скачать книгу бесплатно
Ах вот оно что! Адриана, кажется, так называла ее та молоденькая красоточка. Старшая сестра? А я что-то, видимо, сделала все же не так.
Адриана с легкой и доброй улыбкой прошла в мою комнату – или все-таки не мою? Сколько девушек делили ее между собой? Три? Больше? Я отошла к стене, не назвала бы это рефлексом, скорее каким-то предзнанием.
– Если тебе еще что-то нужно, скажи. Все мои вещи я все равно оставлю в миру.
– Вы правда хотите стать монахиней? – вырвалось у меня. Сколько ей лет? Восемнадцать? Двадцать? По нашим меркам – совсем неразумный ребенок, зачем ей покидать этот мир?
– С того дня, как я впервые переступила порог храма, я мечтала служить господу нашему, или ты не знаешь? – несколько раздраженно или даже заносчиво отозвалась Адриана. – Помогать сирым, утешать убогих, жизнью своей искупать грехи свои и чужие. – И тут же приняла деловой вид: – Пройдись-ка.
Я пожала плечами, но прошла от одной стены к другой, остановилась и посмотрела на Адриану. Та поморщилась, а потом что-то спросила меня на незнакомом мне языке.
– Отвечай же! – потребовала она, поняв, что я ничего выдавить из себя не в состоянии. А я, хотя понимала, что корчить недовольную рожу в присутствии госпожи мне не подобает и меня вполне могут за это высечь, ничего поделать с собой не могла. Я не только не понимала этот язык, я даже не могла распознать, что это за речь. Никогда не слышала ничего похожего.
– Не хочешь? – странно спросила Адриана. – Святая Анна! Ты согласилась!
На что, хотелось заорать мне, но я, разумеется, так не сделала. Согласилась – на что? На что подписалась эта дуреха? Выучить иностранный язык? Быть проданной в рабство? Вряд ли здесь есть еще рабство, но кто знает, как тут шла история и какими дорожками…
– Мариза, ни отец, ни мать не могут перечить герцогине де Бри, – убежденно сказала Адриана, решив, что я заартачилась. – Ни отец, ни мать не настолько жестоки, чтобы вместо дома божьего отправить меня ко двору. Но ты – ты согласна! Разве же нет?
Я могла как замотать головой, так и кивнуть. Если бы я понимала, о чем идет речь. Кроме того, что Адриана настроена принять монашеский постриг, а родители только за. Странные, но… Карьера в монастыре не так уж плоха, если я правильно помню.
Королевский двор? Вот это точно не самый выгодный вариант.
– Мы ведь похожи с тобой, – продолжала Адриана, и вид у нее был уже не настолько идеальный и благостный. Мелкая пакостница, споткнувшаяся о чужую волю, так-так. – Тебе всю жизнь или ходить за матушкой и сестрами – или выдать себя за меня. У тебя будут деньги, мы не так и богаты, но хоть что-то… А там кто знает, как повернется твоя судьба? Герцогиня оказывает нам великую честь, принимая одну из нас при дворе. Это для меня огромная честь, что говорить о тебе?
Для меня, про себя повторила я. Девица разом поставила меня намного ниже того положения, которое занимала сама, но это мелочи. Сама она ко двору не стремится. Королевский двор. И если хоть немного правда то, что я читала в интернете, а не в приключенческих романах Дюма – ничего странного, что родители этой мелкой лицемерки, да и она сама, предпочли, чтобы она сидела в монастыре.
Похожи, мы с ней похожи. Адриана еще что-то говорила, а я рассматривала ее. Себя мне пока увидеть не удалось, да не очень-то и хотелось. Миловидная, темные волосы, темные глаза, аккуратный бюстик. Я вспомнила историю Анны Клевской – какие времена, фотографий нет, в наличии только художники с самомнением, сунь, собственно, приукрашенный парадный портрет любой крокодилицы королю, тому придется жениться на том, что сунули, иначе дипломатический скандал и конфуз. Но то женитьба, до Анны была еще одна Анна – Болейн, и как бы планы ее завели аж на плаху. А куда ей было деваться? С одной стороны – озабоченный Генрих Восьмой, с другой – собственные амбиции, а уж как повернулось – второй вопрос.
