Изысканный адреналин

– Леонид… – Ольга тоже поднялась, стоять и ей было сложно, поэтому она, покачиваясь, подошла к Штерну и облокотилась о его плечо. – Леонид, – заглянув в глаза гроссмейстеру, таинственно прошептала Ольга, – кажется, я поняла еще один принцип отбора, только… Только я сморю на вас… Смотрю, и знаете, вы такой… такой аристократичный, такой… А Демя… совершенно другой. Он получил приглашение в клуб после того, как совершил выпадающий из рамок морали публичный поступок.

– Что он сделал? – шепотом уточнил Штерн, с трудом удерживая равновесие и пытаясь удержать Ольгу, которая тоже равновесие держала с трудом. Главное было – не попасть с женой брата в резонанс, иначе падение неизбежно.

– Кинул в депутата Мариновского упаковку майонеза в эфире популярной программы.

– Как интересно, – хихикнул Штерн. – Я тоже всенепременно совершу аморальный поступок, и тогда меня всенепременно тоже примут в клуб «Флоризель».

Ольга тоже хихикнула, отлепилась от гроссмейстера, схватила со стола бутылку и сделала из горлышка пару глотков. Леонид забрал у жены брата бутылку и со словами: «Маму нужно слушаться» – тоже хлебнул из горлышка.

– Согласна, маму нужно слушаться, – икнула Ольга. – Какой вы славный, Ленечка! Вы позволите, я буду так вас называть?

– Да пожалуйста! Называйте. А я буду называть вас Олечкой, вы позволите?

– Позволяю. Называйте.

– Олечка, – пропел Леонид.

– Ленечка, – мурлыкнула Ольга.

– Олечка…

Наутро Ленечка понял, что совершил-таки выпадающий из рамок морали публичный поступок.

– Как ваша фамилия? Место жительства? Род занятий? – спросил расплывающийся перед глазами субъект с усами.

– Леонид Штерн, место проживания Лондон, международный мастер спорта по шахматам, – вяло сообщил гроссмейстер, чувствуя тупую боль в затылке и нестерпимую жажду.

– Неужто тот самый шахматист? – усатый подался грудью вперед и присвистнул.

– Тот самый, воды дайте, пожалуйста, – попросил Штерн.

– А что, когда вы ночью в фонтане в Александровском саду голышом с девицей фривольного поведения купались, воды вам недостаточно было? – усмехнулся усатый. В ответ Леонид Штерн промычал что-то нечленораздельное и обхватил голову руками.

– Ладно, из любви к шахматам прощаю. Сознаюсь, узнал я вас сразу, все матчи и турниры с вашим участием смотрю, – поставив перед Штерном стакан, сказал усатый. – К счастью, информация о вас не попала в прессу. Езжайте в отель, отсыпайтесь и больше так не делайте. Вот ваши часы, деньги, мобильный телефон, очки и документы. Все в целости и сохранности. Проверьте.

– Я вам верю. А где девица? – жадно хлебнув водички, с ужасом спросил Леонид, надел очки и с радостью отметил, что предметы интерьера и человек, сидящий напротив, приобрели четкие контуры.

– Девица смоталась, – усмехнулся человек в форме, лицо у него было простоватое и несимпатичное, но добродушное. – Надеюсь, она деньги свои хоть отработала?

– Отработала, – вздохнул Штерн. – Большое вам спасибо. А вы уверены, что информация о моем поступке не попадет в прессу?

– Уверен, я вам обещаю.

– А может быть, все-таки попадет? – с надеждой спросил гроссмейстер.

– Ни при каких обстоятельствах, – заверил его страж порядка. – Автограф на протоколе поставьте. Вот здесь, – попросил он и придвинул к Леониду какую-то бумагу. Штерн пробежал глазами текст, где в подробностях было описано его ночное приключение, и вздохнул еще раз. – Лейтенант Пушкин я, так и напишите, пожалуйста: лейтенанту Пушкину. Не волнуйтесь, бумагу я никуда подшивать не буду. Для себя оставлю, как память.

