Серебряный. Отголоски Судьбы

– Слушаю вас, лейтенант.

– Я из отряда, который его величество послал на северные границы.

– Да? – Иланди почувствовал, как в душе все холодеет от нехороших предчувствий.

– На севере бунт.

– Аборигены?

– Неизвестно, сэй, – покачал головой лейтенант, – они появились ночью со стороны льда. Вышли из тумана, их было много. Лавина. Разрушили первую крепость, перебили почти всех защитников. Откатились. Думаю, готовятся к осаде второй стены.

– Как вы могли просмотреть угрозу?

– Туманы. Иногда хмарь находит такая, что не видно собственной вытянутой руки. У них не было никаких опознавательных знаков, не было лозунгов, флагов. Они не выдвинули никаких требований. Единственное, что мы знаем о них – они отлично экипированы. Баллисты, осадные башни, массивные тараны. Даже когда наш отряд начал атаковать их сверху, мятежники не растерялись. Они знали, как бороться с ярхами. Погибла половина воинов и две трети летунов. Нас было слишком мало! И мы не были готовы.

Димостэнис чувствовал, как от злости у него сводит скулы. Ведь он это предвидел и предупреждал. Этой ситуации просто могло не быть, если бы не раздутое самомнение советников.

– У второй крепости есть шансы хоть сколько-то продержаться против них?

– Они предупреждены, их уже не застанут врасплох. Время играет против нападающих. Погода ухудшается с каждым днем. Ощутимо холодно и идут дожди. Возможно, природа нам поможет, и сама уберет весь мусор.

Димостэнис покачал головой. Ввести войска, очистить границы, вырезать заразу под корень, показав, что в доме есть один единственный хозяин. Быстро, четко, уверенно, не проявляя слабости. Для этого нужно поднять на ноги основные военные силы Астрэйелля.

Глава 19

Следующие дни ушли на то, чтобы написать обращение к главам Великих Домов с подробным описанием всего происходящего и просьбой выставить свои войска для защиты интересов его величества. Для надежности с посланием он отправил лейтенанта Стэла, как свидетеля и очевидца, который лучше любого письма мог рассказать о том, что случилось.

Первый ответ пришел от Ремманоса Олафури, который выделял на подавление мелкого локального мятежа, как выразился в своем послании благородный сэй, пятьсот воинов пехоты и сорок кавалерии. Письма примерно такого же содержания пришли и от остальных Домов. Последний ответ Димостэнис получил от Ривэна Пантерри. Он в бешенстве скомкал бумаги и швырнул на пол.

Чтобы еще этот мальчик понимал в мятежах и войнах! А все туда же!

Совсем не откликнуться на такой призыв Великие Дома не могли. Затронута безопасность короны, а они давали присягу верности его величеству. Отказ – это открытый бунт. А так они и содействие оказывают, и вся ответственность на плечах главного советника. Чего взять от недоучки и сопляка, отстранившего заслуженных мужей и поставившего империю на волосок от гибели?

Наверное, было ошибкой описывать всю глубину трагедии, происходящую на севере. Ведь советники не безмозглые ишаки и прекрасно поняли, чем грозит сложившаяся ситуация их заклятому сопернику. Теперь им останется лишь подождать, когда случится неизбежное – мятеж разрастется и перерастет в войну. И придут они – спасители, опытные, мудрые, в очередной раз доказавшие, что без них все летит в Бездну.

Димостэнис положил вытянутые руки на стол, и какое-то время сидел, не шевелясь в глубоком раздумье, опустив голову.

Открылась дверь.

– Кир Холливер, – не меняя положения, убитым голосом произнес он, – сегодня я не намерен никого принимать. И желательно вообще никогда.

Послышались легкие шаги, Дим почувствовал чужое присутствие рядом с собой.

– Со всем уважением к вам, – он тоже мог быть упрямым, – но, когда его величество придет в себя, я оповещу, что в его дворце живет монстр.

– Всего один? – уточнил насмешливый голос. – А куда ты дел еще четверых?

– О, Боги! – Дим вскочил на ноги, встречаясь взглядом со светло-серыми глазами императора. Радостно выдохнул. – О, Боги!