Мне предстоит быть кем-то вроде несчастной мадемуазель де Ла Вальер. Она, кажется, рожала в проходных комнатах Лувра под брезгливые взгляды Анны Австрийской. Месье Дюма деликатно этот момент обошел, зато историки сохранили и интернет добродушно поведал об этом интересующимся.
– Я могу поехать с вами в монастырь, мадемуазель? – быстро спросила я. – Я передумала, я не хочу во дворец.
Я умела оценивать ситуацию и принимать решения моментально. Монастырь? Кто сказал, что там плохо? Работа, молитвы, а с другой стороны – защита церкви и короля, собственные земли, имущество, пожертвования и – собственное производство. Кем я могу со своими навыками стать при дворе – понятно, вопрос, надолго ли и после каких по счету родов – и от кого – я отправлюсь на кладбище. Кем я могу стать в монастыре? Кем угодно, от кастелянши до огородницы, потому что я принесу деньги, а значит, меня будут ценить. Я могу вспомнить хоть какую-то медицину из той, что у нас считалась элементарной. Я могу открыть фельдшерский пункт или детскую школу, если она здесь, конечно, нужна. Я могу наладить любые каналы сбыта – и мать-настоятельница на меня уже станет молиться. Так что лучше: спокойная жизнь среди увлеченных молитвами дам, где до меня не будет никому никакого дела, или непредсказуемый двор, не при будущей монахине будет он назван другими словами?
В монастыре будет точно теплее, чем здесь. Да что говорить, в это адово время монастыри – колыбель науки и просвещения.
Мне было над чем поразмыслить, когда я осталась одна. Как я понимала – это совсем ненадолго.
Адриана не стала со мной обсуждать варианты. Да, мои опасения подтвердились, здесь, в этом мире, я была никем – у меня не было ни желаний, ни мнения, ни собственно жизни. Даже не мелкая сошка – здесь барахло берегли больше людей и лошадь ценили выше.
Зато мое глупое тело радостно согласилось заменить эту чванливую монашку. Нужны ли в монастыре такие гордячки и что об этом говорит местная религия, я не бралась судить. Наша история говорила – можно жить многим лучше, чем при троне. Черт, черт, черт…
Мое тело согласилось заменить собой девицу, которой какой-то родственник или покровитель выбил тепленькое место при королевском дворе. Зачем ему это все было нужно? Возможно, и даже скорее всего, какие-то интриги и козни, в которые меня даже не посвятят, а так, пнут и выкинут, если не похоронят. Мой мозг, который мироздание оставило мне, был с этим решением не согласен. К черту двор, у меня еще вся жизнь впереди, и кто бы знал, как я в общем-то успела устать от многого, особенно от людей, облеченных властью.
От многочисленных проверяющих до крупных чиновников. К счастью, мой бизнес был абсолютно не тот, чтобы он мешал кому-то в политике, но сколько раз я была свидетелем, как вчерашняя клиентка, лениво или же увлеченно рассматривавшая каталоги и совершенно не смотревшая на цены, сегодня не брала телефон или – что реже намного – говорила вполне откровенно, что не будет выкупать этот заказ. Вчера – супруга богатого бизнесмена, сегодня – жена разоренного человека, вынужденная вспоминать, как готовить борщи, и запоминать, по каким дням акции в ближайшем супермаркете. Все из-за того, что деловые отношения с властью чреваты, для начала, угрозой со стороны конкурентов.
Нет, нет. Я слишком устала от этого в прошлой жизни.
Глава четвертая
Я не хочу ни развлекать, ни развлекаться, ни постоянно оглядываться, не подсыпал ли мне кто куда яд. Считаться со мной будут в том случае, если у меня будут деньги, это правило работает во все времена. Пусть это будут всего лишь купцы из соседних палаток и домовладелец. Но принимать решения буду я, а не девица с громким титулом.
Что мне делать? Замок в лесу, здесь, конечно, есть угодья и огороды, но вряд ли мне кто позволит поднимать сельское хозяйство вместо того, чтобы крутить шлейфом перед принцами. Затронуты интересы семьи, пусть пока я не знаю, каким образом они собираются выдать меня за эту заносчивую двуличную дрянь.
Что у меня есть? Ничего, кроме этих шмоток. И хотя они стоят немало, я не смогу их вынести и продать. Физически я вынесу все, но люди заметят.