Штерн подписал на память Пушкину протокол и подумал, что пора заняться памятью собственной, потому что последнее, о чем он смутно помнил, – это как он чмокнул жену брата по-братски в лоб. Удивительно, что сделал с его феноменальной памятью, о которой ходили легенды, армянский коньяк!

Не успел он выйти из дверей гостеприимного отделения милиции, как телефон в его кармане завибрировал.

– Леонид, здравствуйте! – прочирикал кто-то в трубке. – Это Мэрилин Коновалова вас беспокоит.

– Что вам нужно? – рявкнул он. Некоторое время в трубке стояла тишина.

– Как что? Интервью, – растерянно объяснила журналистка. – Вы же ночью мне звонили, просили немедленно приехать в Александровский сад. Но я не смогла дозвониться до оператора, он телефон на ночь отключил. Поэтому решила позвонить вам с утра. Или это были не вы? – Леонид молчал, усиленно напрягая мозг. Его феноменальная память медленно восстанавливалась. – Простите, вероятно, кто-то меня разыграл, – расстроилась журналистка, не выдержав его молчания. – Ну, Чижиков – урод! Сволочь! Тупица! Убью его!

– Не нужно никого убивать, Мэрилин. Это я вам звонил. Простите, что побеспокоил в столь позднее время. Если вы не передумали со мной побеседовать, жду вас у себя в номере… – Леонид взглянул на часы, прикидывая в уме, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя и подготовиться – на часах было только восемь утра. – Ближе к вечеру подъезжайте, часам к семи, – сказал он и отсоединился.

Телефон снова ожил. Леонид раздраженно поднес трубку к уху.

– Ленечка, с вами все в порядке?

– Да, Олечка, со мной все хорошо, – улыбнулся гроссмейстер.

– Я так волновалась! Собиралась сейчас ехать вытаскивать вас из обезьянника.

– Из обезьянника?! Я что, прошлой ночью еще и в зоопарке что-то натворил?! – потрясенно спросил Штерн.

– Это камера предварительного заключения так называется, – Ольга расхохоталась, но тут же в трубке послышались ее стоны. Похоже, голова у нее болела так же сильно.

– Вы, Оля, пожалуйста, больше не пугайте меня так, – усмехнулся Леонид. – Одно дело – купаться голым в фонтане с девицей фривольного поведения, другое – провести ночь в обществе обезьян.

– С какой еще девицей фривольного поведения? – насторожилась Бутырская.

– Так охарактеризовал мою спутницу сотрудник правопорядка. Правда, она смоталась, так и не отработав деньги. Опять же, об этой трагической новости сообщили мне в милиции.

– Ужасно неблагодарная особа, – хихикнула Ольга. – Как она могла так подло поступить с выдающимся гроссмейстером! Но она раскаялась и готова искупить свою вину, накормив Леонида Штерна завтраком.

– Боюсь, Леонид Штерн завтракать захочет еще не скоро. Одна мысль о еде приводит его в ужас. Спасибо, Оля. К сожалению, первая часть нашего плана провалилась, я нарвался на почитателя моего таланта, и он меня отпустил с миром. Информация о моих подвигах, по словам доброго лейтенанта, в прессу не просочится, а вездесущая журналистка из программы «Факт ТВ» не успела к моему триумфу. Но сегодня она приедет ко мне в отель к семи часам. Я договорился с ней об интервью. Подумайте пока, что можно еще совершить аморального? Признаться, ни одной мысли на этот счет у меня нет, а времени мало. Да, а где можно запастись армянским коньяком? Без армянского коньяка совершать аморальные поступки я категорически отказываюсь!

