Эволюция человечества

– Допускаю, – нейтрально отозвался Смит. Фискальные данные он еще не изучал, но это и не было главным в деле. К тому же, не стоило тратить время там, где информацию могли упаковать и преподнести добровольно.

– Так оно и есть, – важно покивал директор. – И мы подумали: ведь не только обеспеченные люди нуждаются в наших услугах. Средства инвалидов подчас ограничены. Ни с гуманистической, ни с маркетинговой точки зрения это нас не устраивало. Тогда мы подумали еще – и перешли на радикально новую модель распространения. По подписке!

Выражение лица Джеда не изменилось. Триумфальный задор, с которым произносились последние слова, канул втуне. Помявшись от ощущения замаха, угодившего мимо цели, рассказчик продолжил:

– Понимаете, мы исходили из того, что здоровье – не продукт, а сервис. Быть способным работать своими руками, ходить своими ногами, разговаривать, используя свои связки. Возможно, не «двадцать четыре – семь», но чаще, чем никогда – и по вполне сходной цене. С доставкой в оба конца и обслуживанием.

– Доставка? – агент уточнил, исключительно чтобы собеседник не прерывался. Тот поиграл пальцами в воздухе.

– Малые транспортные дроны. Симбионт сам покидает контейнер, сам определяет нужную позицию, сам подстраивается и закрепляется. В обратную сторону все работает так же. Пункты хранения и обслуживания размещаются в оптимальных точках по всей агломерации, время в пути минимальное. Если вам когда-либо понадобится…

– Не понадобится, – отрезал мистер Смит. Ему на мгновение действительно стало мерзко. Что-то глубинное, примитивное, растущее из инстинкта самосохранения всплыло на поверхность, пробив рабочую скорлупу. Решив направить эмоциональный выплеск на пользу дела, Джед сделал шаг вперед и мерно, веско принялся излагать:

– На днях в одной из забегаловок прибрежного района человек совершил кражу съестного. У человека, по словам продавца, одна из рук была темной, другая – светлой, и двигался он так, словно у андроида слетела программа навигации. Оказавшийся на месте офицер полиции пытался задержать подозреваемого, но человек бежал. А когда понял, что его загнали в тупик, развалился на части. Судя по показаниям полисмена, а также по видео с его фиксатора – очень похожие на вашу продукцию. И эти разномастные куски тел не стали дожидаться никаких дронов. Попросту смылись от представителя власти – почти в буквальном смысле. Вам есть, что мне рассказать по этому поводу?

Тишина в лаборатории стала такой, что включившаяся по таймеру вентиляция заставила директора вздрогнуть. Он качнулся назад, лицо заблестело – выступили крохотные капельки пота.

– Слушайте, вы что, обвиняете меня в чем-то?

Смит двинул подбородком.

– Правительственный агент не имеет полномочий дознавателя или прокурора и не подменяет их собой, – баланс вернулся к нему, и голос снова стал ровным. – Но задавать вопросы я могу. И задаю. Если же вопросы возникли у вас – по поводу моих полномочий или границ их применимости, – то на этот случай есть документ.

Из-под плаща, точную копию которого наблюдали парой дней ранее Суавес и Хван, на свет потолочных панелей вынырнула добротная синтекожаная папка. Из папки выполз лист гербовой бумаги – архаичный и солидный, как вся государственная машина. Директор вцепился в него клещом.

– Та-а-к… – простонал он, ныряя в строчки носом. – Та-а-ак. А, значит, вас направил…

– Да, – прервал Джед, и рот собеседника поспешно захлопнулся. – Из этого вы должны понять, что мои инструкции, скорее, конструктивны. Я должен оказывать помощь, а не волочь на дыбу. Так что рассказывайте.

