Фальшивая монета

Он сунул монету в руку Кремнева; его голова тряслась.

– Да! Пусть – я подлец, Паша, но он, Полозов, взял у меня Варюшеньку, а я ее в сердце, вот здесь, выносил, – заговорил он снова с искаженным лицом, будто измятым муками. – Чувствуешь? Я ее пять лет здесь носил и о прибавке жалованья мечтал! Так каково же мне это было, когда он ее с налету взял? А ведь я вижу это: Варюшенькины глазки лгать не умеют! Да, он пришел и взял! И я уступил. Варюшеньку уступил! А стула не уступлю! Нет! Не уступлю, Паша!

Губу Ласточкина дергало. Он бледнел все больше.

– Не уступлю! Толкайся, да меру знай! Я – чиновник, а не ветошка, не судомойка! Возьми, когда так, Паша, монету! – добавил он сиплым шепотом.

Сергей Петрович стал утирать слезы. Кремнев опустил монету в карман и вздохнул:

– Ах, женщины, женщины!

В его карих глазах тоже стояли слезы.

– А ты приосанься, – шепнул он Сергею Петровичу, незаметно смахивая слезы. – Сейчас мы выйдем на ту самую поляну, знаешь, около старой березы-двойняшки? Приосанься, не ударь в грязь лицом. Слышишь? Нас ждут.

– Я его не убью, – шепотом же отвечал Ласточкин, очевидно, думая о Полозове. – Я только первым промах дам, чтобы ему было стыдно убивать меня! Понимаешь? Первым дам промах! И дуло вот так, вверх, поставлю! Чтобы он честность мою видел! И пожалел! Да! Не меня, нет… А мамашу и Васю! Понимаешь?

Он хотел двинуться вперед.

– Постой на минутку, – остановил его Кремнев, – я поправляю на тебе фуражку.

Он поставил пистолетный ящик на землю и передвинул фуражку Сергея Петровича слегка набекрень.

– Ну, вот так. Подай тебе Бог! – Он поцеловал товарища в губы.

Затем он откашлялся, точно собираясь петь, и, оправив на себе пальто, поднял с земли ящик.

Они снова двинулись в путь и через минуту вышли на большую поляну. Их уже ждали. На поляне, около старой березы, росшей двумя стволами, стояли три офицера: черноволосый Колпаков, тоненький – Полозов и рыженький, весьма подвижной, не известный ни Кремневу ни Сергею Петровичу. Рыженький что-то рассказывал, держа шашку, как зонтик, и семеня ножками, точно изображая идущую барыню, а Колпаков хохотал во все горло, слегка запрокидываясь назад. Сергей Петрович отыскал глазами Полозова. Тот стоял несколько поодаль от товарищей, слегка побледневший, и натянуто улыбался. Его взгляд встретился со взглядом Сергея Петровича, и офицер отвел глаза. Колпаков увидел Кремнева и закричал:

– А, милейший, а мы вас ждем уже десять минут!

Они поздоровались и приступили к делу. Колпаков отмерил расстояние. Вскоре Кремнев вручил Ласточкину заряженный пистолет.

– Иди сюда, стань здесь, – говорил он, бледнея, волнуясь и суетясь, как это бывает, когда выносят из дому покойника.

Между тем Полозов уже стоял на месте. Оказалось, произошло маленькое недоразумение. Позабыли бросить монету.

– Канальство! – говорил Колпаков, – жребий-то бросить и забыли! Скандал в благородном семействе!

Кремнев вынул из кармана монету. Сергей Петрович хотел схватить его за руку, но передумал. Он стоял бледный, потупив глаза.

– Орел или решка? – крикнул Кремнев, высоко подбрасывая монету.

– Орел! – прошептал Сергей Петрович, придвигаясь к Кремневу и сразу холодея всем телом.

Полозов хотел было двинуться туда же, но внезапно передумал, остался на месте и натянуто улыбнулся.

– Решка! – сказал он.

Монета, кувыркаясь, мелькала в воздухе. Рыженький, Колпаков и Кремнев смотрели на нее, подняв головы, как на невиданную птицу. Монета, слегка шлепнув, упала на влажную землю.

