Приключения бизнесмена

Маршрутка привезла его к знакомой станции метрополитена, и Серёня вдруг решил заняться тем, чем не занимался много-много лет – вволю покататься на метро. Сказано – сделано. Особо торопиться было некуда и он, погружаясь в свое полузабытое детское желание, вошел в высокий вестибюль. Знакомый запах резины и ещё чего-то механического и железного приятно пощекотал нос. Грохот приближавшегося поезда, треньканье звуковых сигналов, мерное покачивание вагона – чем не приключение? Свободного времени – сколько душе угодно, и Серёне впервые за много-много лет захотелось по-настоящему расслабиться. Развалившись на кожаном сидении, разглядывал он мелькавшие за окном станции. «Ух, ты, сколько понастроили. А я и не знал. За этим бизнесом вся жизнь мимо проходит, – думал он. – Красиво, черт побери!»

Серёня наблюдал, как нескончаемый поток людей толстой многоглавой змеей вползает и выползает из вагона. Люди были озабоченные, хмурые, и все, как заведенные, неслись куда-то без остановки по только им одним известной траектории. Улыбки случались редко, в виде исключения.

«Куда спешим? Зачем? Что такого важного в этой беготне? – думал он, разглядывая окружавших его людей. – И, ведь, остановиться некогда. А меня вот остановили – и ничего, планета с орбиты не сошла. Живу и солнышку радуюсь. Подумать только, сколько всякой всячины люди придумывают, чтобы лишить себя нормальной жизни! Этот бешеный ритм отбирает у нас саму жизнь, подменяя её суетой и проблемами. И копим мы их, копим, а они затягивают. Болото натуральное! А если разобраться, проблем вообще никаких нет. Мы их сам себе выдумываем. И из-за этой ерунды некогда просто так по улице прогуляться. Подумать страшно – даже к морю отдыхать я не с девушкой какой-нибудь, а с деловыми партнерами ездил! Заработался, забыл, что жизнь на свете есть. Вот меня и вразумили – пора тебе, Серёня, отдохнуть. – Ему на ум снова пришли слова древнего философа: «Время разбрасывать камни и время собирать камни», – и он поразился, как-будто услышал их в первый раз. – Какой народ грамотный был! Жили же черт знает когда, а всё понимали. Вот и я буду сейчас отдыхать на всю катушку. Все нормально, никаких трагедий. Наоборот, перемены в жизни – в этом что-то есть! Годами в пыльной конторе сидел, бумажки обнюхивал».

Под свои мысли и мерное покачивание вагона Серёня слегка задремал. Его разбудил шум в глубине вагона.

– Ты бы место-то уступил, а то расселся, как барин. Никакого уважения к старикам. Распустились! – Толстая дама в кокетливой лиловой шляпке наскакивала на молодого человека, с растерянным видом сидевшего посреди вагона на обыкновенном кухонном табурете. Ножки табурета были упакованы в серую бумагу и обвязаны шпагатом. По всей видимости, молодой человек только что приобрел эту кухонную мебель для личного пользования и вёз её в родную малогабаритную квартиру. Но, по причине всегдашней переполненности московского транспорта, мест для пенсионеров и инвалидов хватало далеко не всем, и юноша решил использовать мебель по прямому назначению. Он уселся на табурет посреди вагона и ничего бы страшного не произошло, если бы не заметила его маневры некая непоседливая дамочка в вызывающей лиловой шляпке. Возраст её прямо указывал, что женщина помнит и украшенное пионерскими кострами детство, и комсомольскую юность, и все стройки несостоявшегося коммунизма.

Дама, приученная прежним режимом к справедливой мысли, что «старость надо уважать!», применила на практике этот замечательный советский лозунг. Она наскакивала на парня, кроя его почем зря. Но парень оказался строптивым, и уступать свою законную табуретку не хотел ни в какую. Назревал грандиозный скандал, и лица у некоторых пассажиров приобрели заинтересованное выражение, свойственное заядлым театралам на премьере модного спектакля. Мнения по поводу табуретки разделились: одна половина вагона поддерживала гражданочку. Вторая, более продвинутая в рыночных отношениях, встала на защиту частной собственности. Сочности выражений обзавидовался бы даже великий режиссер Станиславский. Но дело, как всегда, закончилось политикой. Зрители-театралы заметно поскучнели. Демократы, забыв про табуретку, крыли отборным матом коммунистов. Те не оставались в долгу. Страсти разгорелись нешуточные, куда там Хичкокам и Спилбергам! Одна разъяренная пенсионерка, вспомнив о предмете спора, все же попыталась согнать незадачливого владельца табуретки с насиженного места. Но поезд вовремя остановился на очередной станции, и паренек пулей вылетел на платформу, волоча за собой злополучную табуретку.

