Мамами не рождаются

скачать книгу бесплатно

Мамами не рождаются
Наталья Бухтиярова

Как стать хорошей мамой? Как не наградить своего ребенка своими же комплексами? Что важно в воспитании? На что можно закрыть глаза? Как провести вечер вместе с детьми? Учитесь на чужом опыте и читайте книгу «Мамами не рождаются».

Здесь нет рецептов воспитания, так как их просто не бывает. Здесь описана жизнь одной мамы, имеющей педагогическое образование, и ее двух детей. Вы прочтете в живых и юмористичных рассказах о том, как мамы учатся быть мамами, какие уроки преподносят нам дети, как не навесить на себя ярлык «я плохая мать», как сохранить теплые взаимоотношения в семье.

Это сборник рассказов из реальной жизни, написанный не только для мам, но и для совместного семейного чтения. Да, он интересен даже детям начальной школы. Они будут слушать рассказы про девочку и мальчика, таких похожих на них, а взрослые будут вспоминать свое детство, своих детей и сравнивать свой опыт с опытом автора. Проведите вечер вместе, прочтите эту книгу, улыбнитесь историям из чужой жизни, вспомните свои. Поверьте, это полезно для каждого.

Наталья Бухтиярова

Мамами не рождаются

© Наталья Бухтиярова, 2020

© Издание. Проект Livres, 2020

Все права защищены. Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети интернет и в корпоративных сетях, а также запись в память ЭВМ, для частного или публичного использования, без письменного разрешения владельца авторских прав.

Выпускающий редактор: Ю. Гавриш

Редактор: О. Соломатина

Иллюстратор: К. Анастасин

Корректор: Е. Орлова

Вещь чудесная – детская голова.

Ответы ищет она, а не вопросы.

    «Звездные войны». Эпизод II «Атака клонов».

Глава 1

Все девочки мечтают…

Любая мама когда-то была маленькой. Да, да, все мы рождаемся, растем и вырастаем до момента, когда становимся родителями. Но, пока ты не вырос, представлять свою маму маленькой странно. Я, например, всегда любила ее рассказы о детстве. В них она была ребенком, ходила в школу, мечтала о платье, ела вишню и бабушкины пирожки – она была почти как я. И это было невероятно! Мне нравились эти истории больше, чем сказки о Золушке, Красной Шапочке, Дюймовочке и разных принцессах. Я любила вечерами забираться к маме в кровать и просить:

– Мам, расскажи мне историю.

– О чем?

– Как ты была маленькой.

– Но я обо всем уже рассказала.

– Расскажи еще.

И вот моя взрослая мама, работающая в институте, умеющая читать мне самые интересные и самые толстые книжки, начинала вспоминать свое детство…

Скажу по секрету, что и я тоже была маленькой до того, как стала мамой. И я всегда знала, что настанет момент и у меня будут дети. Любая девочка знает об этом.

Вы скажете, что тетя Катя, которая иногда приходит к вам в гости пить чай, не хочет детей. Она модная и деловая, у нее есть работа-праздник, где она работает-работает как белка в колесе, где ее не ценят, не ценят, а она одна все делает и делает. Это так сама тетя Катя за чашкой чая всем рассказывает. Детей у нее нет. И она говорит, что свободная и лучше заведет собаку.

Так вот, тетя Катя просто забыла, что, когда она была маленькой, играла в куклы и мечтала когда-то стать настоящей мамой. Самой лучшей мамой на свете. Никто ведь не мечтает стать плохой мамой, потому что это неправильные мечты.

Хотя, возможно, есть девочки, которые никогда не играли в куклы и не хотели быть мамами, но эта книжка точно не о них. Она о тех, которые хотели когда-то стать мамами.

Я тоже мечтала. В моих мечтах мою дочку звали Дианой, а сын был Артуром. Мне хотелось, чтобы они выросли принцессой и принцем. Но это была глупая мечта. Даже давно, когда я была маленькой, принцев и принцесс в нашей стране не было. Тогда были октябрята, пионеры, комсомольцы и просто уважаемые взрослые.

