Читать книгу Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя (Александр Брыксенков) онлайн бесплатно на Bookz (5-ая страница книги)
bannerbanner
Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя
Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя
Оценить:
Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя

4

Полная версия:

Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя


Марта и Юрген проживали в Вестфалии, в деревне Лёффельштерц. Их старинный трехуровневый дом с толстенными стенами, стрельчатыми окнами, широкими террасами, увитыми диким виноградом и плющом, был щедро обрамлен цветами, среди которых живописно выделялись кусты рододендронов и колонии благородных роз. Дом размещался посредине обширной прямоугольной лужайки, на которой росло несколько черешен и яблонь. Лужайка с трех сторон ограничивалась густющими, от самой земли, и высоченными, прям до неба, елями. Деревья были посажены в три ряда и очень часто. Они образовывали три плотных, высоких стены, в окружении которых дом казался готическим раритетом, помещенным в зеленый ларец. Это впечатление усиливали густые кроны ясеней, которые росли по обеим берегам речки, замыкавшей лужайку с четвертой стороны. Вверх от речки, от ясеней круто поднимался холм, поросший хвойными деревьями. В конце лета с холма на лужайку спускались олени, чтобы полакомиться опавшими яблоками.


Северный Рейн – Вестфалия это самая густонаселенная земля Германии. Там на каждый квадратный километр приходится по 526 человек. И дорог там так много, что они в совокупности напоминают мелкоячеистую сеть. По этой причине лесов в Вестфалии почти нет, а есть лесистые островки похожие на лесопарки, где произрастают деловые древесные породы, в основном дуб, бук, сосна, ель (такую ненужную чушь, как осина, береза, тополь немцы уже давно повывели). Почти во всех «лесах» проложены аккуратные дорожки, снабженные указателями прогулочных маршрутов.


Барсуков долго колебался: везти любопытных вестфальцев в Камары или под благовидным предлогом не делать этого? Хотя Марта и Юрген – деревенские жители, но сельская местность под Лёффельштерцем, совершенно не подобна камарской сельской местности, поэтому Алексей Георгиевич опасался как бы не впали в прострацию его рафинированные гости от камарских удобств во дворе, от грязи проселочных дорог, от непроходимых завалов в лесных чащобах. Но гости настаивали, и Барсуков решился.


Опасения Барсукова оказались напрасными. Гостям все казалось необычным в Камарах и всё их восхищало. Особенно это стало заметно после пересказа Барсуковым местных легенд о «других людях», о болотной Хозяйке, о летучих гадах. Слова: «супер», «колоссаль», «окей» были самыми ходовыми в их речи. И если Марту больше всего впечатлила ячневая каша с бараниной, пышно разопревшая в русской печи, и подовые пироги, то Юрген шалел от сельских дорог. Он с горящими от азарта глазами гонял барсуковский внедорожник по ухабистым проселкам и по жутким лесным дорогам. Особенно его зажигали лежнёвки – дорожные участки, замощенные бревнами: такого в Германии не встретишь.


До невозможности возбуждали немецких гостей и рисковые моменты. Однажды они под предводительством Барсукова возвращались по северному ходу домой с корзинами, полными подосиновиков, которые для немцев были редкостью. Понятно: раз в Вестфалии нет осин, то нет и подосиновиков. А может быть они и есть, но немцы их не собирают, наверное считают подосиновики и прочие опенки несъедобными грибами. Такое заключение Барсуков сделал неспроста. Бывая в Германии, он заметил, что из всего грибного разнообразия тамошние магазины предлагают покупателям лишь три вида грибов: белые, шампиньоны и лисички.


Уже при подходе грибников к деревне узрел Барсуков, что на дороге возятся две собаки. Он с удивлением подумал: «Откуда они здесь?» И тут же дошло: медвежата! По спине побежали холодные мурашки – рядом медведица! Чтобы спугнуть зверенышей, он истошно заорал. Тут же из придорожных зарослей высунулась медвежья голова, раздался короткий рык и медвежата стрелой метнулись в кусты. Барсуков обратился к зарубежным гостям, чтобы успокоить их, но вместо испуганных лиц увидел восторженные физиономии. Гости дружно гудели по-немецки: « У-у-у, медведи! Колоссаль!»


