
Полная версия:
Обречённые на бессмертие. Освобождение. Книга, которую ждали 20 лет! Романы из цикла «Великая Душа»
Когда за змеядом закрылась дверь, Ца Ю, явившийся невольным свидетелем этой сцены, спросил:
– Что вы намерены сделать с Тайей, Ваше Величество? Вы хотите вновь завоевать ее?
Тхутмертари плотоядно, как показалось кусанцу, ухмыльнулась.
– Ну, что вы, милый князь. К чему мне ваша «плодородная долина»? Я только восстановлю справедливость и отомщу за своего отца. Я превращу Тайю в пустыню! А вы добавите еще одну главу к своему трактату: «Тайя, ее история, география и вторая война со стигийцами за свободу, в коей войне тайанцы были совершенно разгромлены и уничтожены вплоть до последнего человека, а страна их стерта с лица земли».
– Неужели вы сделаете это, Ваше Величество?
– А вы как думаете? Не забудьте: послезавтра. Я пришлю за вами. Теперь ступайте.
Ца Ю поднялся, из последних сил подавляя тошнотворные ощущения, и даже сумел низко поклониться развалившейся в кресле королеве.
– Да, чуть не забыла, – сказала она, когда кусанец был уже у дверей. – Ваше письмо… Что же мне с ним делать?
– Оно во власти Вашего Величества, равно как и его автор, – молвил Ца Ю, опустив глаза.
– Знаете, князь, мы, пожалуй, отправим ваше послание, – проговорила Тхутмертари после недолгого раздумья. – Я не могу допустить даже мысли, что вы писали попусту! Да, мы отправим его, и оно, несомненно, дойдет до вашего владыки. При одном условии.
– Каком, Ваше Величество?
– Я желаю сделать небольшую приписку от себя.
– Вы желаете написать моему владыке?
– Да, всего лишь несколько строк. Вы не будете возражать?
Ца Ю сокрушенно развел руками.
– Не вижу способа, как бы я мог это сделать, Ваше Величество.
Тхутмертари взяла перо и стала быстро выводить иероглифы. Скоро она закончила, встала и передала письмо кусанцу.
– Можете отправлять. Обещаю, что вашего голубя никто не задержит. Можете также прочитать: отныне у меня от вас, как моего биографа, секретов нет! Прощайте, князь.
Отвесив поклон королеве, Ца Ю поспешил покинуть ее общество. Не помня себя от пережитого, он промчался в свои покои и лишь уединившись, позволил себе прочесть написанное ею.
«Шу, Владыке Кусана, от Тхутмертари, королевы Стигии, верховной жрицы Сета, владычицы Черного Круга, – послание.
Живи, покуда я сама не отправлю тебя на твое Небо.
Пользуясь оказией, любезно предоставленной мне твоим подданным и моим новым другом князем Ца Ю, спешу сообщить тебе следующее.
Первое. Не далее как через две луны жди меня с армией в Кусане.
Второе. К моему прибытию приготовь тысячу девушек, не испорченных плотской любовью – чтобы мне и моим воинам не пришлось тратить время на их розыск. Ровно столько, по моим подсчетам, понадобится, чтобы оплести все книги о моих победах, которые напишет Ца Ю. Я слышала, что у девушек Кусана самая мягкая кожа в мире. Это хорошо. Книги обо мне нуждаются в самом лучшем переплете.
Третье. Передай почтенному Пра-Юну, владыке Камбуи и главе магов Алого Кольца, – он, как я слышала, гостит у тебя, – чтобы он перестал докучать мне своей бездарной волшбой. Мне надоело отваживать его демонов-убийц. Еще передай ему, что я не стану подсылать к нему своих демонов и что если он не угомонится, то при встрече я просто заставлю почтенного Пра-Юна выпить его же собственную кровь. В противном случае я выпью ее сама.
Тхутмертари.
Писано в Луксуре третьей луны года Тигра, двенадцатого числа, на рассвете».
Ца Ю дрожащей рукой отложил послание. Он был удивлен, как ему хватило сил прочитать это. Князь вовсе не желал вырабатывать в себе привычку философски воспринимать подобное. Особенно когда речь идет о судьбе его родины.
Он не может отправить такое письмо. Услышанное сегодня от Тхутмертари делает устаревшей его часть послания. А ее часть – разве ж можно показывать такое Владыке?..
После двух часов мучительных раздумий Ца Ю всё-таки решил отправить послание, как оно есть. Единственную приписку сделал он: «Армия змеиного царя Танатоса захватила великий Кутхемес. Жертвы неисчислимы. А на послезавтра королева назначила расправу над свободной Тайей». Пусть Великий Шу получит это письмо. Пусть. Владыка должен знать всё – на то он и Владыка, Сын Неба. Всю правду. Он достаточно мудр, чтобы сделать должные выводы и принять верное решение. И, если на то будет воля Неба, зловещие планы стигийской владычицы так и останутся всего лишь планами.
