
Полная версия:
Кайкки лоппи
Джону повезло, он ухватился за борт и отмотал с маленького катерного кнехта какую-то сопливую веревку, использовавшуюся, как швартов, и родное судно поплыло прочь. Вокруг стремительно сгущалась темнота, в освещенный бак «Кайена» уткнулись два катера с явно военными обводами. Стало быть, вот кто толкал обездвиженное судно, течение здесь было ни при чем. Ближний вояка проводил проплывающий мимо объект поворотом турели с каким-то крупнокалиберным пулеметом, но, ни стрелять, ни освещать, не стал. Толи спецназовец не придал значения тому, что мимо него только что проплыли два мотора стоимостью никак не меньше трех тысяч долларов каждый, толи он еще просто не научился брать трофеи. Словом, снова повезло.
«Везет, как утопленнику», – усмехнулся про себя Джон, когда стало можно, никем не замеченным, забраться внутрь.
15
Едва только он очутился в лодке, его начала бить дрожь. Сначала Джон постарался старательно выжать всю свою одежду, думая, что причина телесного трепета, почти судорог – ночная прохлада. Но, как он убедился чуть позднее, дело было, конечно же, не в этом. Тогда он лег на дно и развел в стороны руки. Нельзя было поддаваться панике, нельзя было заниматься самоедством, нельзя было думать о будущем. Вокруг были звезды, на них и нужно было сосредоточить все свое внимание.
Джон взглядом нашел Плеяды. Человек с хорошим зрением видит семь звезд, все девять звезд не видит никто. Он попытался вспомнить названия каждой из них. «Гайгета, Астеропа, Целена, Электра, Мерепа, Майя, Алциона, Плейона, Атланта», – подсказывала память. Шесть далеких светил Джон различал нормально, седьмую – боковым зрением. Решил про себя, что глаза, слава богу, не подводят. Попытался сопоставить звездные имена с самими маленькими сверкающими точками, но начал путаться, потому что не знал этого никогда. Заснуть в одинокой лодке посреди Индийского океана – этого он не мог себе позволить, просто надо было немного отойти от пережитого. Зацепившись взглядом за ковш Большой медведицы, начал отсчитывать звездные расстояния до Кола – Полярной звезды. Вокруг этого Кола, как считали древние, и крутится весь небосвод. Это была последняя мысль, запомнившаяся ему. Дальше было утро.
Точнее, дальше был день. Когда Джон открыл глаза – вокруг было столько света, что резало глаза. Он под утро переместился в тень борта и проспал все на свете, как человек со спокойной совестью. Вокруг также шелестели волны, до ближайшей земли было не менее километра, правда под воду, у моторов трепыхалась заплутавшая летучая рыбка – наверно, она и разбудила. Это был легкий завтрак.
Сейчас самым важным было наличие пресной воды. Вряд ли бандиты гоняли по океану без возможности утолять жажду время от времени. Джон внимательно исследовал недра захламленной лодки и, помимо двадцатилитровой канистры бензина, нашел-таки воду. Даже более того – он нашел синий сорокалитровый бак с вполне съедобной водой, а также белый переносной пенопластовый холодильник, где покоились достаточно холодные банки с Фантой и Кока-колой. Еды, конечно, не обнаружилось, только обертки от каких-то печений или галет, но были еще и весла. Стало быть, можно попытаться выжить.
Наручные часы, стосемидесятидолларовые американские «Фоссил» легко выдержали испытание забортной водой и весело крутили свои шестеренки сквозь частично прозрачный циферблат. Джон вспомнил, как в Питере на Лиговке в часовом магазине две мартышки-продавщицы кривлялись: «У нас продаются часы. «Гэсс», «Фоссил» и прочие «Авиаторы» можете купить в ларьках супермаркета».
«А у вас что?» – слегка задетый Джон не послушал своего благоразумия и задал-таки вопрос.
«Мы торгуем «Лонже» от семисот уе, «Ролексом», конечно же…»
«Просто, как в Египте, на Суэцком канале», – прервал их он. – «Ты хоть посмотри, где ваши часы сделаны, во-первых. А во-вторых…»
Он не договорил и ушел, проклиная быдлость нашего бытия.
