скачать книгу бесплатно
Потом зазвонил телефон. Междугородная. Звонил мой агент и переводчик из Германии Карл Фосснер. Карл говорил на особом языке, на котором, как ему казалось, объясняются американские хипы:
– Ей, ебарь хренов, как дрочится?
– Нормально, Карл, а ты как, не даешь заржаветь своей отвертке?
– Ага, уже с потолка сперма капает.
– Молодец.
– Спасибо, сынок. У тебя учусь. Кстати, сынок, у меня хорошие новости. Сказать какие?
– Сыпь, сынок!
– Ты, небось, думаешь, я тут задницей «Дикси» высвистываю, а я перепер три твои книжки: стихи «Вши судьбы», рассказы «Сны в выгребной яме» и роман «Пожарная станция».
– Готов отдать тебе левое яйцо, брат.
– Беру. Высылай авиапочтой. Но у меня еще не все.
– Не томи.
– В прошлом месяце у нас была книжная ярмарка, я вел переговоры с шестью крупнейшими издателями, и позволь доложить: они хотят тебя со всеми потрохами.
– С моими потрохами?
– Со всей твоей писаниной. Врубаешься?
– Помаленьку.
– Я пригласил всю шестерку к себе в отель, выставил пиво, вино, сыр и орешки. И объявил, что принимаю заявки на предоплату трех твоих книг. Они заржали и накинулись на выпивку. Короче, эти засранцы у нас в руках. Они знают, что ты в хитах. Я подпустил пару шуточек, они расслабились, я начал торги. Подробности тебя не касаются, ну, в общем, Крумиф расщедрился больше всех. Я подписал с ним контракт. Потом и с остальными. Эти ублюдки надрались в лежку, а Крумпф, понятно, больше всех. В общем, тебе подфартило. Ты знаменит, как Эррол Флинн.
– Ну ты и фраер, Карл. И сколько же мне обломится?
– Сынок, где-то тыщ тридцать пять! На днях перешлю телеграфом.
– Ни хрена себе!
– А ты думал! Выбился в гении, мать твою рас-так!
– Еще как выбился!
На этом разговор кончился.
В несколько минут я превратился в значительное лицо. Тридцать лет голодухи и безвестности уходили в прошлое.
Я вернулся за машинку, щедрой рукой налил винца, принял и повторил. Нашел огрызок сигары, зажег. По радио передавали Шестую симфонию Шостаковича. Я ударил по клавишам:
Бармен Люк, перегнувшись через стойку, разглядывает сидящего перед ним молодого человека.
Люк. Слушай, я смотрю, ты отсюда не вылезаешь. Сидишь и лакаешь целыми сутками.
Молодой человек. Ага.
Люк. О'кей, мне, конечно, вообще-то плевать, но это дело до добра не доведет.
Молодой человек. Ничего, Люк, не беспокойся. Главное, следи за отстоем пива.
Люк. Насчет этого будь спокоен, парень. А тебе что – больше делать нечего?
Молодой человек. В шестом классе… Да, в шестом. Училка велела написать сочинение: самый памятный день в моей жизни. Мне больше всего запомнилась поездка в Денвер.
Люк. Так-так.
Молодой человек. Но я написал про лягушку, которую нашел в саду возле дома. Она запуталась в проволоке у забора. И не могла выбраться. Я освободил ей лапки, а она все равно не двигалась.
Люк (зевая). Ну и что?
Молодой человек. Я взял ее в руки и стал с ней разговаривать. Сказал, что тоже попал в ловушку, что меня тоже зацепили. Долго говорил. И она наконец спрыгнула с ладони, заскакала по лужайке и исчезла в кустах. Это было первое существо, которое я пожалел.
Люк. Ну и что?
Молодой человек. Училка прочитала это в классе. Все рыдали.
Люк. Ну и что?
Молодой человек. Ну и я подумал, что могу стать писателем.
Люк (перегнувшись через стойку). Ну ты и чудило!
Я решил, что на сегодня хватит. И, сидя за машинкой, стал слушать радио. Не помню, как я очутился в постели. Но утром проснулся именно там.
* * *
Итак, в шестьдесят пять лет я выбирал первый в своей жизни дом. Помнится, мой отец мечтал об этом всю жизнь. Он говорил мне: «Вот за труды всей жизни я куплю дом. Ты его унаследуешь, а со временем купишь свой и оставишь сыну два дома. А твой сын…»
Этот процесс казался мне ужасно нудным: дом за домом, смерть за смертью. Десять поколений – десять домов. А потом родится умник, который за один присест продует все это добро в карты или сожжет одной спичкой.
И вот теперь я выбирал дом, который был мне на фиг не нужен, и писал сценарий, который совсем не собирался писать. Меня затягивало в эти жернова, и я чувствовал, что не в силах противиться ходу вещей.
Первая контора по продаже недвижимости, в которую мы обратились, находилась в Санта-Монике. Называлась она «Дома XXI века».
Мы с Сарой вошли в офис. За столом сидел молодой парень при галстуке, в красивой полосатой сорочке и в подтяжках. Вид у него был официальный. Он деловито перебирал бумажки. Оторвавшись от своего занятия, бросил на нас взгляд.