После камарской таежности посещение оперного театра – это контрастный шок, который организовал Барсуков для своих сватов накануне их убытия на родину. В тот вечер в репертуаре значилась «Аида». Эта опера с её квази-египетскими страстями Барсукову не нравилась, но вариантов не было, и он приобрел четыре билета в бенуар. Отправляясь с гостями в театр, он захватил с собой побольше денег, так как еще с курсантских времен усек, что после посещения театрального кафе спектакль воспринимается намного ярче, чем до посещения: и оркестр звучит боле сочно, и солисты поют, вроде бы, вдохновеннее. Администрация Мариинки, ради отмазки от обвинений в излишней коммерциализации, пускала в продажу так называемые льготные билеты, которые были в 4 – 5 раз дешевле основной билетной массы, рассчитанной на состоятельных граждан и на иностранцев (билет в Мариинку входит в стоимость тура). Это есть хорошо, но таких билетов поступало в продажу слишком мало и не на все спектакли. Особенностью льготного билета было то, что воспользоваться им мог только гражданин России.


Зря Барсуков беспокоился о том, что его гости получат негативное впечатление от посещения Камар. Там-то как раз все было нормально. Тайга, она и есть тайга. А негатив излился на вестфальцев совершенно в неожиданном месте, в культурном центре «культурной столицы».


Едва Барсуковы со своими гостями вошли в фойе Мариинки, как сразу же обратили внимание на странную группу. Возле контроля стояла высокая девушка с лицом явно скандинавского типа. Она растерянно хлопала глазами и смущенно улыбалась. Рядом с ней, громко всхлипывая, вытирала слезы пожилая ленинградка. Женщину неловко успокаивал парень, очевидно её сын. По репликам публики Барсуков быстро понял в чем суть коллизии.


Парень живет в Финляндии. Он приехал с невестой в Питер чтобы познакомить её со своей мамой, а заодно – показать иностранке великий город и его культурные центры, в частности Мариинку, для посещения которой и были им приобретены три льготных билета. Парень был явно не театрал и, скорее всего, не ведал о местных билетных тонкостях, то есть не знал, что его невесте льготный билет не положен. А может быть и знал, да подумал: « И так сойдет. Пройдем. Ведь это же не погранконтроль. Паспорт не потребуют». А капельдинершам Мариинки паспорт зрителя был и не нужен. Они с одного взгляда, по выражению лица, по одежде, по поведению, вычисляли иностранца. И если у того был неполноценный билет, вежливо спрашивали на четком русском языке: «Скажите, пожалуйста, как ваша фамилия?». В ответ иностранец тушевался, молчал и как следствие, не допускался в храм искусства. Хамство, конечно. Но, ау!


Что нужно делать в таких случаях, Барсуков знал. Он сам однажды побывал в подобной ситуации. В таких случаях нужно обратиться к администратору и доплатить до стоимости полного билета.


Алексей Георгиевич решил помочь незадачливому парню и потащил его к администратору. Там выяснилось, что денег у парня не густо, а живет он в Купчино, значит пока он смотается за деньгами и вернется обратно, Радамеса с Аидой, скорее всего, уже замуруют.


«Помогать, так помогать!», – решил Барсуков и полез в карман за деньгами. Он отсчитал от своей буфетной суммы недостающее до полной оплаты билета количество рублей и передал деньги парню, тот приложил к ним свою часть денег и вручил все это администратору. Проблема была решена.


Мама с сыном жарко благодарили Барсукова за оказанную им помощь, при этом парень, чтобы не быть должником, упорно пытался узнать барсуковский адрес. Прекращая благодарения, Барсуков галантно изрек: «Считайте мой взнос скромным подарком вашей милой девушке. Желаю вам приятно провести вечер и получить массу незабываемых впечатлений», – а про себя подумал, что они уже и так крепко впечатлены и надолго запомнят и «Аиду» и Мариинку.


Барсуков удивился: помимо взволнованной троицы, которую чуть было не лишили возможности приобщиться к творчеству Верди, впечатлены были и Марта с Юргеном. Они никак не могли понять почему человека с билетом не пропускают в театр, почему у него спрашивают паспортные данные, почему билетерши делят зрителей на «наших» и «не наших». Барсуков не стал что-либо объяснять иностранцам, так как они все равно не въехали бы в российскую специфику.