Что за беда такая творится с людьми? Для чего обман сделался нормой поведения, моралью целого человеческого пласта? Почему банки жульнически выкачивают деньги со своих, так называемых, вкладчиков? С какой целью нас, все население Земли, переводят на потребление китайского выхлопа? К чему нас привели расплодившиеся юристы-адвокаты? Не верь никому, не говори ничего, не жди улучшения? «Надо делиться!» – гнусно ухмыляясь, рек из телевизора неприятный тип с каких-то государственных верхов. Чем: здоровьем, достатком, жизнью? Счастьем?
Борьба с коррупцией, охота на оборотней в погонах. В каждом самом вшивом городишке люди с взглядами доберманов бодро отрапортуют об успехах на этой ниве. Однако венцом этой многолетней борьбы вдруг становится майор Евсюков и иже с ним. А остановивший твою машину гаишник ничтоже сумняшись выбрасывает твой мобильный телефон на проезжую часть, ставит тебя на колени, бьет дубинкой по пальцам и многозначительно перекладывает с одной руки в другую табельное оружие. Под чем подписаться – непропуск пешехода или пересечение двойной сплошной? Только жену, что ждет в машине, не трогайте.
«Нет повода не доверять представителю правоохранительных структур». Ладно, тогда получите расстрелы ночных покупателей в супермаркетах, безымянные трупы по обочинам дорог и железнодорожных насыпей.
Неужели тот спецназовец, что позарился на телефон, просто сошел с ума? Вряд ли. Безнаказанность снижает порог чувствительности. Чувство долга, чувство сострадания, чувство ответственности, чувство порядочности резко атрофируются за ненадобностью. Зачем что-то доказывать, что-то понимать? За спиной – государство, в случае непоняток – государство перед собой, как щит. «Нет повода…»
Джон передернулся от отвращения. Он – народ, потому что живет в своей стране. Неважно, что сейчас далеко от Родины. Спецназовец – государство. Выходит, что он теперь вне закона, потому что пошел против государства. Успешно, вообще-то, пошел. Интересно, тот вояка до сих пор бегает по палубам «Кайена» единорогом? Но что же делать-то дальше? Преступником себя Джон не ощущал. Народ столкнулся с государством – глупость какая-то получается.
Стармех потряс головой, словно отгоняя дурные мысли. Жить почему-то очень хочется. Если же продолжать тут сидеть и размышлять о вечном, то можно дождаться шторма. А вот тогда уже желания могут запросто пойти в разрез с возможностями. Индийский океан – не Ладога. Он гораздо больше и могуче. А ведь, случается, и на Ладоге подобные лодки волны легко лишают запаса плавучести.
Джон осмотрел моторы Судзуки, убедился, что бензина в баке вполне по верхнюю крышку, проверил нейтраль, включил с поста управления в средней части катера зажигание и нажал кнопку стартера. Оба мотора, словно этого и ждали – заурчали ровно и без перебоев. Четырехтактные движки – это круто. Расход бензина – минимален. Хотелось бы надеяться, что запасов топлива хватит, чтобы добраться до Суэцкого канала. Может быть, даже догнать «Кайен». Джон усмехнулся. А Налим выбежит навстречу, излучая радушие и гостеприимность, и протянет хлеб-соль филиппинской выделки.
Можно ориентироваться по солнцу и часам, можно дождаться ночи и вычислить по звездам направление движения. Но удобнее, конечно, сверяться с компасом, который вмонтирован в панель управления катером, как раз над рулем. Даже негры не решились выдрать его и променять на базаре за верблюжий помет. Стрелка в заполненной спиртом сфере как раз показывала почти что на север. Джон слабо представлял структуру и географическое положение африканского берега, но понимал, что если ехать строго на ноль градусов, то в конечном итоге можно уткнуться в какую-нибудь страну типа Йемена, где проливал свою кровь Андрей Константинов, «журналист». Если его по пути, конечно, не изловит антитеррористическая коалиция судов, передаст на флагман Тихоокеанского флота, где уже будет поджидать единорог-спецназовец. А могут и негры-террористы перехватить. Впрочем, в Йемене тоже чувствовать себя живым не разрешат.
Значит, надо забирать на запад, но не очень. 315 градусов – вот он единственно правильный курс. Джон хотел, было, решиться на 314 – число Пи, как-никак, но отклонил эту оппортунистическую мысль. Один градус может статься роковым.
Выпив для бодрости банку холодной Фанты, дед успокоился и поехал в выбранном направлении. Это оказалось непросто.