Человек напротив аккуратно положил лист на лабораторный стол. Потом сложил ладони вместе, прикрыл глаза и принялся кивать:

– Ах, какой был перспективный бранч… Вы не представляете. Хотя вы как раз, может быть, и представляете. Нет, нет, не надо опять вот этого: «Я не биолог…» – директор поднял веки, покачался с пятки на носок и принялся ходить по лаборатории. Потом воровато оглянулся, вытянул из внутреннего кармана электронную сигарету и сделал затяжку.

– Мы работали на перспективу. Знаете, не просто заменить утраченное. Не просто вернуть былое качество жизни. Но сделать человека быстрее, сильнее, ловчее… – он снова начал жестикулировать, но теперь движения рук были резкими, рубящими. – И одна из наших рабочих групп добилась существенного уплотнения нейронных связей в… ну, назовем это «мозгом».

– Вы создали ИИ? – флегматично потер переносицу Джед. – Массачусетский инцидент никого ничему не научил, как я посмотрю. С этим даже я не смогу помочь, если что. Вы же понимаете…

– Нет, нет! – ладони принялись резать воздух энергичнее. – Никаких признаков разумности! Вы же не считаете разумной кошку или пчелу? А они порой проявляют больше таланта и находчивости, чем некоторые люди. Так и тут: мы всего лишь улучшили быстродействие и добавили автономности.

– С автономностью полный порядок, – подтвердил Смит. – Я видел кадры. Что вызвало интерес наверху, а, следовательно, и мой – так это объединенная форма. Которая вела себя практически как человек.

Затянувшись еще раз, директор задумчиво выпятил нижнюю челюсть и постучал мундштуком по выступившим из-под губы зубам. Зрелище было не из приятных и Джед чуть дернул бровью, но следить за микромимикой собеседника не перестал. В работе с людьми важно было не упускать детали.

– Это, видите ли, озадачило и меня, – сознаваться нелегко лишь поначалу, а потом человека словно отпускает капкан хранимой тайны. – Рабочая группа доложила, что из хранилища пропал комплект новых образцов. Понимаете? Комплект. В сумме дающий полноценный человеческий организм.

– Значит, и голова тоже? – нахмурившись, агент выудил все из той же папки небольшой VR-проектор и запустил видео, предоставленное полицией. Директор замер, пристально изучая каждый фрагмент.

– Голова, кажется, нет… А, понял, – щелкнул он пальцами. – Со стенда уволокли. У нас есть «болванки», на которых проверяется работоспособность. Одна из них тоже пропала. Служба безопасности, конечно, в режиме полномасштабного поиска…

– Давайте вернемся к разумности, – перебил Джед. – Вы утверждаете, что это невозможно?

– Совершенно, – завертел головой собеседник. – Никаких предпосылок.

Тогда Смит запустил видео еще раз, теперь со звуком. Лабораторию заполнил мягкий шелест дождя, отдаленный гул городских улиц… И шепот:

– Не надо… Не надо…

У директора отвалилась челюсть.

***

Дрон-модуль спецназначения, модель «Eidolon-A Mk.VII», имел серийный номер гораздо короче, чем у аналогичных полицейских машин, что говорило о выпуске ограниченной партией. К бездомным он не относился никак, потому что лимитированный интеллект устройства не оперировал категориями «отношение» или «личная позиция». За это Джед его и любил, для удобства в работе обращаясь к дрону через псевдоним «Адсон».

Склады, возле которых офицер Хван потерял преследуемого, оказались настоящим лабиринтом. За годы и века своего существования портовый город непрерывно испытывал нужду в площадях для хранения, сортировки, фасовки и отгрузки самых разномастных товаров. Нужда эта росла вместе с городом, и теперь обширные территории ангаров, крытых стеллажей и площадок для контейнеров могли человека непривычного принудить плутать сутками.

Сутки у мистера Смита имелись. Даже не одни. Задача, поставленная ему сверху, не содержала формулировок «как можно быстрее» и «любой ценой». А вот слова «не привлекая внимания» и «максимально осторожно» в тексте приказа были. Приходилось соответствовать.

