скачать книгу бесплатно
– А кого вы ищете? – незнакомка настойчиво предлагала помощь.
Аурика хотела сказать, что ищет Вильгельма Эдуардовича, но вовремя осеклась, догадавшись, что на самом деле его могут звать совсем по-другому: не Вильгельм, и не Эдуардович – просто Иван Иванович под какой-нибудь совершенно простой фамилией типа Иванов-Петров-Сидоров.
– Уже никого, – проронила девушка и поправила свои невероятной красоты черные вьющиеся волосы.
– Если хотите, – проскрипела дама, – я могу проводить вас до вокзала. Мне все равно, в какую сторону: туда или сюда…
– Спасибо, – Аурика наконец-то поняла, что та принимает ее за приезжую. – Я здесь прекрасно ориентируюсь.
Во взгляде пожилой женщины проскользнуло нечто, напоминающее недоумение, и она, смерив высокую девушку взглядом, разочарованно протянула:
– Я думала, вы приезжая.
– Нет, – покачала головой Аурика и манерно попрощалась: – Всего вам доброго.
– А вы москвичка, – дама словно не слышала, что ей говорят.
– Я москвичка, – наклонилась к ней красавица Одобеску и почувствовала какой-то специфический запах. «Так пахнет старость», – подумала Аурика, и ей стало жутко: когда-то и от нее будет пахнуть так же. «Не хочу, чтобы так!» – разволновалась она и прокричала на ухо доброжелательной даме: – Вам помочь?
Та отпрыгнула в сторону, покачала своей головой в седых кудельках и засеменила в сторону гастронома. Аурика пошла следом за ней, плохо соображая, что же делать дальше. Но, дойдя до стеклянных витрин, опомнилась и стремительно зашагала в сторону пешеходного перехода на противоположную сторону улицы Горького. Ей захотелось домой с такой силой, что Аурика прибавила шаг и уже через несколько минут почти бежала вниз по своему Спиридоньевскому переулку с одной-единственной мыслью: залечь в глубокую ванну и смыть с себя всю грязь. Душа Аурики жаждала перерождения…
– Афродита, – окликнул ее отец и присел рядом: – Не помешаю, Золотинка?
– Как ты меня назвал? – глухо поинтересовалась девушка.
– Афродита, – улыбнулся Георгий Константинович. – Из пены рожденная. Чистая. Великолепная.
– Хватит, папа, – оборвала его дочь и попыталась отогнать от себя воспоминания.
– Ты грустишь, девочка?
– Грущу, – призналась Аурика. Ей хотелось плакать.
– Я тоже грущу, – повторил за ней Одобеску и начал жаловаться: – Твоя жизнь проходит мимо меня. Ты закрыта и неприступна. Я чувствую себя ненужным и старомодным. Знаешь, таким старым, растрескавшимся от долгих путешествий кожаным саквояжем. Каждый вечер я ощущаю себя стоящим на вокзале и провожающим поезд, в котором от меня уезжает моя дочь. Куда ты рвешься, Золотинка?
– Никуда я не рвусь, – прошептала Аурика.
– Это тебе так кажется, – остановил ее Георгий Константинович и поправил влажные пряди ее волос.
– Ничего мне не кажется.
– Я тоже был молод.
– Ты и сейчас молод, – еле заметно улыбнулась Аурика и нежно поцеловала отца в щеку. У барона Одобеску защемило в груди, он был растроган и еле сдерживался, чтобы по-отцовски не притянуть дочь к себе и не покрыть поцелуями ее смуглое личико, как это бывало в детстве, когда та была чем-то расстроена. Вместо этого Георгий Константинович предложил партию в шахматы.
– Не хочу, – отказалась Аурика. – Давай посидим просто так.
