скачать книгу бесплатно
– Я тоже – до настоящего момента, – сказал Адам. – Привет! – добавил он, глянув в нашу сторону и обнаружив нас троих: Мег, мисс Танти и меня, стоящих у алтаря, словно покинутые невесты. – Кто у нас тут? Три грации, если не ошибаюсь.
Три грации? Какая из них я, подумала я: Невинность, Красота или Любовь?
А мисс Танти? А Мег?
– Привет, Мег, – поздоровался Адам. – Давненько мы не виделись, не так ли?
Мег присела в глубоком величавом реверансе, грубыми пальцами старательно растягивая свою юбку в черную палатку и демонстрируя полосатые чулки и пару ужасно поношенных рабочих ботинок на шнуровке на викторианский манер.
– Вы встречались? – боюсь, я не сумела совладать с собой. Ничего не могла поделать. Я с трудом верила, что кто-то вроде Адама Сауэрби, магистра искусств, члена Королевского садоводческого общества и пр., археоботаника и т. д., мог быть знаком с сумасшедшей женщиной из леса Джиббет.
– Мег и я – старые знакомые, не так ли, Мег? – сказал Адам с искренней улыбкой, прикасаясь рукой к ее потрепанной шали. – На самом деле больше, чем знакомые, полагаю, следует сказать – коллеги. Друзья, если на то пошло.
Рот Мег растянулся в широкую улыбку, которую лучше не описывать.
– Ее консультации как минимум один раз уберегли меня от того, чтобы сделать из себя фармакологического идиота.
– Кровь, – мило заметила Мег. – Кровь святых и пророков. Пить кровь.
Ее рука махнула куда-то в тень.
– И мисс Танти, если не ошибаюсь, – продолжил Адам. – Я слышал только хвалебные пеаны[29 - Пеан – хвалебная песнь в честь Аполлона.] на тему, как вы вдохнули новую жизнь в алтарную гильдию.
Мисс Танти изобразила сдержанную улыбку, еще более жуткую, чем у Мег.
– Делаю все, что в моих силах, – сказала она, вытягиваясь и бросая довольно сердитый взгляд на викария. На секунду я испугалась, что ярость в ее взгляде, сфокусированная толстыми, как донышко бутылки, стеклами очков, заставит его съежиться, как жука под увеличительным стеклом.
Она добавила:
– Могу только надеяться, что делаю все возможное, несмотря на…
– Боже мой! – громко воскликнул викарий, взглянув на свои наручные часы. – Сколько времени прошло! Куда оно только девается? Синтия ждет, чтобы я помог ей с церковной брошюрой. Она превратилась в Кассандру с тех пор, как епископ пожертвовал свой подержанный спиртовой копировальный аппарат взамен нашего старого доброго вышедшего из употребления гектографа.
Кассандра? Неужели он неумно намекал на призрак Кассандры Коттлстоун, могила которой могла послужить причиной предполагаемого обморока Синтии? Другая Кассандра, которая пришла мне на ум, была псевдонимом Уильяма какого-то для его временами скандальных колонок в «Дейли Миррор».
– Подобно «Таймс», – рассказывал викарий, – простыни Синтии отправляются на место ровно в полночь.
Я не верила своим ушам! О чем только думает этот несчастный?
– «Овощи викария» – так я называю свой вклад, – продолжал он. – Кое-что, что конгрегация сможет пережевывать в течение недели, видите ли. Я подумал, что капля несерьезности должна будет пройти долгий путь, но теперь… о боже! Что только подумает Синтия?
И правда, что подумает Синтия, – призадумалась я.
Последнее, что я слышала о Синтии Ричардсон, – то, что ей дал успокоительное доктор Дарби, после того как ее до смерти перепугал на кладбище призрак Кассандры Коттлстоун.
Либо укол был очередной деревенской сплетней, либо викарий использовал дымовую завесу. Вряд ли Синтия может быть одновременно одурманена хлоралгидратом и в то же время клепать церковные бюллетени на своей копировальной машине марки «Банда». В этом нет никакого химического смысла.
– Мне следовало догадаться, что вы печатаете что-то о мистере Колликуте, – сказала мисс Танти, бросив косой взгляд на викария.
Постойте-ка, – подумала я. – Что здесь происходит?
Несколько минут назад эта женщина говорила мне не переводить зря мои крокусы, а теперь она чуть ли не на коленях умоляет, чтобы мистеру Колликуту отдали кричащие заголовки в церковном бюллетене.
Взрослые иногда ведут себя так странно.
Вынуждена признаться, что я сама почти забыла о мистере Колликуте. В качестве первооткрывателя его трупа я чувствую некоторую ответственность, однако обстоятельства в настоящее время препятствуют мне вспоминать о нем чаще.
Позже, вернувшись в Букшоу, я открою чистую страницу в своем дневнике и бегло набросаю плюсы и минусы почившего мистера Колликута. Но сначала мне надо вызнать подробности у мисс Танти. Она, в конце концов, назначила его на должность.