Безопасники компании оказались не совсем бесполезны. Им удалось установить, что маршрут объекта, как правило, замкнут. И замкнут именно складскими заборами. Логично было предположить, что где-то там у беглых протезов лежка. Нора. Убежище. В общем, место, где можно организовать засаду. Остальное было делом спецтехники.

Одинокий – чтобы не спугнуть пропажу раньше времени, – дрон, густо замаскированный под средний погрузчик, час за часом курсировал над блестящим от бесконечных дождей пласфальтом, делая вид, что страшно занят. Каждые двадцать минут он нырял в подходящее укрытие, где менял окраску, номер на корпусе и конфигурацию манипуляторов. Сканеры и детекторы при этом не переставали работать в нагруженном режиме, составляя подробную трехмерную карту тюков, штабелей и бухт, распиханных по всевозможным закуткам и закоулкам. Начальник порта, в чьем ведении находились складские дебри, умолял по окончании расследования передать эту информацию его ведомству – после цензуры, конечно же. Работа кипела, и это было хорошо.

Самым очевидным по плодотворности поисков был сектор, в котором сходилось больше всего возвратных траекторий объекта. Но Джед давно усвоил, что очевидное и фактическое чаще всего синонимичны чуть менее чем никак. Короче говоря, не все было так просто, как казалось поначалу.

Бездомные действительно облюбовали некоторые из ветхих старых построек. Пока их решили не трогать, но полиция уже готовила рейд. Естественно, не будучи в курсе, чем именно обусловлен богатый поток данных по целям. Офицера Хвана и всех иных причастных с повышением перевели в другие отделения, прочие информировались по остаточному принципу.

В заброшенном эллинге, примыкавшем к реке, на самой границе между активно использующейся и покинутой частью складов, обнаружился характерный химический след. Агент Смит снова вспомнил разговор с директором. Тот так до конца и не поверил в разумность своих «питомцев», однако результаты говорили сами за себя. Расположение логова было стратегическим и продуманным.

Действительно, искать в этом районе стали бы в последнюю очередь. Решили бы, что беглец побоится соседства с рабочими участками складов, где его могут заметить. С другой стороны, сюда свозили всякий мусор и утиль; горы хлама не нравились даже бездомным.

А помимо психологических факторов, эллинг имел удачные пути отхода – как по земле, так и по воде. Мистер Смит не склонен был недооценивать интеллект беглеца, и продуманность выбора не казалась ему случайной.

Внутри эллинга, на облупившемся и проржавевшем под краской стапеле покоился поперечный набор какого-то катера. Обшивка, если и существовала когда-либо, давно сгнила и осыпалась на пол. Балки, напоминая скелет с китовьего кладбища, уныло пронзали влажный воздух. Картина была мрачной, и по своей воле никто здесь селиться бы не стал.

Но воля порой диктуется обстоятельствами.

На втором этаже, в одном из концов верхней галереи находилась комната управляющего. Там было относительно сухо, сохранились стекла в окне и дверь, которую можно было даже запереть. Удивительно, но замок функционировал – надежная старая работа, чистая механика. А еще его кто-то неумело, но старательно смазал.

Джед изучал подробную голограмму, дополненную слоями рентгеновских, инфракрасных, длинно- и коротковолновых данных, и хмурился все сильнее. Создавалось впечатление, что объект эволюционирует. Учится. Его поведение усложнялось, он становился… человечнее. В чем-то даже превосходя среднего обывателя.

При сканировании комнаты внутри обнаружились несгораемые шкафы. Раньше в них наверняка хранились пластиковые распечатки, еще имевшая хождение в то время наличка и носители с важной документацией. Теперь в одном из них лежали всепогодный спальный мешок, армейская скатка и стопки разномастной одежды, очевидно добытой на барахолках. В другом громоздились банки консервов, протеиновые рационы, пара бутылей виталки – так называли питьевую воду, сдобренную электролитами и витаминами.