– И это предлагает мне неистовая Золотинка? – рассмеялся Одобеску, но на самом деле ответ дочери пришелся ему по душе. Ему нравилось сидеть в полумраке гостиной «просто так», не включая света. – А хочешь, – он испытующе посмотрел на Аурику, – поедем к морю? В Крым? В Абхазию? Когда еще получится вырваться?
– Не хочу, – односложно ответила дочь, и отец понял, что ее отказ не имеет ничего общего с девичьим капризом истеричной барышни.
– Почему?
– Какая разница? Москва? Море? Везде одно и то же. Это только в романах: уехали из столицы, остановились у моря и за ночь переродились. Так не бывает?
– Что же гнетет тебя, Золотинка?
– Не знаю, – нахмурилась Аурика и замолчала, потому что и правда не знала, как объяснить своему великодушному отцу, что происходит. Не рассказывать же ему про то, как настойчиво, изо дня в день, она ищет подтверждения своей привлекательности, рискуя именем и элементарной безопасностью. Ищет – и не находит, получая взамен торопливое тисканье в темноте кинотеатров, или еще хуже – сомнительные предложения от незнакомых или почти знакомых парней, которым нет никакого дела до того, что ей нравится. Один Вильгельм Эдуардович чего стоит! Хотя вот с ним бы (Аурика на минуту представила) все могло бы быть по-другому. Но ей это тоже противно. Пальцем поманил – и пошла. «А, может, так и надо было сделать?» – засомневалась она, а потом вскочила с дивана и как ни в чем не бывало спросила:
– Мы ужинать-то сегодня будем?
– Будем, – подыграл ей Георгий Константинович и продолжил: – И не дома. Одевайся, Золотинка.
– Куда? – ахнула та.
– Поужинаем в «Колизее», – объяснил Одобеску. – Пусть Глаша отдохнет.
– В «Колизее»? – Аурика не сразу поверила в готовность отца приоткрыть завесу над своей мужской жизнью и впустить ее туда, куда «посторонним вход воспрещен».
– А что в этом особенного? – не понял природы дочернего изумления Георгий Константинович.
– Ты никогда раньше не брал меня в «Колизей».
– Было не время.
– А сейчас время?
– Сейчас время, – подтвердил Одобеску. – Потому что потом такой возможности может не представиться.
– Это почему же? – нахмурилась Аурика, обнаружив в словах отца какой-то трагический смысл.
– Это потому же! День-другой – и моя красавица будет ужинать в сопровождении другого мужчины.
– Папа, прекрати, – засмеялась девушка. – Пока – ты единственный мужчина в моей жизни!
– Это пока, – проворчал Георгий Константинович, но было видно, что слова дочери ему очень приятны.
Аурика оделась и вышла к отцу, на ходу поправляя на неуловимой по ощущениям талии кованый кубачинский поясок. Одобеску критически посмотрел на дочь и на минуту исчез в своей спальне, откуда вышел с продолговатым футляром в руках.
– Иди сюда, – подозвал он свою Золотинку к зеркалу и, обняв дочь за плечи, встал у нее за спиной. – Посмотри на себя.
Аурика послушно подняла глаза и увидела перед собой собственное отражение.
– Видишь?
– Вижу.
– А теперь закрой глаза, – приказал отец и не торопясь достал из футляра на первый взгляд неброское черненого серебра ожерелье с вкраплениями горного хрусталя. – Не подсматривай, – предупредил он дочь, внимательно наблюдая за выражением ее лица.
– Скоро? – начала поторапливать его Аурика, сгорая от любопытства.
– Скоро, – усыплял ее бдительность Георгий Константинович и медленно колдовал над хитрой застежкой.
– Ну! – не терпелось девушке.
– Сейчас, – пообещал скорое избавление Одобеску и расправил серебряную вязь на ее груди: – Готово!
Аурика секунду помедлила, а потом открыла глаза и внимательно посмотрела на собственное отражение. Оно стало явно красивее, чем было несколько минут тому назад. И не потому, что на груди у нее мерцали капли горного хрусталя, висевшие на тончайших, почти невидимых серебряных нитях, а потому что объявленная отцом игра придала ее лицу особое выражение таинственности.
