скачать книгу бесплатно
– Не клевало, – нехотя ответил Василий, – Оказывается, в праздники рыба не клюёт.
– Вы хоть от дома-то отъезжали?
– А как же? – сделал обиженный вид Василий, – Я всё снял на фотоаппарат. Возьми и посмотри. На снимках мы с Фёдором пьём чай в избе.
Жена недоверчиво стала разглядывать фотографии.
– Ваша изба выглядит, как хорошая квартира!
– Так и есть. Что мы, не люди что ли? – обиделся Василий.
– Теперь я понимаю, почему у вас не клевало?
– Почему?
– Вы забыли убрать со стенки домашний женский халат, который висит на гвозде за вашими спинами.
Василий недоверчиво глянул на снимок. «Вот это прокол!» – подумал он и сказал:
– Он там висит всегда – это не халат, а маскхалат.
– Вы что, от рыбы маскируетесь?
– Нет, только когда охотимся. Дичь домашней одежды не боится.
– Вы сидите вдвоём, а кто же тогда вас фотографировал? Не владелица ли халата, забывшая его одеть?
– Ну, ты, мать, даёшь! Разве женщины бывают так далеко от дома? Там были другие рыбаки. И хватит меня допрашивать! Что я, алкоголик какой, что ли? Всегда ты весь праздник испортишь! Как-никак был День России! А мы, как истинные патриоты, чтим русские традиции! Фотографировал нас, могу сказать, Филька Семушин.
– Это не тот, который утонул?
– Он самый.
С Филиппом приключилась в своё время целая история. Однажды пошёл он от избы к речке зачерпнуть воды в чайник, а его драгоценная соломенная шляпа, которой он очень гордился и с ней не расставался, взяла и свалилась с головы в воду. В речке у самого берега глубина больше метра. Филька не рискнул прыгнуть в воду. «Ладно», – подумал он, – «Её всё равно прибьёт к кустам, попью чаю, схожу за лодкой и её выловлю». А шляпа, как он её потом не искал, исчезла бесследно, ни у ближайших кустов, ни ниже по течению её не было.
Через некоторое время шляпу нашли рыбаки. Тогда люди все и подумали, что Филька утонул. Без этой шляпы на голове его никто представить не мог. А поскольку Филипп пропадал на заимке неделями, его естественно никто и не видел. Объявился он без шляпы, когда его уже и искать в воде перестали. С тех пор он и стал утопленником.
– Лучше бы ты работал! – сказала Вера и отошла от мужа.
Больше Василия Григорьевича никто не допрашивал. Он лежал и мучительно вспоминал, какой сегодня день и, какой праздник может быть именно в этот день.
«Скорее бы, что ли, отменили реформы и с утра ходить, как раньше, на работу. Тяжело без работы, никакого здоровья не хватит!», – а ещё он подумал, что не будет больше на рыбалке фотографироваться.
ДЕРЕВЕНСКИЕ БУДНИ
– Я только до ларька и обратно, – сказала уже на пороге жена, захлопнув за собой дверь.
Ларёк недалеко, всего в ста пятидесяти метрах от дома, но дойти она не успела, встретилась Семёновна, которую она не видела со вчерашнего дня. Семёновна, обычно прохаживалась от безделья у своего дома, выгуливая себя и высматривая жертву для разговоров.
– Привет, Семёновна!
– Дравствуй, дорогая, дравствуй! Вижу собралась за покупками.
– Да, каки покупки! – воскликнула Пелагея Никандровна, – Соль кончилась да немного чесноку взять. Суп готовлю, а соли нет.
– Вот и я варю.
– У тебя, Семёновна, поди, проблем нет. Муж рыбы наловил.
– Да кака рыба! – воскликнула Галина Семёновна, – одни штрафы привозит. Вместо рыбы – квитанции об уплате штрафа. Как ни поедет, обязательно попадётся. Говорят, каки-то Архангельские «рыбники» понаехали с автоматами.
– Врут! Толька Колаев, начальник-от рыбинспекции, дружков насадит, вот тебе и Архангельские! Вася Ляховский, пилот и его друг, с ним ездит, браконьерит. Никому житья не дают, только бутылки сшибают. Мой каждый раз бутылку просит, говорит – для «рыбников», а может, и сами выпивают, кто их знат.