Глава 5

МЕЧТЫ ГРОССМЕЙСТЕРА

Мэрилин бросила телефонную трубку и с визгом подпрыгнула на кровати. В стенку тут же застучали, послышалась недовольная брань. Перегородки в хрущевке, где она с недавнего времени снимала крошечную однокомнатную квартиру, были картонными, слышимость феноменальная. Да и соседушка попался вредным, чуть что, сразу в стену кулаками долбил. Девушка показала невидимому соседу язык, спрыгнула с постели и метнулась принимать душ. Настроение у нее было превосходным. Сам Леонид Штерн согласился дать ей интервью! Ей, Мэрилин Коноваловой! Предстоящее интервью заняло все ее мысли, по сравнению с этим меркли все прочие проекты. Даже идея развеять миф о голубизне Селивана казалась Мэрилин уже не такой выдающейся. Хотя и она была довольно перспективной. Туповатого Чижикова Мэрилин посвятила только в часть своего плана. Афера с Селиваном была лишь первой ступенькой в ее журналистском расследовании, никакого репортажа о мифе продюсера Торчинского Мэрилин делать не собиралась. Ей нужен был компромат, чтобы прижать продюсера к стенке и выведать у него информацию, приближающую ее к разгадке других тайн. Закрытый клуб «Флоризель», слухи о котором ползли по всей Москве, не давал Коноваловой спать спокойно. Молва о загадочном элитном клубе ходила самая разная, кто-то поговаривал, что клуб – это тайное общество самоубийц, кто-то уверял, что там собираются масоны, другие вещали, что клуб основали сатанисты, которые совершают ритуальные убийства младенцев, и предполагали еще много всяческих ужасов. У Мэрилин же на этот счет было свое мнение: она считала, что в клубе «Флоризель» устраивают оригинальные забавы для сильных мира сего. Возможно, столь популярные в последнее время ролевые игры или же другие нестандартные развлечения, придуманные для зажравшихся и скучающих богатеньких Буратино. Что это за развлечения, и собиралась выяснить Мэрилин, но Чижикову об этом знать пока было необязательно. Слишком недолго Коновалова была знакома с оператором, чтобы делиться с ним бесценной информацией, которую она буквально по крупицам собирала. Удалось выяснить имена некоторых членов клуба. Одной из фамилий, обозначенных в ее списке, был музыкальный продюсер Валерий Торчинский. С него-то Мэрилин и решила начать, а Чижиков (включив магнитолу и назвав Селивана голубым), сам того не ведая, подбросил ей гениальную идею, как подобраться к продюсеру.

Растерев полотенцем тело докрасна, Мэрилин просушила феном голову, набросила халатик и услышала звонок в дверь. На пороге нарисовался Чижиков.

– Ты чего, не готова еще? – оглядев ее с ног до головы, недовольно спросил Макс.

– Чижиков, ты не представляешь, что случилось! – втащив оператора в прихожую, заорала Мэрилин.

– Вот чума! Чего ты так орешь? – буркнул оператор, оглядывая скудный интерьер ее квартиры. Обозрев пространство, выцветшие обои и мебель семидесятых годов прошлого века, Макс пришел к однозначному выводу, что Мэрилин совершенно точно не дочь того самого Роберта Хейча, о котором он сначала подумал. Собственно, он ничуть не удивился: куриный мозг его напарницы, пусть и с небольшими проблесковыми маячками, никак не мог принадлежать дочери его кумира.

– Кофе будешь? – спросила Мэрилин.

– Буду.

– Я тебе вчера звонила. Блин, Чижиков, зачем ты телефон отрубил? Мне ночью в Александровском саду свиданку сам Леонид Штерн назначил!

– Свиданку?! – вытаращил глаза оператор и плюхнулся на табуретку в кухне.

– Ага, прикинь? Хотел, чтобы я у него интервью взяла, – Мэрилин засыпала в турку кофе, налила воды из чайника и грохнула турку на конфорку.

– Интервью, значит. Ночью. В Александровском саду. Какая же ты дура, Коновалова.