Аурино молча слушал рассказ обо всех событиях, произошедших за то время, пока он отсутствовал. Единственный раз он позволил себе высказаться, когда услышал о смерти Пантерри.

– Я так страстно мечтал избавиться от них навсегда. Однако из всех пятерых Бриндан раздражал меня меньше всего.

Дим не упомянул об участии усопшего в воссоздании яда и о том, что ему стало известно. Все то, что он узнал, еще нужно было доказать.

– Как минимум, он был целителем. От него хотя бы польза была.

Больше его величество не перебивал, а когда главный советник закончил, долгое время молчал, осмысливая услышанное.

– Ты думаешь, это советники устроили покушение?

Димостэнис покачал головой.

– Я не могу это подтвердить, но и не хочу опровергать. Самая веская улика – это те снаряды, которыми была обстреляна башня. Мы с ног сбились, но никаких следов. Кто бы не сотворил это оружие, они очень предусмотрительны и осторожны. Мерзавцы хорошо замели следы и теперь выжидают.

– Ты не думал, что если бы они хотели совершить переворот, то уже ввели бы свои войска в Эфранор и заняли дворец, объявив о смене власти. А вместо этого грызутся между собой.

– Потому что ты остался в живых. Одно дело пытаться захватить пустой трон, другое – вышвыривать законного властителя. Тем более события последних дней показывают, что не все в восторге от правления Совета Пяти, да и от самих советников. У них больше противников, чем мы с тобой могли предположить.

Аурино приложил руку к груди туда, где была его рана. Было видно, что эти полсэта общения дались ему нелегко.

– Целительница в курсе, что ты покинул свою обитель? – Дим не мог не заметить бледность и испарину, выступившую на лбу.

– Выторговал сэт, – признался император, – знаешь она не слабее Пантерри и это хорошо. Но если того я послал бы со всеми его нравоучениями и советами, то как быть теперь ума не приложу.

Иланди слегка прикусил губу. Среди хаоса эмоций и чувств, которые свалились на него в последнее время, ему не хватает только удавки ревности.

– Она для тебя не просто дочь Дайонте, как ты мне говорил некоторое время назад? – спросил Аурино, заметивший мелькнувшие эмоции на лице собеседника.

– Она – моя жизнь, – неожиданно признался Дим. Столько аров они привыкли доверять друг другу.

Император улыбнулся.

– Скажу честно, так мне будет легче выполнять свое обещание. Она милая девушка.

Дим кивнул. Милая. Можно и так. Впрочем, он и так уже сказал больше, чем хотел, об его отношениях с Олайей.

– Сколько у нас людей, чтобы исправить ситуацию на севере? – император вернулся к насущным проблемам.

– Я говорил, что мне нужна своя армия! – не дал он ответить на собственный же вопрос. – Тогда бы не нужно было терпеть выходки советников и принимать отказы!

– Нет, ваше величество, – усмехнулся Димостэнис, доставая письма, – здесь в каждой строчке написано, что я зарвавшийся щенок, который сует нос не в свое дело и отказывают они мне, так как присягали на верность вам и готовы служить до конца дней своих.

– Время играет против нас. Пока мы упражняемся в высокой словесности, гнойник прорвется, и вся зараза с севера хлынет – сюда. Советникам же ничего не останется, как в очередной раз спасти империю!

Аурино сам того не зная, озвучил его собственные тягостные мысли.

– У нас есть три тысячи воинов, предоставленные нам Великими, еще около двух, которые сформировали другие благородные Дома для защиты вашего величества, плюс оставшиеся защитники крепостей, – Димостэнис потер ноющие виски. Этот план созрел в его голове не так давно, однако, взяв на себя заботу об империи, он связал себя по рукам и ногам, не имея возможности исполнять свои основные обязанности, но теперь, когда император вернулся, он вновь свободен и волен сделать то, что задумал. – Я возглавлю этот поход на север. Увидев все своими глазами и приняв в этом непосредственное участие, я смогу доказать, что это не просто локальный конфликт и мелкий мятеж, а большая опасность для всех жителей Астрэйелля. Ты сможешь заставить советников исполнить свой долг и отдать армию в твое распоряжение, показав своим подданным, что несмотря на долгое отсутствие и тяжелое ранение, ты всегда стоишь на защите их интересов, судеб и жизней. Это будет твоя победа.