Серёня тоже не стал дожидаться окончания этого спектакля. Отметив для себя, что посещение театра теперь не обязательно, достаточно проехать в общественном транспорте несколько остановок и – алле-оп! – пожалуйте, сюжет для нового телесериала, – Серёня протиснулся к выходу. Когда он выходил из вагона, граждане, не замечая исчезновения ни парня, ни табуретки, орали так, что уши закладывало. Скандальный вагон, раздираемый политическими противоречиями, тронулся и исчез в черной трубе тоннеля.

Больше ничего интересного не случилось. Вдоволь накатавшись и насмотревшись до одури на рукотворные подземные красоты, Серёня проголодался. Взглянув на оставшийся от прошлой жизни навороченный швейцарский «Ланжин», он понял, что пропустил не только время завтрака, но даже и время обеда. Исправлять это упущение Серёня отправился во вчерашнее кафе, где официанты уже стали его узнавать. Истратив на обед ровно столько, сколько может себе позволить разумный безденежный человек, Серёня вдруг подумал о своих новых «подмостовых» знакомых. «Надо бы народу приятное сделать», – решил он, шагая в сторону ближайшего магазина. Нагрузившись консервами и тортом, Серёня с удовольствием подумал, что сегодняшний день прошел не зря.

Солнце начинало садиться, когда он подходил к своему новому месту жительства. «Дома» были только Филиппыч и бабка Маланья. Увидев гостинцы, бабка Маланья ничуть не удивилась:

– Хорошего человека за версту видать, – сказала она, разжигая костер под «козлюнчиком».

Скоро вечерние тени легли на траву, и с работы потянулись остальные обитатели «подмостовья». Зойка принесла большой пакет с овощами и зеленью, а Мария четыре буханки хлеба. Малолетний Колька после вчерашней выходки ещё домой не являлся. Но Мария за него не беспокоилась.

– Хуже все равно быть уже не может. А так, он хотя бы за себя постоять научится, – обронила она на вопрос бабки Маланьи про её сыночка. Тему закрыли. Женщины занялись приготовлением ужина, и обычный домашний кухонный разговор плавно потек под мостом. Сереня присел рядом на корточки и стал слушать.

Бабка Маланья с грустью рассказывала про свою идиотку-дочь.

– Когда она в институте училась, я ей письма присылала. А она потом мне эти письма возвращала назад с исправленными ошибками. Представляете? Я тогда только удивлялась. Нет бы мне тревогу забить. Э-хе-хе, разве я могла предположить, чем все это закончится. – Бабка помешивала в котелке кипящий ужин. Зойка сидела рядом, немного приоткрыв рот, и слушала. Мария, порезав хлеб, тоже примостилась около костра. Ей, может быть, и хотелось о чем-то рассказать, но она, как большинство людей её профессии, чувствовала себя уверенно только перед одной аудиторией – школьной. Перед любой другой она терялась. Да и что она могла рассказать этим людям? О том, как она замечательно учила детей читать и писать? Кому это здесь было интересно? А практических жизненных советов от неё и вовсе никто не ждал. Что толкового может посоветовать учитель, живущий под мостом?

На учителей часто возлагают большие надежды, а они не всегда их оправдывают, они – такие же обыкновенные люди, как и все. И не стоит себя обманывать: настоящий учитель – это редкий исчезающий вид. Где же то безграничное терпение и усердие, которого требует невинная детская душа? Нет сейчас этого терпения, и ни в одном институте его не преподают. Хорошо ещё, если писать без ошибок научат. Но и это сейчас почти невозможно.

Обычно, после института, после разгульно-необременительного студенчества, юный педагог, как и любой вчерашний студент, всегда начинает другую жизнь. Некогда учителю развивать свой кругозор и реализовывать потенциал, крутится он, как белка в колесе, разрываясь между неустроенным бытом и школьными заботами. И затягивает его эта жизнь, словно болото. Тонет понемногу в том болоте юношеский энтузиазм, а на поверхности остаётся только злость от собственной дурацкой неустроенности. И редко кто может этой злости противостоять. Устоит человек – значит, он и есть настоящий учитель! А если человек эту злость наружу выпустит, то лучше и не думать, какой результат получится.