– Орел! – крикнул Кремнев, склоняясь над нею, и протянул руку, чтобы взять ее.

Голова Ласточкина слегка кружилась. Ему казалось, что в лесу шумел ветер.

– А па-а-звольте! – вдруг поймал руку Кремнева Колпаков.

– Монета с двумя орлами! – звонко произнес он, оглядывая монету.

Рыженький метнулся к нему. Ласточкин похолодел.

– Фальшь! – продолжал Колпаков. – То-то вы, миленький, так храбрились! даже пешечком приперли! – обратился он к Ласточкину. – А!

– Это все ваши штучки! И какая же вы др-рянь!

Кремнев пробовал протестовать и весьма энергично наскакивал на Колпакова, ловя его за пуговицы. – Эта монета попалась к нему случайно: ее дали ему сдачи, а он не доглядел. И только. Это счастье его товарища.

«И охота ему спорить!» подумал Ласточкин с отвращением.

– Вздор! – крикнул, выходя из себя, Колпаков.

– Это все ваши штучки! – обратился он к бледному, как мертвец, Ласточкину.

Внезапно офицер замахнулся и швырнул монету в лицо Сергея Петровича. Монета ударила его в губы. Он вздрогнул, жалко улыбнулся, хотел что-то сказать но вдруг круто повернулся и зашагал к старой березе. Он слышал, как все еще протестовал Кремнев, наскакивая на Колпакова. «И охота ему!» снова подумал он с отвращением. На березе весело кричали дрозды.

«Ах, дали бы ему стрелять первому – в то же время думал Полозов. – Для чего, право, Колпаков затеял всю эту историю?» – Полозов чувствовал себя неловко и не знал, что ему теперь надлежит делать.

– Колпаков! – тихо позвал он.

«Опозорен, опозорен, опозорен! – думал, между тем, Сергей Петрович. – Маменька, Вася, Варюшенька, простите вы меня, подлого!» Пистолет дрожал в его руке. Ласточкин пошатывался. Он подошел к старой березе и обхватил её ствол рукою. Кремнев, все еще споря с Колпаковым, смотрел на спину товарища, ничего не понимая. Он видел, что локоть Сергея Петровича поддался вперед и вверх. Он слегка склонил голову, как бы желая что-то откусить зубами. Кремнев не успел опомниться, как грохнул выстрел, а Сергей Петрович споткнулся, точно кланяясь в ноги старой березе и прося у неё прощенья.

Когда офицеры и Кремнев подбежали к Ласточкину, он лежал ничком, уткнувшись лицом в землю. Кремнев стал тормошить товарища и с усилием перевернул его на спину. Остановившиеся глаза Сергея Петровича были полны слез. Слезы еще не высохли и на его белых, как мел, щеках. А вместо его свежих и молодых губ зияла обожженная с изорванными краями рана.

– Господи, – простонал, рыдая, Кремнев, – как я покажусь теперь на глаза Дарьи Панкратьевны?

Рыженький офицерик распоряжался, чтобы вызвать сюда оставленных неподалеку извозчиков, кричал неистово, махал шашкой:

– Сюда! Сюда! Ей вы!

Как я покажусь теперь на глаза Дарьи Панкратьевны, – рыдал Кремнев.

– Какой Дарьи Панкратьевны? – робко спросил его Полозов.

Он был бледен и взволнован.

– Матери его, – рыдал Кремнев, – как я покажусь ей? Что она с Васенькой делать теперь будет?

– С каким Васенькой? – снова спросил Полозов.

– С братом малюсеньким его. Ведь он один был у них поилец и кормилец! Единственный ведь он у них был, Господи… – Кремнев кулаком утирал слезы.

К распростертому трупу с шумом подкатили извозчичьи дрожки.

Полозов думал: «Какое несчастие, какое несчастие!» Кремнев, рыдая, пытался приподнять окоченевшего друга на дрожки, и не мог.

– Что же вы столбом-то стоите? – крикнул он Полозову. – Помогите мне положить его в дрожжи! Идите, ведь это же свинство!

Полозов бегом бросился к Кремневу. «Убежать бы куда-нибудь, – думал он, – скрыться бы куда-нибудь от всех этих ужасов! Ф-фа!»