Маски трёх эпох. Посланники

скачать книгу бесплатно


– Смотри, – шепнул мне Лант. – Вон тот жеребец. Его уже несколько раз в пах кололи, чтобы взбесился, а он ноль внимания.

Это было правдой. Несколько человек то ли по чьему-то приказу, то ли по собственной инициативе пытались сделать всё, чтобы лошади, увидев мобили, понесли. Но выходило наоборот, и при приближении мобиля кони переставали всхрапывать, успокаивались и с любопытством поглядывали на негромко рокочущие странные повозки. Хорошо поработали зоопсихологи Лорна, подобрав внешний вид и цвет мобилей, продумав запахи и, что было самым важным, звуки. Негромкий рокот издавали не моторы, а особые устройства, работавшие сразу в трёх диапазонах – обычном, инфра- и ультразвуке. Всё вместе приводило к тому, что ни одна лошадь за время испытаний не взволновалась. Ну а вопросы аккуратной езды – насчёт этого мы с Лантом совершенно не беспокоились.

После своеобразного краш-теста, когда император спросил, что будет, если экипаж въедет в стену, и мы с Лантом демонстративно сели в мобиль и показали на своём примере, что вообще ничего (на скорости в десять километров в час это и не удивительно), Александр посчитал, что экипажи выдержали все испытания. И тут же изволил прокатиться в мобиле, причём вместе с супругой и двумя свитскими. Мы с Лантом выполнили его желание и часа два катались по городу в сопровождении десятка верховых офицеров, ехавших впереди и позади экипажа.

Император, наслаждаясь поездкой, решил одновременно побыть для нас гидом и показать достопримечательности Петербурга. В результате мы с Лантом окончательно уверились, что Петербург начала девятнадцатого века – очень тихий и для нас совершенно провинциальный город со множеством утопающих в зелени садов городских усадеб, чаще всего деревянных, только оштукатуренных под камень, и с пустырями и лужами даже в центре города. На одной из таких луж, в самом начале Невского проспекта, катались на самодельных плотиках мальчишки. Роскошные дворцы отражались в этой луже и не особенно влияли на общую картину.

К двум часам дня мы довезли императорскую чету до Каменноостровского дворца и смогли наконец вернуться домой, где восторженная и перепуганная Жюли не находила себе места, гадая, вернёмся ли мы вообще. Это же дикая Россия!

***

Следующую неделю мы не имели ни минуты свободного времени. Нам требовалось посетить послов, министров и сенаторов, и, разумеется, принимать ответные визиты. Единственное, что мы пока не сделали, – не были представлены вдовствующей императрице. Мария Фёдоровна летом жила в Павловске и в столице не появлялась, а нам было запрещено покидать Петербург. Возможно, и по той причине, что молодой император отстаивал своё право самодержца, неявно, но настойчиво отодвигая мать на вторые роли. Хватало того, что весь двор собирался у неё, а новых послов лучше подержать при себе.

Поездки по городу очень нас выматывали, как и необходимость постоянного общения с совершенно чуждыми людьми, относившимися к нам с плохо скрываемой неприязнью. Да и реакция обывателей на мобиль, пусть и предсказуемая, пугала. Люди всё так же боялись нас, и было уже несколько случаев, когда в мобиль кидали то какой-нибудь гнилью, то грязью и даже камнями. Благо, что ни царапин, ни разбитых стёкол в экипаже не могло быть в принципе. Другие послы не сталкивались с подобным, потому что их в случае чего сопровождала охрана, да и опознать карету без гербов не так просто. А наш экипаж был единственным не то что в городе – на всей планете.

Понимая, что с враждебностью горожан нужно что-то делать, мы с Лантом даже сходили в Николаевский Морской собор на воскресную литургию. При нашем появлении люди шарахнулись в стороны, позабыв о делении на «мужскую» и «женскую» половины храма, но вскоре успокоились, и по церкви пошли шепотки, что «чужеземцы-то, глянь, не бесы, святой воды не боятся». Стояли мы, как и полагается иностранцам, у самого входа, но выстояли всю службу и даже были окроплены святой водой – перепуганный священник очень постарался отметить «слуг дьявола». Когда все увидели, что мы не беснуемся, не дымимся и не проваливаемся сквозь землю, а даже кидаем в ящик для пожертвований серебряные рубли, люди немного успокоились. После службы священник, набравшись смелости, подошёл поговорить с нами и очень удивился тому, что я знаю две молитвы. Слухи о том, что мы были на службе, разошлись по городу с такой же скоростью, как до этого – о «бесовском корабле».