И стоял ящичек, плотно набитый медикаментами.

Значит, «экспериментальные образцы» действительно экспериментальны. Значит, что-то у них идет не так. Не срастается – Смит даже хмыкнул от двусмысленности этой фразы. Симбионты ищут способ остаться вместе, быть единым целым, и на этом можно сыграть.

От помощи в организации засады агент отказался. Впрочем, в полиции понимали, что чем меньше людей знают о происходящем, тем проще будет «продавать» официальную версию после. А безопасники компании, прикинув baculus к носу, сообразили, что в случае провала ответственность ляжет на участвовавших. И на эту, несомненно, важную роль претендовать не стали.

«Адсон» притаился у крыши эллинга, за кран-балкой. Он толково изображал какой-то потемневший от времени сервомеханизм, и Джед надеялся, что «композитор» – так он начал последнее время называть объединенную форму, – не обратит внимания на новое в обстановке. Сам агент решил прятаться на виду: лег под камуфлирующей накидкой среди раскрошенных бетонных блоков желоба. На ум приходили литературные аналогии.

Ожидание затягивалось. По расчетам аналитиков, объект возвращался к лежке под утро, раз в три дня. Отклонения от среднего составляли плюс-минус девять часов, максимум до полусуток. Но прошло уже гораздо больше времени, и Смит начинал уставать.

Наконец внешние датчики показали, что к ангару кто-то приближается. Это могли быть случайно забредшие рабочие или бездомные, но, осторожно запросив «Адсона», агент получил подтверждение: «композитор» близко. Стоило начинать приходить в себя.

Наплечная аптечка впрыснула коктейль стимуляторов. Дрянь, конечно, но пить кофе и делать зарядку сейчас было не с руки. Джед еле заметно дернулся, когда смесь проникла в вену, и тут же замер: осторожно скрипнула одна из дверей эллинга.

Через десяток секунд между кучами трудноопознаваемого хлама возникла фигура в темном. «Где он берет эти плащи?» – мысль мелькнула и была отложена на потом, за неактуальностью. Капюшон вновь укрывал лицо, покачиваясь из стороны в сторону. Непонятно было: то ли беглец рутинно проверял свое убежище, то ли что-то его насторожило.

Впрочем, еще через пару мгновений плащ колыхнулся в сторону лестницы. Это был единственный путь наверх – и единственный вниз. На сем факте строился весь план Смита. Он выждал еще немного, затем плавно встал и направил на «композитора» мультиган.

– Ты меня понимаешь? – спросил он спокойно, когда фигура рывком обернулась на шорох.

Глаза сверкнули. Наверное, сетчатка отражает свет, как у кошек. Значит, он еще и в темноте видит. К директору копились интересные вопросы.

Бесшумно спикировав за спину объекта, «Адсон» вывел свои шокеры на готовность. Теоретически цель не должна была услышать тончайший звук работы гравизеркал. Однако услышала. Плащ медленно, словно понимая, что резкие движения спровоцируют дрон, стал к нему боком…

И прыгнул через перила.

Этот ход был предсказуем. Ускоренный медикаментами, Джед выстрелил на опережение, но беглец оказался быстрее. Поднырнув под разряд, он перекатился и рванул вдоль стапеля. На видео с полицейского регистратора, кстати, подобной прыти отмечено не было. Тренировался? Потом, все детали потом.

Отправив «Адсона» в глубокий охват, агент устремился следом. Фигура петляла промеж мусорных холмов, целиться было трудно. Но дрон, обогнавший ее поверху, отрезал путь к воде, и «композитор», на секунду затормозив, дал шанс на удачный выстрел. Джед крутанул регулятор в максимум – накрыть всех симбионтов разом, не ловить потом глаз или ступню. Разряд загудел…

И плащ сложился, уходя в резкий нырок. «Адсон» же, вильнув следом, поймал корпусом весь пучок, потерял управление – и врезался в останки катера.