Мария в последнее время часто размышляла о своем прошлом и будущем и чувствовала себя последней идиоткой: нехорошо ведь, когда у человека, который должен чему-то научить других, у самого в этой жизни одни провалы и полная неизвестность.

Серёня подвинулся поближе к огню и спросил:

– Товарищи-граждане, а как вы себе мыслите зимовку под этим мостом? – Ответом ему была гробовая тишина, и Серёня понял, что зимовать под мостом никому из этой кампании ещё не приходилось. И даже думать пока об этом не хотелось – страшно!

– Понятно, – пробормотал Сереня и решил все свои расспросы отложить «на потом». Деланно веселым голосом он сказал: – А у нас сегодня на ужин полагается десерт – торт! – Компания оживилась и повеселела. Решили дождаться «Профессора» – что-то он припозднился – сегодня в церкви был большой праздник, и «Профессор» задерживался в надежде получить кусок пожирнее: он зачастую был здесь основным кормильцем, поскольку церковь всегда кормила сирых и убогих.

В костерок подбросили дров, и разговор снова ожил. Бабка Маланья на поверку оказалась философом-любителем, чисто Сократ в юбке, и Серёня в очередной раз подивился её здравому уму и умению разложить любую ситуацию по полочкам. Бабка как бы невзначай, совершенно неназойливо выспросила у Серёни о его вчерашних приключениях и задумалась.

– От судьбы не уйдешь. Кому быть повешенным, тот не утонет, – вынесла она свой вердикт. – Значит, испытания тебе такие, мил человек. Вот Господь и посмотрит, чего ты стоишь. Если правда, что ты бизнесмен хороший – вернешь себе все сторицей. А если нет – не обессудь. На себя тогда пеняй. Вот, хочешь, я тебе случай один расскажу. Это все взаправду было, я точно знаю. Однажды вечером по дороге ехала машина. Так просто, по делам ехала. И в ней два человека сидели. Едут себе и едут. И вдруг, откуда ни возьмись – грузовик. Ба-бах! И ту машину в клочья! Один человек из тех двоих немного пострадал, ну там поломало ему чего. А второй – нет. Целёхонёк. Вызвали скорую, всё как полагается. Погрузили раненого и поехали. Только за поворот повернули и тут снова – ба-бах! Навстречу мусоровоз ехал. Что он делал на той дороге в такой поздний час – бог весть! Только того раненого, который в скорой был – насмерть. Вот так-то. От судьбы не уйдешь.

Всем стало немного не по себе от бабкиного рассказа, и разговор снова затих. Ситуацию спас неизвестно откуда появившийся Профессор. Даже с первого взгляда было заметно, что он слегка подшофе. Но со второго взгляда было заметно, что совсем и не слегка. Профессор пребывал в прекраснейшем расположении духа. В руках у него был увесистый пакет, от которого исходил запах еды.

– Доброго здоровьичка, православные! Чем сегодня ужинаем? – немного заикаясь, бодро пропел Профессор. Не обращая внимания на этот риторический вопрос, бабка Маланья стала разливать по тарелкам вкусно пахнущую еду, и Профессору подала в первую очередь.

– На, мил человек, поешь-закуси. Ты сегодня за всех нас перед Господом помолился. За благое дело не грех и выпить. Давай, давай, закусывай. – Но Профессор отставил тарелку в сторону и стал вытаскивать из своего пакета вареные яйца, помидоры, картошку, четыре банки рыбных консервов, большой кулек с конфетами, другой – еще больше – с печеньем. Все это богатство он сложил у Маланьиных ног со словами:

– Вот, матушка-кормилица, это для всех. Сегодня добрые люди все это промеж страждущих безвозмездно раздавали. Может, грехи замаливают. А может и просто так, из милосердия. Нам-то, грешным, все равно. Дай им бог здоровья. – И Профессор размашисто, с чувством перекрестился. – Принимай, матушка, – обратился он к Маланье, – ты у нас лучше всех знаешь, что с этим делать. – И громко икнул. Маланья улыбнулась, погладила Профессора по голове, словно он был маленьким мальчиком, и сложила припасы назад в пакет.

– Это на завтра. Сегодня на ужин еды достаточно. Ешьте уже.