16
Ночь напомнила о себе упавшей темнотой и урчанием желудка. Когда есть вода, то очень хочется есть. В смысле – кушать. Джон выпил еще несколько банок, чередуя Фанту с Кока-колой, надеясь, что растворенные в напитках калории не позволят ему умереть с голоду. Он пытался закрепить руль в положении, когда компас бы постоянно указывал магическое число три-один-пять, но безуспешно. Вот надуть бы, как в старом кино «Аэроплан», автопилота! Сон наваливался как-то сам собой. Вроде едешь, смотришь по сторонам, держишь свою линию – бац, полчаса куда-то делись. А на компасе несчастные 135 градусов.
В полночь Джон сдался. Решил для себя поспать пару часов. Все равно он посреди океана. Можно попытаться подрейфовать слегка, остановив моторы. Не то уедешь куда-нибудь в сторону острова Кергелен. Конечно, там спецназовец со своими «братьями» не найдет, но вполне вероятно, что и никто другой не отважится тебя разыскать.
На сей раз он проснулся с первыми лучами солнца, поклонился на все четыре стороны, слопал очередную несчастную летучую рыбку, которая была несколько крупнее предыдущей, и помчался навстречу судьбе.
Судьба дала о себе знать ближе к шести часам вечера. Сначала показалась узкая полоска берега почти по носу его катера, потом появилась лодка. Она одиноко трепыхалась на незначительной зыби и по первому впечатлению никакой угрозы не представляла. Можно было предположить, что это припозднившиеся рыбаки. Стало быть, где-то рядом населенный пункт. Бензин таял, нужно было пополнить свой бункер, благо та сотня долларов пока оставалась незадействованной. И Джон, друг всех людей и брат всех белых людей, простодушно направил свой катер к рыбакам.
Его скоро заметили: два человека засуетились в своей посудине, рискуя каждым движением ее перевернуть. Быстро умчаться от надвигающегося, как айсберг на «Титаник», быстроходного плавсредства Джона рыбакам не удалось. Как и предполагалось, ими оказались два невысоких белых парня, отличающихся от истинных европеоидов тем, что они были черные.
Стармех сбавил скорость и медленно приблизился к лодке. Он надеялся, что хоть какими-нибудь жестами удастся узнать, где можно разжиться бензином: поплясать с пустой канистрой, к примеру, или щеки надуть, скосив глаза к носу. Однако этого не потребовалось. Рыбаки гораздо упростили способ интернационального общения. Один из них внезапно кинул в Джона свой нож, длиной чуть ли не в локоть. Может быть, конечно, он умел бросаться, но двигающийся по инерции катер несколько сбил прицел – клинок ударил деда плашмя прямо в грудь.
«Хорошее приветствие!» – подумал Джон, поднимаясь на ноги: от неожиданности он упал назад, прямо на задницу. – «А ведь чуть не воткнул в меня свой килорез, подлец этакий!» Он взвесил нож на ладони, перехватившись почти автоматически за центр тяжести у самой рукояти, и, в свою очередь, послал приветственный клинок обратно. Сделал это он, как в армии, вспоминая уроки сержанта Гореликова: рука отводится назад почти прямой, любое холодное оружие в полете должно сделать только один оборот. Как оказалось, те давнишние уроки были освоены хорошо. Нож с легким чмоком погрузился во всю длину лезвия чуть повыше грудной клетки черного парня, в самое основание горла.
– Здрасте и вам, – сказал Джон.
– Хрр – ответил негр, сделал очень удивленную физиономию и выпал за борт.
Его приятель решил, что пора завязывать здороваться с помощью ножей, и вытащил откуда-то из-под скамейки багор, но с более выпирающим острием.
Стармех очень поразился, но виду не подал: он тоже схватился за первое попавшееся под руку – за весло. Они немного помахались этими палками друг у друга над головами, рыбак наконец не справился с равновесием и вывалился в воду. Джон, широко размахнувшись, врезал ему, уже утопившему свой гарпун-багор, прямо по курчавой башке, только щепки по сторонам полетели. Не иначе, весла тоже делают в Китайской Народной республике. Негр же сразу потерялся из виду, наверно, ушел на дно и там затаился.