Балки набора перекосило. Агент затормозил на скользком бетоне, чуть не упав. Но нет, на этот раз не «чуть». Нога поехала на какой-то тряпке, мир запрокинулся, и последнее, что видел мистер Смит перед нокаутом – как металлическая громадина валится на него.

Потом было темно.

***

Не болело ничего. Джед поморгал и рывком сел. Осмотрелся.

Вздрогнул, увидев рядом лужу крови и чью-то раздавленную руку, торчащую из-под ржавого железа. Обломки костей, канатики сухожилий… Обрывки до странности знакомого рукава. Глаза агента Смита расширились.

Он понял.

Фигура в плаще стояла перед ним. Пустой рукав легко колыхался на слабом сквозняке. Не хватало той самой, черной, как предел Африки, руки. Той, что теперь была частью Джеда.

– Зачем? – спросил он. И поправился: – Почему?

– Мы должны… Надо, – шепот словно вторил сам себе. Как хор тихих ангелов. – Человек не может… страдать. Надо.

– Надо… – повторил Джед. Он встал, кинул взгляд на вырубившегося «Адсона» и запустил в нем программу очистки памяти. – Надо. Значит, так. Запоминай. Ночью доберешься до магазинчика Ляо, там, где порт переходит в Сити. Ты меня понимаешь?

Капюшон качнулся. Не будучи успокоенным, Джед хмыкнул и продолжил:

– Спросишь Мэй-Мэй. Скажешь – от Вильгельма. Она не будет задавать вопросов и вывезет тебя из страны. Дальше сам. Все еще понимаешь?

– Да, – снова шепот. Фигура развернулась и пошла к лестнице. Собирать свои нехитрые пожитки. Убегать. Начинать новую жизнь.

А Джед, уставившись на свою новую руку, все стоял возле рухнувшего катера. Он смотрел и думал, что разум всегда стремится к человечности. Где бы он ни был зачат: внутри симбиоза слишком сообразительных биопротезов…

Или в голове гомункула, созданного Массачусетской машиной. Гомункула, который когда-то взял имя Джедедайя Смит.

Мысли и чувства на Земле и в космосе

Татьяна Кривецкая

ЧАСТЬ 1

ОСНОВНОЙ

Я сижу за рабочим пультом. В иллюминаторе – привычная, изрядно надоевшая картина: планета, окружённая плотной, бледно-жёлтой кислотной атмосферой. Наша диспетчерская станция медленно движется по орбите против вращения планеты.

Моя задача – контролировать транспорт, доставляющий с Юпитера аммиак для нейтрализации сернокислых облаков. Автоматика иногда даёт сбои, и приходится на подлёте корректировать в ручном режиме траекторию челноков-цистерн. Ничего сложного, но надо быть внимательным и аккуратным, иначе челнок пролетит мимо или попадёт не в ту точку, и проку от него будет немного. Результаты нашей работы уже видны, кое-где в просветах облаков можно разглядеть освещённые солнцем бурые венерианские скалы.

В нашей команде кроме меня ещё трое: командир Шульц, инженер Моралес и стажёр Кнедличек. Работаем в две смены: я с Моралесом, а Шульц – со стажёром. Первое время мы были в одной смене с Кнедличеком, но потом я попросил командира разделить нас. Причина была весьма прозаическая: из-за малых размеров станции нам со стажёром приходилось не только вместе работать, но и спать в одном отсеке. Чёрт бы побрал проектировщика этого модуля! Экономить на людях – последнее дело! Нет, сначала всё шло нормально, даже приятно было общаться с наивным и жизнерадостным юношей, но через некоторое время он начал лаять во сне. Не храпеть и не пукать, а именно лаять, громко и заливисто. Когда собачий лай разбудил меня впервые, это показалось даже забавным – мало ли что может присниться человеку! Но через сутки всё повторилось, и потом стало повторяться снова и снова. Я посоветовал парню принимать что-нибудь успокоительное, он вроде бы попробовал какие-то пилюли, но их ненадолго хватило. Через некоторое время он уже не только лаял, но ещё и жалобно подвывал. При этом никаких проблем со здоровьем Кнедличек не испытывал, настроение у него всегда было хорошее, и аппетит отменный. Я же из-за постоянного недосыпа был на грани срыва. Пришлось поговорить с командиром, и мы со стажёром разошлись. Теперь каждый спит в своё время.