Вся компания дружно навалилась на ужин, а после сытного горячего варева, большой торт, поделенный на всех кухаркой-экономкой, казался верхом блаженства. Торт был похож на клумбу – весь в разноцветных розочках, и нежно пахнул ванилью. Бабка Маланья положила на чистую тарелку два куска торта и протянула Марии:

– Если сегодня Колька вернется, дашь ему. Пацану тоже сладенького хочется. Но смотри, коли до утра не придет, тогда сама съешь. А то ещё не дай бог отравится – срок хранения-то у торта не длинный. – Мария благодарно кивнула, и тут, словно чертик из табакерки, из кустов выскочил Колька. По торопливости, с которой он выхватил кусок торта из рук матери, стало ясно, что голодный мальчишка давно наблюдал за дружным ужином из соседних кустов.

– Куда грязными руками, – рявкнула на него бабка Маланья. – А ну, бегом к речке, руки помой. – Колька шмыгнул носом, насупился, но торт вернул и к речке сходил. Ему налили густой похлебки, и только после того как он выцарапал со дна тарелки остатки еды, разрешили съесть редкую для Кольки сладость.

Серёня, хоть и не был моралистом, но все же решил уточнить, собирается ли пацан становиться на скользкий путь карманного воришки, или же вчерашнее происшествие с «профессорским» кошельком – это позорный, но одиночный факт в Колькиной биографии.

– Ты кошелек-то Профессору вернул? – спросил он осоловевшего от сытной еды пацана.

– Не-а. Я матери его отдам. Она и вернет. Да я это не в серьёз, пошутил я. – Колька исподлобья глянул на Серёню. – А чё вы спрашиваете? Вам-то что? – Сереня начал было читать Кольке что-то вроде проповеди о смысле жизни, но по Колькиной равнодушной физиономии быстро сообразил, что ответов на свои философские вопросы ему, серьезному дяде, от этого пацана не дождаться. Колька молчал, ковыряя землю.

Сереня вдруг устыдился своей жалкой псевдовоспитательной речи и неожиданно для самого себя спросил:

– А учиться ты хочешь?

Колька встрепенулся:

– Конечно, хочу. Но как? Меня же даже в школу не берут. У меня прописки нет. А у матери нет денег на взятку. – Серёня задумался. Постепенно в его голове зрел план, про который до поры до времени он не хотел говорить вслух даже самому себе. Окончательно поняв за эти два дня, что дороги назад нет, Серёня совершенно не растерялся. Он вспомнил, как Дашка рассказывала ему про свою деревеньку. То ли Прудово, то ли Запрудово. Она хвасталась, какие у них там места медовые. Серёня ещё не вполне сформировал в голове новые жизненные цели и задачи, но одно он знал наверняка – сам он в этой жизни ни за что не пропадет. Да вот и команда у него теперь вырисовывалась. А чем не коллеги по бизнесу? Люди все как на подбор, порядочные, образованные. Кроме Зойки, конечно. У той кроме школы-семилетки за плечами больше ничего не было. Но Зойка торговать умеет, так что и её помощь на что-то сгодится.

Расспросы о житье-бытье этих людей из «подмостовья» он решил не возобновлять. И хорошо, что он их вообще почти не начинал. Серёня это понял только сейчас. И еще он понял одну простую вещь – эти люди попали сюда волею жестких обстоятельств. Поэтому-то и цеплялся каждый из них хоть за какую-то работу. Привычка трудиться и зарабатывать себе на хлеб еще не угасла в каждом из них. Но стоит им пожить на улице подольше, стоит совсем потерять веру в себя, тут-то и кончатся они все, кончатся как люди. И превратятся в профессиональных бомжей. А тем работа не нужна. У них романтика – это безделье и пьянка.

А эти потому и сбились в стайку, что так им было легче выживать. Но насколько хватит терпения и стойкости у этих побитых жизнью людей – Бог весть.

И Серёня принял решение. Оно нелегко ему далось, поскольку еще никогда в жизни не приходилось ему отвечать за такой «коллектив». Но иного выхода у него не было. Он от природы был порядочным человеком, и это качество очень успешно уживалось в нем с недюжинной деловой хваткой.

Серёня пока никого в свои планы не посвящал. Во-первых, чтобы понапрасну не обнадеживать, в общем-то, неплохих людей. И, во-вторых, он твердо знал – если твое дело еще не на мази, нечего зря языком чесать. Вдруг что-нибудь не так пойдет, тогда очень неприятно будет от других выслушивать, какое ты трепло. Но, ложась спать, он улыбался – конец всем сомнениям, и вперед, к новой жизни!