Лант, зная о моём отношении к церковным проповедям, ненамного более спокойном, чем у него – к резервациям Петли Времени и такому же, как у нас обоих – к рабству, потом с тревогой спросил, всё ли в порядке.

– Да, всё нормально. Священники разные бывают, у меня несколько знакомых есть, неплохие люди. Я отлично знаю, что они обычно говорят. Ритуал, только и всего. Если бы их по делам судить, а не по проповедям… Я не прислушивалась, а смотрела на архитектуру – это интереснее.

***

Визиты мы делали не просто так. Мы приглашали людей на первый официальный приём нового посольства, который собирались устроить вечером десятого июля. Приём этот был вопросом престижа, но планировался не очень большим – человек сто пятьдесят. С согласия императора приглашали мы не одних министров и послов, но и некоторых деятелей науки, в основном руководство Академии Наук и крупнейших учебных заведений. У нас для этого имелись свои причины.

За два дня до приёма, посетив одного из академиков, исполненного достоинства и похожего одновременно на Леона Буржа – важностью, и Николаса Гэотуэя – непрошибаемой ограниченностью, мы узнали, что ещё в июне в Петербург приехал знаменитый Паллас, совсем старый и больной. Не пригласить такого человека мы не могли и сразу поехали к нему.

Невысокий и высохший от полученных в долгих экспедициях болезней немец прослезился, узнав, что послы, о которых вот уже две недели гудит весь город, приехали к нему специально, чтобы пригласить на приём, и попытался отказаться – не столько из-за болезни, сколько из опасения оказаться ненужным среди высших лиц государства, приехавших развлекаться, а не говорить о чуждой для них науке. Мы уговаривали его, убеждая, что приём задуман не для развлечения, а именно для того, чтобы показать величие науки. Решающим аргументом стало обещание, что на приёме особо скажут о происхождении знаменитого «палласова железа». От такого старый учёный отказаться не смог.

***

В шесть часов вечера к яхте стали подъезжать экипажи и наёмные кареты. Мы с Лантом встречали гостей в роскошно убранном парадном шлюзе, который напоминал теперь самые богатые покои сказочного дворца. Обычно имитировавшие штукатурку стены переливались разводами полудрагоценных камней, искрились подсвеченными изнутри витражами в стиле Тиффани, но не из стекла, а из настоящих самоцветов. Робо-лакеи в золотых ливреях и с золотыми же лицами и волосами принимали у гостей плащи и накидки и презентовали каждому гостю футлярчики с золотыми, украшенными самоцветами наручными часами. Причём отделка футляров и часов ни разу не повторялась, а размеры циферблатов дамских часиков были с ноготь мизинца – небывалая для того времени вещь. Звучала негромкая музыка, в воздухе стоял свежий аромат цветов. Всё это великолепие поражало гостей с первых мгновений, особенно тех, кто бывал на яхте до этого. А потом они подходили к лестнице. Нет, не лестнице, а роскошному, в золоте, бархате и самоцветах эскалатору – невиданной доселе вещи. Эскалатор этот был в два раза шире обычного и сделан так, чтобы даже длинные трены женских платьев не застревали в нём. Эта «лесенка-чудесенка» окончательно выбивала людей из обыденного мира, унося в сказочные горние чертоги.

Ещё большее потрясение ждало всех наверху. И так казавшаяся невероятной оранжерея преобразилась, став то ли дворцом фей, то ли (что мы с Лантом и подразумевали, создавая всё это) торжественным залом высокоразвитой космической расы. Мы заранее изучили все архивы Шалорна и выбрали неизвестные на Земле, сказочно прекрасные образцы интерьеров.

– Дворцы Минбара, какими они должны были быть в идеале, – шутила я, создавая всё это великолепие. – Чувствую себя послом Дэленн. Гребень на макушке ещё не вырос? Правда, в фильме всё в сотни раз проще, а тут – слов нет!

Теперь же слов не было у гостей – как у императора с императрицей, так и у придворных и тем более у учёных и князя Баратаева с семейством. Мы, помня о достойном поведении нашего недавнего гостя, пригласили и его, даже смирились с присутствием его скандальной супруги. Сам князь и молодая княжна были нам важнее. К тому же князь любезно согласился взять на себя некоторые обязанности по развлечению гостей в самом начале приёма, когда мы были заняты.

Что такое встретить полторы сотни гостей? Это больше часа стоять у лестницы и улыбаться, улыбаться, улыбаться, не обращая внимания ни на то, что спина от поклонов уже горит огнём, ни на то, что скулы свело судорогой от улыбки.