– Глаша! – закричал Георгий Константинович, не способный в этот момент переживать восхищение дочерью в одиночку. – Посмотрите, разве моя дочь не прекрасна?!
Аурика прижала ожерелье к груди, пытаясь спрятать от Глашиных глаз изумительное по красоте украшение, а потом безвольно опустила руки и, зардевшись, дала домашним насладиться собственным великолепием.
– Красавица! – всхлипнула Глаша, для которой, как и для барона Одобеску, в Аурике не было никаких изъянов.
– Ну что ты, няня! – сопротивлялась очевидному ее воспитанница. – Такую красоту на кого ни надень…
– Нет, Золотинка, – строго прервал ее отец. – Ни один камень не способен преобразить человека, сделать его краше, чем он есть на самом деле. Но зато он может усилить то, что в нас есть: красоту, благородство, ум, породу. Не случайно горный хрусталь называют осколками кристалла истины. Впрочем, что я тебе об этом рассказываю?! – остановил сам себя Георгий Константинович. – Алхимики Средних веков использовали этот камень в своих ритуалах.
– «Магический кристалл»? – подсказала отцу Аурика.
Глаша ничего не поняла, но тут же кивнула головой, демонстрируя свое полное согласие.
– Ну, – улыбнулся Одобеску, – можно сказать, что магический. Тебе очень к лицу, Золотинка. Ты вся словно светишься изнутри.
Ничего такого Аурика в своем отражении не заметила, но быстро поверила в магическую силу камня и даже пожалела о том, что так часто пренебрегала лекциями отца об удивительных свойствах камней, ставших украшением его ювелирной коллекции. Ей стало стыдно собственного равнодушия к отцовскому увлечению, и она попыталась реабилитироваться, предложив, при случае, рассказать ей еще что-нибудь.
– Обязательно, Золотинка, – с удовольствием пообещал величественный барон и приказал Глаше не скучать в их отсутствие.
Вернулись отец и дочь Одобеску под утро. Довольные друг другом и жизнью в принципе. Георгий Константинович был недвусмысленно горд собой и собственным творением, на которое бросали восхищенные взгляды посетители и персонал «Колизея», поначалу принявшие Аурику за молодую пассию известного коллекционера.
– Они думают, что ты моя любовница, – откровенно признался он дочери и хмыкнул. – Не будем их разочаровывать?
– Папа, – засмеялась девушка. – Мы с тобой похожи, как две капли воды. Только слепой не заметит, что мы родственники.
– А как же магический кристалл? – шутливо надул губы Георгий Константинович и предложил дочери массандровского портвейна.
– Ну, если только на него рассчитывать?! – подыграла отцу Аурика и немного пригубила из протянутой рюмки. – Какой крепкий! – растерялась она. – А если я опьянею?
– С какой стати? – успокоил ее Георгий Константинович. – Это благородный напиток.
– Можно подумать, что к опьянению приводят только неблагородные, как ты говоришь, напитки.
– Пьяным, деточка, можно быть и без вина, – изрек старую истину Одобеску и заложил себе за воротник салфетку. – Приступайте к еде, дорогая Аурика Георгиевна. Да сложится наш вечер сегодня так, чтобы у вас о нем остались воспоминания на всю жизнь. Даже когда меня не станет, – просто добавил он и вооружился столовыми приборами. – Не грустите, моя прелестная леди. Жизнь прекрасна!
С этим ощущением отец и дочь Одобеску бродили по вечерней Москве. Аурика потащила Георгия Константиновича к памятнику Пушкину, обещая показать место, где, как правило, до наступления сумерек негласно проводились «смотрины», а потом из-за этого многократного переглядывания сгущался воздух и начинал искрить стойким интересом сторон друг к другу.