– Вот и я тоже малость напряглась, – Мэрилин обернулась и озадаченно уставилась на оператора. – Макс, чего это он, а?

– Похоже, Маня, гроссмейстер на тебя запал. Другого объяснения я не нахожу, – гоготнул оператор. – Ночь, Александровский сад, романтика, блин!

– Да иди ты, Чижиков! Скажешь тоже – запал, – смутилась журналистка, покосилась на свое отражение в стекле шкафчика для посуды и вздохнула. – Я видела фотки в журналах, он с такими девицами встречается – дочки банкиров, адвокатов, промышленников. По-моему, Штерн был просто пьян вдрызг. Голос по телефону у него звучал как-то странно. Я даже решила, что меня кто-то разыгрывает.

Мэрилин налила кофе в чашку, поставила ее перед Максом, придвинула к нему сахарницу и уселась напротив на табуретку.

– Однозначно, тебя кто-то развел, а ты, Маня, губу раскатала, – радостно сообщил Макс.

– Да нет, Макс, совершенно точно, сам Штерн мне ночью звонил. Я ему с утра перезвонила на мобилу, он все подтвердил и сегодня ждет меня в своем номере к семи часам.

– Тебя? В номере? Дела… – Чижиков от неожиданности отхлебнул горячего кофе и обжег язык.

– Нас, Чижиков! Гроссмейстер хочет дать интервью нашей программе.

– Обалдеть! Он что, идиот? – потрясенно выдохнул оператор и снова обжег себе язык.

– Вот и я о том же. Странно все это, Макс. Чует мое сердце, что неспроста это все. Так что временно откладываем операцию по обольщению Селивана…

– И приступаем к операции по обольщению Леонида Штерна, – гоготнул в очередной раз Чижиков и отодвинул от себя пустую чашку.

– Эх, Чижиков, какой же ты однобокий, – печально вздохнула Мэрилин и вытолкала Макса за дверь, попросив его заехать к ней ближе к вечеру. Ей необходимо было остаться одной и подготовиться к разговору с гроссмейстером. Вытащив блокнот из сумки и вооружившись ручкой, спецкор программы «Факт ТВ» уселась по-турецки на диван и набросала примерный план вопросов. Осталось дождаться вечера.

* * *

Мэрилин в третий раз постучала в дверь номера гроссмейстера и растерянно посмотрела на оператора. Тот пожал плечами и окинул Коновалову сочувственным взглядом. Они уже собирались уходить, как дверь распахнулась.

– Я заказал столик в ресторане, идемте, – заявил Штерн и повел журналистов за собой.

В дорогом светлом костюме в тонкую полоску шахматист выглядел умопомрачительно красиво и элегантно, отметила Мэрилин, жалея, что не надела что-то более солидное, а напялила молодежные черные брюки с бесчисленными карманами и белую рубашку мужского покроя. За гроссмейстером тянулся шлейф изысканного парфюма, и этот волнующий запах Мэрилин просто с ног сбивал и пьянил. Когда они вошли в ресторан, приблизились к столику и Штерн с улыбкой галантно отодвинул для нее стул, Мэрилин была окончательно деморализована обаянием этого вкусного мужчины, и все мысли и заготовленные вопросы вылетели у нее из головы. Подошедшая к их столику официантка вывела Мэрилин из ступора.

– Кофе, пожалуйста, – сделала заказ журналистка, покосилась на Чижикова, который, как солдат, замер у стола, фиксируя все на камеру, и попросила еще минералки.

– Кофе и бутылку армянского коньяка, – лучезарно улыбнулся Штерн официантке.

– Вы любите армянский коньяк? – тут же задала свой первый вопрос Коновалова.

– Со вчерашнего дня, – загадочно доложил Леонид, озираясь по сторонам.