Прошло время. Октябрят, пионеров и комсомольцев в нашей стране уже нет, но уважаемые взрослые все же еще остались. Я выросла, окончила школу, поступила в институт, вышла замуж, и у меня родились сначала дочь, а потом – сын. Принцессой и принцем они стать не могли, поэтому стали Надей и Лёником.

И вот о том, что мечтать быть мамой и быть ей – разные вещи, я и расскажу в этой книге. А еще расскажу о том, как мои дети учили меня быть их мамой.

Глава 2

Часто мамы бывают растеряны

Мама со стороны всегда кажется уверенной, смелой, умной и самой надежной. Если она рядом, то ничего страшного с тобой не произойдет. Так думают все дети. Но на самом деле мамы очень часто не знают, что им делать.

Нет, мы, конечно, «держим лицо» и никогда не покажем своим малышам, что растеряны или что нам очень страшно. Любая мама знает, что она добрая фея, которой горы по колено.

Когда у меня появилась дочка, которую мы все дружно решили назвать Надей, мне было очень страшно.

Первый раз мне было страшно, когда на третий день своей жизни Надя начала икать. Она икала громко, подпрыгивая при этом всем тельцем, завернутым в роддомовскую пеленку, и не собиралась заканчивать. А я смотрела на нее и не знала, что делать. Сначала ждала, что икота пройдет сама. Но она не проходила. Тогда я решила выйти в коридор и подождать, – вдруг она пройдет без меня. Но и в коридоре я слышала, как Надюшка икает. И тогда я начала плакать. Хорошо, что вышла из палаты, Надя так и не узнала, что ее мама бывает беспомощной. По коридору шла медсестра, которая, наверное, привыкла к таким ревущим мамочкам. Она улыбнулась, увидев мои всхлипывания, и просто сказала:

– Так. Дайте ей попить.

– Но мы ведь не дома, у нас нет бутылочки и воды.

– А я вам сейчас дам.

С этого момента я перестала бояться детской икоты.

Но я боялась спать в темноте. Мне казалось, что, как только я выключу ночью торшер, дочка обязательно испугается темноты. Кроме того, приглушенный свет всегда давал возможность видеть малышку в кроватке, если вдруг мне понадобилось бы проверить, как она. Сейчас я понимаю, что проверять никого не надо было, Надя тогда и переворачиваться-то не умела с боку на бок, она бы точно никуда не сбежала. Но я боялась до тех пор, пока Надин папа через полгода не сказал:

– Дорогая, мне одному кажется, что свет торшера мешает спать? Должен заметить, что мешает он спать не только мне, но и дочке. Уверяю, она бы меньше просыпалась, если бы твоя лампочка не светила нам в глаза.

Так я научилась спать в темноте.

Когда дочка подросла, я стала бояться, что она упадет, ударится, разобьет себе нос или голову. Я боялась ее самостоятельности, постоянно говорила «нельзя». Надя не обращала внимания на это слово и лезла к горячей плите, проверяла розетки, играла кнопками стиральной машины и делала все остальные вещи, которых так боятся мамы.

Я устала все время за ней следить, вытаскивать из углов и подхватывать на лету. Забыла, что такое сесть за стол и тихо пообедать, я засыпала в душе от усталости и честно думала, что больше никогда в жизни не смогу посмотреть ни один фильм по телевизору, потому что у меня всегда не было времени и я всегда хотела спать. Но был один чудесный момент. Надин папа никогда не произносил слово «нельзя», но Надя не делала с ним тех вещей, которые сильно пугали меня. Казалось бы, рецепт счастья найден: пусть за дочкой смотрит ее папа. Но звезды сложились в нашей семье так, что он днями работал, а Надя все эти дни пугала меня.

