Капсула

– Ну, что что ж … Лида, я понимаю, что это наша последняя встреча и я от всей души благодарю вас за возможность видеть это место. Так бы и сидел здесь, смотрел на воду, слушал ее грохот. Интересно, в следующей жизни смогу я действительно здесь побывать.

– Стас, ваши слова означают, что вы на наше предложение согласны?

– Да, я согласен. Это мое решение.

Вода ревела столь громко, что Стас почти кричал, стараясь перекрыть этот громовой рев. В его голосе сквозила нервозность. Он был возбужден сверх меры. Крайнее беспокойство в момент объявления решения, подогретое грохотом водопада. Так и должно быть. Все-таки она правильно сделала.

– Стас, вы сказали 'в следующей жизни', но речь не идет о следующей жизни, мы говорим о параллельной жизни, альтернативной. Могу я узнать, что натолкнуло вас на принятие именно этого решения. Фильм был для вас толчком?

– Ну, в фильме я не увидел ничего такого, о чем бы не думал. С другой стороны фильм высветил для меня исключительно важную вещь, которую я вдруг понял. Мне внезапно пришли в голову строки Пастернака: 'позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех'. Это, к сожалению, ко мне относится. Фильм показал, что я не фронт-мен, то-есть не герой. Нельзя мне геройствовать, ведь я не готов отсидеть в тюрьме 10 лет, не надо лезть на рожон. А я лез, и … зря. Я обычный клоун, роль Гамлета не моя. Вечно я в телевизоре, это стало для меня, как наркотик. Я сто раз смотрел на себя на экране, но на этот раз все было по-другому: я себя не узнавал, увидел, что стал примитивен, мои тексты становятся все проще и проще. Как иначе? Я приспосабливаюсь к самой широкой аудитории, большая часть которой не готова к восприятию глубоких и важных мыслей. Не следует лишний раз вылезать на телеэкран, хотя, признаю, это для меня пленительно. Для меня невозможно отказаться от практически любого приглашения выступить на радио или телевидении. Обожаю давать интервью, а это постыдно. Я надеюсь, что в альтернативной жизни я буду тише, скромнее, и тогда в молчании и одиночестве у меня родятся хорошие, интересные мысли.

У Лиды было четкое ощущение, что даже сейчас Красновский играет в смирение, но сам своей игры не замечает, продолжая любоваться своим умом и самобытностью. Надо было Стаса как-то прервать, сам перестать говорить он не мог.

– Я сейчас не нужен России, не вовремя родился, а это несчастье. И по-этому я должен перестать упражнять свое банальное тщеславие и сосредоточиться на писательстве.

– Да, Стас, надеюсь, что все так и будет. Желаю вам счастья, творческих успехов. Как вы понимаете, это не пустые слова.

– Постойте, скажите мне напоследок … в моей обычной жизни все точно будет по-прежнему?

– Что вы имеете в виду?

– Понимаете, мое расписание давно сверстано. 6-го октября я должен выступать в Доме Художника с моим моноспектаклем 'Откровения русского провокатора'. Я не могу не прийти …

– Не вижу, почему ваше расписание сломается. Конечно, вы представите свой спектакль. В этом я тоже желаю вам успеха, обещаю прийти.

– Да, конечно, вы же живете в Москве. Я как-то забыл. Я буду вас ждать. Спросите у входа Ивана Белаша, моего менеджера, он вас проведет. Зачем вам платить за билет …

Суетные мысли. Лида видела, что Стас пока совершенно не изменился. Ей даже трудно было представить, как альтернативка может подправить этого амбициозного толстенького полу-еврея, сознающего свою мало привлекательную внешность, но все равно до сих пор страстно желающего быть актером, даже не актером, а каким-то странным политическим шоуменом, играющего политическую реальность, не уверенного, что у него получится, но всей душой надеющегося, что сможет донести до публики основные идеи мироздания, которые на самом деле, не лезли ни в какие ворота. Лида видела перед собой Стаса Красновского, большого, толстого, умного, довольно неприятного, закомплексованного, ребенка, гоняющегося за химерами и за признанием толпы, которую он не уважает.