Император смерил его долгим пронзительным взглядом.

– Моя? – тяжело усмехнулся он.

Дим проигнорировал и тон, и взгляд, и усмешку.

– Мы выступим послезавтра на рассвете.

Олайя почти бежала по длинным коридорам дворца. Грудь сдавливали рыдания. Бешено стучало сердце. Девушка прижалась спиной к холодному мрамору колоны. Место, где они часто встречались.

Он уходит. Уходит. Уходит. Слезы щипали глаза, беспомощно стекая по щекам. Туда, где кровь, смерть, туда, где его смогут навсегда отнять у нее.

Слухи и сплетни разносились по дворцу уже давно. На севере вспыхнул бунт. Кто-то говорил, что это вновь воспрянули вольные объединения, кто-то, что новая партия фанатиков, пытающаяся свергнуть существующую власть. Одни в панике твердили, что раз император так долго отсутствует, то уже ничего не сможет изменить и остановить, другие уверено оппонировали, что у империи есть и прочие защитники. Кто-то называл происходящее далеко от столицы всего лишь мелким недоразумением, кто-то надвигающейся бедой.

Сегодня утром перед своими подданными выступил сам его величество император, заверив всех в своем добром здравии и полном сохранении контроля над создавшейся ситуацией. Также он сообщил, что возложил на своего главного советника обязанности главнокомандующего и отправил того в гущу событий, чтобы вернуть в Астрэйелль мир и порядок.

Олайя прислонилась лбом к прохладному камню. Погруженная в свои лихорадочные мысли, она не услышала шагов сзади и едва не закричала, когда почувствовала, что кто-то стоит за ее спиной, и только рука, зажавшая ей рот, помешала сделать это. Вторая рука обхватила за талию, оторвала от пола, переместив в абсолютно темное помещение. Тихо захлопнулась дверь.

Несколько мгновений ушло, чтобы осознать ситуацию. Сама, не помня себя, Олайя стала покрывать поцелуями ладонь, все еще закрывающую ей рот.

– Прости, что напугал, златовласка, – тихий шепот.

Уткнувшись носом ему в шею и цепляя губами гладкую теплую кожу, девушка сжала его в объятиях. Лихорадочно скользнула ладонями вдоль спины, сминая ткань рубахи, обжигая жаром прикосновений. Он шептал что-то бессвязное в мокрую соленую щеку, задыхаясь от предвкушения близости и ее ласк, пока все не исчезло в водовороте пьянящих ощущений…

Вспыхнули огневики, освещая комнату приглушенным светом. Димостэнис слегка приподнялся на локтях, глядя на любимую.

– Это правда? – тихо спросила она.

– Что? – он сделал вид, что не понял.

– Что ты уходишь в этот поход? На север.

– Вот видишь, ты сама сказала – всего лишь поход. Небольшая кампания по устранению беспорядков.

– Кампания в компании нескольких тысяч?

Дим не отрывал глаз от волнующего изгиба ее губ, от золотистых веснушек, тонких влажных прядок, прилипших к вискам, шее.

– Не хочу сейчас говорить об этом. Не могу.

– У меня есть кое-что для тебя, – Олайя знала, что уже ничего не изменить.

Она потянулась к своему платью, которое оказалось довольно далеко, и ей пришлось слегка оттолкнуть такую восхитительную тяжесть любимого тела.

– Вот, – она вытянула руку, на ладони которой лежал камень. Овальной формы, почти совсем плоский, лишь с одного края чуть утолщен, бело-серебристый, размером с половину ее ладони. – Его называют печатью силы.

Димостэнис замер. Еще одна легенда. Миф о том, что много сотен аров назад одаренные, заковывавшие энергии в неподвижные предметы и построившие разделительную стену, дворец императора, Эллетер, умели запечатывать силу стихий и в меньшие объемы, создавая дополнительный резерв, как подстраховку на тот случай, если что-то случится с собственным даром.

– Вижу, ты понял, о чем я, – Олайя поймала его расширенный от удивления взгляд.

– Я всегда считал это выдумкой.

– Есть же храм и дворец.

– Там другое, – Дим покачал головой, – там целый мир, где энергетические нити переплетены и держатся друг за друга, и камни – лишь подспорье. Но в одном маленьком предмете!