А, «Аида» немецким гостям понравилась. И не удивительно. Надо полагать, что жители Лёффельштерца не избалованы частым посещением их деревни оперными труппами. Барсуков же отнесся у спектаклю критически. И режиссура заформализованна, и солисты статичны, и декорации старые. Скорее всего на скептическое восприятие спектакля нашим музыкальным пижоном повлиял неприятный случай с билетами. Хотя следует отметить, что уже к пятидесяти годам Барсуков охладел к опере, особенно к итальянской.

ЭКСПОЗИЦИЯ, РАЗРАБОТКА, РЕПРИЗА

В период активного увлечения оперой Барсуков стал посещать и симфонические концерты. По первости симфонии показались ему обширными и суматошными, похожими на бурною стихию. Там, на взволнованную музыкальную поверхность беспорядочно, как казалось юному любителю музыки, всплывали куски мелодий, тут же увлекаемые в гремящую пучину водоворотами мощных аккордов и стремительных пассажей.


Однако очень скоро Барсуков понял, что симфония – это не стихия, а очень упорядоченная материя, разделенная, как правило, на четыре части.. Помог ему в этом понимании скромный справочник «Для слушателей симфонических концертов».


Из справочника следовало, что первая часть симфонии вовсе не сумбурный, как ему в начале казалось, набор мелодических отрывков, а стройная музыкальная форма, которая состоит из трех основных разделов. Первый раздел называется экспозицией. В ней композитор показывает главную тему (основную мелодию), за которой следует вторая мелодия (побочная тема). Затем идет разработка. В ней темы, показанные в экспозиции, развиваются, вступают в противоречие друг с другом. Мелодии сталкиваются, переплетаются. Неустойчивость, напряженность разработки разрешается в третьем разделе – репризе. Здесь композитор восстанавливает первоначальный облик тем и, либо примиряет основные образы, либо углубляет различие между ними. Такую структуру построения музыкального опуса специалисты называют сонатной формой.


Вторая часть симфонии носит лирический характер. В ней разворачиваются картины и проявления природы, человеческие чувства. Третья часть – это, обычно, вальс или скерцо (у старых мастеров – менуэт), где разрабатываются жанровые сюжеты, бытовые моменты. Финальная, четвертая часть является итогом, выводом из предшествующего и обычно носит оптимистическую направленность. Музыка здесь чаще всего – подвижная и упругая.


В справочнике все было изложено ясно и четко. Симфоническая же действительность была не такой простой. Барсуков никак не мог ощутить, где кончается разработка и начинается реприза. Симфонии могли быть не только четырехчастными, но и трехчастными и пятичастными. Финал совсем не обязательно излучал бодрость. Напаример, Шестая Чайковского заканчивалась так мрачно, что любой траурный марш по сравнению с этой концовкой казался вполне оптимистичным произведением. Условным оказалось и тематическое разграничение частей симфонии на лирические и жанровые. Многие композиторы этой условности не придерживались. Так, Вторая симфония Рахманинова – эта сплошная лирическая песнь в честь русской природы.


Барсуков решил, что в симфонии ничего не надо градировать и разграничивать. Нужно только чутко слушать музыку и душевно ощущать её сладость.


Очень скоро Барсуков начал получать удовольствие от прослушивания симфонической музыки. А затем настал период, когда прежде любимая им оперная музыка стала казаться шлягерной, неинтересной (за исключением опер Вагнера), и он полностью переключился на симфонии.


Переболев однообразными Гайдном и Моцартом, насладившись романтизмом Мендельсона и Шумана, оценив величие Чайковского и Бетховена, матерый Барсуков, уже в очень зрелом возрасте, увлекся творчеством Густава Малера.


Симфонизм Малера был высшей пробы. Потоки мелодий, великолепная оркестровка, философское содержание – все это, по мнению Барсукова, ставило Малера на самое первое место среди композиторов-симфонистов. Тем не менее симфонии этого австрийца (то ли из-за сложности исполнения, то ли из-за трудности восприятия) исполнялись очень редко и почти не звучали в эфире. Поэтому Барсуков приобрел диски с записями всех девяти симфоний Малера, привез их в деревню и с удовольствием проигрывал один за другим.