– До встречи, Стас, на спектакле и … счастливо. Я уверена, что вы приняли правильное решение.

Обычная, чуть застенчивая улыбка Красновского – это было последнее, что Лида видела. Вокруг нее было очень тихо: ни нервного Стаса в шезлонге, ни оглушающего шума воды. Лида очутилась дома, и сразу к ней пришло осознание, что следующим клиентом у нее будет Анрей. Тут надо что-нибудь романтическое. Экран услужливо показывал ей дивные виды люминесцирующего ночного моря. Ага, это какое-то море Звезд на Мальдивах. Как же красиво! Экран услужливо подсказал Лиде название острова, Ваадху. Сказочное место. На берегу моря ты себя ощущаешь, как в космосе. Лида прикрыла глаза и окрыв их, сразу почувствовала магическую атмосферу волшебного пляжа. Вода напоминала ей зеркало и сияла ярко-голубым цветом, берег был усыпан 'звездами'. Справа она увидела приближающуюся фигуру Андрея. 'И зачем я только снова его на пустынный пляж поместила? У него от пляжа остались такие травматические воспоминания. Когда я уж научусь все учитывать? Наверное, никогда … ' – Лида была собой недовольна. Но Андрей, улыбаясь, опустился рядом с ней на песок. Они оба заметили, что когда Андрей шел по кромке воды, он оставлял на мокром песке следы, и теперь они ярко светились синим. Голубые светящиеся барашки плескались о берег. Синий мерцающий свет будоражил и одновременно успокаивал. Лида с Андреем, как загипнотизированные, завороженно смотрели на эту маленькую галактику.

– Лид, это сон? Я сплю? Давай искупаемся! Пожалуйста, прошу тебя.

– Подожди, Андрей, мы с тобой здесь не для этого.

– Господи, а для чего? Давай зайдем в воду. А? Все остальное подождет. Устал я от городской серости, а это … что-то совсем потустороннее. Ты специально меня сюда позвала, да? Хочешь ответ мой услышать? Да, да, я согласен. Когда я это вижу, мне хочется верить только в хорошее. Я знаю, все у меня будет хорошо. Цвет этот ярко-голубой, неземной. Лидка, а можно я никуда отсюда не уйду? Не хочу ни в другую жизнь, ни обратно в Сан Франциско. Я хочу здесь остаться.

– Андрей, ты уже в Сан Франциско, ты же знаешь. А насчет этого звездного моря … нет его, это я его для нас сделала. Захочешь, поедешь туда с Мариной.

– Да, не хочу я с Мариной, я хочу с тобой.

– Не стоит об этом. Ни к чему. В общем, я так поняла: ты согласен? Я правильно поняла?

– Да, правильно. Согласен. Как я могу быть несогласен? Ты же знала, что я соглашусь.

– Могу я спросить, что тобой в принятии этого решения руководило? Фильм помог?

– При чем тут фильм? Просто я из тех людей, которые данный им шанс просто не могут отвергнуть. Не в состоянии. Сейчас, это уникальный шанс и я его приму. Вот и все. И еще … я надеюсь, что многие вещи удадутся мне лучше. Уж не знаю, что там во мне поменяют. Ты случайно не знаешь? Если знаешь, скажи.

– Не знаю, Андрей, честно. Ты правда уверен, что фильм 'ни при чем?'

– Ну да, там было несколько моментов, за которые мне стыдно, но … человеку всегда за что-нибудь стыдно. Это естественно. В альтернативной жизни, мне будет стыдно за что-нибудь другое, только я может этого не осознаю. Фильм-то больше не покажут … или покажут?

– Андрей, человеку иногда предлагают еще одну альтернативную жизнь. Насколько часто это бывает, я просто не знаю. Ты бы хотел продолжить?

– Да, конечно. Новый шанс … я тебе объяснял.

