. Ирочка беременна… Говорит, от тебя.

Минуту Машенька молчала, внимательно вслушиваясь в стрекот сотового, а потом, покрывшись красными пятнами, разом обмякла и беспомощно посмотрела на Рузова:

– Он требует генетической экспертизы.

– Хер ему, а не генетическую экспертизу, – разозлился Миша, хотя обвинять бывшего друга в том, что тот усомнился в собственном отцовстве, было нелепо: имеет право.

– Упустили вы ее, сынок, – запричитала было Марина Леонидовна, а потом выдала: – Скажите, ваш. Ваш ребенок-то.

– И как ты себе это представляешь? – удивился материнской находчивости Миша. – Подушку, что ли, Машке привязывать?

– А хоть бы и подушку… – подтвердила Марина Леонидовна и предложила увезти Ируську из города.

– Вы что? С ума сошли?! – возмутилась Машенька, представив, как будет изображать беременную в свои-то сорок четыре года при помощи подручных средств.

– А чё такого-то, дочь? – взялась уговаривать ее свекровь. – Чай, не всю жизнь с курдюком ходить!

– Не всю, – согласилась с ней Маша и иронично добавила. – Всего-то полгода.

– А что, на эти полгода у тебя какие-то особые планы? – ехидно уточнил Рузов, несколько задетый Машенькиной нерешительностью. С его точки зрения, первое, что она должна была сделать как мать, так это броситься спасать честь дочери вместо того, чтобы торговаться. – Не о себе в этой ситуации надо думать, – назидательно изрек он, присев рядом с матерью.

– О тебе, – огрызнулась в ответ Маша, быстро просчитавшая, на какие жертвы ей придется идти ради условного спасения семейной чести. – Я подумаю, – пообещала она свекрови и поставила жесткое условие – сначала поговорить с Ирой.

– Ну, Иринку я беру на себя, – самоуверенно взялась за дело Марина Леонидовна, наивно полагая, что имеет на внучку хоть какое-то влияние.

– Что-то я сомневаюсь… – призадумалась Машенька и оказалась права: дочь категорически отказалась прислушаться к бабкиным увещеваниям и пригрозила, что уйдет на квартиру.

– А деньги откуда? – резонно задала вопрос Марина Леонидовна, но быстро пошла на попятный, заприметив презрительный взгляд внучки. – Я ж не гоню тебя, Ир, живи, пожалуйста, – затараторила она, понимая, что этим вопросом подорвала доверие в свой адрес.

– Конечно, не гонишь, – со слезами в голосе проговорила Ирина и чуть слышно добавила: – Никто меня не гонит, а пойти некуда.

– А я на что?! – вскочила Марина Леонидовна и закружила вокруг внучки. – Думаешь, не справимся?! Еще как справимся! Бог даст, годок-другой проживу, а там – время покажет. Знаешь, как говорят: «Человек полагает, а господь располагает». Глядишь, и мамка с папкой остынут, тоже помогут.

– Они себе-то помочь не могут, – в точку отметила Ирина и обняла бабку, по-старчески прильнувшую к ней со словами: «И без них справимся».

О том, что «Иринка вычеркнула их из своей жизни», Марина Леонидовна донесла детям незамедлительно:

– Не принимает, – вздохнула она и, насупившись, посоветовала: – А вы все равно просите. Все-таки кровь родная, глядишь – сподобится.

* * *

Но ни Ирина не сподобилась, ни ее родители особо настаивать не стали. И не потому, что не любили свою дочь, а потому что решать проблему на расстоянии им казалось смешно. «Пусть перебесится», – обозначили Рузовы свою позицию и переключились на вопрос первостепенной важности: как жить дальше? Ответ на него они знали оба, но почему-то медлили: то Миша не может при подаче заявления о расторжении брака присутствовать, то Маша. Причем не нарочно: само по себе так получалось, как будто не время пока.

«А если и правда рано об этом думать?» – задавали они себе этот вопрос поочередно, не замечая, как легко придумывается очередной повод для того, чтобы ничего не предпринимать.

– Просто мы с тобой страусы, – грустно подшучивала над ситуацией Машенька и вставала к плите готовить ужин, без которого теперь не обходился ни один вечер.

– Лично я – нет. – Миша не разделял позицию жены и честно считал, что все можно поправить, надо просто уметь договариваться. К тому же и пунктов в договоре не так уж много. Первый – Маша отказывается от личной жизни на стороне. Второй – Миша оставляет все как есть.

– Я не согласна, – упрямилась Маша и выдвигала свои условия: – Если мы действительно пытаемся сохранить наш брак, то тогда каждый начинает жизнь с чистого листа.

– Да так и произойдет, – уверял ее супруг, – просто дай мне время. В конце-то концов я в ответе за тех, кого приручил.

– И сколько их, этих твоих «домашних животных»? – Машенькины нервы не выдерживали, и она задавала вопрос, ответ на который мог длиться часами: пока ужинали, пока гуляли…

Совершенно очевидно, что между супругами возникла какая-то противоестественная близость, от которой, судя по всему, страдали оба, но тем не менее оба к ней упорно стремились. В эти моменты Рузов с воодушевлением рассказывал жене о мельчайших подробностях своей интимной жизни, не забывая называть имена, описывать сексуальные позы и характерные для них ощущения. Периодически он плотоядно посматривал на идущую рядом Машеньку и предлагал вернуться домой, чтобы попробовать то же самое вместе.

– Не хочу, – твердо отказывалась та, но Мишиного повествования не прерывала.

Спустя две недели с момента первого признания Маша знала всех фавориток своего мужа по именам и легко отличала одну от другой по степени приближенности к царской особе. Рассказы мужа носили столь детализированный характер, что Машенька легко «составила досье на каждую»: семейное положение, пищевые пристрастия и эротические предпочтения. Более того, Маша была посвящена и в то, как его любовницы к ней относятся.

– Разумеется, хорошо, – заверил ее Рузов. – Они же знают, что ты женщина, которую я люблю. И с этим нельзя не считаться…

Его логика обескураживала Машеньку, она замолкала и, завороженная отсутствием здравого смысла, плелась рядом, как преданная собачонка за хозяином, от которого можно было ждать чего угодно: и пинка в бок, и сахарной косточки.

– Ну что ты, Машуль, как неживая? – искренне удивлялся ее молчанию Миша и заливался соловьем на предмет того, что на дворе – май, пора любви, когда все в мире совокупляется, потому что без этого немыслима жизнь, а значит, и его случай есть не что иное, как проявление законов природы. – Потому прими ситуацию как есть, – советовал жене Рузов и чувствовал себя победителем.

– Ты тоже, – огрызалась Маша и, развернувшись, шагала в другую сторону, подальше от этой бессмыслицы.

– Иди-иди, – кричал ей вслед Миша, а потом догонял и, преградив дорогу, пытался обнять.

– Отстань от меня, – отбивалась от него Машенька, но тщетно, потому что, оказавшись в объятиях мужа, успокаивалась и опять покорно шла рядом, пытаясь не вслушиваться в Мишины эскапады.

– Ты меня унизила. Ты меня унизила, – бормотал он как заведенный. – Если бы ты знала, что я испытывал, когда ты мне рассказывала про своих кобелей.

– Я не рассказывала тебе ни про каких кобелей! И я не сучка! – взрывалась Маша и с остервенением лупила мужа по всему, до чего могла дотянуться: – Я просто сказала, что виновата перед тобой. И все! Никаких подробностей!