Сначала я держалась гордо и не отчаивалась найти к дочке свой подход, как-никак это я читала толстые книги по педагогике, а ее папа любил почему-то читать толковые словари на испанском и английском языках. Честно, я не знаю, как можно просто читать словарь, где нет никакого рассказа, но такое чтение точно открывало завесу общения с годовалым ребенком. Когда я наливала манную кашу не в тарелку, а в стакан и при этом никак не могла понять, почему мне так неудобно это делать, я осознала, что надо просто спросить мужа о секрете хорошего поведения дочери с ним и перестать волноваться. Запреты лишь подогревали любопытство, да и с каждым днем этих «нельзя» становилось больше и больше, а спокойствия меньше и меньше. И я спросила:

– Милый, что ты говоришь Наде, чтобы она не лезла к работающей плите?

– Это непедагогично с моей стороны, и тебе это вряд ли понравится, но зато Надя это хорошо понимает.

– Так что?

– Я говорю, что плита горячая и кусается, и тихо щиплю дочь, прибавляя, что в другой раз плита укусит сильнее. По всей видимости, сильнее Наде не хочется. И она не подозревает, что это делаю я. Уверяю тебя, дорогая, это всегда делает плита.

– А что ты говоришь, чтобы она не лезла к розеткам?

– Напоминаю ей про плиту и говорю, что и розетки кусаются. Если дочь все же хочет проверить это, то приходится щипать.

Щипать Надьку я не стала. Решила, что от ее папы щипков достаточно. Но, видимо, «кусачесть» опасных предметов запомнилась быстро, Надя вообще перестала к ним лезть. А я перестала бояться, что дочь получит ожог или травму от электричества.

Когда родился сын, я придумала новые страхи. Все-таки он у меня был первый раз, а значит, и страхи были свежими. Прежде всего я боялась, что не смогу воспитать мальчика. Я ничего не понимала в машинках, танках, пистолетах, мячах и велосипедах, ощущала себя абсолютно непригодной для воспитания мальчика. Я не могла себе представить, о чем буду говорить с сыном, когда он сможет поддерживать разговор. Волновалась, постоянно думала об этом и была хмурой.

Теперь уже отец двоих – Нади и Лёника – заметил это и спросил:

– Дорогая, что тебя тревожит?

– Я боюсь, что буду плохой мамой для сына. Не знаю, что с ним делать! Я не знаю, как учить играть в машинки и гонять с саблей по двору.

– И это вся твоя проблема? Главное – не мешай ему расти.

Я подумала и перестала бояться, что не справлюсь. Поверила, что хорошие мальчики растут сами, если хорошие мамы не слишком вмешиваются в этот процесс.

И как только я поняла, что смогу быть хорошей мамой, стала думать, что сын вырастет и перестанет меня любить. Я была уверена, что взрослые мужчины любят жен, детей и практически забывают своих мам. И если раньше такое положение дел не вызывало у меня отрицательных эмоций, то теперь я была категорически против, чтобы сын вдруг вырос и перестал меня любить. Одним словом, я решила посоветоваться с отцом своих детей. Как-никак он мужчина и должен знать, какую маму любят всю жизнь.

Выслушав мои страхи, о которых я говорила долго и путанно, он сказал:

– А что, собственно, тебя беспокоит?

– Меня беспокоит, что Лёник вырастет и перестанет меня любить.

– Тут нечего беспокоиться, именно так и бывает, – и, увидев слезы в моих глазах, добавил: – Он не перестанет любить, но будет любить меньше.

– И что же мне делать?

– Просто наслаждайся его любовью, пока он маленький. Сейчас кроме тебя он никого любить не будет. А потом ты будешь это вспоминать, когда мы состаримся и будем лишь вдвоем пить чай вечерами в нашем тихом уже доме.

Нельзя сказать, что для меня нарисованная перспектива была заманчивой. Она была катастрофической, как и для любой мамы. Но иногда принять правду жизни надо именно для того, чтобы наслаждаться каждым днем, запоминать их и складывать в копилку своих воспоминаний.