– В нашей семье он уже долгие ары. Передается старшему ребенку, неважно какого он пола. Предки называли его – камнем последнего желания. Считается, высвободить энергию, скрытую в нем, можно лишь сильным выбросом силы.

– Например, в момент смерти, – он вспомнил, что еще слышал об этой уникальной вещице, – особенно если она преждевременна и тело полно энергией. По своей сути эти две силы настолько мощны, что могут вновь пробудить жизнь. Новый толчок, который заставить хьярт воспрянуть, а сердце биться.

– Даже не произноси этого вслух. Думаю, ты сможешь найти ему более достойное применение.

– Подожди, – мужчина легко сжал ее ладошку, в которой она держала камень, – он твой. Мне будет всегда спокойнее знать, что он у тебя есть. К тому же ты сама сказала, что это передается по наследству. Если ты отдашь его мне, то…

Олайя положила пальцы ему губы, не дав договорить. Укоризненно посмотрела.

– Вот и отдаешь его нашему сыну или дочке, когда он или она вырастут.

Димостэнис улыбнулся, склонил голову, позволяя надеть на себя шнурок, который был продет в амулет. Ее ладонь опустилась ему на грудь, медленно поглаживая, ощущая быстрое сильное биение его сердца. Чуть учащенное дыхание, прикрытые глаза, разгоряченная кожа.

– Дим, – вдруг быстро произнесла она, сжав пальцы на его плечах, – возьми меня с собой.

– Куда?! – он распахнул глаза, снова приподнимаясь на локтях, в изумлении смотря на нее.

– В этот поход, – прошептала она, – я хочу быть рядом. Мне двадцать пять аров, и я уже достигла возраста своей самостоятельности. Я имею право быть там, где я захочу.

Это конечно хорошо, но правила приличия, существующие законы, пересуды, осуждение еще никто не отменял. Если верить отцу, то он и так перегнул палку, когда позволил себе фривольность в отношении Олайи. Он не допустит никакой грязи, которая могла бы прилипнуть к его золотистому ангелу.

– Родная моя, военный поход не место для таких нежных маленьких девочек как ты, – мягко произнес он, пропуская руку ей под голову и притягивая к себе.

– Я – целительница!

– Ты самый лучший целитель, которого я знал, – искренне произнес Дим.

Олайя в надежде заглянула в серые глаза и прочитала в них четкий и безоговорочный приговор. Девушка ткнулась носом ему в щеку и заплакала.

– Ты не такой как все, у тебя необычный дар, но я знаю тебя и понимаю его. Никто не сможет помочь тебе лучше меня, если с тобой что-то случится.

– Лала, ангел мой, – он легко прикасался губами к ее лицу, – златовласка. Помнишь, что ты мне обещала?

Она кивнула.

– Я всегда буду ждать тебя. Где бы ты ни был, и чтобы ты не делал.

– А я всегда буду возвращаться к тебе.

Глава 20

Территория севера представляла собой пузатый кувшин с узкой горловиной, наклоненной к морю и пригодной для жизни лишь небольшой своей частью. От Мерзлых Земель ее отделяли неприступные скалы, ледники, с воды – острова айсбергов. Да и климат здесь был не ахти какой: холод, слякоть, снежные бури, туманы. Широкие полосы промерзлости и болота. И если в центре Астрэйелля самый холодный период – сезон дождей, длящийся два, в худшем случае три из двенадцати миноров, то на север приходили морозы и выли метели. Здесь почти никогда в домах не гасли камины, а с вешалок не исчезали теплые плащи и куртки.

Несколько сотен аров – север не считался пригодным для жизни. Места в империи хватало, и люди обходили стороной неприветливые земли. Единственными, кто не дичился холодных ветров и лютых морозов были те, кто когда-то много аров назад прибыли в эти земли и обустроили здесь свой быт.

Сами себя они назвали Первыми и установили правила по которым стали жить. Люди с других частей Астрэйелля называли их аборигенами либо дикарями. Однако север далеко, территория страны огромна, никто никому не мешал.

Однажды правящему императору пришла в голову мысль, что если горы вблизи Акилора33, который всего лишь в нескольких тысячах еров от северной границы, богаты ископаемыми, то почему не поискать их в нетронутых скалах Мерзлых Земель.