Малер питал слабость к медным и ударным. В его симфониях часто звучат военные сигналы, маршевые ритмы, громы сражений. На этом фоне Пятая симфония, мощные аккорды которой уже вовсю гремели в барсуковской хижине, имеет некоторые особенности. Нет, в ней тоже присутствуют четкие ритмы, и рокотом барабанов она не обижена, но есть в ней одна удивительная часть, в которой не участвуют не только медные и ударные, но даже и деревянные. Это Adagietto – совершенно потрясная в своей нежности и таинственности сладчайшая музыкальная композиция. В ней на нежный фон тягучей упоительной мелодии, исполняющейся струнными, мягко ложатся бархатные арпеджио арфы. И всеми фибрами души, независимо от настроения и сиюминутных дерганий, ощущаешь дурость и бренность окружающей тебя действительности.


Только Барсуков вздумал слить воду со сварившейся картошки, как в избе зазвучало это удивительное Adagietto. Уже через минуту ягодники, только что нудно бухтевшие за столом, замолкли. Волшебная музыка проняла и их, этих простых деревенских жителей.


– Ай, да музыка! Что это такое играют? – спросил более молодой ягодник своего старшего товарища.


– Это Малер. «Смерть в Венеции».


Барсуков от удивления чуть не выронил из рук кастрюлю с картошкой: простой мужик из глухой заречной деревушки знает Малера. Но удивление тут же сменилось острой настороженностью. В России малеровская Пятая симфония никогда не называлось «Смертью в Венеции». Так называют её только в европах, где любят разную звучную мишуру. А прилипло к ней это название после выхода на экраны фильма «Смерть в Венеции», в котором герой умирает под звуки Пятой симфонии Малера. В голове Барсукова нервно забился вопрос:


– Откуда простому селянину из затерянной российской глубинки известно европейское название этой симфонии?


Дождь прекратился, и ягодники засобирались домой. Они натянули на себя еще влажную, но очень хорошо прогретую печным жаром одежду. При этом Барсуков вновь, но уже с подозрением, уставился на одинаковое фирменное нижнее бельё ягодников. Он поинтересовался:


– Трикотаж у вас, мужики, хороший. Где купили?


– Сын из Латвии прислал, – поспешил ответить один из гостей.


Ягодники попрощались, неуклюже спустились с крыльца и, пересекая деревню, направились к камарской дороге. Когда Барсуков стал убирать со стола посуду, он под одной из тарелок обнаружил сотенную купюру, оставленную ягодниками. Это было все! Это было не по-нашему! В России гостеприимство всегда оплачивалось гостеприимством и никогда – деньгами.


Теперь Барсуков был почти уверен, что странные люди, посетившие его, – не жители Хмелевич, что они вообще не здешние. Чтобы проверить свои подозрения он отправился к тетке Дарье, которая прекрасно знала всю округу. Только он вошел к ней в избу, как хозяйка, процеживавшая на кухне молоко, спросила его:


– Кто это был у тебя, Ляксей?


– Ягодники. Сказались, что из Хмелевич.


– Ты что-то не то плетешь. Хмелевицкие в жисть к нам не хаживали. Ни за грибами, ни за ягодами. Этого добра у них у самих через верх.


Она немного помолчала и добавила:


– Да и ходить-то в лес там некому. На всю деревню три бабки древние, да дед Кузьма-контуженый.


– Может быть, к кому-нибудь из них гости приехали.


– Нет. Туда уже давно никто не приезжает…


Тетка Дарья продолжала что-то говорить, но Барсуков уже её не слушал. В голове, как колокол, бухало:


– Это шпионы! Это шпионы! Это шпионы!


Полчаса спустя Барсукова можно было видеть на камарской дороге. Он, громко ругаясь, протаскивал через грязь и лужи свой боевой велосипед. Пробивался он к шоссе, имея намерение добраться до Шугозерского отделения милиции и сообщить официальным лицам о подозрительных, шпионского вида, личностях, которых он ныне потчевал картошкой.


Ругался он не потому, что на скользкой дороге было трудно управляться с велосипедом. Эти упражнения за время проживания в Камарах стали для него привычными. Извержение же мата происходило по причине обычной барсуковской нерешительности. Таким образом он подбадривал себя, поскольку опасался как бы его в милиции не подняли на смех. Мол, какие еще шпионы? В нашей-то глуши?