Вообще, мамы любят придумывать страхи и потом бояться. Мы так учимся быть мамами, потому что сначала не умеем пеленать малышей, петь им колыбельные, не спать ночами, мерить температуру, спасать от отита и коклюша. Мы даже слов таких не знаем, если честно. Ни одна девочка не подозревает, как трудно быть настоящей мамой. Ведь дети не куклы, они хотят на ручки, когда мамы хотят спать, у них режутся зубки, и им больно, когда мамы с удовольствием бы почитали книжки. Они хотят бегать по лужам, а мамы не хотят их потом лечить и не разрешают бегать по этим лужам.

Но все эти трудности учат нас быть мамами. А еще они временные, потому что пройдет не так много дней и ночей, дети вырастут, и с ними можно будет вместе ходить в кино, пить кофе в кафе, кататься на коньках, играть в шахматы и делать много других взрослых дел. Но, когда мы уже умеем быть мамами, а наши дети уже выше нас, нет-нет да и взгрустнется, что наш малыш вырос и уже сам моет руки после прогулки, а не кричит на весь подъезд, подходя к квартире, что он чистый, протестуя таким образом перед обязательным мытьем рук.

Глава 3

Мамы очень стараются быть хорошими

Я уже говорила, что все мамы мечтают быть самыми лучшими. И они очень стараются. Иногда слишком. Наверное, каждый хоть раз в жизни замечал, что при очень большом желании можно перестараться. Например, праздничный торт может пригореть именно в самый значимый праздник. Так и с детьми.

Когда у меня родилась дочь, я честно пообещала быть самой хорошей мамой на свете. А еще я пообещала, что моя дочь будет лучше всех читать, писать, считать, петь, танцевать… Сейчас уже все и не вспомню, но список был большой.

Наде не повезло, ее стали воспитывать и учить с пеленок. Мало того, что я наобещала кучу всего, я еще была и учительницей. И именно учительница во мне говорила, что надо купить вот эту разрезную азбуку, вот эти кубики с буквами, этот букварь и еще вот этот букварь.

Надя заговорила рано, в два она болтала как мы с вами сейчас. Никто даже не подозревал, что ей так мало лет. А как только она заговорила, я стала учить ее читать. В три года Надя знала весь алфавит, в четыре читала по слогам, в пять читала слова. Но она не любила читать и не полюбила потом.

Когда Наде исполнилось шесть лет, я решила, что пришла пора учить ее музыке. Почему мой выбор пал на музыку? Ответ очень прост: я повторила в миллионный раз ошибку почти всех родителей. Навязала свою мечту своей дочке.

В детстве я мечтала уметь играть на пианино. Именно на пианино, а ни на каком-нибудь другом инструменте. Мне казалось, это невероятно красивым, когда руки бегают по прохладным клавишам и эти плавные движения извлекают из инструмента удивительную мелодию. Я как-то видела и слышала в гостях, как дочка хозяйки, ученица средних классов, играла для нас «Болезнь куклы» Петра Ильича Чайковского. Это было трогательно, красиво и очень печально. Под эту мелодию кукла болела смертельно, она еле дышала, и мне казалось, что ее так и не удалось спасти.

Музыка настолько запала в душу, что я стала навязчиво мечтать научиться играть так же. Мама моя поняла силу моего желания и даже согласилась, хотя пианино для моей семьи было дорогим удовольствием, но сначала надо было поступить в музыкальную школу. А там обрубили все мои мечты, сказав, что у меня абсолютно нет слуха. Я еще раз потом ходила на прослушивание. Тайно надеялась, что учитель в первый раз все же ошибся. Но вердикт не изменился. Мне был вынесен приговор – не способна творить чудеса. И я с этим вердиктом жила. Родив дочь, я заметила, что она точно не в меня, слух у нее был с рождения, как потом оказалось, абсолютный. И я стала снова мечтать, что красивая музыка и прекрасный инструмент с прохладными белыми и черными клавишами станет жить в нашем доме.