Эта мысль стала поворотным событием в истории Астрэйелля. Северные земли просто кишели минералами, рудой, алмазами и железом. Вскоре там вырос Рогдар34 – столица, а вокруг выстроились большие деревни и маленькие поселения. Север превратился в крупный промышленный центр. Богатый, успешный, дающий надежды, а самое главное деньги.

Квота платила огромные налоги императорской казне, а чин наместника присваивался не императором, а передавался по наследству, что для империи было не свойственно и правители севера были единственными, кому это позволялось. Правда, за это каждый ар помимо податей казне выделялись добровольные пожертвования и роскошные дары. К тому же они признавали своим единственным повелителем – его величество императора, строго соблюдали законы и правила Астрэйелля и никогда не пытались сформировать собственную армию.

В общем, все были счастливы и довольны друг другом. И в этой искрящейся холодом сказке не хватило места лишь Первым, которых вытеснили с наиболее пригодных для жизни территорий и зажали между скалами и Мерзлыми Землями. Те возмутились, что мол именно они коренные жители северной квоты и имеют право пользоваться теми благами, которые дают эти земли. Никто против не был, тем более рабочих мест всегда было предостаточно на добывающих предприятиях, на обрабатывающих фабриках, в хозяйственном секторе, а вот рабочих рук никогда не доставало. Однако, чтобы ни у кого не создалось ложного мнения в желании местных трудиться на благо добывающей промышленности либо где-нибудь еще, они четко объяснили, что им не нужны несколько мотыг и еры подземелий, они хотят денежную компенсацию и свою территорию.

Наместник, возмущенный такой наглостью натравил на дерзких аборигенов карателей, которых ему прислал император, чтобы помочь справиться с напастью, покушающуюся на мирную жизнь верных подданных его величества. Так продолжалось долгие ары. Бунтари отравляли жизнь северян набегами на селения, убивали людей, уводили скот, грабили дома. Пока очередному правителю северной квоты не пришла мысль построить охранную крепость.

Так появилась приграничная стена, с одного конца вплавленная в скалу, другим доходящая до самого моря и упирающаяся в айсберги. На какое-то время это остановило бедствие, и люди смогли свободно вздохнуть. Единственное, что не учел наместник – если проблема не видна, не значит, что ее нет.

Аборигены крепли, ожесточались, набирались сил и разрушительной волной обрушились на своих врагов. Именно, тогда не будучи еще главой Дома, молодой Лауренте Иланди прибыл с объединенным войском для подавления мятежа.

Поняв масштабы бедствия, он придумал маневр, который позволил завершить кампанию с наименьшими потерями для короны и подданных его величества. Разделив свое войско на две части, одну он оставил на первой стене, сдерживать врага, а вторую направил на сооружение нового защитного ограждения на расстоянии немногим более пятисот еров. Когда возведение нового рубежа было закончено, воины стали отступать, увлекая за собой врага. Предвкушение скорой победы сыграли не самую лучшую роль в судьбе мятежников. Они оказались зажаты между двумя стенами и взяты в кольцо императорскими войсками, у которых был четкий приказ – пленных не брать.

Общины аборигенов перестали существовать, Лауренте Иланди вернулся в столицу, назвав вторую стену девичьим именем своей избранницы, Эшдар. Возведенное же им ограждение не только не снесли, напротив укрепили, построили замок, окопали рвом. От нее до внешней крепости стало разрастаться поселение, обслуживающее гарнизоны.

Шли ары, напасть под названием Первые стала забываться, наместник сократил количество защитников в обоих замках, уменьшил финансирование, перестал уделять должное внимание военной выучке и обновлению оружейных складов.

Поэтому никто не смог оказать должного сопротивления, когда из тумана, предвещающего всего лишь скорое приближение сезона холодов вышла сама смерть. Она сидела на толстых крюках, цепляющихся за стену, летела с каждым камнем, запущенных из баллист, кричала в каждом ударе мощных таранов. Атака нападающих была настолько неожиданной и мощной, что почти половина защитников были убиты в первые сэты, а вторая, растерявшись, бежала, оставляя за собой взятую крепость и беззащитное поселение.