Глава 10

Утро действительно оказалось гораздо «мудренее» вечера. Ментовская облава налетела спозаранку, как водится, безо всякого приглашения. Заспанный народ похватали, и, засунув в заплеванный воронок, повезли разбираться. Разбирались недолго – проверка документов, пара вопросов и всё. Выяснив, что народ практически безденежный, каждый по очереди получал от представителей власти не очень сильный пендель под зад – катись к себе под мост. Видно, менты поиздержались на вчерашнем православном празднике, и теперь поправляли свои дела за счет городских нищих, среди которых, как известно, и подпольные миллионеры водятся. Серёню, как ни странно, сильно трясти не стали. Видно, костюмчик от дорогого кутюрье еще не совсем поистрепался, вот и подумали, наверное, что богатый дядька с жиру бесится, а может, спьяну под мост за экзотикой полез – их ведь, богатых, не поймешь! Да и с документами у Серёни все было в порядке – эх, знали бы менты, какой это «порядок»! Дорогущие часы никто из проверяющих, к счастью, не заметил, а то – как знать? – прости-прощай осколок прошлой жизни. Серёня решил приберечь часы на черный день – мало ли, куда судьба повернется.

К полудню вся развеселая кампания снова собралась на прежнем, насиженном месте. Настроение было так себе. Бездомные граждане совсем, было, привыкли к своему новому статусу и жилищу, и всячески гнали от себя мысли о том, что же будет дальше. Но утреннее происшествие дало понять насколько зыбким оказалось их мнимое счастье, и теперь каждый поневоле обдумывал свою судьбу. Это вносило очень неприятную ноту в их обычно веселый и сжившийся коллектив. Ситуацию спасла мудрая бабка Маланья. Быстро «сообразив» что-то на обед и беспрерывно балагуря, она умудрилась расшевелить приунывший было народ. После обеда, хоть и с опозданием, компания разбрелась по своим обычным делам. Серёня понял, что менты – это знак лично для него: «Если не начнешь действовать, будет только хуже». Два раза повторять ему не было необходимости. Вчера он «наотдыхался» досыта, словно в отпуске побывал, а то с этим бизнесом – какой отдых! Теперь его ждала хорошая работа. Прежде всего, нужно было снова смотаться к Дашке и выяснить, где же на самом деле находится эта её «медовая» деревня. Но сегодня про это можно было забыть – на часах глубокий полдень, а Дашка выносит мусор с утра. Поход за информацией решительно откладывался на завтра.

На сегодня у Серёни было намечено другое дельце. Его разлюбезная секретарша не могла вот так просто взять и пропасть бесследно. Все же, всякие там трудовые книжки и отделы кадров оставляли слабую надежду на встречу с ней в подворотне родного офиса. И Серёня решил попытать счастья – надо же было как-то разузнать, что творится в его бывшей конторе. И здесь ему действительно крупно повезло. Именно в этот день новое начальство решило выдать Марине причитающиеся ей остатки гонорара, и девушка была вызвана в контору ровно на три часа дня. Не успел Серёня занять выжидательную позицию в намеченной им подворотне напротив офиса, как Марина, цокая тонюсенькими металлическими каблучками, проскакала мимо не верящего в неожиданную удачу Серёни «Ей богу, дуракам везет, – радостно подумал он, но тут же передумал. – Чего это я так себя обижаю…. Подумаешь, мелкие неприятности. Я умный, выкручусь. Надо бы вспомнить какую-нибудь поговорку про умного. Ага, вот: «Если ты такой умный, то чего ты такой бедный» Не то!» Вспомнить что-нибудь ещё он не успел, потому что Марина сама засекла его в темной подворотне, и Серёне еще раз представился повод гордиться своими кадрами. Умная девушка Марина, вместо того, чтобы орать на всю улицу, как она рада видеть дорогого шефа, скромно проскользнула на противоположную сторону улицы, и, затолкав шефа в самый темный угол подворотни, не на шутку встревожила его бурными излияниями нежности. Поняв, что это просто выражение девичьей радости, он высвободился из её объятий и спросил:

– Ты знаешь, что произошло? – Марина от полноты чувств ещё не могла полноценно говорить, и только помотала головой. Серёня подождал, когда она придет в себя, и снова заговорил: – Марина, давай потом обсудим все детали моего исчезновения, а сейчас я хочу знать, ты в курсе того, что там сейчас происходит, и кто туда вообще влез вместо меня?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.