– А ты готов, что у тебя может быть будет другая жена … другие дети … все другое?

Андрей молча кивнул, поднялся, обнял ее и пошел в светящееся море, прямо в одежде. Он зашел довольно далеко и последнее, что Лида различила – это были маленькие подрагивающие звездочки на его мокрых плечах. Потом его силуэт полностью пропал из виду. Лида снова была одна на своей кухне.

А сейчас надо встретиться с Пашей. Лида поморщилась, с Пашей ей видится не хотелось. Впрочем сейчас конкретный клиент был ей не так уж важен, ее завораживало экзотическая декорация, которую она сама создавала. По экрану шли кадры, представляющие гору Рорайму. 'Черт, опять, они выбирают мои декорации. Как я этого раньше не заметила. Рорайма в Южной Америке? Я никогда там не была. Но мне больше сейчас ничего не показывают, чтобы я могла выбрать.' – Лида с досадой смотрела на экран, уже понимая, что 'они' выбирают за нее, но делают это прекрасно. Конечно, величественная гора, вершина которой утопает в облаках – это как раз то, что впечатлит Пашу. Лида сразу Рорайму узнала, очень уж это место было популярно в интернете. Выглядит, как кадр из фантастического фильма: висящее в облаках плато с обрывистыми стенами, каскадами водопадов, чародейными реками с красными и черными водами. Совершенно неправдоподобная картина, с внезапной сменой дня и ночи: то несколько суток стоит светлый солнечный день, то внезапно на несколько часов начинается кромешная тьма. Это Лида видела на своем экране, но сейчас у них не было 'нескольких суток'.

Встреча с Пашей не займет у нее много времени. В лицо Лиде подул свежий порывистый ветер и она на секунду остановилась, пытаясь свыкнуться с нереальным затерянным миром. Она стояла на краю отвесной пропасти, куда без специального скалолазного снаряжения было не подняться. Паша лежал ничком у ее ног, заглядывая в пустоту, его голова свешивалась вниз. Снизу к ним поднимались облака, ветер нес в лицо клубы дыма, был туман, и казалось, что они стремительно летят сквозь тучи. Через пробелы в тумане они оба видели холмистые равнины в полосках водопадов. Вся поверхность плато была совершенно черной с редкими розовыми просветами, сзади виднелись природные 'джакузи', яркие пятна торфяных болот, поросших яркими красивыми цветами. Паша видел, что Лида подошла к нему вплотную, но продолжал смотреть вниз, слишком уж завораживающим было зрелище.

– Паш, ну что ты решил?

– Что я решил? Ну, поеду … вы же мне поможете.

– В чем я тебе, Паша, могу помочь?

– Ну погодите, сейчас … мы об этом поговорим. А это что за местность? Мы с вами уже там что-ли? Это же нереально как красиво. Правильно, что мы все это замутили. Я так и знал, что здесь классно.

– Что замутили? Что классно? Ты о чем?

– Ну, что вы там про альтернативную жизнь говорили … мне нравится, реально классно. Приколюха …

– Паш, ты, что, правда, думаешь, что ты 'там'?

– А где я?

– Паша, это гора Рорайма в Южной Америке. Я тебя сюда пригласила, чтобы поговорить. Ты сказал, что 'поедешь'? Это твое решение?

– Я же сказал. Поеду, что тут говорить еще?

– А моя в чем помощь?

– Вы мне туда попасть поможете, а там я уж сам справлюсь. Только, давайте погодим … я здесь хочу побыть. Тут по кайфу.

– Паша, мы пока в капсуле. Это не реальные горы, это тебе все кажется, потому что это капсула. Сюда и попасть-то можно только со специальным оборудованием.

– И что? Вы меня совсем не знаете. Я скалолаз, был в Саянах, могу залезть куда угодно.

– Паша, не надо тебе никуда лезть. Давай, сядь рядом со мной и четко ответь на мои вопросы, или задай свои, если они у тебя есть. Фильм тебе помог принять решение?