Переброска войск отняла не так много драгоценного времени. Шли быстро, бодро, почти не отдыхая. Димостэнис которого император официально объявил главнокомандующим на время проводимой кампании и отдал все полномочия в связи с новой должностью шел вместе со своим воинством. Поначалу у него была мысль добраться до Эшдара на Хоруне, потратив на это чуть более пяти-шести сэтов. Это сэкономило бы массу времени, к тому же к приходу войска он был бы уже введен в курс дела.

Однако рассказ лейтенанта Стэла о том, что мятежники хорошо знают, что собой представляют ярхи в бою и экипированы, чтобы уничтожать наиболее опасного противника, удержал его от реализации этой идеи.

Да и не время было оставаться одиночкой, подчеркивая свою обособленность. Он должен был стать частью тех людей, которых вел за собой, чтобы его приняли и считали своим, а не придворным хлыщом, посланным им волею каприза его величества.

К тому же чувство единства в его воинстве отсутствовало начисто. Впрочем, и воинства никакого не было. Разношерстные отряды, одетые в цвета своих Домов с различным вооружением и навыками военного дела. Исключением была лишь та часть войска, которая формировалась менее знатными Домами, не претендующими на свою кастовость. Правда, скорее всего эти уже просто пообтерлись друг с другом за время общей службы в столице и ее окрестностях.

Насмотревшись на это безобразие, Димостэнис принял решение провести ротацию, перемешав отряды, в том числе и командный состав. Пусть привыкают. Здесь нет разности интересов и амбиций глав Дома. Воин должен свято верить в того, кто стоит с ним плечом к плечу. В бою это не заменить ничем. Узы дружбы, доверия, единства. Войсковое товарищество в полной мере проявляющееся в бою, должно формироваться еще в мирное время. И Дим не хотел, чтобы в самый ответственный момент его воинов убивали только потому, что они видят друг в друге цвет формы, а не боевых соратников.

Его действия были приняты в штыки и вызвали массу недовольства и споров. На что главнокомандующий демонстративно взобрался на ярха и сообщил, что к его возвращению приказ должен быть выполнен.

Защитники крепости были ошеломлены, сломлены и вяло отбивались из последних сил. Ер за ером они отходили, оставляя на поругание мятежников мирное поселение. На первом же военном совете, который собрал Димостэнис, как только прибыл в Эшдар, стало известно, что часть домов была уничтожена, а жители убиты.

– Почему не был выставлен защитный кордон на границах селения, как только мятежники взяли первую крепость? – спросил Дим.

– Сэй, воинов в замке не так много, – ответил начальник гарнизона, – аборигены нападают почти каждую ночь. Они наносят ущерб нашему хозяйству, но селяне стоят. Благодаря их стараниям, бунтари продвигаются не так быстро, и их численность уменьшается с каждой такой вылазкой.

– То есть вы хотите сказать, комманданте35 Ларионтэ, что выставляете на мечи противника беззащитных людей, прячась за их спинами?

Среди собравшихся послышался ропот и возмущенный шепот. Однако Димостэнис не настроен был плести словесные кружева и обмениваться любезностями. Он приехал сюда с определенной целью – победить. Изгнать нечисть с земель Астрэйелля и вернуть людям мирную жизнь. Но даже здесь, где уже вовсю царствовала смерть, казалось бы, очищая души и разум и заставляя проявлять лучшие качества, надо было сначала вычистить сор из своей избы, а потом приниматься за остальные.

– Я не знаю известно ли вам, сэй, что люди, отстроившие свои хозяйства на землях между двумя крепостными замками, одарены наместником наших земель особыми привилегиями. Они не платят налоги в казну, имеют определенную денежную компенсацию за свои труды и прочие льготы. За это они обязаны содержать гарнизоны, обеспечивать их едой и питьем. На них возложена обязанность – отбывать воинскую повинность. В случае каких-то военных действий они становятся такими же бойцами, как защитники крепостей и разделяют все тяготы военного времени.

– Тогда мне вдвойне не понятна ваша позиция. Воины в бою своих не бросают, – металлическим голосом отчеканил Дим. – Чего вы дожидаетесь? Наступления холодов? Что вся проблема рассосется сама? А если нет?

– Мы ожидали помощь и поддержку его величества! Северная квота выполняет свои обязательства перед короной и ждет в ответ того же.