Чего у меня нет, если идти от противного? Обязательств. Я здесь никого не знаю и знать не хочу, у меня ни к кому здесь нет чувств и привязанностей. Я чужая – вот мое преимущество. Решено – мне надо бежать и раздобыть хотя бы немного денег.
То, что я задумала, сопряжено было с риском. Даже с риском того, что кто-то войдет и увидит, чем я занята, а занялась я тем, что осматривала шмотки в поисках того, что я смогу унести незаметно. Воровство? Я не испытывала ни малейших угрызений совести. У тех, кто готов положить тебя на алтарь и вогнать нож в сердце, не постыдно украсть для того, чтобы на этот алтарь не лечь.
Я видела жемчуг на платье. Отлично, если я сложу это все в сундук, никто не заметит пропажи. Я откопала платье, всмотрелась в него, стиснула кулаки. Нет, не жемчуг, какая-то дрянь, я бы сказала, что пластик, только здесь никто не знал о существовании нефти. Но я продолжала копаться. Платья, платья, какие-то панталоны, я сунула руку и укололась обо что-то, закусив губу, чтобы не выругаться, пошарила еще и вытянула за брошь какой-то палантин.
Брошь я сняла. На вид она казалась мне драгоценной. Потом у меня что-то щелкнуло в голове, и я кинулась к шкафу-кровати. Что бы я там ни искала…
Есть! Кому принадлежал этот мешочек, я понятия не имела. Но там были деньги – не то золото, не то медь, непонятно, много или мало, какое-то дешевенькое кольцо.
У меня не было здесь друзей и вряд ли кто-то относился ко мне иначе, чем та жалостливая мадам. Розги и оплеухи, я покачала головой и навела ревизию в остальных кроватях.
Тот, кто сказал, что в любви и на войне все средства хороши, был очень неправ. Насчет войны я не сомневалась, но ради любви мне и голову не пришло пошевелить хоть пальцем. Ради свободы и того, что мне предстояло?
В этих странных кроватях был целый мир. Возможно, животный тоже. Но я нашла что-то вроде молитвенника, несколько таких же, как и первый, мешочков. Много я брать не стала – так, чтобы никто не заметил. Как низко можно пасть, если хотеть выжить, и я подумала – а за что? Я осуждала девиц, гоняющихся за олигархами, но никогда не презирала тех, кто рылся в помойке в поисках старой одежды или алюминиевых банок.
Неужели мироздание вдруг решило, что мой самый ужасный грех – ненависть к сестрам по полу, предпочитающим сыто сидеть за сериалами, а не стоящим у станков и операционных столов? Мироздание определенно было женщиной с внешностью инстаграмной модельки.
Я постоянно слушала, не идет ли кто. Мне везло. Шаги звучали, но мимо, дверь не открывалась, и пока обо мне не вспомнили, нужно было спешить.
Я сложила все чужие вещи как было. Ноги уже начинали болеть, и по старой памяти я решила – я потерплю, главное сейчас совершенно не это. Мне нужно было во что-то одеться, теплое и не слишком заметное. И это что-то я нашла брошенным на какой-то низкий столик, грубая накидка, похоже, непродуваемая, и, может быть, даже моя. Ношеная, но когда-то весьма дорогая, и я сделала вывод, что здесь в порядке вещей донашивать за другими. Неудивительно – вся одежда ручного производства, даже белье. Все украденное я сложила в мешочек, и по-хорошему надо было как в девяностые – рассовать все по одежде, так, чтобы не потерять разом все, но времени не было.
Наконец я приоткрыла дверь. Темнело, за окном поднималась метель, и это было безумно скверно, но медлить мне было никак нельзя. Добраться хотя бы до той деревни, которую я видела, она недалеко и сложностей у меня никаких не возникнет, не должно, а там я договорюсь, чтобы меня увезли в город. Что там? Служанка нужна в любой дом. Та, которая не боится работы. Та, которой плевать на чужих мужей. Та, которая даст совет, который сработает. Можно разлюбить, можно предать, можно продать, но никто никогда не избавится от человека, который приносит прибыль.
Замок. Мне представлялось – как в кино: рыцарские доспехи, яркий свет, тепло… это не Винтерфелл. Не Лувр, который снимали где-то в Петродворце. Каждый мой шаг гулко грохал и отдавался эхом-вздохом, изо рта, кажется, вырывался пар. И никого, совсем никого, даже голоса я не слышала, но хотя я знала, что людей здесь было много, вероятно, они все сидели где-то в другом месте. Грелись друг о друга, как туристы, промочившие последний коробок спичек. Я спокойно дошла до выхода, и мне попался только какой-то спящий на полатях мужик.