Я была уверена, что при наличии некоторого времени смогу вытянуть из нее достаточное количество сплетен, чтобы шокировать даже самого закостенелого редактора таблоидов в Лондоне. Если бы я только могла увести ее от Адама и викария…
– Что ж, – сказал викарий мисс Танти, – и правда, прошу меня извинить. – И с этими словами он повернулся и медленно побрел по центральному проходу к двери.
У меня в голове возник образ усталого пахаря, возвращающегося домой.
– Сауэрби! Кровь! – возбужденно воскликнула Мег из восточного нефа. Пока остальные разговаривали, она ушла обратно в тень среди скамеек и теперь манила Адама немытым пальцем.
Адам двинулся к ней, и я пошла следом. Через секунду к нам присоединилась мисс Танти.
Викарий остановился на полпути и обернулся.
Никогда я не забуду этот момент. Он запечатлен в моей памяти словно бесценная рождественская открытка. Мы втроем: я, Адам и мисс Танти, нависли над скорчившейся Мег, будто в высеченной в дереве сцене из рождественской пьесы: неподвижный викарий, в ночи присматривающий за своим стадом из далеких мрачных просторов темного центрального прохода.
– Кровь, – повторила Мег, глядя на нас, словно в поисках одобрения, и указала грязным пальцем на пол.
Один из камней под ее ногами сочился кровью.
– Кровь святых и пророков, – она сказала это таким тоном, как будто это было само собой разумеющимся.
В моих воспоминаниях мы застыли на своих местах, хотя наверняка мы наклонялись и толкались, чтобы получше рассмотреть красную лужицу под ногами.
Мег, радуясь, что ее труды по убеждению нас закончены, сидит довольная рядом на корточках и по очереди рассматривает наши лица.
– Пить, – объясняет она.
Луч солнечного света пробивается через витражное стекло, освещая жидкость.
Сверху падает свежая капля, приземляясь со слышным хлюпаньем и создавая на красной лужице крошечные, идеально круглые волны.
Костлявый палец Мег устремляется вверх, туда, где вытянулось, будто небесные половицы, темное дерево крыши.
Там наверху, высоко над нашими головами вниз на нас смотрит резное деревянное лицо святого Танкреда, и оттуда падает еще одна красная капля.
И еще одна.
– Старик плачет, – просто говорит Мег.
Глава 10
Как ни странно, первой отреагировала мисс Танти, с удивительной гибкостью для ее возраста опустившись на колени и окунув палец в блестящую жидкость.
Потом она перекрестила сначала лоб, затем сердце. Я подумала, какая морока – вывести размазанное красное пятно с ее белого накрахмаленного воротника.
– Прости меня, Господи, – промолвила она, складывая ладони под подбородком и устремляя восторженный взор почему-то на калейдоскоп цветов, являвший собой голову Иоанна Крестителя.
Адам извлек белый льняной носовой платок из кармана пиджака и окунул уголок в рубиновую влагу. Тщательно рассмотрев пятно, он коснулся его языком.
Ладно, почему бы и нет? – прикинула я. – Раз уж все остальные изучают эту жидкость…
Сняв оставшуюся белую ленточку с косички, я окунула ее краешек в расширяющуюся лужицу в тот момент, когда с лица святого упала очередная капля.
Адам глянул мне в глаза с выражением, которое ничего конкретно не говорило и в то же время сказало все – будто он мысленно подмигнул мне.
Не думаю, что викарий что-нибудь заметил. Он все еще был на пути к нам, неуклюже шаркая вдоль длинного ряда скамеек, отделявших нас от центрального прохода. Такое ощущение, будто ему потребовалась на это вечность, но наконец он добрался до нас и остановился рядом с Адамом и мной, безмолвно уставившись на кровавую жижу на полу.
Вот так положеньице! – должно быть, думал он. – Когда в отдаленной деревушке деревянная голова святого внезапно начинает плакать кровью, куда звонить? В полицию? Архиепископу Кентерберийскому? Или во «Всемирные новости»?
– Флавия, дорогуша, – сказал он, положив дрожащую руку мне на плечо, – сбегай во двор и приведи сержанта Вулмера, будь хорошей девочкой.
Мое лицо сразу же налилось краской, и в голове начало усиливаться давление, словно в вулкане Везувии.
Почему люди вечно так со мной обращаются? Командуют, как будто я специальная горничная, которая всегда под рукой на случай необходимости.
Я сосчитала до одиннадцати. Нет, до двенадцати.
– Конечно, викарий, – сказала я, мысленно прикусив свой язык. Только уже почти в дверях я шепотом добавила: – Может быть, заодно принести вам чашечку чая и печенье?
Сержанта Вулмера нигде не было видно. Синий «воксхолл» исчез, и я предположила, что полиция сделала свои дела и покинула нас.
Это объясняет, почему сержант так легко пустил меня в церковь. Моя хитроумная выдумка с «цветами для алтаря» оказалась потерей времени. Потом явилась Мег, громко хлопнув дверью, и деревенский констебль даже ухом не повел.