На одном из столиков внимание Штерна задержалось надолго. Мэрилин проследила за направлением взгляда гроссмейстера и округлила глаза. Недалеко от них сидела жена учредителя банка «Русский резерв», читала журнал и неторопливо потягивала красное вино. В пепельнице лежал мундштук с прикуренной сигаретой и два окурка. К столику подошел официант с чистой пепельницей и замер, ожидая, когда Ольга возьмет мундштук, чтобы сменить клиентке пепельницу. Бутырская брать мундштук не торопилась, сигарета тлела, а официант потревожить Ольгу не решался, поэтому стоял рядом с ее столиком с совершенно идиотским лицом. Мэрилин эта сценка показалась смешной, но в то же время она расстроилась, что теряет прекрасную возможность побеседовать с женой Бутырского в общественном месте. Потому что в общественном месте Ольга Андреевна наверняка не стала бы вести себя так по-хамски, как вчера. Бутырская мельком взглянула на них, сделала вид, что не узнала Мэрилин, и вновь погрузилась в чтение. Какая стерва, хотя бы кивнула в знак приветствия, разозлилась девушка.

– А что вы еще любите? – сухо спросила Мэрилин, пытаясь вернуть Штерна к беседе. Гроссмейстер все еще таращился на жену банкира, и делал это с нескрываемым восхищением. Вот гад! Пригласил ее в ресторан, а сам на других баб пялится, возмутилась Мэрилин, словно гроссмейстер пригласил ее не на деловое, а на романтическое свиданье.

– Я люблю игру, – сообщил Штерн, коротко взглянул на журналистку и вновь обратил свой взор на соседний столик.

– Игру в шахматы?

– Да, это моя жизнь.

– Что вы получаете от игры? Какие ощущения?

– Ни с чем не сравнимое ощущение адреналинового кайфа, – сказал Леонид, наконец оторвал взгляд от соседнего столика и посмотрел на Мэрилин в упор.

– А в какие еще игры любит играть гроссмейстер Леонид Штерн?

– Нет больше такой игры, кроме шахмат, которая могла бы меня увлечь.

– Расскажите о себе.

– Спрашивайте, я отвечу на все ваши вопросы.

– С какой целью вы прилетели в Москву?

– У меня была мечта попробовать армянский коньяк и голым искупаться в фонтане в Александровском саду.

– Искупались?

– Да.

– Как ощущения?

– Не помню: до того, как искупаться, я попробовал армянский коньяк.

– Значит, ваша мечта осуществилась и теперь можно смело возвращаться в Лондон?

Официантка принесла заказ и прервала их беседу. Пока она расставляла на столе напитки, Мэрилин пыталась понять, что происходит и как ей вести дальнейшую беседу. Красавчик-интеллектуал Леонид Штерн в данную минуту либо издевался над ней, либо был по жизни клиническим психом. Совершенно не таким она представляла себе гроссмейстера. Судя по перекошенному лицу Чижикова, оператора тоже волновали эти вопросы.

– Коньяк будете? – спросил Штерн, когда официантка удалилась.

– Нет, спасибо. Вдруг мне тоже захочется искупаться голой в фонтане, – пошутила Мэрилин. Штерн расхохотался, налил себе коньяка, выпил его залпом и закусил лимоном. Тут же налил себе еще и снова выпил. Псих и алкоголик, бог ты мой, ужаснулась журналистка.

– Ну что же, мы выяснили, что любит Леонид Штерн. А теперь мне хотелось бы спросить, что Леонид Штерн не любит?

– Журналистов, – заявил гроссмейстер без тени смущения.

– Спасибо за откровенность, – усмехнулась Мэрилин. – А что еще?

– А еще я терпеть не могу, когда не меняют пепельницы в ресторане, – пропел шахматист, встал и решительно направился к столику, за которым сидела жена банкира. Дальнейшие события убедили Коновалову окончательно и бесповоротно, что гроссмейстер – клинический псих, алкоголик и вообще полный придурок, потому что шахматист схватил пепельницу со столика Ольги Бутырской и высыпал ее содержимое на голову официанту.