Ни от кого не таясь, Ца Ю отправил волшебного голубя навстречу обманчивому солнцу.
Проводив птицу, взор кусанского князя вновь скользнул вниз, на площадь перед королевским дворцом, и увиденное заставило Ца Ю застыть с лицом бледным от горя и гнева. Четверо дюжих змеядов, плотоядно ухмыляясь и длинными раздвоенными языками размазывая по мордам кровавую слюну, тащили куда-то из дворца бездыханное тело мэтра Диваса, проповедника Митры.
3. Слуга Нергала
Роберт Рэнквист в душе проклинал свою неосмотрительность. Как можно было отпускать киммерийца из Тарантии с единственным «жучком»?! Предполагалось, что Конан, Зенобия и Конн всегда будут держаться вместе, и любопытный англичанин узнает много интересного, чем варвар поделится со своею любимой женой. Собственно, так оно и было – до последнего времени. Электронный шпион исправно доносил своему хозяину всё, что видел и слышал сам. Рэнквист знал, куда, зачем и почему направляется киммериец, и это знание являлось лишь небольшой частью той обширной информации, которой он владел. Пренебрегая иными делами, Роберт следил за Конаном беспрестанно, отвлекаясь от этого занятия лишь когда интересные разговоры уступали место отношениям интимного свойства – последние интереса для Рэнквиста не представляли. И с каждым разом англичанин всё явственнее убеждался в исключительной важности миссии Конана. Он не менее киммерийца желал, чтобы тот живым и невредимым добрался до загадочного Милиуса. Рэнквист с нетерпением ожидал услышать беседу отважного варвара со Скучающим Магом. Дабы иметь возможность постоянно наблюдать Конана, Рэнквист сказался больным и выпросил у короля Джейка Громовержца разрешения остаться в Тарантии, в то время как почти все пришельцы во главе с самим Джейком улетели завоевывать Немедию.
Сие важное событие имело место вчера утром, а уже вечером Роберт Рэнквист чувствовал себя полным идиотом, именно из-за того, что не подбросил Конану второго «жучка». Троица впервые разделилась, и «жучок» остался с Зенобией и Конном, в то время как главный объект наблюдения выпорхнул из-под бдительного ока. Рэнквист даже не догадывался, куда мог намылиться киммериец. Интуиция опытного шпиона подсказывала ему, что киммериец отправился по крайне важному делу, и что он, Роберт Рэнквист, упускает ценнейшую информацию. Оставалось лишь надеяться, что по возвращении в гостиницу Конан поделится ею с женой; тогда-то всё и узнаем… Англичанин отключился от «жучка» и улегся спать.
Проснулся он, по обыкновению, рано; на башнях королевского дворца еще не менялась ночная стража. Перво-наперво подключился к «жучку» – и тотчас понял, что интересные события могут происходить не только с Конаном. Электронным глазом «жучка» Роберт увидел не чистые стены гостиницы Ральдрика, но покрытые рваными тряпками камни какого-то склепа. Узрел он пятерку отталкивающего вида головорезов, которые резались в кости, пили что-то из мятых кружек и сквернословили. Рядом с бандитами на земляном полу Роберт увидел связанных Зенобию и Конна; рты их были заткнуты кляпами.
– Послушай, женщина, – сказал один из разбойников, отвлекшись от своей игры, – ты лучше поблагодари нас. Мы ведь могли просто убить тебя.
– А надо бы, – хмуро заметил другой. – Она Рябого Титуса порешила, а он был хорошим головорезом. А этот малец, – разбойник неприязненно ткнул грязным пальцем в Конна, – вцепился мне в шею, точно вампир. Тьфу, Нергалье отродье!
Разбойники грубо загоготали. Пострадавший от Конна их товарищ грязно выругался, помянул всех недобрых богов и, пожелав маленькому обидчику поскорее убираться к Нергалу, своему истинному хозяину, снова приложился к пойлу. Одноглазый здоровяк, по всему видать, предводитель, громко стукнул кулаком по столу и заявил, обращаясь к Зенобии:
– Как только твой маркиз заплатит выкуп, мы отпустим тебя и твоего отпрыска, клянусь Митрой! Верно, парни?
Разбойники прыснули от глумливого смеха. Взгляды, которые бросали они на соблазнительное тело Зенобии, не оставляли сомнений в их истинных намерениях. Женщина попыталась ответить им, но сквозь кляп донеслось лишь мычание. Маленький Конн смотрел на бандитов волком, на лбу его чернели кровоподтеки…
Хитроумный англичанин нашел увиденное достаточным, чтобы принять решение. Что ж, если наш славный варвар сам не смог уберечь своих близких, придется ему, Роберту Рэнквисту, выручать их. И не мешкая, иначе не миновать беды. Он быстро оделся, прихватил свой трофей, волшебную накидку-невидимку – вот как раз тот самый случай, когда можно будет проверить ее в деле – и прошел к вертолету. Пока «Черный коршун» набирал высоту, бортовой компьютер принимал от «жучка» координаты места, где находились Зенобия и Конн. Оставив за собой просыпающуюся аквилонскую столицу, «Черный коршун» Рэнквиста на предельной скорости устремился к Ианте.