Конечно, было досадно, что никакой информацией не разжился, но хорошо, что отделался легким синяком на грудной клетке и ушибом мягких тканей ягодиц. Вообще-то подобные рыбаки не занимаются промыслом в одиночку, но в сгущающихся сумерках больше никаких плавсредств не наблюдалось. Джон осмотрел свой трофей.
Это была, скорее, пирога, а не лодка. Мотором здесь даже и не пахло. Средство передвижения – косой ободранный парус и ощерившиеся миллионами заноз весла, больше похожие по своей форме на дурацкие опахала. Собранные в неряшливый пучок сетки уже покоились по корме, а весь улов в корзине давно перестал трепыхаться. Понятно, почему парни задержались дольше всех на промысле: они были самыми нищими рыбаками, поэтому просто не успевали за другими.
Но, с другой стороны, раз есть люди, ловящие рыбу, значит, где-то должно быть селение, куда эта продукция поставляется. Бесполезно смотреть на зарево над берегом – в таких провинциях электричество, вроде бы, не предусмотрено. Значит, существует два вероятных пути, где коротают долгие ночи рыбаки: ближе к северу и почти что на юге, если верить компасу. Джон не стал гадать, ехать вдоль берега на север – путь в сторону дома. В любом случае, должны попасться хоть когда-нибудь какие-то селения.
Он подкрепился рыбьими спинками, сколько мог, затем перебросил себе в катер сомнительные весла, на всякий пожарный случай, раскачал из стороны в сторону пирогу, добившись, что она хватанула бортом воду. Потом подождал, когда она, начав погружаться, перевернется кверху дном. В хозяйстве его лодки просто должен был быть якорь. Это предположение оказалось истинным, и Джон крепко приложился одной из якорных лап по чуть выступающему над водой днищу. Пирога облегченно выпустила из себя весь воздух через получившуюся дыру и пошла камнем на дно.
– Удачной рыбалки, ребята, – сказал дед, завел моторы и направил свою посудину в сторону берега.
В темноте ездить было неудобно, всегда существовала возможность напороться на какой-нибудь отдельностоящий подводный камень. Но другого выхода, вроде бы, не существовало. Джон всматривался изо всех сил, боясь пропустить вход в бухту, залив или какой-нибудь фьорд. Только там, в защищенном от штормовых волн месте, могла располагаться рыбацкая флотилия. Однако полоса берега не радовала глаз разнообразием: только беспорядочно разбросанные камни. Может быть, конечно, встречались и песочные пляжи, но разглядеть их было невозможно.
Едва светящиеся стрелки наручных часов перевалили за полночь, как Джон заглушил моторы. Где-то за кромкой берега возвышалась отдельная скала, словно нарочно уроненная в этом месте каким-нибудь библейским великаном или кинг-конгом. Прохода в линии суши так и не было заметно, но почему-то казалось, раз такая гора торчит непосредственно у моря, то вода не могла не найти дорогу, чтобы заполнить все пустоты поблизости от этого камня. Не на бетонной же подушке утес этот покоился!
Джон взялся за смешное африканское весло и стал загребать поочередно с обоих бортов, будто на каноэ. С такой лопатой это получалось на диво ловко. Ожидая неминуемого удара о подводные камни, он выгребал на скалу. Наверно, это было достаточно безрассудно, потому что в полнейшей тьме можно было так напороться своим не самым маленьким катером, что потом замучишься вытаскивать.
Но глубина за бортом все не уменьшалась и не уменьшалась. Оглянувшись по сторонам, он заметил, что, по большому счету, лодка уже должна была ткнуться в берег, потому как и справа и слева где-то, если и не вдалеке, то уж, во всяком случае, и не вблизи, угадывалась чернотой суша. Значит, ему удалось найти ту укромную от случающихся в непогоду волн бухту, которую просто обязаны были использовать люди, даже если они и негры. Конечно, если обитала в этих краях хоть одна живая душа.
Вокруг гигантского камня было очень много пространства, с моря, да еще и ночью, очень трудно идентифицируемого. «Хоть на пароходе заезжай!» – подумал Джон и широко распахнул и без того предельно раскрытые глаза.
Слева от валуна виднелось судно, очертания которого были знакомы, как модельный ряд «Жигулей» былым советским автолюбителям. Если и не систершип «Кайена», то однотипный многоцелевой контейнеровоз. Никакими стояночными, ни тем более ходовыми огнями пароход расцвечен не был. Предположение, что его приобрели для своего флота сомалийцы или иные другие молодые независимые африканские государства упиралось в два вопроса: на какие такие тити-мити столь дорогая покупка, и на кой черт им это сдалось? В Африке к работе, как таковой, очень специфическое отношение. Поэтому вряд ли кто-то на черном континенте озаботится обзаводиться серьезным флотом – его же как-то обслуживать надо!