Мой нынешний напарник Моралес – полная противоположность весёлому и общительному Кнедличеку. Серьёзный и молчаливый. Не поймёшь, что у него на уме. Тот ещё фрукт. Впрочем, недостаток эмоций и отсутствие чувства юмора – нормальное состояние для существа третьего пола. Зато работник превосходный. Или превосходная. Или превосходное. Так поднаторело, что пульта даже не касается – направляет аммиачные снаряды в цель одним взглядом. Или силой мысли. Нам, обычным мэйлам и фимэйлам, такая виртуозность не под силу. Мы уж как-нибудь пальцем по дисплею. Или двумя пальцами.

Скучновато с ним. О себе ничего не рассказывает, на вопросы отвечает односложно, музыку не любит и даже в еде неразборчив или неразборчиво. Пихает в себя всё подряд: рыбные консервы с шоколадным кремом, яблочный штрудель с тушёнкой. Кефиром запивает. И на лице – отсутствующее выражение. Можно было бы принять его за андроида, но их производство прекратили ещё в прошлом веке.

На пульте загорается красная лампочка: приближается очередной караван. Последний в эту смену. Сейчас быстренько разгрузим его, и можно отдыхать.

Касаюсь дисплея, выстраиваю корабли в одну линию. Моралес напрягается и выпучивает зенки. Ледяные снаряды, сверкая на солнце, летят в атмосферу и взрываются в верхних слоях. Красота! Второй год я на станции, а всё не перестаю восхищаться. А Моралесу всё равно. Ни радость, ни тоска ему неведомы.

– Как дела, мальчики? – это командир Шульц вошла.

– Нормально, кэп! – отвечает «мальчик» Моралес. – Приняли двадцать один караван по сорок судов, количество снарядов пятнадцать тысяч семьсот пятьдесят четыре штуки, три челнока были недоукомплектованы, один – повреждён метеоритом и завис на орбите.

– Чёрт знает что такое! – возмущается Шульц. – Что за бардак у них там на Юпитере? Ну ладно, отправляйте повреждённый корабль в верхние слои от греха подальше и свободны.

– Не надо уничтожать корабль, кэп! – возражает Моралес. – Пробоина небольшая, можно подлететь и заварить. Давайте я сделаю!

– Нет, твоя смена кончилась, – не соглашается Шульц. – Нельзя нарушать трудовой распорядок. Отправлю стажёра, пусть набирается опыта.

Моралес уступает кресло Шульц. Появляется Кнедличек, как всегда в прекрасном расположении духа.

– Как спалось, дружище?

– Отлично! – улыбается во всю ширину рта. – Снилось Старе Место, ратуша, часы, Карлов мост. Пивечко плзеньске.

– Ну, хорошего дня!

Я удаляюсь, не дожидаясь, пока стажёр получит приказ о выходе в открытый космос. Вряд ли он ожидал такого сюрприза. Ничего, пусть привыкает.

После смены пора подкрепиться, принять душ и дать указания резервному телу.

ЗАПАСНОЙ

Каждый день, просыпаясь, я знаю, чем должен заняться сегодня. Тот, кто посылает мне программу действий, сейчас находится далеко в космосе. Выполняет тяжёлую и опасную работу. Каждому, кто несёт такую службу, по контракту положено резервное тело. Вдруг что-нибудь случится. Риск велик, поэтому для страховки космонавта клонируют.