На улице вьюжило. Колючий ветер поднимал свежий снег, кружил его и швырял в лицо, и это было неприятно. Я прикидывала, сколько мне нужно пройти до деревни, и сознавала, что я замерзну, меня уже начинало знобить. И выхода два – сдохнуть или привыкнуть. Здесь нет ни высокотехнологичных тканей, ни легких и сохраняющих тепло наполнителей, все, что имеется – собственное тело и рыбий мех. Если бы я согрелась в доме, было бы не так страшно, но надо было терпеть.
Ноги начинало резать болью. На правой ноге я уже ощущала волдырь, пусть я прошла всего ничего, но туфли сделал изувер, ненавидящий человечество. Можно было бы попытаться поменять эти проклятые кандалы местами, но они были одинаковыми. Кто в здравом уме будет носить обувь в чужой крови?
Телу я тоже не могла порадоваться. Да, молодая девица, полно сил и практически нет жира, и откуда ему взяться, когда она все время в делах, но абсолютно не тренирована. Спорт для меня был основным после работы и правильного питания, здесь же я понимала: ни спорта, ни еды. Здоровая пища только в представлении незрелых умов то, что собрано с огорода, на самом деле это баланс, и майонез можно собрать с огорода и из курятника, но как скоро – прощай, талия?
Пока меня никто не хватился и не окликнул. Я куталась в накидку, проклиная исторические фильмы и сериалы. Если это мое подсознание, оно могло бы представить себе больший комфорт. Но если это – мое наказание, рассмеялась я про себя. Глупо, но как объяснить тот факт, что все настолько реалистично? Ни один сон не бывает настолько последователен. Возможно, сон, вызванный анестезией, тоже. Кома? Все может быть. Я все еще сопротивлялась, хотя ноги и тело орали – это не сон и не больница, если ты, дорогая, только не в морге, там так же холодно, как и здесь.
Ветер становился все злее, мороз крепчал, ноги горели как в огне, но я убеждала себя, что мне кажется. Я так привыкла: тяжело? Нет, мышцы слабые. Тянет в сон? Это лень, на самом деле не хочется что-то делать. Неохота вставать? Тем более лень, пяти часов сна здоровому человеку достаточно. И когда я смогла себе позволить и персонал, и восьмичасовой сон, не смогла отказаться от старого «надо», «надо» сделало меня тем, кем я была, так что это за испытание – смогу ли я еще раз?
Бесспорно, да. Я смогу. Надо идти – дальше будет немножечко легче. Так было всегда и на этот раз будет тоже. Вот уже и ноги озябли так, что я почти не чувствую боли, во всем надо находить свои плюсы.
Появилась деревня. Сонная, еле видная в мельтешащем снегу. Я шла и шла, упрямо смотря вперед и вспоминая детские считалочки на английском. Знала его я плохо, и это отвлекало от рези в ногах и холода, не дававшего толком дышать.
Я наконец толкнула тяжелую дверь кабака. Никто не обратил на меня никакого внимания – повернулась пара голов и все. Может, Мариза была тут нередкой гостьей, а может, всем было на меня наплевать. К лучшему, решила я. Деревянные столы, никуда не годное освещение, занятые друг другом мужики, прогорклая и прокисшая вонь. И как я поняла, вонять будет теперь повсеместно.
Хозяйка – толстая, неухоженная и молодая – что это время творит с людьми? – повернулась ко мне, и я пошла к стойке, уже не в силах сдержать текущих из глаз слез. Холод спасал меня от острой боли в ногах, а в трактире было тепло, и я первый раз в жизни прокляла то, что всегда считала комфортным.
– Мне нужно в город, – сказала я, подойдя к стойке вплотную, надеясь, что просьба не вызовет смех. Я не знала, имею ли я право хотя бы на такие желания. – Отец просил меня приехать.
Возле стойки стоял деревянный стул, и я села, уже не думая, могу, не могу, имею право или же не имею. Я даже не думала, что потом просто не встану.
– Отец? – нахмурилась хозяйка. – Так господин граф же в замке. Лет десять уже никуда не выезжал.
Если бы я не сидела, пол уплыл бы у меня из-под ног. Я что-то неправильно поняла, сделала слишком поспешные выводы.