Наконец мы поднялись в оранжерею. Гости, разбившись на группы, беседовали, угощались напитками и лёгкими закусками с расставленных среди зелени буфетных столов, с удивлением рассматривали трёхмерные голоэкраны, показывавшие подводные пейзажи с яркими рыбками и кораллами, воспринимая их настоящими аквариумами.

– Приветствуем вас на борту нашей яхты, – обратилась я к гостям. – Мы знаем, как много вопросов вызвало наше появление. Вопросов, связанных не только со страной, которую мы представляем, но и с тем, откуда родом мы сами. Надеемся, что небольшое представление даст ответы на некоторые из них. Добро пожаловать в наш маленький планетарий!

Фальш-стена за нашими спинами исчезла, открыв словно бы обзорную палубу теплохода с закруглённой передней частью, прозрачными стенами и потолком и рядами удобных кресел. Я подала руку императору, Лант – императрице, – приглашая их занять первые места этого зрительного зала. Когда гости расселись, началось подготовленное Шалорном представление.

Фальш-стена закрылась, отделив зал от остального пространства, стены и потолок потемнели, имитируя ночное небо, и зазвучал мягкий голос рассказчика. Этот голос предупреждал зрителей, что всё, что они увидят, существует в реальности, но здесь – всего лишь тени, образы этой реальности, дающие представление о величии Вселенной.

Следующий час мы с Лантом наслаждались великолепной голографической экскурсией сначала вокруг Земли, потом к Луне, Солнцу, планетам Солнечной системы (разумеется, не забыли упомянуть о поясе астероидов и железных метеоритах, выполнив данное Палласу обещание), и дальше, дальше, дальше. В этом времени даже волшебный фонарь не был ещё придуман, а объёмная, очень реалистичная голограмма казалась невероятным волшебством. Или чудом науки. В зале то стояла тишина, то раздавались восторженные или испуганные возгласы. Но всё представление было рассчитано так, чтобы не вызвать испуга даже у очень впечатлительных и нервных дам. А вот восторг от осознания величия Вселенной с её звездоворотами галактик, собранными в нити галактических скоплений, вызвать удалось даже у придворных трутней.

Наконец путешествие закончилось, стены и потолок просветлели, за ними переливались жемчужным светом петербуржские сумерки. Потрясённые люди молчали ещё минуты три. Потом раздались тихие вздохи и всё больше нарастающие аплодисменты.

– Невероятно! – вздохнул император, обернувшись ко мне, но видя не реальность, а растаявшую картину звёздного неба. – Невероятно!

Императрица вытирала текущие по щекам слёзы восторга. Плакали и некоторые мужчины. В это время мужские слёзы ещё не считались признаком слабости.

Гости выходили в оранжерею, не понимая, где они находятся и что происходит вокруг. В оранжерее их ждали столы с роскошным ужином, робо-лакеи стояли наготове, чтобы носить от фальш-лифта создаваемые техникой лорнов блюда, придуманные Коком специально для этого торжества.

Резкий переход от возвышенных, метафизических, как тогда говорили, вопросов Мироздания к приземлённой, пусть и очень изысканной кухне помог людям вернуть утраченное было душевное равновесие. На то мы и рассчитывали, планируя ужин после лекции.

За столом завязались живые, азартные разговоры, сразу и о еде – гости старались угадать, что им подали, – и о только что увиденном окне в бесконечный непознанный мир. Некоторые уже очнулись от потрясения и скептически замечали, что всё это обман, что в Писании об этом нет ни слова. Среди таких консерваторов были, как ни странно, и академики, но больше – экзальтированные дамы, начитавшиеся мистических духовных книг вроде «Ключа таинств».

– Величие господнего замысла трудно понять слабому уму человеческому, – подняв глаза к переливающемуся электрическими огоньками потолку, сказала сидевшая неподалёку от меня супруга одного из сенаторов. – Господь велик, и мы не в силах телесно постичь созданное им. Мы должны преклоняться пред замыслом божьим. Грешно искать ответы вне божественного Писания.

– А кто вам сказал, что Мироздание, картину которого мы созерцали не более часу назад, и которое видим воочию каждую ясную ночь, не часть замысла? – сварливым старческим голосом спросил Паллас; он совершенно забыл, что по чину не мог бы и присутствовать среди всех этих расфуфыренных царедворцев, и выглядел, словно ребёнок, у которого сбылась самая волшебная мечта. – Неужто крохотный мирок древних преданий величественнее показанных нам глубин Мироздания?