Мне следовало догадаться раньше. Полиция собиралась уезжать, а теперь их и вовсе нет.
Вот же досада. Честно говоря, я должна признать, что очень хотела возобновить старое знакомство с инспектором Хьюиттом. В настоящее время нас с инспектором связывали отношения, которые можно было охарактеризовать как ни холодные, ни горячие. На заметку: не забыть проверить, откуда эти слова, насколько я помню, из Откровения: «знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Отношения, которые, такое впечатление, резко становились холодными или горячими в зависимости от прекрасной жены инспектора Антигоны. Я еще не прояснила все зубцы и рычаги, воздействующие на наш несколько шаткий треугольник, но определенно не потому, что не хотела или не пыталась.
И не раз специально наталкивалась на эту тепло-прохладную богиню в надежде…
В надежде на что? Что она поклянется стать моей верной подругой и тайной наперсницей на веки вечные до конца времен, аминь?
Что-то в этом духе, предполагаю. Но дело не сработало.
Я дала маху, поинтересовавшись, неужели они не могут позволить себе детей на зарплату инспектора. Несмотря на любезный ответ Антигоны, я поняла, что причинила ей боль.
Хотя я не привыкла извиняться, я старалась как могла, но ее потерянные младенцы неделями снились мне по ночам.
Как они выглядели, думала я. Темноволосые, как она, или светловолосые и кудрявые, как инспектор? Мальчики или девочки? Они улыбались, когда она ворковала с ними, и пинались маленькими ножками? Какие прозвища она для них придумывала, и какие, в конце концов, им дали имена, перед тем как похоронить?
Материнство может быть жестоким занятием, решила я, и до конца непостижимым. Несмотря на ее кроткий вид, в жене инспектора было что-то такое, что невозможно познать.
Может быть, со всеми матерями так.
Я размышляла на эту тему, когда с главной дороги свернул черный «хиллман» и устремился в сторону церкви по дорожке, не предназначенной для автомобилей. Я сразу же узнала водителя: это Мармадьюк Парр, секретарь епископа.
Его машина была такой чистой, что, когда он вышел из нее, его белая грива отразилась в отполированной дверце.
– Доброе утро, мистер Парр, – сказала я, инстинктивно стараясь не пустить его в церковь. У викария и так достаточно забот помимо мелкого бюрократишки из канцелярии епископа, лезущего в то, что может оказаться чудом.
Вырезанный из дуба святой с плачущими кровью глазами может навеки положить конец хроническим проблемам Святого Танкреда с деньгами. «Фонд крыши» спустя полвека будет ликвидирован, а вместе с ним, если повезет, и бесконечные концерты, праздники во дворе церкви и лотереи в приходском зале.
– Достопочтенный Парр, – поправил он меня в ответ на мое приветствие. – Или отец Парр, если тебе так больше нравится.
Этот человек пытался откусить больше, чем мог прожевать. Хотя он хотел проучить меня, он явно не знал, что для де Люсов, принадлежавших к католической церкви, не бывает слишком много колоколов, книг и свечей.
Поскольку викарий один из немногочисленных друзей отца, мы посещаем Святого Танкреда скорее по желанию, чем по принуждению. Отец благосклонно смотрит на многочисленные новшества, привнесенные Денвином Ричардсоном в приход, и однажды сказал викарию, возможно, в шутку, что всегда думал, будто Оксфордское движение[30 - Оксфордское движение – движение в англиканской церкви, которое зародилось в XIX веке и привело к появлению англо-католицизма.] было возвращением в отчий дом. Однако все это слишком сложно, чтобы стать предметом обсуждения в церковном дворе.
Мармадьюк нетерпеливо смотрел на меня, желая продолжить свои нотации.
– В таком случае, доброго утра, – в конце концов сказал он и пошел к двери.
– На вашем месте я бы туда не ходила! – жизнерадостно крикнула я ему вслед. – Там произошло убийство. Запрещено входить. Это место преступления.
Я точно процитировала словами сержанта Вулмера, хотя и не побеспокоилась упомянуть, что запрет уже снят.
Он резко остановился и медленно вернулся ко мне. Его лицо и глаза казались еще бледнее, чем обычно.
– Что ты имеешь в виду? – требовательно спросил он.
– Убийство, – терпеливо объяснила я. – Кое-кого убили в склепе.
– Кого?
– Мистера Колликута, – с важным видом прошептала я. – Органиста.
– Колликута? Органиста? Невозможно! Он же просто…
– Да? – выжидательно сказала я.
– Колликута? – переспросил он. – Ты уверена?
– Вполне, – ответила я. – В Бишоп-Лейси все об этом только и говорят.
Это не совсем правда, но я пришла к выводу, что иногда можно подлить масла в огонь.
– Боже мой, – сказал он. – Надеюсь, что это не так. Очень надеюсь.
Вот теперь мы приблизились туда, куда надо.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросила я. – Мне хотелось поучаствовать в раскопках в Святом Танкреде – разобрать кости и тому подобное, но похоже, что этого не будет.