– Да какой он мне отец, – в сердцах выпалила я, надеясь, что вышло с достаточной обидой. – Я про крестного матушки. Вот его я считаю отцом.
– Полно, Мариза, – покачала головой хозяйка. – Господин граф, конечно, из тех, кто ни одной юбки не пропускал, как только терпит госпожа графиня, но никого из прижитых детей не оставил. Сюзанну вон выдал замуж за старика Полье, Гастона отправил в армию – жаль, так и сгинул парнишка, тебя вон выучили, манерам научили.
Я покивала с недоброй улыбкой. Невероятно заботливый отец, нельзя не согласиться. Дочь выдал за старика, сына угробил, меня подготовили на роль придворной доступной девки.
– Так к отцу все равно мне надо.
– Ну, Каспар завтра собирался в город, спроси его. Много он с тебя не возьмет, все же сестра.
Глава пятая
Я изо всех сил закусила губу. И этот Каспар тоже прижитый сын. Все село, наверное, братья-сестры, а как на домогательства графа реагировали женщины?
– Как мне его найти?
– Вон он, поговори, пока он говорить в состоянии…
Я посмотрела туда, куда указывала мне хозяйка. Молодой еще в принципе парень, но уже какой-то пропитый, потасканный. Графский сын, как и я, вот это ирония, и в отличие от хозяйки я понимала, что речь ему, может быть, еще и дается, но вспомнит ли он что-то наутро?
Но у меня созрела идея.
Да, я не умею ездить на лошади – полезный навык, пригодился бы, но меня никогда не тянуло. Управлять лошадьми я не умела тоже, но зато по опыту работы на рынке я помнила, что такое нетрезвый человек. Этим я собиралась воспользоваться.
Встать было не просто тяжело – сродни пытке. Бандитам из девяностых с легкой руки прессы и писателей что только ни приписали, но полно, эти люди были умны, кто был глуп, не жил дольше двух месяцев. Заставь должника разнашивать обувь, и он перепишет на тебя не только квартиру, но и органы собственной жены.
– Каспар? – я подошла, борясь с брезгливостью и адской болью, и села рядом. – Каспар, это я, Мариза.
– М-м-м, – он растянул в улыбке бледные губы. Взгляд его был практически пустой.
– Мне в город надо. Возьмешь меня завтра?
Ответом мне было что-то, связанное с ценой за услугу. Выражение лица человека, говорящего о деньгах, я тоже прекрасно знала. Отлично, и я сделала вид, что что-то опускаю ему в карман. Каспар вяло реагировал на происходящее, а за мной наблюдали – в этом я не сомневалась ни секунды.
Потом я спросила у хозяйки, где мне переночевать, и она указала мне наверх. Я кивнула и хотела было уйти, но хозяйка что-то ждала – денег хочет, жадная тварь! Я мысленно зашипела, но отдала ей пару монет.
– Мало, – покачала головой она. – Ты же счету обучена.
– В подол зашила, – наклонившись к ней, тихо пояснила я. – Отпорю – дам утром.
– Ну, не забудь только, – покивала хозяйка и утратила ко мне интерес.
Мне было больно. Тепло, я согревалась, пусть не могла из-за боли нормально насладиться теплом. Но больно. Актрисе, которая собиралась играть Русалочку, я посоветовала бы разносить чью-то обувь…
Я поднялась наверх. Тут было холоднее, темнее, зато воняло не так ощутимо. В комнату я заходить и не думала – и не знала куда, и меня интересовало, что происходит внизу. Метель, снег, но, возможно, мне повезет и я смогу найти кого-то, кто направляется если не в город, то всяко подальше отсюда. Мне нужно сесть, иначе я не дойду. В прямом смысле этого слова.
Окошко было грязным, мутным, нельзя было разобрать, что творится внизу. Казалось, кто-то ходил, разговаривал, ржала лошадь, но уезжал ли тот человек или только приехал?
В коридоре было почти темно, я надеялась, что сливаюсь с интерьером, что меня не видно, а если и видно, то ничего предосудительного в том, что я тут стою. Но постояльцы, кое-как поднимавшиеся на второй этаж, были сильно нетрезвые и я волновала их мало. Кто-то внизу начал бить посуду.