Однако я понимала, что это серьезный шаг и что ребенок должен на него согласиться сам, поэтому пришлось говорить начистоту. Мне нужно было сделать предложение так, чтобы Надя захотела играть. Ведь слух был у нее, а не у меня, и это я хотела заставить ее воплотить в жизнь мою мечту.

Кроме того, я понимала, что, если Надя не согласится, я не смогу ее заставить. Дочь всегда отличалась сильным и упрямым характером. Но дав слово, она будет вынуждена его сдержать. Уж так принято в нашей семье.

– Надюшик, давай мы купим тебе пианино, и ты научишься на нем играть. Будет здорово, когда вечерами ты нам с папой и Лёником будешь устраивать концерты, – как бы невзначай сказала я однажды вечером.

– Давай, – ответила ничего не подозревающая Надя.

Этот ответ обнадеживал. Надя не была явно против. Не могу сказать, что я ожидала иного варианта развития событий. Ведь я до сих пор убеждена, что невозможно не хотеть уметь играть на этом инструменте. Он поражает воображение, особенно детское.

– Надя, только учиться играть на пианино – это очень-очень трудно, – заметила я.

Надя помолчала, а потом спросила:

– Тяжелее, чем читать букварь?

– Тяжелее. И если ты согласишься, то надо будет доучиться до конца, а это семь лет.

Надя еще немного помолчала и сказала:

– Я согласна.

Так у нас в квартире на шесть лет поселилось черное пианино. Дважды в неделю все эти годы к нам приходила Элеонора Викторовна и учила мою дочь нотной грамоте и игре на фортепиано.

Надя оказалась одаренной, но неусидчивой. У нее были все предпосылки для хорошей музыкальной карьеры: голос в две октавы, абсолютный слух, врожденное чувство ритма, необыкновенная техника и быстрота пальцев. Элеонора Викторовна говорила, что за ее 20-летний педагогический стаж, это вторая такая виртуозная по быстроте ученица. Школьная учительница музыки не давала мне проходу, требуя отдать дочь на хор. Она постоянно говорила, что у меня дома самородок, который точно покорит мир.

Но у этого самородка не было желания и умения трудиться. Все музыкальные способности были даны ей от рождения, ей не надо было прикладывать усилий, чтобы взять ноту, что-то трудное сыграть. Она так и играла на слух, ленясь учить ноты, и года три у нее это хорошо выходило, потом пришлось прикладывать усилия.

Учиться музыке оказалось намного сложнее, чем учиться читать, и мы с Надиным папой каждый день слушали концерты дочери. Правда, это было личное соло в знак протеста, что она не будет делать уроки.

Мои мечты о семейных субботних вечерах, когда Надя, как та девочка из моих детских воспоминаний, будет играть нам Чайковского, так и остались мечтами. Надя играла с неохотой, только делая домашнее задание. Это была дань когда-то данному обещанию. Безусловно, я это понимала. Но надеялась, что она подрастет и полюбит играть. Я все равно с восторгом смотрела, как ее маленькие ручки бегают по клавишам. Для меня это так и осталось чудом. А она умела это чудо творить, у нее была эта способность.

Постепенно все привыкли. Надя научилась делать уроки за 15 минут. За это время умудрялась по пять раз отыграть пять пьес. Ее пальцы просто порхали по клавишам. Техника действительно была невероятной. Но самое невероятное было в том, что секрет этого мастерства скрывался в лени. Нади было лень долго делать уроки по музыке, она торопилась отделаться. И никаких других желаний у нее не было.

Я привыкла не мечтать вместо дочери. Ведь мои мечты так и не стали ее. Она мечтала о другом, ведь все девочки мечтают. Но о чем, я не знаю, мне дочь не рассказывала. Так и жили, пока Надя не приняла важное для себя решение бросить музыку. Она была в шестом классе, когда как-то за ужином спокойно сказала:

– Родители, а пианино в моей комнате мое?

– Твое, – дружно сказали мы.