Сборник Литклуба Трудовая – 2018. Четвёртая часть

С мыслью что Всевышнему и командирам видней я убыл в город Хабаровск, где меня и ещё четверых офицеров, тоже специалистов по АСУ и СРЦ, посадили в самолёт АН-22. Вместе с нами летели пять человек в элегантном гражданском платье.

После взлёта люди в цивильном пояснили нам, что они представ-ляют силовые структуры, и будут с нами всё время командировки. За-тем они объяснили нашу задачу – мы направляемся в дружественную нам Демократическую республику Афганистан для замены аппаратуры опознавания «свой-чужой» на зенитных ракетных комплексах (ЗРК) «Стрела-10» подразделений ПВО Сухопутных войск. «Путёвка» льготная, на несколько месяцев.

Начиная с 1981 года, участились полёты самолётов-разведчиков, особенно со стороны Пакистана, с целью уточнения прибытия новых частей, дислокаций наших войск, позиций артиллерии и танковых частей, систем артиллерийского залпового огня «Град», ЗАК «Шилка», ЗРК «Стрела-10».

Эти данные разведки, помимо информации, поступающей от местного населения, активно использовались афганскими моджахедами. Слово «моджахед» арабского происхождения («муджахид», множественное число «муджахиддин»), буквально означает «борец за веру». Советская армия и афганские власти называли их душманами (дари;;;; – du; man, душмон – «враг»), а советских солдат афганцы именовали шурави (дари;;;;; —;ourav;, ш; рав; – «советский»). Советские солдаты часто, в быту, употребляли для их обозначения жаргонное слово «духи» – производное от «душ-маны».

С территории Пакистана с помощью вертолётов перебрасывались в труднодоступные горные районы диверсионные группы, оружие, продовольствие, медикаменты.

Поэтому и возникла необходимость замены системы опознавания – для более эффективных действий ЗРК «Стрела-10» использовавшихся для прикрытия аэродромов, колонн на марше, пресечения полётов самолётов-разведчиков над территорией ДРА.

Наш самолёт совершил посадку в Киргизии, в аэропорту города Фрунзе (ныне Бишкек), где нас переодели в форму рядового состава, выдали оружие, изъяли документы. Оставили только личные жетоны.

Ночью на самолёте ИЛ-76Т мы вылетели в ДРА. По прибытии в Кабул выгрузили аппаратуру, которая была в опломбированных ящиках. Затем эти ящики перенесли на склад.

Нас разместили в отдельном блоке на территории Кабульского передвижного военно-полевого госпиталя. Там мы впервые увидели наших раненных солдат, прапорщиков, офицеров, их боль и страдания. А так же тяжёлую круглосуточную работу военных врачей и медперсонала.

Об этом трудно писать, это надо было видеть своими глазами…

В дневное время мы были ограничены в передвижениях по территории госпиталя, только в столовую и обратно, не говоря уже про выход в город. Нам было запрещено вести какие-либо разговоры с посторонними лицами о цели нашего прибытия и о характере выполняемых работ.

В целом (не вдаваясь по определённым причинам в подробности) суть работ состояла в следующем – мы вылетали на вертолёте к местам дислокации ЗРК, предварительно загрузив необходимое количество аппаратуры. Маршрут полёта знали только наши сопровождающие (представители компетентных органов) и экипаж вертолёта. Все работы по замене систем опознавания проводились только в ночное время.

По прибытии на точку дислокации ЗРК мы проводили проверку исправности старой аппаратуры опознавания, демонтировали её, со-ставляли опись на аппаратуру (её заводские номера, количество кодо-вых фишек и т.д.). В присутствии наших сопровождающих и командира батареи мы расписывались в Описи, укладывали аппаратуру в ящик, который тут же опломбировывался сопровождающими.

Затем вскрывали ящик с новой аппаратурой, проверяли её нали-чие и комплектность согласно описи, устанавливали на место, проверяли работоспособность, производили настройку. После чего составлялся «Акт приёма-передачи», который подписывали мы, наши сопровождающие и командир батареи.

Загрузив ящик, со старой аппаратурой, на борт летели на новую точку. За ночь успевали побывать максимум на двух позициях ЗРК. К утру возвращались на базу.

С поставленной задачей мы справились за три месяца, и убыли в Союз.

Затем была учёба в калининской Академии, служба на Украине, увольнение в запас.

Но даже за тот короткий срок, который мне пришлось побывать в Афганистане, я многое увидел и понял, как тяжело было нашим вой-скам, в каких нечеловеческих условиях находились необстрелянные, не подготовленные как морально, так и физически молодые ребята в колоннах на марше, на блок-постах, во время проведения боевых операций.

Боевой опыт приходил со временем, но в Афгане этот опыт требовал слишком много крови…

И сейчас, через многие годы после вывода наших войск из Афганистана, очень горько осознавать, что всё это было напрасно. Можно было обойтись без этой войны, без этих десятков тысяч людских потерь, за которыми стоят молодые человеческие жизни, неродившиеся дети, слёзы и огромное горе близких и родных… Да и развал великого Союза начался с этой точки отсчёта…

Под впечатлением всего увиденного я написал стихотворение, ко-торое посвятил всем воинам-афганцам. Всем, кто был там. Чтобы люди не забывали те подвиги, которые совершили простые советские парни, находясь на чужой враждебной земле, выполняя приказ, выполняя интернациональный долг.