Я подозревала, что запасного хода нет и мне так или иначе придется проходить через зал с отвратительными пьяными мордами. Плохо было то, что меня – Маризу – многие знали. Еще хуже – что вряд ли тут остановилась еще одна девушка моего роста, и если я спущусь, меня заметят. А мне нужно было исчезнуть так, чтобы никто не понял, куда я делась. Если мне повезет – тут рассчитывать приходилось только на слепое везение.
Впрочем, оно выручало меня не раз. Казалось, что все уже полностью сгинуло и ничего, совсем ничего не вернуть, но каждый раз я выкручивалась. Сама ли или с помощью высших сил? До того, как меня закинуло в это тело, я только рассмеялась бы, вопросов нет, сейчас меня грыз червячок сомнений. И сомнения были некстати – что если я напрасно полагалась на свой острый ум?
Как сделать так, чтобы на меня не обратили внимание? Отвлечь их на что-то еще. Но что можно сделать? Устроить пожар? Слишком… сложно. И слишком жестоко. Никто из этих людей пока не сделал мне ничего плохого, кроме того, могут быть животные и дети, а я сомневалась, что в этом мире кто-то кинется их спасать. Нет. Нужно искать варианты.
Драка прекратилась. Может, разняли, а может, все закончилось поножовщиной и летальным исходом. Но к окну я прильнула вовремя: кто-то совершенно точно вышел в ночь и крикнул кого-то из прислуги.
Кто это был и на чем он собирался уезжать, я не знала, но медлить было опаснее, чем рисковать пробегать через зал. Если там суматоха и все так же темно, могу проскочить, но не факт, что удастся договориться с тем, кто собрался уезжать.
Мне бы сбросить туфли, но я понимала – или я терплю боль, или получаю заражение крови. Я его получу с гарантией. И я приказала себе: не думать, а если подумаешь, то терпеть. Через кровь дается свобода – или как было правильно?
Я успела дохромать до лестницы, но застыла. Стоит ли пытаться удрать сейчас, под покровом ночи, с одной стороны – больше шансов, что меня потеряют из вида, с другой – я могу никуда не доехать. Я опасалась тварей, которые рыскали над лесом. Не знаю, кто это, не знаю, насколько они агрессивны. И человека я опасалась: покажу кому-то, что у меня есть, и останусь под кустом ограбленная и возможно что неживая. Не такие несметные у меня богатства, но это мне кажется, чего они стоят здесь, я не знаю.
Или есть идея получше? Не бежать, а спрятаться где-то, и выйти ближе к утру, да, ждать будет холодно, но если кто-то поедет в город, это будет, скорее всего, на рассвете, и на рассвете же все уймутся и разбредутся по комнатам, а кто-то заснет прямо внизу.
– Эй, ты! Иди-ка сюда!
Голос принадлежал очень нетрезвому человеку. Я скривилась, но не испугалась. Отбиваться меня научили еще тогда же, в девяностые. Не каждой «крыше» было по душе хамское поведение отдельных личностей, а мне с «крышей» очень повезло.
– Иди, иди, чего застыла, денег дам!
Я все-таки обернулась. Парень – или мужчина, кто разберет их тут, в такой одежде, стоял в дверном проеме, покачиваясь, и было понятно, что не до женщин ему. Умудриться так напиться – чем? Чем они так напиваются? Явно не водкой. Спиртом?
– Вам чего, господин? – спросила я, надеясь, что выбрала и слова, и интонацию правильно. – Я так-то при хозяине тут. Послал узнать, что там.
Парень переваривал мои слова. На вид интересный, только отвратительно пьян.
– Так… денег-то что, не хочешь?
– Так хозяин побьет, – прикинулась я сокрушенной. Мол, очень хочу, но неохота быть поротой. Страдальческое лицо вышло правдоподобно. – Я сейчас вниз схожу, а потом заснет хозяин, приду.
Может, на трезвую голову парень соображал лучше, но у меня возникла идея. И она должна была сработать.
Не дожидаясь, пока он еще что-нибудь скажет, я пошла вниз. Масштабы драки я себе нарисовала побольше, оказалось, не настолько все страшно. Кружки на полу, опрокинутые лавки, лужи, но все же не крови.
– Доктор тут есть? – громко спросила я. – Там господин не дышит.
Хозяйка среагировала сразу. Она поставила на стойку грубый кувшин, швырнула грязную тряпку, обернулась ко мне.