– Петьку-то Лохова с рыбой поймали, уголовное дело завели, а некоторые откупаются. Юрка Маков с Урлыкиным просто забрасывают рыбину на ходу в лодку инспекторов и их никто не трогает, а ездят кажну ночь. Кому-то нельзя ловить, а кому-то законов нет.
В это время раздался вопль, слышимый, наверно, в другом конце улицы. Женщины обернулись, но не удивились, привыкшие к своим соседям и причудам деревенской улицы. Такие звуки подавал только один человек. По мостовой шёл сосед Володя Кошкин, как говорят: «навеселе». Он и издавал эти вопли, то ли пытался петь, то ли радовался своему состоянию. Этот человек, если не считать постоянных «праздников», был безобидным и никого не трогал, но, приняв дозу, старался громко заявить о себе, как дома, так и на улице. Работал он на ответственной работе, но физически ничего не делал, высмаливая одну за другой папиросы. Даже дочка однажды его спросила: «Папа, ты почему на работе ничего не делаешь, только куришь?» Он ответил: «Я курю и думаю».
– Опять нажрался. Как только выходной, так ходит на рогах, – Галина Семёновна смотрела на соседа, возвращавшегося с очередной гулянки.
– А что ещё ему делать? – сразу подключилась к новой теме Пелагея Никандровна, – По дому он не работает. Тяжелее папиросы никогда ничего не поднимал. Всю физическу работу выполнят у него жена: сама дрова колет, сама воду носит и даже моторы ему таскат, когда он выезжает на рыбалку. Она идёт к лодке с мотором, а он идёт сзади, несёт сумку с продуктами; всегда ссылается на больную спину, хотя медкомиссии на своей строгой работе проходит кажный год. Постоянно ездит отдыхать в санатории. Токо от чего отдыхать? Скорее всего от семьи, – сама себе ответила Пелагея Никандровна.
– Да-а, видно любовь, раз жена за него всю работу делает.
– Не знаю, какая любовь, но пока живут вместе. Жена иногда нам соседям жалуется, но так, чтобы муж ничего не знал.
Володька остановился, вычищая о траву ногу. Он наступил, не заметив, в то, что оставили после себя деревенские дворняжки. Любитель чистоты и порядка, он громко рассказывал всей улице всё, что знал о собаках и их хозяевах, особенно не вникая, слушают его или нет.
Собаки не заставили себя ждать. По переулку неслась целая свора с громким лаем. Впереди бежала сучка, выбирая только ей ведомую дорогу, а стая неслась за ней. Ближе к сучке находились огромные псы, а дальше те, что помельче, то ли ростом не вышли, то ли порода такая дворовая уродилась, но лаяли громче всех как раз те псы, что не вышли ростом.
Косясь на Володьку и на пробегающую свору, подошла к женщинам Фроська, которую соседи знали, как большую любительницу посплетничать.
– Что нового? – спросила она, обращаясь сразу ко всем.
– А что нового? Кто в магазин, а кто из магазина, вот и все новости, – ответила Пелагея Никандровна.
– Ты, Пелагея, опять в новом пальте.
– Какое новое? Я его уже лет десять ношу.
– А с виду, как новое, – не сдавалась Фроська, удручённая своим неудачным комплиментом, – В магазин у школы опять товар завезли, – добавила она, чтобы исправить возникшее недоразумение.
– Я утром была, не было свежего товара, – сказала Семёновна.
– Утром не было, а сейчас пришли баржи, их разгружают и сразу везут всё в магазин.
Кошкин, наконец, очистил ногу и направился дальше, окликая за сто метров, вынырнувшего из подъезда соседа. Не услышать его было трудно:
– Никола, пойдём выпьем, сегодня Вовка гуляет!
Видно было, что мужик всматривался в людей на дороге, потом нырнул обратно в подъезд – на таком расстоянии отвечать не имело смысла.
– О, наши поднялись в воздух! – увидев взлетающий самолёт, громко возвестил Вовка. Говорил он это сразу всем и никому в отдельности, надеясь, что с ним кто-нибудь заговорит и захочет пойти вместе с ним выпить. Видя, что никто на него не обращает внимания, Вовка засеменил к своему дому.
Фроська продолжила:
– А в центре арбузы дают, – подумав, добавила, – с нитратами.
– Ты-то откуль знашь, что с нитратами?
