скачать книгу бесплатно
Сравнимою с печалью бытия.
Но если Невский тонкою стрелой
С граненой золоченою иглой
Отпущен с тетивы, летит в закат,
И ты причастен к этому полету —
Ты даже не завидуешь пилоту,
Вонзающему в солнце свой снаряд,
Поскольку хорошо, и воздух чист,
И переходы охраняет свист,
И не скрипит в «Икарусе» излом,
И можно сесть к стеклу, смотреть на Думу,
И думать о прекрасном – вот найду, мол…
Всё это так. Но если за углом
Отсутствует народ и тишина
Такая, что вселенная слышна,
И светит зыбким желтая игла,
И в царском доме зажигают свечи,
И в небесах, где воздух пахнет вечным,
Расправит ангел тяжкие крыла —
Ты повисаешь каплей, невесом!
И площади Дворцовой колесом
Раскручен, до песчинки упрощен…
Россия, Русь! Темно твое начало…
И где-то катер взвоет у причала,
И черный Гоголь прошуршит плащом.
Куда спешит, несет печаль кому?
И я, вживаясь глубже в полутьму,
Сужаю зренье и смотрю, смотрю,
И вдруг пойму сквозь темноту воронью,
Что камни дышат. Прикоснусь ладонью:
«Воистину живые…» – говорю.
Дождь
Шел дождь по городу. Вначале
Сто тысяч струн его звучали
И радостно, и так легко!
И скрытый в облаках маэстро
Руководил большим оркестром,
И слушался оркестр его.
Но в тихом дождике, идущем
На стыке прошлого с грядущим,
Есть ощущенье мятежа.
И город верит, город знает!
И в ожиданье замирает
Его огромная душа.
И скоро в черных тучах с треском
Ломает палочку маэстро,
И пламя брызжет, трепеща.
Кривою молнией распорот,
Дождь с ревом рушится на город,
Смывая пыль с его плаща.
А город складки расправляет!
И подставляет, подставляет
Дома, а дождь – со всех боков!
Мой город верит в это счастье,
Как верующие – в причастье
И отпущение грехов…
Окончен ливень. Реже капли…
Душа моя, а ты не так ли
Порою жаждешь мятежа,
Как тайны самой сокровенной,
Чтоб жить – хоть несколько мгновений! —
Свободой высшею дыша.
Видение на Невском проспекте
О, не верьте этому Невскому проспекту!
Н.В. Гоголь
В театре шел спектакль. В ноль часов
Открыли двери (так вскрывают вены!)
И действа дух поверх голов, со сцены,
На Невский хлынул и заполнил всё
Пространство…
И высокая была
Луна, как знак в морзянке светофоров.
Императрица в сквере ожила,
И задранную юбку граф Суворов
На ней поправил шпагой…
В пять утра
Открылась дверь в писательскую Лавку.
Скрипит бортом и говорит: пора… —
В Фонтанке катер, взятый на удавку.
Гремит весло, заводится мотор.
Конь прядает ушами. У Пассажа
Мелькает тень. Я знаю – это вор,
Я с ним знаком по залам Эрмитажа.
На выставке голландских мастеров
Он снял «Ночной дозор» при всем народе,
Потом сидел в Крестах и вышел, вроде,
Из камеры ценителем ковров.
Дай Бог…
А от Московского вокзала
Красавица по главной осевой
С отрезанной шагала головой.
Она жила на полотне Шагала
Ногами вверх. Теперь живет, как все, —
Без головы, но с пластикою мима.
Замри, мгновенье, ты неповторимо,
Как двести спиц у ведьмы в колесе!
Часы бьют шесть. У Думы, на углу,
Такси вскипает и горящей птицей
Летит к Адмиралтейству. И садится
Луна холодным задом на иглу.
Какие сны приснятся ей сегодня?
Наркотики и в космосе в чести!..
Но первый дворник шаркнул в подворотне,
Большая стрелка двинулась к шести,
И в тот же миг оплавился восток
И желтым светофорам дал отставку.
И, странно, дверь в писательскую Лавку
Прикрыта плотно и висит замок.
«В саду, в полуподвале, где бильярд…»
За Паганини длиннопалым…
О. Мандельштам
В саду, в полуподвале, где бильярд,
Играет бомж на однострунной скрипке.
Бичи молчат, погашены улыбки,
И только пальцы бомжа говорят,
Да конский волос вынимает голос
Из одинокой тоненькой струны.
Открыта дверь. Звезду роняет космос.
Ладони вытирает о штаны
Пацан-сержант… Шары застряли в лузах,
Лежат кии, развернуты углом,
Напоминая циркуль в Сиракузах
В тот час, когда ворота шли на слом.
Кто рассчитает квадратуру круга?
Кто рассчитает оптику зеркал?..
Играет бомж, спина его упруга,
Глаза прикрыты и блестящ оскал.
Играет бомж и в этом зале темном
Нет никого – лишь пальцы да струна…
А в профиль он похож на горбуна
Из кадра, что мы видели и помним.
«Ленинградской весною омыт и опоен…»
Ленинградской весною омыт и опоен.
Потому что любой в своем выборе волен,
Выбираю опять эту прорву воды!
Не люблю этот город, он просто несносен.
Оживаю, когда появляется осень
И, в муругом плаще проходя сквозь сады,
То листом, то дождем в подоконники бьется.
И чем ночи темней, тем свободней поется,
И не хочется думать о том, что опять
Эти белые ночи нагрянут как пропасть,
И кипящего солнца кипящая лопасть
В небе станет кружить и меня догонять.
И однажды догонит! Загонит. Затопчет…
Петропавловский шпиль! Воцарился бы кочет
И командовал зорям: пора, не пора…
Я бы дружбу завел с этой огненной птицей,
Я кормил бы ее золотою пшеницей,
И поил бы шампанским, и спал до утра.
Потому что любой в своем выборе волен,
В этих белых ночах заблудившийся воин,
Всё куда-то спешу, всё кого-то ищу.
…Вот и снова июнь! Вот и снова, ей-богу,
Не желая того, собираюсь в дорогу,
Свою жизнь доверяя перу и плащу.
Ведь не думал ни в жизнь, что добуду мороки —
Жить на Западе и тосковать о Востоке,
Где далёко давно под кривою луной
Ночь, неслышный шаман, к моему изголовью
(Ах ты, черная мгла, с азиатскою кровью!)
Подступала и, что-то шепча надо мной,
Предрекала судьбу…
Эти белые ночи!..
Этот медный чудак – по полтиннику очи!
И о чем он мечтал, продираясь тайгой!
…Были б ночи темны, не прельстился б гранитом,
Но светлы окаянные, тянут магнитом,
И тропу, что иду, загибают дугой.
