скачать книгу бесплатно
– Это правда, то, что говорят о твоей сестре? Я слышал, она выходит замуж.
– Да ну, кто вам сказал?
Я ловила его на наживку.
– В полиции ходят слухи, – печально сказал он, и когда он это говорил, я заметила, что в первый раз за все время, что я знаю сержанта Грейвса, у него на лице не было постоянной мальчишеской улыбки.
– Это может быть просто слух, – сказала я, не желая быть той, кто разобьет сержанту сердце.
Несколько секунд мы простояли, глядя друг другу в глаза; просто два человеческих существа.
Потом я повернулась и вошла в церковь.
Чтобы удержаться и не обнять его.
Внутри царили прохладные, тусклые, слегка подсвеченные сумерки и чувствовалась неуловимая раздражающая вибрация, которая бывает в пустых церквях, как будто души похороненных в подземных криптах поют – или проклинают – на слишком высокой или слишком низкой ноте, чтобы мы могли слышать.
Но то, что я уловила своим обостренным слухом, не было хором душ. А скорее хором шершней: звук поднимался и падал – как Даффи любит это называть? Плач? Да, точно, это оно: слабое подвывание, будто отдаленный звук сирены воздушной тревоги, время от времени доносимый сюда ветром.
Я неподвижно стояла рядом с каменной колонной.
Звук длился и длился, отражаясь эхом от сводчатой крыши.
Никого не было видно. Я сделала осторожный шаг, другой, потом еще несколько.
Он доносится из органа, скрывающегося за алтарем? В трубе что-то застряло? Или это ветер воет в дыру?
Неожиданно я вспомнила, как вчера пришла в церковь – перед тем как меня отвлек труп мистера Колликута, – в поисках разбитого окна, через которое могла влететь летучая мышь.
На цыпочках я прошла по покрытым ковром ступенькам и вошла в алтарь. В этом месте гудение было громче.
Как странно! Такое впечатление, что это… да, это действительно была мелодия. Я узнала ее: «Savior, When in Dust to Thee».[22 - Псалом авторства сэра Роберта Гранта (1779–1838), английского юриста и политика, «Господь, из праха к тебе».]
Фели пела этот псалом, упражняясь на пианино несколько дней назад.
«Savior, when in dust to thee, low we bow in adoring knee».[23 - Господь, из праха к тебе мы низко склоняемся на коленях, почитая… (Здесь и далее в этой главе – англ.).]
Я задержалась тогда в вестибюле послушать эти печальные слова:
«By the anguished sigh that told, treachery lurked within thy fold…»[24 - По мученическому вздоху, сказавшему, что среди твоей паствы затаилось предательство…]
Фели пела с таким чувством.
Я вспомнила, что подумала в тот момент: «Больше таких псалмов не сочиняют».
Эти неотступно преследовавшие меня слова вертелись сейчас в моей голове, когда я кралась по нефу и все мои чувства были настроены на поиск источника странного плача.
Скрипнула половица.
Я медленно повернула голову, у меня на затылке волосы встали дыбом.
Никого. Подвывание внезапно прекратилось.
– Девочка!
Голос донесся сзади. Я резко повернулась на каблуках.
Она сидела на дубовой скамье на краю алтаря, изящные резные крылья которого скрывали ее от моего взгляда, пока я не подошла совсем близко. Сильно увеличенные глаза уставились на меня сквозь толстые линзы, очень неуютно отражалось изображение отрубленной головы Иоанна Крестителя на витраже.
Это была мисс Танти.
– Девочка!
За исключением накрахмаленной белой салфетки в роли воротничка она вся была одета в черный бомбазин, такое впечатление, что ее одежду сшили из ткани, под которой фотограф прячет голову, перед тем как сжать резиновую грушу.
– Девочка! Что это ты здесь делаешь?
– О, доброе утро, мисс Танти. Простите, я вас не видела.
В ответ на мои слова послышалось довольно грубое хрюканье.
– Ты пряталась, и не притворяйся, что нет.
В обычных обстоятельствах человек, говоривший со мной подобным образом, не увидел бы следующий закат. По крайней мере мысленно я раздавала яды довольно щедрою рукой.
– Я не пряталась, мисс Танти. Я принесла цветы возложить на алтарь.
Я сунула ей букет под нос, и огромные круглые глаза двинулись из стороны в сторону, рассматривая цветы и стебли с таким видом, как будто это разноцветные змеи.
– Хм, – произнесла она. – Полевые цветы. Полевые цветы не кладут на алтарь. Девочка твоего происхождения должна была бы это знать.
Так она в курсе, кто я.
– Но… – сказала я.
– Никаких но! – возразила она, поднимая руку. – Я председательница алтарной гильдии и в таковом качестве считаю своим делом знать, что есть что. Дай их сюда, и я выброшу их в помойку, когда буду уходить.
– Я слышала, как вы гудели, – сказала я, пряча цветы за спину. – Звучало мило, плюс это эхо и все такое.
На самом деле это вовсе не звучало мило. Жутко – вот подходящее слово. Но правило № 9В гласило: «Смени тему».
– «Saviour, when in dust to thee», – продолжила я, – один из моих любимых псалмов. Я узнаю его даже без слов. У вас такой прекрасный голос. Люди должны умолять вас записать пластинку.
Лицо мисс Танти преобразилось – оттепель была очевидна. Вмиг температура в церкви поднялась как минимум на десять градусов Цельсия (или на двести восемьдесят три градуса Кельвина).
Она погладила себя по голове.