Интервью получилось поистине эксклюзивным, и не просто интервью, а сенсационный репортаж, только почему-то Мэрилин никакой радости от этого не испытывала, ощущение было такое, будто ей в душу плюнули. Зато Чижиков, выруливая с парковки гостиницы «Славянская», светился от счастья, даже вопящий по радио Селиван не испортил ему настроения, потому что заснять подобные эпизоды из жизни знаменитостей в их программе еще не удавалось никому.

* * *

Тем временем Леонид Штерн рыдал в своем номере люкс и запивал слезы коньяком, который он прихватил из ресторана. План, придуманный Ольгой, удалось воплотить в жизнь, завтра гроссмейстера покажут по телевизору, а может быть, уже сегодня. Господи, стыд-то какой! Штерн сделал два внушительных глотка из бутылки. Облегчения алкоголь не принес, щеки пылали, дрожали руки, к горлу волнами подкатывала тошнота, внутри все горело от коньяка и чувства неловкости – так омерзительно Леонид Штерн не чувствовал себя никогда в жизни. Он вел себя как плебей, как скотина, как избалованный мажор! Гроссмейстер сделал еще несколько глотков и спиной рухнул на кровать. Потолок закружился, закачались люстра и стены. Леонид вскочил с постели, бросился в ванную комнату и упал на колени рядом с унитазом. Физически ему стало легче, но спустить в унитаз весь свой стыд Леонид так и не смог. Гроссмейстеру даже представить было страшно, что скажет его интеллигентная утонченная мать, если узнает о недавних событиях в ресторане. Несомненно, мама обвинит его в снобизме за то, что он позволил себе унизить другого человека, стоящего ниже на социальной лестнице. А отец? Отец ему просто голову отвернет, если услышит, что за дурь сын лепил, отвечая на вопросы интервью. Лучше бы вчера журналисты застукали его купающимся голым в фонтане! Отец бы это понял и принял (сам в молодости отличался буйным нравом, выпить любил и устраивал сумасшедшие вечеринки с купанием нагишом в бассейне). А мама… мама бы тактично промолчала и не стала бы акцентировать внимание на подобном казусе. Однако что сделано, то сделано, времени на обдумывание нового аморального поступка не было, опять же, ради брата старался, успокаивал себя Штерн; успокаивал, но никак не мог избавиться от тяжелого осадка в душе.

Нажав на кнопку слива, Леонид стянул пиджак и ботинки, включил душ и встал под прохладные струи в штанах и рубашке. Как будут развиваться дальнейшие события и оправданно ли он совершил подобный гнусный поступок, оставалось тайной.