Я благодарен судьбе, что она дала нам возможность быть рядом с этими замечательными людьми, настоящими воинами, настоящими Героями.

Афган

В то время нас не выбирали,В то время просто отправляли.Кого бортом, кого в вагонах,Долг выполнять перед народом.Остались в памяти у них,Глаза любимых и родных.Руки дрожащих матерей,В бой отправляющих детей.Афган, Афган, песок и камень,Твой первый и последний бой.Афган, Афган, огонь и пламя,И только боль, и только боль.А пуля дура, не выбирает,Ударить в сердце или камень.Ах пуля, пуля, если бы ты знала,Кого убила, кого порвала…И перед боем все молились,Что мы, что «духи», один чёрт.Друзей погибших вывозили,Машинам потерявши счет…И санитарные палатки,И раны выживших в бою,Бинтов кровавые заплатки,Забыть я просто не могу.С кого спросить за эти муки,Кто даст ответ или отчёт.За что погибли наши дети,Идя «За Родину – вперёд!».А сколько без вести пропавших,И неопознанных ребят.Там на чужбине оказавшись,Под скромным именем «Солдат».Проходят годы, всё в забвенье,Кресты, могилы и цветы.И с сожаленьем вспоминаем,«Тюльпана чёрного» черты.Гранита мокрая прохлада,Колонки надписи на нём.Цветы, друзья и место встречи,Всех тех, кто был там под огнем.

Валерий Кузаков

Валерий Кузаков в Чернобыле, 1988 год, Днепропетровск

Моя осень – восемьдесят восемь

О Чернобыльской командировке. За 25 лет прошедших стой поры многие впечатления сильно «полиняли», но попытаюсь вспомнить…

Командировался я в село Корогод. Приезжающим нас менять в ноябре 1988 года мы пели: «Приезжайте в Корогод и встречайте Новый год».

Числился я временно во временной воинской части 61453. Это был отдельный инженерный батальон специальных работ. Я был командиром третьей роты специальных машин с 16 августа по 18 ноября 1988 года. Вот именно теперь я сожалею, что не оставил дневниковых записей и других военных документов того времени.

В эту командировку от Днепропетровского ВЗРКУ было назначено три командира. Один – лицо, приближенное по родственной линии к руководству училища (майор Витя Костюченко) срочно заболел. Второй кандидат из студентов старший лейтенант Юра Небосенко пришел ко мне рассказал, что у него молодая жена (а он ее подозревает в походах «налево») и детей еще нет…

У меня в семье тоже было плохо, но я решил ехать. Дал согласие и в училище «родился» приказ №190 от 15.08.1988 г.

Юра Небосенко был «джентельменом» и пришел провожать меня в командировку, меня – своего «спасителя». Проводы заключались в «доброй выпивке». Вот так под «наркозом» я прибыл в г. Киев прямо в управление кадров Киевского военного округа. Там меня приняли, оформили и наказали ждать до 14-ти часов, т.е. до того времени, когда сформируется вся новая команда для отправки. Пошел я «гулять» и зашел в почтовое отделение, где на почтовом бланке написал письмо своим родителям, Царствие им Небесное.

Мой отец положил эту «писульку» в свою паку с документами. Через много-много лет разбирая батин архив, после его смерти, нашел свое письмо. Спасибо тебе мой ОТЕЦ!

Затем нашу «бригаду» повезли в Чернобыльскую зону. В селе Оранное был пропускной пункт. Проверили документы. Записали номер моего радиоприемника для того, чтобы через три месяца, по возвращению из Чернобыля, я мог вывезти его, и меня не приняли за мародера. Подтверждение – совпадение № на приемнике с № записанным в книге учета.

После оформления разных документов и разового пропуска меня забрали представители воинской части 61453 и повезли в Корогод. У каждого был свой Чернобыль!!! По данным прессы на 1990 год Зону прошли более 340 тысяч военнослужащих и военнообязанных. Кто-то был в самом пекле в 1986 году, кто-то был позднее, но по срокам гораздо больше, кто-то был на складах за Зоной, а получил всё, а кто-то решал сложные задачи, но по своим заслугам оказался не причем.

Такое же положение и мнение у Сергея Вдовина. Я прочитал его «Лето в Чернобыле» и был поражен таким литературным даром, лите-ратурным языком, памятью обо всем, что было в Чернобыле. У меня и сотой части такого таланта нет!!!

К героям Чернобыля себя не причисляю ни в коем случае, просто именно в это время и в этом месте оказался я, но свою работу сделал «хорошо».

В Корогоде я менял своего сослуживца по ДВЗРКУ капитана Сергея Мелкова. Очень жаль, но три года назад я узнал, что Сергея среди нас живых нет. В чем заключается причина его ухода из жизни, я не знаю. Серёжа ввел меня в курс дел. Потом я ждал, когда оформятся мои документы и допуск к работе. За селом был маленький ставок (пруд) в нем было немеряно карасиков. В свободное время по вечерам на простую удочку и белый хлеб мы ловили эту рыбку и выпускали потом в фонтанчик, который был перед нашим командирским домиком. Бывало после смены сядешь на край фонтана и смотришь, смотришь на рыбешек и на душе светлее становиться.