«Если есть судно, значит, есть экипаж!» – подумал Джон. – «А экипаж – это обязательно несколько человек своих, советских. Не на всех же судах сидят националистически настроенные молокососы!» Он понимал, раз уж пробрался сюда, то просто так уйти уже не получится. В крайнем случае, можно считать это попыткой раздобыть бензин.
Стармех повернул свой катер обратно и активнее заработал веслом. Если добавить к желанию сохранить тишину еще и приложение больших, нежели раньше, усилий, то испытание получилось, что надо! Он кое-как догреб до берега, стукнулся днищем о камни и выпрыгнул в воду. Хорошо, хоть моторы можно было легко задрать над самой водой. Двигаясь по пояс в полосе не очень ощутимого пока прибоя, оскальзываясь и проваливаясь между камнями, он затащил свою лодку подальше к берегу, бросил якорь для надежности и посуху начал двигаться к бухте. Конечно, надеяться, что после рассвета ее никто не обнаружит, не следовало, но все-таки очень хотелось.
Осторожно пробираясь по камням, ему, вдруг, почудилось движение на той стороне залива и даже неприятное чувство чужого взгляда. Джон затаился и до одури всматривался в противоположный берег, но ничего не увидел. Так, постоянно замирая и прислушиваясь, он добрел до места, где жесткими тросами крепилась какая-то плавающая бочка, скорее, даже, небольшой понтон с крюком. Вот за этот крюк как раз и цеплялись кормовые швартовы захваченного судна.
Пароход казался мертвым: ни звуков работающих генераторов, ни шелеста шагов по палубе или обрывков чужих разговоров слышно не было. Джон осторожно добрался до понтона и тут, вдруг, в очередной раз оглянувшись на противоположный берег, заметил еще одно судно. Точнее, даже океанскую яхту. Она тоже стояла, не освещаясь ничем. «Такая, наверно, у них в порту светомаскировка», – подумал дед и чертыхнулся про себя. – «Какой порт – логово бандитское!»
Можно было, конечно, плюнуть на все, повернуть обратно, завести моторы и ехать еще несколько часов, пока не обсохнет топливный бак. Но дальше-то что? Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Ни одна черная морда не позаботится известить семью, что сгинул их кормилец, пал у берегов чужого континента. Поводов закончить свой бренный путь здесь более чем достаточно. Так какая же разница, каким образом? Все далекие северные предки предпочитали смертельный бой гибели от голода.
Джон ухватился за синтетический швартов, и полез к судну. Канат, крепившийся к плавучему понтону, неприятно изгибался, норовя обрести максимальную амплитуду. Приходилось ползти в каком-то рваном режиме, а это здорово утомляло. Если бы сейчас вылез на ют самый дурной полуночный бандит, то «кайкки лоппу», это было бы последнее силовое упражнение белого гимнаста-эквилибриста.
Джон залез на палубу, практически лишившись всех сил. Надо же, а он, каждодневно занимаясь зарядкой, считал себя полным сил и энергии. Лежа под самым фальшбортом, дед вспомнил, что так и не озаботился узнать имя этого парохода. Кое-как восстановив дыхание, он, ступая бесшумно – по его мнению, подошел к ближайшему спасательному кругу. «Mekong. Winschoten» – надпись, которая заставила в удивлении потрясти головой: «Меконг» – был систершипом его минувшего «Кайена», порт приписки тот же голландский Винсчотен. Угораздило же кампании чуть не лишиться сразу двух своих судов! Значит, сомнений не было никаких – в машинной команде обязательно должны быть наши: с Украины или России. Джон представил себе судно и решил, раз уж оно действительно захвачено (не по собственной же воле они прячутся здесь!), то экипажу вряд ли позволят сидеть по каютам. Только два места, куда можно запереть всех: под полубаком или в румпельном отделении. В любом случае бежать на бак в открытую – несколько неразумно и преждевременно. Следовательно, нужно лезть по тоннелю из машинного отделения. То есть, в первую очередь забраться внутрь и попутно проверить румпельное. Джон почему-то склонялся к тому, что экипаж сидит в носу парохода.
Без всякого сомнения, все доступные двери должны быть закрыты и бдительные негры, даже, если они безобразно спят на посту, обожравшись халявных судовых запасов еды, воспрепятствуют появлению белого гостя. Это, конечно, не преграда для настоящего профессионала-механика. Штурман может задуматься – ему это положено по должности, может даже впасть в уныние – нельзя воспользоваться советом инженера, но руководящий состав машинного отделения зачастую не имеет лишних секунд на колебания. Еще толком не придумав, как действовать, Джон уже сторожко поднимался на самый верх судна по трапам внешнего периметра.
Забравшись практически до верхотуры, где оставался практически один путь по удобным ступеням – в рубку, с правого, либо левого крыльев. Но стармех им не воспользовался. Он прошел по узкой площадке, ограниченной возвышающейся громадиной фальштрубы с носа и хлипкими леерами с кормы, и нащупал приваренные скобы, ведущие наверх, туда, где выходили наружу черные окончания выхлопных труб главного двигателя, дизель-генераторов и котла. На этой площадке, как правило, матросы привязывали к скобам веревки, на которых болтались флаги стран захода или еще какая сигнализация. Например, желтый вымпел, означающий, что на борту – эпидемия. Джон бы поднял свой флаг, но у него в данный момент не было под рукой лишних предметов гардероба.
Трубы, обычно источающие еле видимый, но чрезвычайно едкий дым, были холодными и неестественными, как дула боевых некогда орудий на постаментах. Дед внимательно огляделся по сторонам, пытаясь запомнить как можно больше деталей, но практически ничего не разглядел. «Что они в своих стойбищах даже костры не жгут, что ли?» – подумал он, попытался рассмотреть яхту, но тоже безуспешно. Как и положено в таких местах было очень грязно, можно было запросто вымазаться в саже так, что запросто сойти за аборигена. Однако Джон залез сюда не за этим. Под ногами легко прощупались четыре рукояти вертлюжных запоров. Только маньяки и придурки держат эти запоры закрытыми изнутри. Как и предполагалось, люк внутрь фальштрубы был не заперт. Стармех, ни мало не заботясь о той саже, что хлопьями полетела внутрь, легким рывком открыл себе путь в недра мертвого парохода.
Спустившись по сварным скобам, он постоял прислушиваясь. Было очень тихо, но почему-то казалось, что за дверью в румпельном отделении кто-то есть. 3ащелка на дверях была открыта, но не будут же негры сидеть в полностью изолированном помещении!
Джон нажал на дверную ручку и осторожно, досадуя об отсутствии хоть какого-нибудь режуще-колющего инструмента, заглянул внутрь. Быстрый взгляд его полностью удовлетворил, и он спокойно вошел внутрь.
– Паша, привет! – сказал он.
17
Парни: Пашка и Юра – не очень верили своим глазам. То один, то другой пытался себя незаметно ущипнуть, а Эфрен даже подошел поближе и потрогал Джона за предплечье.
– Ну, как? Похож я на вражеского лазутчика? – спросил дед.
Чтобы весь остальной коллектив понял, в чем тут дело, Джон в нескольких предложениях, не особо вдаваясь в подробности, обрисовал на английском языке свои злоключения.
– Кстати, может быть, у вас тут что-нибудь, за исключением верблюжьего дерьма, покушать найдется? Не то я, как сказал Киса: «Же не манж па си жу», – закончил он.
На самом деле стармех был очень рад, что встретил здесь Юру, с которым уже достаточно давно довелось однажды работать вместе, Эфрена, кормившего его на прошлом контракте, а также Пашку. Последний был вообще земляк, да не просто земляк, а с родной школы, только на пару классов помладше. Пока он уминал за обе щеки сушеную рыбу с серыми лепешками, народ продолжал смотреть на него, как на Деда Мороза.
– Что, ребята, хотите узнать, как там на воле? – спросил он, выпил воды из поднесенной баночки и добавил. – Валить надо отсюда. Чем скорее, тем лучше. Можно, конечно, подождать, пока всех нас, простите – вас, выкупят, но это вовсе не обязательно.
– Как же нам отсюда выбраться, если мы даже понятия не имеем, куда ехать? – спросил старпом, но по интонации вопроса было понятно, что это не играло никакой роли.