– А что фильм? Там про мою скучную жизнь показывали. Я хочу ее изменить, вот и все. В другой жизни я уеду из Братска, иммигрирую в Америку.

– Откуда ты все это знаешь? Может останешься там, где живешь, кто знает?

– То-есть вы хотите сказать, что я в Братске останусь? Снова лесовоз буду водить? Нет уж, так мы не договаривались. Я не верю. Зачем тогда мне другую жизнь предлагают?

– Да, твоя жизнь изменится, но как, мы не знаем. Ты говорить об иммиграции, как о решенном деле, но я не уверена, что это непременно будет. У тебя нет никаких гарантий, в том-то и дело. Все непредсказуемо, но ты все равно должен принять решение.

– Я принял. Уеду! Хуже не будет. Я нормальный сильный мужик, как-нибудь выживу. Я вот хотел спросить … я как я все-таки туда попаду? Конкретно.

– А как ты сюда попал? Как в кино попал? Не заметил? И насчет 'туда' не заметишь.

– А как я к новой жизни приспособлюсь. Сколько мне для этого нужно будет времени?

– Хороший вопрос, Паша. Отвечу: нисколько. Ты не заметишь, что ты в 'новой' жизни. Она будет для тебя обычной. Со своими заботами, проблемами, надеждами.

– А можно я сюда в горы приеду?

– Можно конечно. Может и приедешь, но я не уверена в этом. Ты же не будешь помнить, что мы с тобой здесь побывали. Ты не запомнишь ни меня, ни капсулы, ни этого места.

– Нет, я не забуду.

– Не буду с тобой спорить. Прощай, Паша. Я пойду, а ты можешь еще немного здесь побыть.

Паша уже не слушал ее. Он не отрываясь, смотрел вниз, снова улегшись ничком на землю. Лида полулежала на диване, прикрыв от усталости глаза. Разумеется Паша не мог без нее 'еще немного' побыть на Рорайме. Вместе с декорацией он куда-то исчез и для Лиды продолжало оставаться загадкой 'куда'. Это общее для них всех 'там' было по-прежнему непредставимо. Оставалось еще две женщины. Кто будет первой: Нина или Изольда? Ага, Нина … Что бы ей такое придумать? О, японский парк! Интересно. Красивый спокойный, умиротворяющий, вовсе не страшный. Ничего драматического, просто радует глаз. Нина Васильевна оценит. 'Они', черти, всегда правы. Называется Хитачи. Что ж … будем знать. И правильно, что 'они' предлагают ей интересные места, сама-то она была бы на это неспособна. Ничего не знает и нигде не была. Лидина эйфория творчества внезапно сменилась разочарованием. Ладно, пусть будет Хитачи, в котором она и сама заодно побывает, и в отличии от клиентов свой 'туристический' опыт не забудет.

Лида сидела за маленьким низким столиком, на котором был сервирован чай. Насколько хватало глаз за горизонт уходили цветочные поля: тюльпаны, маки, нарциссы, незабудки, лилии, сакура. Откуда-то Лида знала, что парк построили в 90-ых на месте американской военной базы. Сейчас перед ней простирался природный ковер из всех представимых оттенков красного, составляющий невероятный контраст с ярко-голубым небом и песочного цвета пустынными дорожками. Нина появилась на стуле напротив прямо неоткуда. Лида засмотрелась на особенно яркие пурпурные цветы, а когда обернулась к столу, Нина уже сидела на низком стульчике. В руках у нее была тонкая фарфоровая чашка. В воздухе легкий аромат цветов смешивался с запахом свежезаваренного черного чая, немного пахнущего землей и табаком. Странно, что Нина, несмотря на умиротворяющую красоту парка цветов, была явно напряжена и заговорила первой:

– Спасибо, Лида, что вы после фильма согласились меня увидеть. И спасибо за эту чудесную обстановку. Я надолго ее запомню.