– Ну, это не новость, – поражал дочь своей осведомленностью барон Одобеску и оценивающе смотрел на попадавшихся навстречу нарядных девушек.
– Папа, – сделала ему замечание Аурика, – ты, вообще-то, со мной!
– Я помню. Поэтому так и смотрю. Изучаю, так сказать, конкурентную среду.
– Что ты изучаешь? – опешила его дочь.
– Я изучаю «предложение». Между прочим, законы управления экономикой твоему отцу тоже известны. И я хочу тебе сказать, детка, их «предложение» не отвечает моему «спросу». Из чего я делаю вывод, что у нас с тобой, а точнее, у тебя конкурентная среда не сформирована.
– Папа, мы не на ярмарке, – вспылила Аурика. – Ты смотришь на этих девочек так, словно собираешься их съесть с потрохами.
– Да ты что?! – притворно изумился Георгий Константинович. – Неужели я выгляжу таким кровожадным? На самом деле это моя гордость превращает меня в надменного старика.
– Ты не старик! – запротестовала девушка.
– Рядом с тобой – нет. Рядом с тобой – я молодой и красивый. Немного полноват, но моему костюму это нисколько не мешает.
– Потому что ты – Одобеску, – подыграла отцу Аурика и повисла на его руке.
На статную пару оборачивались прохожие, сидевшие на скамейках провожали их взглядом, про себя сочиняя невообразимые истории их знакомства, в которых внешнее сходство – это знак судьбы.
– Пройдемся по Тверской, – предложил Георгий Константинович, используя старомосковское название улицы, и поцеловал дочери руку, подмигивая одним глазом. Аурика не возражала: «Играть так играть», – разрешила она сама себе и любовно провела рукой по отцовским волосам.
– Не дразни гусей, Золотинка, – прошептал ей Одобеску и, выпрямившись, одарил ее восхищенным взглядом.
«Красиво!» – призналась себе девушка и, преисполненная благодарности отцу, величаво пошла рядом, отбросив от себя двусмысленные впечатления последнего месяца жизни. Они лишние.
* * *
Спустя много долгих лет резкая в своих выводах Аурика Георгиевна заявила своим дочерям о том, что ее удачная женская жизнь – это результат мудрого воспитания Георгия Константиновича, чего не скажешь о них – четырех девицах Коротич.
– Как ты можешь?! – возмутилась старшая, Наталья, усмотрев в материнских словах неуважение к своему отцу, Михаилу Кондратьевичу. – Папа нас всегда поддерживал.
– Вас поддерживал, – надменно изрекла перевалившая семидесятилетний рубеж седовласая и очень полная Аурика, – а меня мой папа держал и удержал. Это, скажу я вам, не одно и то же. И вот в итоге – у меня счастливая женская судьба, а у вас что?
– Ты сама не понимаешь, что говоришь! – кричала на мать Наталья Михайловна, и за спиной у нее сверкали глазами три остальные сестры Коротич.
Об этом же в свое время беседовал с дочерью и барон Одобеску, периодически намекавший своему любимому дитя на ее удивительную неспособность усваивать жизненный опыт.
– Аурика Георгиевна, – покрикивал он. – Вас жизнь не учит! Отчего вам нравится наступать на грабли с завидным упорством?
– Потому что он меня бесит! – рычала разгневанная дочь, в очередной раз выгнав из дома тихого Коротича.
– Вы – хамка, дитя мое!
– А ты сводник! – не оставалась в долгу Аурика и, захлебываясь, глотала воду, пытаясь успокоить пересохшее от возмущения горло.
– Потрудитесь уйти к себе! – не выдерживал Георгий Константинович, хватаясь за сердце.
– Вот только не надо! Не надо показывать, что я довела тебя до сердечного приступа, – визжала младшая Одобеску, размахивая руками, но требованию отца подчинялась безоговорочно. Однако, не дойдя до своего убежища, ныряла в Глашину комнату:
