скачать книгу бесплатно
И да, стало ясно, почему колеса, а не полозья. Здесь, неизвестно как далеко от замка, снега практически не было, только месиво. И вонь. Беспощадная, вторая по степени жестокости пытка после обуви. Смесь свалки и сортира.
Узкие улочки, коричневые дома, стоящие так близко, что вряд ли могла разъехаться пара карет. Туристические красоты были не про это место – хотя, подумала я, если это какое-то прошлое, все может быть, и сейчас в параллельной реальности на том месте, где еду я, стоит моя копия из прежнего мира, запечатлевая город на камеру. Очень шумно, очень мрачно, совсем не хочется останавливаться. И интересно, воняли ли так же когда-то те красивые туристические места?
Карета свернула куда-то, голоса пропали на какое-то время, а потом я оглохла от воплей. Мы въехали то ли на рыночную площадь, то ли на постоялый двор, и я уже нетерпеливо дергалась, мечтая выйти и немного размяться, как дверь кареты открылась, кучер недовольно посмотрел на меня, захлопнул дверь, я слышала, как он чем-то гремит за стенкой, и затем он опять открыл дверь и кинул мне еще одну накидку.
– А ну, прикройся пока и иди за мной.
Я послушалась. Усыпить бдительность и выяснить, что и как. Карета и в самом деле стояла на площади, и я не успела толком ничего рассмотреть: бойкая торговля, скоморохи, что-то вроде конюшни. Вони стало то ли меньше, то ли я быстро привыкла, то ли восприятие адаптировалось под реалии: пахло лошадьми, мочой, еще какой-то дрянью, но хотя бы вдохнуть можно было спокойно, без рези в глазах. Кучер практически тащил меня, схватив за локоть, и вырываться было болезненно. Мы оказались внутри – в мрачном, воняющем горелым маслом зале с низкими потолками, потом меня поволокли наверх, втолкнули в комнату, и я услышала, как в замке повернулся ключ.
Глава восьмая
Вероятно, то, что я вчера проявила с Адрианой строптивость, а может, и то, что я не ночевала, где мне положено, в шкафу, больше похожем на склеп, было причиной того, что меня взяли и заперли. Я сквозь зубы обругала кучера, подошла к окну. Глухая стена в паре метров, прямо под моим окном крыша – то ли пристройки, то ли соседнего здания, до нее метра два, прикинула я, и если я порву в лоскуты надоевшие юбки, смогу спуститься. Но куда я пойду потом? И что там, за стенами этого кабака, кроме вони и воплей? Один раз я уже пыталась сбежать абы куда, ничего толкового из этого не вышло.
Все было сложнее, чем представлялось. Я осмотрела комнатку: убогая, конечно, есть ночной горшок – хорошее решение! И снова нет бумаги! Что тут вместо бумаги – подол платья? – столик, стул, умывальник, свечка… Кровать, уже знакомый шкаф-гробик, полный дряни и блох, и не такой вычурный, как в замке. Горшок хотя бы пустой – я пнула его ногой под кровать, и он там зазвенел, ударившись обо что-то.
Свечка.
И окно. Стекло.
Наконец-то. Зеркала тут нет, конечно, но хоть так.
На улице уже порядком стемнело, и в оконном стекле я смогла рассмотреть лицо той, которая была мной отныне. Молодая, из достоинств – бесспорно, отличная кожа. Темные глаза, роскошные волосы, в остальном – безликое существо. Выражение лица наивное и глуповатое, но при всем при этом прослеживалось сходство с красавицей Адрианой и той юной девицей, которая учила меня кататься на лошади. Вот эти волосы и глаза, и нос, и губы, но – как ни прискорбно, разница между графиней и прижитой дочерью велика, и дело не в титуле, красоте или воспитании, а в характере. Я сейчас – работа визажиста средней руки, инстаграмная девочка, похожая словно клон на сто пятьдесят других инстаграмных девочек работы других визажистов средней руки.
Характер – мерзенький, притворно-постный, был у Адрианы, легкомысленно-эгоистичный – у младшей девочки. Мне же не досталось ничего, ни мерзости, ни эгоизма. Жизнь рисует нас настоящих, но Мариза не жила, а проживала отпущенный ей срок без особого энтузиазма, и отчего-то мне стало понятно, по какому принципу выбирали натурщиц художники этих древних веков. Не знатность, не красота, в них было что-то помимо безликого личика.
Я закрыла глаза и вспомнила себя настоящую. Вспомнила утро в своей квартире, солнце, гуляющее по крышам домов и беспощадным пламенем бьющее в окна, терпкий запах хорошего кофе, едва уловимый аромат селективных духов. Мне казалось – все так реально, все перекрыло этот средневековый ужас, я вздохну, открою глаза и расскажу потом, усмехаясь, какой мне приснился кошмар.
Но нет. Я открыла глаза и увидела в отражении разве что то же лицо, но иное. Другой взгляд, плотно сжатые губы, голова гордо вскинута. Да, это тоже я, и так в самом деле куда больше сходства с Адрианой… пожалуй, нет, вот так она проигрывала мне подчистую.
Загрохотал замок, дверь открылась, и незнакомый мужик в не слишком чистой одежде, буркнув что-то невнятное, поставил на стол что-то вроде глубокой глиняной миски и кувшин. И хотела бы я знать, как он нес еще и стакан, потому что ни подноса, ни третьей руки у него не наблюдалось. Мужик вышел и запер дверь, предусмотрительный, сволочь, но какая разница, а я подошла к столу. По крайней мере, еды было много, и в ней явно присутствовало мясо. И еще какие-то овощи, нарубленные крупными кусками.
Есть хотелось страшно, и я буквально набросилась на еду. Это было даже неплохо, только очень пресно и жирно. Возмутительно жирно! Куски мяса – по-моему, это была свинина или что-то очень на нее похожее – как минимум наполовину состояли из жира. Из овощей я опознала… да ничего я не опознала. Не картошка, но какие-то корнеплоды, желтые, белые и фиолетовые. Но не свекла. Это фиолетовое больше напоминало морковку, хотя я бы не поручилась. Но сытно, и ладно, пусть мне не хватало обычной соли и еды немного поздоровее.
Пить тоже хотелось, однако в кувшине оказалась отнюдь не вода, как я понадеялась. Не самый приятный кислый запах, темный цвет, видимо, это все-таки было вино. Но, сказать честно, та бурда, что мы пили по юности, была лучше. Это же словно разбавили, может быть, даже наполовину, и получилась слабоалкогольная кисловатая водичка темно-красного цвета. Гадость! Я хотела уже было возмутиться, спуститься вниз и потребовать нормальной воды, потому что должны в моем новом статусе быть какие-то плюсы, а потом вспомнила давно прочитанную статью в каком-то бортовом журнале какой-то авиакомпании, почему в средние века пили так много вина или пива. Потому что эти болваны не научились кипятить воду – а в не кипяченой чего только ни бывает, и холера еще не самое страшное.
Придется пить… назовем это «вино». Дрянь та еще, но, кажется, алкоголя там не так уж и много. Я понадеялась, что это тело к нему привыкло.
Пока я ела, объявился все тот же мужик и приволок сундук. И – то ли он просто был рассеян, то ли ему приказали – но на этот раз он меня не закрыл.
Насытившись, я откинулась на стуле. Я чувствовала себя совершенно разбитой и очень уставшей, в желудке была неприятная тяжесть, больше всего на свете сейчас я хотела лечь спать, но здесь было холодно, слишком холодно для того, чтобы раздеваться. Но и спать в корсете было невозможно! А самой мне его не снять. Я подозревала, что кто-то должен прийти и помочь, ну ведь это же не лично моя проблема, и место должно быть не с самым дрянным сервисом, раз здесь ночует пусть фиктивная, но графиня. Здесь могло быть принято спать в корсете, и от этой мысли мне стало совсем нехорошо и живот так заныл, что я по-настоящему испугалась. Медицина здесь была ужасной, не хватало мне только заболеть. Еще и мутит… Да как снять этот чертов корсет?!
Появление служанки я восприняла просто как дар небес. Явилась она не с пустыми руками, а с небольшим железным ящиком, который держала за ручки толстыми тряпками. Жаровня! Я видела такие в фильмах, и быть может, эта деталь мира моего не отличалась от мира этого. Не пытать же она меня собирается, в конце-то концов, а еще наконец-то меня освободят от этого деревянного ужаса.
Освободить меня, конечно, освободили, и это было прекрасно. В такие минуты я понимала, что дышать полной грудью – настоящее счастье, пусть рубашка и юбка на мне и остались. Служанка даже не стала их снимать – видимо, из-за температуры в помещении так делали все и ей было невдомек, что я, может быть, хочу как-то иначе. А вот следующая новость оказалась и хорошей, и плохой одновременно, и свои рефлексии по поводу оставшейся на мне одежды я моментально забыла. Гуляла Мариза до моего появления в ее голове или нет, но ее тело точно беременным не было. А вот с другой стороны… Впрочем, нет, была еще третья сторона: я, кажется, не отравилась. Что тоже прекрасно.
Оставался один вопрос. Как здесь справляются с ежемесячными гигиеническими проблемами? И справляются ли вообще? Но на мое счастье, служанка еще не успела уйти и биться в дверь мне не пришлось.
Я сосредоточилась, вспомнила надлежащее выражение лица для барышни, которую я изображала, и потребовала принести мне что-нибудь для решения данной проблемы. Кажется, у меня получилось довольно неплохо, удивления на лице служанки я не заметила. И добавила еще требование принести воды. Теплой.
Воду я получила. Не то чтобы теплую, но я решила считать ее таковой. Не то чтобы чистую, но я сказала себе – это лучшее, что у них есть. Вместе с водой служанка принесла мне нечто, что я и не знала, как обозвать. Трусы – не трусы, подвязки – не подвязки, но нечто среднее между трусами и подвязками. И тряпки. Не так плохо, решила я, кое-как натянув на себя всю эту конструкцию. В конце концов, во времена моей юности мы носили что-то похожее, а привычная всем упаковочка синего цвета была подарком, сравнимым разве что с «Айфоном» во времена моей зрелости, и по полезности точно не уступала. Правда, «Айфон» сам по себе не падал, а смесь трусов с подвязками держалась на талии не слишком надежно. Что будет, если я ее уроню?
Служанка ушла, тоже не заперев дверь, а я так и не смогла заставить себя лечь в кровать-гробик, несмотря на то, что грела жаровня и в комнате стало немного – совсем немного, но теплее. Дело было не в гробике, а в том, что у меня и так уже начинало чесаться тело. И голова, и это было ужасно. Я говорила себе, что это психосоматика, что надо просто отвлечься и перетерпеть, но терпеть было сложно из-за неудобной позы: жесткий деревянный стул ни в каком веке не предназначен для сна. Даже сидения автобуса и плацкарт нельзя было сравнивать, или я просто отвыкла?
Я вертелась, хныкала, мне было физически нехорошо и даже на глаза навернулись слезы. От усталости, решила я, и все-таки запоздалый стресс. Плюс то, что мне неудобно и при этом хочется спать, что я наелась, откровенно сказать, какой-то жирной дряни и от нее меня мутило, плюс то, что мне хотелось укрыться, но решиться даже вытащить одеяло я не могла.
Подумав, я встала и выволокла из-под кровати жаровню – выпинала ногами, чтобы не обжечься, и очень некстати вспомнила, что читала о дамах в красивых платьях. Камин, искра…
Почему я не подумала раньше? Почему только в этот момент у меня в голове что-то щелкнуло? То, как бедняжку Маризу гоняли и били по щекам в замке – без разницы, что в тебе течет графская кровь, а не такие они уж тут и поклонники аристократии…
– Эй! – заорала я на весь коридор, помогая себе мощными ударами ногой в дверь, наплевав на то, что перебужу воплем и грохотом половину гостей. – Эй, девка!
Наверное, мне бы кричали так же. Точнее, той Маризе, которой не посчастливилось родиться той, кем она родилась. Девка, подай, принеси, получи оплеуху, проглоти ее и разноси туфли. Насколько это было нормально – испытывать сострадание к собственному телу и отделять его от собственного ума, я старалась не думать.
Но познания об обращении с прислугой у меня ограничивались сериалами, и то зарубежными фэнтези, ни на одну отечественную поделку не хватило не то что меня, но и мою помощницу по хозяйству, а вот к ее «Игре престолов» я относилась весьма снисходительно.
– Девка! Эй! Кто-нибудь, чернь ленивая!
Мариза, фамилии которой я не знала, и Адриана де Аллеран показала свой довольно паршивый нрав и зычный голос. Я легко перекрикивала двигатели дизельных фур и заставляла шевелиться сонных гастарбайтеров.
– Что желает ваша милость?
Моя милость алчно усмехнулась. Мою милость переклинило, зато я теперь понимала, откуда такие перепады в моем настроении. Я их то ли никогда не испытывала, то ли забыла с возрастом, и внезапно выяснилось, что справляться с ними не так уж и просто.
Девушка, которую я раньше не видела, и на мгновение мне ее стало жаль, стояла передо мной, покорно склонив голову.
– Во-первых, принеси мне соломы свежей, сухой, накидай на пол. – Я решила, что лучше жуки, чем иная живность. – Что смотришь, не знаешь, что свежая солома придает свежий цвет лицу?
Это был бред, причем отвратительный. Но бреду верили даже в мои просвещенные времена. Я видела, что продают в инстаграме, да и вообще в сети.
– Сейчас сделаю, ваша милость.
– Стой. Видишь это? – я потыкала в сундук пальцем. – Там платья. Приносишь сюда еще пару жаровен. Растапливаешь их. Сверху кладешь металлические листы. Есть металлические листы? Большие. Спроси на кухне. На эти листы кладешь платья по очереди и ждешь, пока они хорошенько прогреются, но следи, чтобы они не сгорели. Поняла?
Девушка кивнула. В ее глазах я читала: «Ее милость умом тронулась».
– После того, как обработаешь… я хотела сказать – прогреешь, складывай на солому. Не в сундук и не на кровать! С сундуком сделаешь так: анис, герань, базилик, шалфей, есть что-нибудь?
– Герань у хозяйки есть, ваша милость.
Бедное дитя, показалось мне, привыкла иметь дело с умалишенными. Точно знала, что перечить не стоит. Это только начало, не сдержала усмешки я.
Глава девятая
– Тащи все… Неси все. – А мне следовало выбирать выражения. Когда маску Маризы мне позволено было снять, Мария Успенская словно забыла, где она находится. Я тряхнула головой и подумала, что горничная все равно пропустит это мимо ушей. – Я заплачу. Берешь сундук, вымываешь его, потом затираешь геранью… берешь листья и трешь, трешь, – я показала как, а несчастная девушка побледнела так, насколько это было возможно рассмотреть в полумраке. – А после того, как сундук провоняет, складываешь платья и пересыпаешь листьями герани. Поняла?
Девушка кивнула.
– Как тебя зовут?
– Анаис, ваша милость.
– Хорошо, Анаис. Я тебе заплачу. А еще заплачу, если ты приготовишь мне ванну.
– У нас нет ванны, ваша милость. Господа в городские бани ходят. Вашей милости туда ну совсем непотребно.
Моя милость, выходит, чесаться должна, хмыкнула я. Но какой-то должен быть выход? Хотя бы… да, почему бы и нет, начать с малого. Анаис вместе с другой служанкой притащила одну жаровню, потом вторую, потом явился толстый вонючий мужик, судя по всему, повар, он тащил лист железа, и хотя я наивно предположила, что это что-то с кухни – нет, лист был явно откуда-то из другого места, но тоже с жирными пятнами. Платья мне было жаль, но себя жальче. Я к тому времени уже успела кое-как разобрать уложенные волосы и то, что мужик вылетел, как будто ему углей насыпали в штаны, списала на то, что я была простоволосая.
Я дождалась, пока девушки разложат первую партию платьев – все же моя семейка не поскупилась хотя бы на это – и приказала помочь мне раздеться окончательно. Анаис, очень смущаясь, испросила разрешения остаться второй девушке – Жюли, я позволила. Помощь была кстати, девушки работали споро, я только кусала губы и молилась, как умела, чтобы вшей не было на них. Но, понаблюдав, поняла, что служанки не чесались вовсе, и что это значило, как объяснить, я понятия не имела. Прислуга чаще ходила в эти городские бани?
Я же осталась в одной рубахе. Было холодно, но то, что я задумала, того стоило.
Как Анаис и Жюли ни старались, запах паленого я почувствовала. Успела подскочить и сорвать тлеющее платье, затоптала его ногами, и вид у меня, наверное, в этой непонятной рубашке был очень потешный, а затем случилось то, что я не сразу смогла понять.
Анаис вскрикнула и закрыла рот рукой, Жюли, которая разложила пострадавшее платье на жаровне, с воем кинулась ко мне в ноги. Я шмякнулась на грязный пол, отбив себе колени, и зажала ей рот.
– Не ори, – прошипела я. Не хватало еще, чтобы сбежалась половина этого рассадника блох. – Пожара же не случилось.
– Ваша милость разгневалась, – прохныкала Жюли, – ваша милость топтала ногами платье.
– Да? – переспросила я и только теперь поняла, как она истолковала мое поведение. Барышня изволили сорвать платьишко с жаровни и в гневе топчут его ногами, мол, отработанный материал. – Невелика потеря. Отцепись от меня и иди следи, чтобы не сгорело и остальное вместе с этим борде… кабаком.
Быть собой было очень легко. Если две курочки и решат рассказать кому-то, то им не поверят. Я выдохнула, рассмотрела два платья из бархата, которые уже успели пройти дезинфекцию… в такой темноте я не видела никаких насекомых. Кипячение, подумала я. Кипячение в каком-то отваре, может, с тем же анисом или с чем-то еще. К моему великому, как я теперь поняла, сожалению мне никогда не приходилось уничтожать вшей дедовским способом. В пионерских лагерях, где была я и были вши, нас мазала медсестра каким-то составом, а уже позже, когда пару раз я цепляла незваных гостей, ночуя во время поездок в дрянных мотелях, под рукой все равно были аптеки и знающие провизоры.
Я не знала, сколько прошло времени. Час, два, может, три, но девушек никто не хватился, а ко мне никто не заходил. Кучер, который меня привез, словно испарился или напился, и я была благодарна мирозданию хотя бы за то, что дало мне передышку. Она была мне очень нужна.
Я попросила принести мелкий гребень и отошла подальше от платьев и соломы, пока девушки мыли сундук. В комнате теперь было адски жарко, Анаис и Жюли страдали, утирали то и дело пот, я же, наоборот, грелась от души, понимая, что новая возможность появится у меня очень нескоро.
– А зачем ваша милость приказала так делать? – осмелев, спросила Анаис. Испорченное платье так и валялось на полу, и она на него нет-нет, но косилась.
– Насекомых чтобы не было, – пояснила я. Поняла она или нет? Но у нее мысль работала в другом направлении.
– Ваша милость позволит платье забрать?
– Зачем? – пожала я плечами. Волосы у Маризы были густыми, я справилась только с третью головы, а руки у меня уже отваливались. – Ты его уже не починишь, вон какая дыра.
– Так я и не барышня, – улыбнулась Анаис, – заштопаю и так похожу.
«Да бери ради бога», – усмехнулась Мария Успенская, а Мариза, Адриана де Аллеран, томно пожала плечами и величественно кивнула внезапно зачесавшейся головой.
Уже ближе к утру я высыпала на ладонь немного монет и протянула девушкам. На их лицах читалось, что это был размер месячного жалования… Я заплела косу, повалилась на кучу соломы, перед этим предусмотрительно переодевшись в одну из обработанных рубах и бросив свою на пол как можно дальше, и заснула моментально.
Разбудили меня чьи-то шаги, и первое, что я хотела сделать – заорать, что нечего тут шастать, но я вовремя вспомнила, кто я и где я… Проклятое мое состояние, вызванное гормонами, чуть не швырнуло меня в истерику, и я со стоном втянула воздух сквозь зубы. Черт, мне так мучиться еще несколько дней, и ведь нет ничего, что позволило бы мне держаться, никаких медикаментов. Здесь вообще можно забыть слово «медикаменты» – легче будет смириться с неизбежностью. Но я могла наделать глупости… и еще какие глупости. Бедная юная курочка, подумала я о Маризе с какой-то несвойственной мне нежностью, а потом посмотрела, кто это там ходит.
Оказалось, что та же девица, что приносила жаровню и снимала с меня одежду.
– Пришли сюда Анаис или Жюли, – потребовала я. – Не хочу тебя видеть.
– Они не обучены ходить за господами, ваша милость, – ровно и словно как-то заученно ответила служанка, а я подумала – странно, но они обе пришли ко мне. – Хозяин ругается, когда они пытаются так заработать.
И она очень нехорошо ухмыльнулась. Я почувствовала злость, смешанную с досадой, не столько на этот мир и населяющих его людей, сколько на себя. Получается, что я их обеих подставила. По лицу девушки я видела, что она непременно их сдаст хозяину, но почему?
– А никто не узнает, – пообещала я. – Ты никому не скажешь, особенно если хочешь сама заработать и ничего при этом не делать.
Я чувствовала себя мерзко. Служанка улыбалась гаденько, и у меня внутри заворочалось чувство повышенной справедливости. Я виновата – я исправлю.
– Или мне стоит самой сказать хозяину, что ты дрыхла вместо того, чтобы явиться на мой зов? Или что – развлекалась где-то с кем-то?
Я попала в цель. Был шанс, что она проводила это время с хозяином, но нет, по дрогнувшему личику я поняла, что нанесла удар куда нужно, и теперь следовало закрепить пройденный материал.
– Пойди принеси мне… что вчера приносила. Подвязки, тряпки. А потом поможешь одеться. И помни, не зли меня.
Служанка выскочила из комнаты. Я, не особенно ей доверяя, приоткрыла дверь – куда она пойдет? Но нет, она скрылась в какой-то комнатке, мало похожей даже на местный номер, судя по тому, что две двери по бокам были слишком близко. Или ее каморка, или подсобка.
Я покопалась в платьях, приглядываясь к результату, но, к сожалению, насколько мне удалось то, что я задумала, узнать я могла только опытным путем. Даже утром в этой проклятой комнатке было настолько темно, что я не особо надеялась разглядеть, ползает ли что-то там, в швах одежды. Но я отобрала себе наряд поудобнее, помня, что мне предстоит опять трястись в этой адской машине.
Многовато в этом мире ада, мрачно подумала я. Ванна, я очень хотела принять ванну, что-то там говорили про городские бани, но, скорее всего, мне не стоит на это рассчитывать.
Вернулась служанка, протянула мне тряпки. Я уже потянулась к ним рукой, как меня осенило.
– Они использованные!
– Они чистые, ваша милость, – с обидой сказала служанка. Допустим, я и сама это видела, что выстираны тряпки были довольно тщательно, но… и я постаралась не думать о том, что вчера я вообще не обратила на это внимание.
Выход? Мне необходимо найти выход как можно скорей.
– У твоего хозяина есть чистая простыня? – спросила я и поискала взглядом, где валяется мой мешочек. Вон он, под моей курточкой, которая верх от юбки. Лицо служанки вытянулось. – Принеси мне чистую простыню и порви ее.
Девушка хлопала глазами, не зная, что мне ответить. В моем прежнем мире подобная скорость обработки поступающей информации обозлила бы меня настолько, что я указала бы ей на дверь, здесь мне пришлось вспомнить, сколько стоят ткани, и признать, что заплатить за тряпки мне придется едва ли не столько, сколько за хороший обед.
– Как тебя зовут?
– Бернадетт, ваша милость.
– Принеси мне простынь, Бернадетт. – Я подошла к одежде, вытащила мешочек, из мешочка вынула монетку. Моих денег могло не хватить на такие непредвиденные, но необходимые траты. – Держи. Хозяину можешь ничего не говорить.
Она стояла и хлопала глазами, и до меня дошло, какую глупость я только что сморозила. Не говорить, конечно, тут хозяин – идиот и простыни не считает. И не заметит ничего, очевидно, подумала я и мысленно подняла табличку «сарказм».
Я протянула ей еще одну монетку и поправилась:
– Скажешь, что продала простыню мне. Отдашь деньги, а разницу себе оставишь. За труды.
Она не решалась. Я видела, как ей хочется получить эти деньги, но страх быть поротой перевешивал. Ненадолго – люди жадны, и досадно, что приходится пользоваться этой слабостью, но что делать, у каждого из нас есть порок. Я ждала, Бернадетт нервничала, но затем выхватила у меня монетки и убежала.
Пока она рвала принесенную простыню, лицо у нее было таким, словно она занималась святотатством. Я же была обеспечена тканью хотя бы на один отведенный природой срок.
По крайней мере, меня не беспокоили. Я оделась, потом Бернадетт принесла мне поесть. Я выяснила, что Анаис и Жюли – падчерицы хозяина, что кучер, который меня привез, с вечера «нехорош» и пытается хоть как-то прийти в себя, что лезары – вот я и узнала, как называются твари, летающие над лесом – напали на какой-то обоз и что мне повезло, что я еду в крытой карете…
В путь мы тронулись не раньше полудня. То, как вчера злоупотребил свободой кучер, я смогла оценить, когда его увидела: он не то чтобы не стоял на ногах, но было ему явно скверно, он даже не помогал ставить сундук с моими платьями, а хватал свежий снег с покосившегося заборчика и шлепал его на лицо. Снег таял от прикосновений, сочными каплями падал в грязь под ногами, а меня снова мутило от запахов.