Да, запомнишь ты, как же – подумала Лида, но вслух ничего не сказала. Что это она такая нервно-угрюмая? Волнуется перед тем, как сказать мне о своем решении. И оно будет положительным, несмотря на страх …

– Каково же ваше, Нина Васильевна, решение? Оно у вас уже готово? По-другому и быть не может. Надеюсь, что фильм помог вам принять правильное решение.

– И какое же, по-вашему, правильное?

Лида растерялась. С ее точки зрения Нина не могла принять иного решения, кроме как согласиться. Увидеть свою, в общем-то никчемную скучную, совершенно бессмысленную, бесперспективную жизнь и сомневаться? Да быть такого не может. Неужели Нина еще ничего не решила? Хоть и очень редко, но так бывает, даже после фильма. Нерешительные, несмелые люди колеблются.

– Вы, что же, Нина Васильевна, еще ничего не решили?

– Почему же, решила, причем твердо. Уговаривать меня бесполезно.

– Я не собираюсь вас уговаривать, это не моя роль. Итак …?

– Я не хочу альтернативной жизни, и вы меня не заставите.

В Нинином голосе зазвучала агрессия. Она как-будто защищалась от Лидиных притязаний на свою свободу. Сейчас Лида была ее врагом, собирающимся сломить ее волю.

– Что вы, Нина Васильевна, успокойтесь, я не собираюсь вас заставлять. Не хотите –не надо. Вы давно дома с отцом, сейчас вы исчезнете из капсулы и забудете неприятное приключение, никогда о нем даже не вспомните. Позвольте просто узнать, почему вы отказываетесь?

– Не все ли равно? Вы меня не поймете.

– Ну, почему же? Я постараюсь.

– Оставьте меня в покое, слышите. Я больше не могу этого выносить.

– Нина Васильевна, я оставлю вас в покое на всю вашу оставшуюся жизнь. И все-таки … что помешало вам принять решение жить в альтернативной действительности и возможно быть счастливее?

– Вот именно … 'возможно'. А возможно и нет! Вам-то на меня наплевать. Что 'там-не-знаю-где' со мною будет? Может я буду страдать. Может у меня будет ребенок, который попадет в тюрьму? Я так не хочу.

– Подождите, Нина Васильевна … какая тюрьма? Зачем об этом думать?

– А я думаю. Мало ли что может быть? Вы не даете мне никаких гарантий. Не можете мне ничего обещать. В чем я изменюсь? В чем? А вдруг все будет только хуже?

– Да в чем хуже? Вы что, всем довольны в своей жизни?

– Нет, не всем, но вдруг мне что-то дадут, а другое, важное для меня, заберут?

– Да, такое может быть. А что вы имеете в виду под 'важным'?

– Мои подруги, например, моя работа.

– Вы так держитесь за свою работу. У вас, разумеется, может быть другая работа.

– Тогда я потеряю своих подруг.

– Ну и что? Другие подруги могут быть лучше. Что тут такого?

– Я не хочу других. Если вы мне дадите стопроцентные гарантии, что … у меня все будет также, но что я буду замужем и у меня будут удачные дети … тогда я соглашусь. Дайте мне гарантии!

– Нина Васильевна, я надеюсь, что у вас бы так все и было, но гарантий, тем более стопроцентных, я вам дать не могу. Это было бы с моей стороны нечестно.

– А не можете … тогда и я не могу.

– Вы уверены? Второго шанса у вас не будет.

– Уверена. Отпустите меня. Не хочу здесь быть, не хочу ничего решать, не хочу вас видеть! Вам понятно? Понятно? Не мучайте меня! Хватит … отстаньте, отстаньте, не трогайте меня …

Нина повернулась и неловко побежала по ухоженной дорожке, посыпанной желтым песком. Фигура ее удалялась все дальше, скоро Лида потеряла ее из виду. Ее охватила досада: трусливая, неблагодарная, нерешительная истеричка. Да черт с ней! Маменькина деточка избалованная. Понимает конечно, что альтернативная жизнь будет полна борьбы, крутых поворотов, требующих решений. Это не для Нинули. Пусть доживает в своем затхлом мирке. Лида нешуточно начала злиться, и даже оказавшись в своей спальне на кровати, долго не могла успокоиться. Нина оказалась ее поражением, которого она уже не ждала, наоборот была совершенно уверена, что Ниночка согласится, увлеченная мечтой о ребенке, но … нет.

Ладно, надо переключаться на Изольду. Лишь бы старуха не подвела. Теперь Лида уже не была так уверена в решении последней клиентки. Настроение ее было вконец испорчено. Только что она получала несказанное удовольствие от пребывания в самых экзотических местах планеты, о которых она даже раньше и не слышала, но сейчас она поймала себя на том, что не умеет по-настоящему использовать возможности капсулы. Вечно одно и то же пошловатое желание оказаться в туристических местах. Чем она сама отличается от клиентов? Все эти теплые моря, горы, долы, Венеция, Вена … вкусная жратва в ресторанах. Ничего больше в голову не приходит. Ну, нет, почему … приходит. Есть еще секс. Круг замыкается: ночное море, горный воздух, глубокое ущелье, а потом жаркие ласки. Вот и все. Да если бы еще можно было всеми этими прелестями насладиться в полной мере! Но как насладишься, ведь, везде так пусто. Пустая Венеция, пустая Вена, на пляжах ни души. Ветер, шорохи, запахи, плеск волн, жужжание насекомых, снег, песок – все обман, такой простительный и допустимый для клиентов, и давно ставший привычным для нее. Неужели она больше ничего не может придумать? Получается, что не может, жаль …

Лида так увлеклась сомнениями и недовольством собой, что забыла о последней клиентке. К ней должна прийти Изольда. Ну, что, надо – значит надо. На секунду Лида загорелась желанием увидеться с ней на смотровой площадке перед Золотым мостом в Сан-Франциско, Изольда несколько раз была в Сан-Франциско и проводила дни напролет на этом месте. Мост и толпа ее буквально завораживали. Но здесь же толпы не будет. Конечно она сделает так, что красная громада моста будет выступать сквозь дымку тумана, вдалеке таинственно проступит скала-тюрьма Алькатрас, но без снующей разноязыкой толпы туристов зрелище может оказаться зловещим. Люди там толпятся днем и ночью. Нет, надо что-то для Изольды неизвестное. Пусть побывает там, где никогда не была. Лиде внезапно захотелось в зиму, хватит теплых морей и цветочков.

Через секунду она сидела в довольно большой ярко-желтой палатке на раскладном креслице, на ней был длинный пуховый анорак, капюшон плотно завязан на голове. Рядом с ней на таком же кресле сидела Изольда, закутанная в теплую длинную куртку. Полог палатки был откинут и в широкий проем виднелись блестящие, местами прозрачные, нагромождения ледяных торосов. Неправильной формы, уходящие вверх, искрящиеся снежные склоны. В разных местах из трещин вырывались родники талой воды. Трещины превращались в огромные ледяные галереи, уходящие в разные стороны. В пещере стояли густые сумерки, все оттенки синего: от голубого до почти черного. Изольда завороженно смотрела вглубь пещеры и ничего не говорила, хотя видела, что Лида рядом и им надо поговорить.

Сейчас она что-нибудь скажет, обязательно … Не оборачиваясь, даже не здороваясь, старуха задала свой первый вопрос:

– Это мы сейчас где?

Надо же, спросила о предмете своего восхищения, о пещере. Хочет сначала насладиться красотой. Ей это сейчас интереснее. А вот Нина даже внимания никакого не обратила на море пурпурных цветов. Изольда другая. У Лиды по-прежнему не было никаких предчувствий: согласится или нет? Пока непонятно.

– Мы Изольда Соломоновна, в ледяной пещере под ледником в Джуно. Это Аляска. Вы, ведь, никогда здесь не были.

– Да, не была, даже не слышала, и уже не побываю. Я мало где была. Спасибо, что меня сюда взяли. Я могла бы сидеть здесь бесконечно. Я и представить себе не могла, что в природе существует что-то подобное.

Молодец старуха. 86 лет, а она не утратила способности восхищаться, ей все по-прежнему интересно. Хороший признак.

– Ну, почему же не побываете? Может оказаться, что у вас все впереди … Что вы решили?

– Сейчас … скажу. Дайте мне еще полюбоваться этой красотой. Как только я вам сообщу о своем решении, вы меня отсюда уберете, а я не хочу …

– И все-таки?

– Я уверена, что вы и сами догадались.

– Нет, я не знаю, поверьте. Итак …

– Да, да, да. Сто раз 'да'.

– Фильм повлиял на ваше решение.

– И фильм тоже.

– А еще что?

– А еще … понимаете, мой настоящий дед, родной отец матери, тот, который уехал от бабушки в Варшаву, оставил ее с ребенком на руках, не давал о себе знать … он был авантюрист, и я, видимо, в него. Я сейчас должна рискнуть ради лучшей жизни, и я готова пойти на этот риск. Я буду жить лучше.

– Вы уверены? Гарантий же нет.

– Не нужны никакие гарантии. То, что я видела в фильме – это то, что можно ожидать. Я там видела … не хочу об этом сейчас говорить.

– Я знаю, о чем вы не хотите говорить.

– Ну, знаете – и хорошо.

– Изольда Соломоновна, я уполномочена сообщить вам о решении синклита: вы будете жить не одной, а двумя альтернативными жизнями, т.е. скорее всего ваша личность или обстоятельства вашей жизни подвергнутся двум направлениям модификаций.

– Да? А вы мне можете сказать что-то более конкретное?

– Нет, не могу. Я не предсказательница судеб.

– Ладно, ничего. Я все равно согласна.

– Изольда Соломоновна, а все-таки фильм вам помог.

– Помог, наверное. Когда-то я приняла решение, которое всегда казалось мне правильным, но после фильм я так не думаю. Я сделала страшную глупость … может быть она может быть исправлена. Фильм мне было смотреть очень тяжело, вы даже не представляете.

Надо же, Изольда была уверена, что ее фильма никто кроме нее не видел. Лида прекрасно знала, что кадры с мальчиком не дают сейчас старухе покоя. Ради неистового желания иметь сына она готова на все. Два фактора, отравивших Изольде жизнь: отказ от материнства и сиротство – это было самым сейчас главным, тем, что подчеркнул фильм. Наверное это и изменится для нее, но говорить ей об этих факторах Лида конечно не стала. Не стоит клиента обнадеживать, тем более, что никто не может гарантировать безоблачного существования. Не умрет в детстве мать, родится сын … отлично, но будут другие проблемы. Если бы Изольда знала какие … она бы может приняла другое решение.

– Вы можете, Лида, идти, я тут еще, если не возражаете, посижу. Спасибо вам.

– Прощайте.

Лида видела, что Изольде хотелось остаться одной. Последнее, что она видела, это была сидящая фигура в пуховой ярко-красной парке, частично скрытая пологом палатки. В следующую секунду она ощутила на своем лице легкий летний ветерок и поняла, что дома. Капсула вокруг снова стала привычно комфортной, обыкновенной. Все, на сегодня она закончила все дела. Четверо из шести клиентов согласились на предложение синклита. О Ясуловиче, который даже отказался смотреть фильм, Лида не жалела. Самодостаточный человек, не нужна ему другая жизнь, это понятно. Но Нина … как же так вышло? Что-то она сделала не так. Думала, что дело в шляпе, ан .. нет. На ум Лиде немедленно пришла Татьяна, та самая первая клиентка, которая точно так же, впав в истерику, орала на нее, не силах сдержать злость, выливавшуюся на вербовщицу, хотя на самом деле, клиентки злились на себя, на собственную неспособность рисковать, на, парализующую волю трусость.