Глава 6

НАПРАСНАЯ ЖЕРТВА

В номере Леонида Штерна телефон с утра не умолкал ни на минуту: приглашения на интервью, в популярные телепрограммы, реалити-шоу, на радио сыпались на голову несчастного гроссмейстера, как снег. В дверь периодически ломились журналисты из газет и журналов, возмущенные поклонники с гневными транспарантами караулили его у входа в отель. Родители пока не звонили, хотя бы это радовало. Ольга тоже не звонила, вероятно, с увлечением смотрела телевизор. А посмотреть было на что: по всем программам крутили интервью с пострадавшим официантом и очевидцами происшествия. С каждым новым репортажем о событиях в ресторане очевидцы увеличивались в геометрической прогрессии, и происшествие обрастало все новыми и новыми подробностями. Например, оказывается, кто-то видел, что он, Леонид Штерн, прежде чем надеть на голову служителя ресторанного сервиса пепельницу, ущипнул официантку, обслуживающую его столик, за зад! Другие уверяли, что гроссмейстер не просто ущипнул официантку, а предварительно ее обхамил. Официантка не подтверждала подобной клеветы, но и не опровергала! Нахалка. И это после того, что он оставил ей десять евро на чай! Руководство же ресторана, вероятно не зная, как реагировать и чью сторону принять, попросту ушло в тень и отмалчивалось. Персонал тем временем распустился и творил, что хотел. Прошло уже три часа, как он заказал ужин в номер, но еду так и не доставили. А кушать хотелось сильно, с утра он уничтожил все орешки, крекеры и шоколадки в мини-баре – есть больше было нечего, но спускаться в ресторан и выходить из отеля Штерн не решался. Все казалось таким ужасным, что в данную минуту гроссмейстеру хотелось самому себе посыпать вихрастую голову пеплом или провалиться сквозь землю. «Поразительно, как один неверный шаг может изменить жизнь, – печально думал Штерн. – Выходит, в жизни так же, как и в шахматах, один неверный ход – и теряешь преимущества, ухудшая собственные позиции. Похоже, гамбит[2] не принес преимущества, жертва оказалась напрасной. Вероятно, я выстроил неверную комбинацию, вслед за которой должен был последовать форпост[3], но не получилось: приглашения в клуб так и не получил, зато нажил кучу неприятностей». От голода гроссмейстера потянуло на философские размышления. Долго, однако, шахматисту философствовать не пришлось: наконец-то доставили его заказ. Бифштекс оказался холодным, жестким, как подметка, пережаренным, пересоленным и, кажется, несвежим. Овощной салат выглядел странно: скукоженные помидоры, заветренные огурцы, плохо очищенный лук. Леонид раздраженно отбросил нож с вилкой в сторону и набрал номер менеджера, решив провести контригру. У его утонченной мамы непременно случился бы удар, если бы она слышала милый монолог, который гроссмейстер пропел в трубку, филигранно вставляя в свою речь через каждое слово народный фольклор.

– Всего доброго, – сказал он на прощание и почувствовал внутреннее удовлетворение. Что странно – с народным фольклором гроссмейстер знаком был лишь отчасти и ранее никогда его не использовал, но мама всегда говорила ему, что доходчиво объяснить все людям можно только в том случае, если говоришь с ними на одном языке. Очевидно, с менеджером он говорил на одном языке, потому что через пять минут в номер доставили нормальный ужин и бутылку армянского коньяка в качестве комплимента. Вот она, сила могучего и великого русского языка, подумал шахматист, уплетая тающий во рту бифштекс со свежими овощами.

Следующий день Леонид Штерн тоже провел у себя в номере. Звонки и приглашения от журналистов постепенно сошли на нет, шумиха по поводу происшествия в отеле «Славянская» по телевизору стихла, возмущенные поклонники разбрелись по домам, официантка опровергла наглую клевету, пострадавший официант, получив в качестве морального ущерба триста евро и шампунь от перхоти, успокоился. Жизнь, кажется, стала налаживаться. Мама зря о нем волновалась, зря…

* * *

Она постучалась к нему в номер ближе к полуночи. Жгучая брюнетка лет сорока пяти, невысокая, худощавая, лицо некрасивое, но по-своему привлекательное, элегантный черный костюм, нитка черного жемчуга на шее, стильное каре, дымчатые очки, яркая помада и маникюр, в руке – кожаный саквояж. Почему-то Леонид Штерн сразу понял, что эта женщина – хозяйка клуба «Флоризель».

– Прошу прощения за столь поздний визит, – извинилась дама, голос у нее оказался низким и приятным. – Меня зовут Маргарита, можно просто – Марго. Вот моя визитная карточка. – Она вытащила из кармана черный прямоугольник с золотыми буквами и протянула его Леониду.

– «Клуб «Флоризель», Маргарита Уланская – управляющий», – прочитал вслух Штерн. – Чем обязан? – удивленно спросил гроссмейстер, должен же он был разыграть полное неведение относительно ее визита. Правда, ничего особенно разыгрывать не пришлось, пусть он и ждал приглашения в клуб с нетерпением, но все же приход самой хозяйки стал для гроссмейстера полной неожиданностью.