– Чем могу служить?
– Мы хотим купить дом, – ответил я.
Молодой человек отвернулся от нас и уставился в стенку. Прошла минута. Две.
– Пошли отсюда, – сказал я Саре. Мы сели в машину, я нажал на стартер.
– И как ты это объяснишь? – спросила Сара.
– Не захотел возиться. Сидел себе человек, читал, а тут мы, шваль какая-то. Чего время терять!
– Но ведь это не так.
– Так или не так, но нас ткнули мордой в дерьмо.
Правда, ощущение было поганое. Конечно, у меня на лбу написано, что я с бодуна, небрит, одет черт-те во что. И годы бедности наложили на меня свой отпечаток. Но разве можно судить о человеке только по внешности? А слова? А поступки?
– Мать честная, – засмеялся я, – того и гляди, нам вообще никто дом не продаст!
– Этот парень просто дурак, – сказала Сара.
– Но его контора располагает самой большой сетью недвижимости в штате.
– Он дурак, – повторила Сара.
Ощущение униженности не проходило. Может, я и в самом деле какой-то ублюдочный и единственное, что умею, – стучать на машинке? И то нерегулярно.
Дорога резко пошла в гору.
– Куда это нас занесло? – спросил я.
– Топанго-каньон называется.
– Выглядит подозрительно.
– Да нет, вполне нормально. Если не обращать внимания на грязь и хипарей.
Я заметил вывеску – «Обезьяний рай». Это был бар. Я припарковался к тротуару, мы высадились. Вход блокировала целая куча мотоциклов.
Мы вошли в зал, набитый молодняком в кожанках и грязных шарфах. Лица многих исполосованы шрамами. Много бородатых, по большей части недомерков. Глаза у всех какие-то выцветшие, круглые и пустые. Казалось, эти люди приклеились к стульям и неделями не сходили с мест.
Мы нашли пару свободных табуретов.
– Два пива, – распорядился я, – и бутылку какого-нибудь пойла.
Бармен засеменил выполнять заказ.
От пива нам с Сарой сразу полегчало.
Я заметил, что с другого конца стойки на нас уставилась чья-то рожа. Круглая и слегка дебильная. Ее обладателем был молодчик с грязно-рыжей шевелюрой и такой же бородой. С абсолютно белыми бровями. Нижняя губа отвисла, словно ее тянул вниз невидимый груз. Рот слюнявый.
– Чинаски, – выговорил он. – Сукин сын, Чинаски!
Я чуть кивнул.
– Один из моих читателей, – сказал я Саре.
– О! – отозвалась она.
– Чинаски! – услышал я голос справа.
– Чинаски! – эхом откликнулось еще откуда-то. Передо мной на стойке появилось виски. Я поднял стакан: «Спасибо, ребята!» – и опрокинул.
– Не так резво, – сказала Сара. – Не забывай, где ты находишься. А то мы с тобой отсюда никогда не выкатимся.
Бармен принес еще виски. Он был коротенький, с багровыми шрамами по всему лицу. И выглядел покруче своих клиентов. Он встал возле нас и уперся в меня глазами.
– Чинаски, – сказал он. – Величайший в мире писатель!
– Если вы настаиваете, – ответил я, взял стакан и передал Саре, которая махнула его залпом.
Сара кашлянула и поставила стакан на стойку.
– Это чтобы тебе меньше досталось. Вокруг нас потихоньку скапливался народ.
– Чинаски, Чинаски… Мать твою… Я все твои книжки прочитал. Все до единой! Надо же – могу вот так запросто хлопнуть тебя по заднице! Чинаски, давай дернем на пару! Хочешь, я тебе твой стишок прочитаю?
Я расплатился, и мы дали ходу. Мне опять бросились в глаза кожаные куртки, бледность и атмосфера безрадостности.
Что-то жалкое было во всех этих беднягах, я почувствовал безотчетную тоску, и мне захотелось протянуть к ним руки, обнять и утешить, как какому-нибудь Достоевскому, но я, слава богу, смекнул, что они только рассмеются мне в глаза.
Этот мимолетный приступ сострадания гроша ломаного не стоил.
Они проводили нас до машины. «Чинаски, Чинаски… А кто эта прекрасная леди? Ты ее не стоишь, парень! Чинаски, куда же ты, выпей с нами! Будь человеком! Будь таким, как твоя писанина, Чинаски, не будь мудаком!»
Они, конечно, имели на меня право. Мы сели в машину и медленно двинулись сквозь толпу, которая нехотя расступалась, посылая нам воздушные поцелуи. Кто-то хлопнул ладонью по стеклу… Я вырулил на шоссе.
– Значит, это и есть твои читатели? – спросила Сара.
– Да, видимо, мой основной контингент.
– А порядочные тебя совсем не читают?
– Надеюсь, что читают и они.
Дальше мы ехали молча. Потом Сара спросила:
– О чем ты думаешь?
– О Деннисе Боди.
– Кто такой Деннис Боди?
– Мой единственный школьный друг. Я думаю, что стало с ним теперь.