– А где же ты видела в наше время арбузы без нитратов? – сразу взвинтилась Фроська.
– Не все же арбузы с нитратами, – продолжала спорить Семёновна, – Есть, наверно, и без нитратов, только нам их не привозят.
– Ну, я пойду, – сказала Пелагея Никандровна.
– Подожди, расскажи лучше, живёт Вовка Слесаренко со своей или не живёт?
– А чего им не жить, живут.
– Говорят, они разводиться хотели?
– Да мало ли что говорят. Послушать, так уже всех развели и снова свели обратно.
– Ну, не скажи! – воскликнула Фроська, – Вон, молодые Голубцовы сразу после свадьбы развелись. Говорят, они и сходиться не хотели, родители заставили.
– А кто их знат! – воскликнула Пелагея Никандровна. – Видишь, идёт бородатый? Этот уже раз семь женат. Никак не может выбрать себе жёнку по душе, а они глупые всё равно к нему липнут, и не какие-нибудь, а молодяшки бестолковы.
– Потому и липнут, что глупые, – уверенно подытожила Фроська.
Бородатый, тем временем, поравнялся с соседками:
– Никандровна, дай двести рублей на пиво.
– Я же тебе два дня назад давала.
– Два дня назад я и пиво выпил, а теперь надо снова.
– Иди своей дорогой.
– Никандровна, нехорошо так делать. Ты же знаешь, что я всегда отдаю.
– Нет у меня денег.
– Фрося, дай полтинник.
– Я что, на тебя работаю? У тебя жён много, у них и спрашивай.
– Сейчас я холостой. Вот женюсь на тебе, тогда и спрашивать не буду.
– Чем же ты жениться будешь? У тебя давно стопроцентный износ!
– Это как сказать! Сейчас я тебя ещё не полюбил, а дашь взаймы, может и полюблю.
– Иди своей дорогой, не мешай женщинам.
Галина Семёновна, не вступавшая в разговор, начала зевать. Ей стало скучно оттого, что внимание уделяли не ей, а постороннему человеку. Она, привыкшая общаться с мужчинами, причём не имело значения, женатые они или холостые, привыкла к вниманию к своей персоне, а сейчас этот бородатый отвлёк от неё всё внимание.
Бородатый не сдавался:
– Гляди, как я вам помешал! Наверно уже всё обсудили: кто женился, кто развёлся, а кто умер, царство ему небесное.
– Тебя-то, небось, не уколотишь, никак копыта не откинешь, попрошайка!
– Но-но, только без оскорблений, я никого не оскорбил, а попросил денег, так взаймы и вежливо, даже жениться предлагаю.
– Иди же ты, наконец, стонота!
Мужик ушёл. Галина Семёновна тут же перевела разговор в нужное русло.
– Вон Дашка Чувихина развелась с мужем, а теперь по ночам водит к себе мужиков.
– Ты-то откуль всё знашь? – спросила Пелагея Никандровна.
– Есть соседи, которые всё знают. По ночам диван скрипит, а ребёнок кажну ночь падает на пол, а потом ревёт. А утром в пять часов, как по расписанию, ночные гости из подъезда выскакивают. Того не понимает, что соседи в это время уже встают и всё видят.
– Молодая, вот и бесится!
– Это, конечно, её дело, если бы не страдал ребёнок. А так, что из него вырастет, при такой-то мамаше?
Ответить никто не успел. Лошадка, погоняемая возчиком, лениво бежала по дороге.
– Эй, бабы, навоз не нужен?
– А на кой он нам твой навоз?
– Огород удобрять. Берите, пока я добрый.
– Мне нужен, – вдруг всполошилась Пелагея Никандровна, – Высыпай вон к тому огороду, только с другой стороны.
– Вот это по-нашему, – сказал мужик, – Сразу видно – хозяйственная женщина.
Он, удаляясь на лошади, ещё что-то бурчал, но его уже не было слышно.
Семёновна продолжила:
– Бабы молоды, вот и бесятся. Теперь им многое дозволено. Лес валить не нать, сено заготовлять тоже. Куды девать свою молодую энергию? Вот и тратят её на мужиков, не стесняясь. Стыда у нынешней молодёжи нет.
– Ты, Семёновна, себя-то молодую вспомни. Забыла, как за парнями увивалась?