И потом, без предупреждения, вдруг сделала глубокий вдох и, положив руки на талию, запела:
– «Savior, when in dust to thee, low we bow in adoring knee».
Без сомнения, у нее был выдающийся голос: он пробирал до костей (по крайней мере, вблизи), можно сказать, даже вызывал трепет. Казалось, он льется откуда-то из глубин ее тела; откуда-то из района почек, предположила я.
– «By thy deep expiring groan, by the sad sepulchral stone, by the vault whose dark above…»[25 - По твоему глубокому затихающему стону, по печальному надгробью, по склепу, темный потолок которого…]
Ее голос перехлестывался через меня волнами, будто окутывая теплой влажностью. Она спела все пять куплетов.
И с каким чувством пела мисс Танти! Такое ощущение, будто она устраивала экскурсию по своей жизни.
Допев, она сидела завороженная, как будто пораженная собственными силами.
– Это было здорово, мисс Танти, – сказала я.
Так оно и было.
Не думаю, что она меня услышала. Она уставилась на цветной витраж, на Иродиаду и Саломею, двух торжествующих женщин, вытравленных кислотой по стеклу.
– Мисс Танти?
– О! – изумленно сказала она. – Я была не здесь.
– Это было великолепно, – повторила я, воспользовавшись паузой, чтобы подобрать более изящное слово.
Ее большие глаза навыкате повернулись, словно на шарнирах, и сфокусировались на мне, будто пара прожекторов.
– Итак, – проговорила она. – Правда. Я желаю услышать правду. Что тебе надо?
– Ничего, мисс Танти. Я просто принесла эти цветы… – я достала их из-за спины, – чтобы возложить на алтарь…
– Да?
– В память о бедном мистере Колликуте.
У нее вырвалось шипение.
– Дай их сюда, – проскрежетала она, и не успела я возразить, как она выхватила букетик у меня из рук. – Не переводи свои крокусы понапрасну.
Глава 9
Бум!
Словно выстрел из пушки раздался в задней части церкви.
Миссис Танти и я с изумлением посмотрели друг на друга и повернули головы в сторону источника шума.
Массивная дубовая дверь церкви, стянутая железными, обитыми гвоздями скобами, захлопнулась. В темноте кто-то копошился.
– Кто здесь? – командирским голосом окликнула мисс Танти.
Ответа не было. Потом откуда-то сзади, из темных скамей донеслось лихорадочное бормотание.
– Кто здесь? Немедленно покажитесь.
– Чаши гнева. Кровь мертвеца![26 - Здесь и далее курсивом – цитаты, точные или перефразированные, из Откровения Иоанна Богослова.]
Эти слова донеслись до наших ушей таинственным шепотом, отразившимся от поднимающегося ввысь стекла и окружающего камня.
– Выйдите на свет! – скомандовала мисс Танти, и энергичный сверток лохмотьев перебежками двинулся среди молитвенных скамеек.
– «…за то, что они пролили кровь святых и пророков, Ты дал им пить кровь»[27 - Откровения Иоанна Богослова, глава 16, стих 6.].
– Это Мег, – сказала я. – Из леса Джиббет.
– Ты имеешь в виду, сумасшедшая Мег, – громко поправила меня мисс Танти. – Мег, идите сюда немедленно, выйдите на свет, чтобы мы могли вас увидеть.
– Кровь святых дал пить Мег, – произнесла Мег с жутким влажным смешком.
– Чепуха! – сказала мисс Танти. – Вы несете чушь.
Наконец Мег добралась до светового пятна, находившегося в конце ряда скамеек. Одетая в выцветшие черные лохмотья, которые вполне могли принадлежать в прошлом мисс Танти, она двинулась к нам, кивая головой, и красная стеклянная вишенка на шляпе нахально и независимо подпрыгивала.
Грязным скрюченным пальцем она указала на балки под крышей, выгибавшейся над нашими головами.
– Кровь святых и пророков, – повторила она, снова кивая головой, как будто пытаясь убедить нас в своих словах, и жадно перевела взгляд с лица мисс Танти на мое в поисках признака понимания.
– Откровение, – сказала мисс Танти. – Глава шестнадцатая.
Мег решительно посмотрела на нее.
– Святые и пророки, – отозвалась она хриплым, но уверенным шепотом. – Кровь!
Ее светлые немигающие глаза были почти так же навыкате, как у мисс Танти.
В задней части церкви неожиданно на порог упал длинный палец слепящего дневного света, когда дверь распахнулась и появились две темные фигуры. В одной я сразу признала викария. Вторая… конечно же! Это Адам Сауэрби. Он почти вылетел у меня из головы.
Прогулочным шагом они прошлись по центральному проходу с таким видом, будто вышли на приятный променад по сельской улице.
– Разумеется, – говорил викарий, – как указывал старый добрый Сидни Смит, епископы очень любят говорить «мой престол», «мое духовенство», «моя епархия», как будто это все принадлежит им. Они забывают, что духовенство, епархия и сами епископы существуют исключительно для общественного блага.
– «Мучитель епископ и страдающий викарий» и так далее, – сказал Адам.
– Именно. «Викарий испытывает огромную боль, когда епископа опровергают».[28 - Викарий и мистер Сауэрби цитируют Сиднея Смита (1771–1845) – знаменитого английского проповедника, писателя, эссеиста, богослова.] Достаточно ясно, что надо что-то сделать.
– Возможно, это уже сделано, – заметил Адам.
Викарий застыл на месте.
– О боже! – воскликнул он. – О боже! Я не подумал об этом.