Он уже хотел было вернуться домой, но подумал: «Посмеются, не посмеются, а ехать все равно надо: хлеб кончился. Пройдусь по магазинам, попью пивка, куплю хлебушка, да заодно и помоюсь. Баня-то, наверное, еще не остыла».

«ДЮГОНЬ»

Военный завод, расположенный на Пороховых был хорошо известен западным спецслужбам. Шпионские конторы знали, что это предприятие производит взрыватели для противопехотных и противотанковых мин. Данное боеприпасное производство не особенно интересовало иностранные разведки. Обыкновенный завод, рядовая продукция. Более двух сотен заводов подобного рода было разбросано по всей территории Союза.


После свертывания производства взрывателей, а затем и полного демонтажа завода, Вепсский край совсем перестал интересовать любопытных людей по причине отсутствия объектов для любопытствования. На его обширных пространствах не прятались по лесам танковые дивизии, не стояли на дежурстве стратегические ракеты, не располагались аэродромы и полигоны, не функционировали секретные, оборонные производства. Единственной охраняемой зоной на все Затихвинье была затерянная в дальнем восточном углу района колония для наркоманов, да и ту недавно ликвидировали. После отмены закона об уголовном преследовании нарков.


Космический мониторинг стабильно показывал полную безмятежность края. Сравнивая фотоснимки разных годов, вражеские операторы видели как в Затихвинье исчезают деревни, зарастают лесом поля, пропадают дороги. В последнее время они даже не анализировали космические снимки этого района, ограничиваясь беглым их просмотром.


Спокойствие нарушил молодой сотрудник, который, в своей неофитской тщательности и пунктуальности, обнаружил при исследовании фотодокументов одну странность.


Через территорию Тихвинского района проходило большое количество линий электропередач. Каждая из них, подавая энергию фермам, мастерским, деревням, оканчивалась в каком-либо населенном пункте. И только одна ЛЭП, пересекавшая Пороховые, шла в никуда. Её последняя опора стояла возле Юферовского болота. И всё! И дальше ничего!


И эта ЛЭП не была рудиментом военного завода. Ту, заводскую электролинию демонтировали давно, еще в пятидесятые годы.


Это было странно!


Обнаружилась еще одна особенность. Все опоры странной ЛЭП были стальные, выполненные в виде мачт. Кроме одной. Эта единственная опора (пятая, считая от последней, вросшей в Юферовский мох) имела вид треноги. Каждая её «нога», скорее всего, являлась бетонной трубой.


Это уже было подозрительно!


Срочно организованная разведка на местности показала обоснованность возникших подозрений. От каждого из трех проводов ЛЭП, висевших над «треногой», отходило по кабелю, Каждый кабель исчезал в полости одной из «ног». Из сведений, полученных за небольшое вознаграждение от сотрудника «Тихвинэнерго», следовало, что по этой линии подается такое количество электроэнергии, которого хватило бы на обеспечение жизнедеятельности небольшого города. Несколько деревушек, подключенных к странной ЛЭП, потребляли не больше пяти процентов от всего этого потока электричества. Куда же девались остальные 95%? Ответ напрашивался сам собой: остальные 95% уходили по трем фидерам под землю, в районе «треноги». На основании этих данных западные специалисты пришли к выводу, что под землей в зоне бывшего завода на Пороховых находится очень энергоёмкий объект.


Интерес к недавно безмятежному району возрос неимоверно. Удовлетворить его было, вроде бы, не очень трудно. Ранее могучие и вездесущие органы государственной безопасности ныне пребывали в состоянии, близком к анемии. Ранее неприступные, закрытые на замок, границы государства теперь щерились широченными дырами.


В район Пороховых были направлены разведчики. Для их прикрытия липовая компания по липовому же договору с Тихвинским фарфоровым заводом начала проводить в этом районе изыскания и буровые работы «в поисках залежей каолина». Чтобы не вызвать подозрений «геологи» не лезли на Пороховые, а бурили на околицах окрестных деревень.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:


Полная версия книги

Всего 11 форматов

1...345
bannerbanner