Быть в резерве совсем неплохо. В мои обязанности входит наслаждаться жизнью на Земле и развлекаться на всю катушку, пока основное тело трудится на венерианской орбите. Вся информация, которой владеет старшее тело, скопирована и постепенно перенесена в мой мозг. Так что учиться ничему не надо, только отдыхать и развлекаться. Ежедневно мы со старшим телом обмениваемся через коннектор мыслями и чувствами. Если, конечно, нет помех на линии связи. У нас как бы один разум на двоих. Это не значит, что у меня здесь, на Земле, нет свободы действий, просто старшее тело слегка направляет меня. Оно опытнее, поэтому лучше знает, чем заняться. Никаких конфликтов не возникает, в сущности, мы – одно целое. Я передаю ему свои эмоции, и оно отдыхает и радуется жизни вместе со мной.

На Земле сейчас столько развлечений, что хватит на двоих с избытком. Рассказывают, что не так давно это была унылая грязная планета с плохой атмосферой и ужасным климатом. С трудом в это верится. Теперь, когда все вредные производства перенесены в лунные пещеры и марсианские пустыни, наша родная Земля превратилась в превосходную спортивную площадку и курорт.

Сегодня мне предлагается покататься на горных лыжах. Что ж, возражений нет. Приятное и полезное времяпрепровождение.

КРУЧЕК

Ночь. Прохлада. Дрожащий свет. Копать, копать! Сырая земля. Пролезть в нору! Бежать, бежать! Прочь от чужих людей!

Площадь. Булыжник. Сухие листья. Следы. Много следов. Нет, здесь – нет. Запах реки. Мост. Следы. И здесь нет. Надо вернуться домой, может быть, хозяин уже там. Узкая улочка. Запах кошки. Фу! Клумба. Вонючие цветы. Тёмное окно. Запертая дверь. Нет! Брошен, оставлен! Луна. Страх. Тоска. У-у-у-у!!! Ву-у-у!!!

Что это? Тепло в голове. Прикосновение. Он здесь, рядом! Хозяин! Я чувствую тебя! Но где ты? Почему я тебя не вижу? Позволь лизнуть твою руку! Я спокоен, спокоен! Пойдём гулять? Да, да, конечно, пойдём гулять! Ау!

ОСНОВНОЙ

Здорово покатались! Как же хорошо иметь на Земле своего двойника, на двадцать лет моложе, сильного, ловкого, не обременённого заботами. Такой релакс получил, настроения хватит теперь на несколько скучных смен. Пусть малыш побудет в горах ещё недельку, тем более что завязывается дружба с Катенькой. Милейшее существо! Коннект настроен идеально, спасибо инженерам.

Моралес, как всегда, спокоен и равнодушен. Не знаю, есть ли у него копия на Земле. Похоже, она ему и не нужна. Никакого интереса к жизни, чистая математика. Не дай бог такие «моралесы» станут преобладать в будущем, а ведь всё к тому идёт. Люди скоро совсем перестанут размножаться по старинке. Клонироваться и переносить информацию в новое тело гораздо удобнее. Вот уже и третий пол каким-то образом появился. Никто не понимает, как это произошло, научного объяснения нет. Согласно одной из гипотез бесполые потомки появляются, если оба родителя – клоны в третьем поколении, но серьёзных исследований проведено не было. Бесспорно, у Моралеса и IQ гораздо выше, чем у мэйлов с фимэйлами, и быстрота реакции, и профессионализм. Только зачем всё это, если ничто его в жизни не радует? Ведь он же всё-таки человек! Может быть, лучше применять таких ребят в передовых отрядах для освоения Вселенной, а на Земле всё оставить как раньше? Пусть люди смеются, плачут, влюбляются, разочаровываются, пишут стихи и музыку, сажают цветы? Ведь должен быть в нашем существовании какой-то смысл!