Ральдрик спал крепко, и снились ему сундуки только что отчеканенных золотых монет с профилем носатого коронованного старика. Еще снились ему носатые зингарские гранды, но не гордые и вспыльчивые, а все как один покорные ему. Каждый из них нес по сундуку, и не куда-нибудь нес, а в кладовую Ральдрика. Конца-края шествию не было видно. Присутствовали здесь молоденькие виконты, вдвое сгибавшиеся под тяжестью сундука, и тощие бароны с медалями на камзолах, и здоровенные маркизы, увенчанные богатыми шляпами с плюмажем из павлиньих перьев, и почему-то хромые графы с большими серебряными цепями на груди, и даже старые герцоги с цепями золотыми и маленькими коронами на лысых головах. Все эти богатые нобили были искренне рады отдать Ральдрику свои монеты с профилем носатого коронованного старика. Еще, еще, еще, говорил им Ральдрик, и они несли еще.
Но вот среди грандов появился новый персонаж. Откуда и когда возник он, Ральдрик не мог определить. Что самое удивительное, сундука при нем не оказалось, а физиономия этого нобиля скорее напоминала рыло разгневанного Нергала, каким того изображают безумные живописцы. Нос его, впрочем, оказался вполне человеческим, и гораздо меньшим, чем у старика, изображенного на монетах. Это, кстати, не обрадовало Ральдрика, поскольку новый персонаж внезапно схватил его огромной рукой за горло и прошипел прямо в лицо:
– Отвечай, шакалий помет, где мои жена и сын?! Живо!
Краем глаза Ральдрик успел заметить, что после этих слов сундуки с золотыми песетами куда-то исчезли, равно как и герцоги, графы, маркизы, бароны, виконты… Толстяк промычал что-то. Как видно, это «что-то» не удовлетворило гостя, и тот для пущей острастки приблизил ко лбу Ральдрика лезвие кинжала, ярко блеснувшее в рассветных лучах.
– Вот тебе будут золотые, – тихо, но внушительно сказал он. – Я нарежу их из твоей кожи, если ты сейчас не скажешь мне, куда дел моих жену и сына!
Только теперь хозяин гостиницы проснулся окончательно. А проснувшись, признал в залапившем его гиганте давешнего постояльца, маркиза дель Сантоса.
– Ну?! – грозно прорычал маркиз.
Смекнув, что его жизни угрожает опасность, Ральдрик раскрыл рот, чтобы позвать на помощь. В ответ железные пальцы сдавили его горло, да так, что несчастный Ральдрик не смог даже завопить от боли.
– Последний раз спрашиваю, где мои жена и сын? Отвечай, блевотина Нергала!
Пальцы на шее Ральдрика чуть разжались. Жадно глотая воздух, хозяин «Быков Офира» просипел:
– Не знаю, ваше сия…
Глаза маркиза метали огонь.
– Так я и поверю тебе, плевок верблюда! Клянусь Кромом, ты и навел разбойников! Если не ты сам их главарь. Думал, пока меня нет, всё у вас получится. Как бы не так! Ну, говори, пес, где они?!
Положение Ральдрика было отчаянным. Он уже не сомневался, что мнимый маркиз в состоянии вот прямо так сейчас отправить его в царство Нергала, чьим слугой на самом деле являлся. То-то сразу не было веры, что негодяй этот зингарский гранд! А ведь как искусно прикидывался! Ральдрик понял, что лишь правда может спасти его, ибо Митра защищает правдолюбцев. Призвав в свидетели светлого бога, толстяк закатил глаза и завопил, насколько позволяла стальная хватка мучителя:
– Клянусь Митрой, я не знаю, где они! Я не виноват…
– Ну ты сам напросился, – зловеще проговорил слуга Нергала, и по адскому блеску его глаз Ральдрик понял, что на сей раз Митра не пожелал защитить человека, сказавшего чистую правду.
– Они могут быть у Одноглазого Йенуса, – скороговоркой пробормотал толстяк, надеясь, что посланец с Серых Равнин удовлетворится этой скудной информацией.
– Где найти этого Йенуса, Кром его побери?
– Он бывает в таверне Глухого Пью, – прошептал Ральдрик, мысленно моля всех богов, чтобы Одноглазый Йенус оказался именно в таверне Глухого Пью, причем именно в тот момент, когда туда заявится этот присный Повелителя Мертвых.
– Ты пойдешь со мной и покажешь дорогу.
Нет!! Это было слишком! Ноги и руки Ральдрика вдруг стали ватными. Уже теряя сознания, толстяк тонким голоском пропищал:
– Пощади, о всемогучий! Мне не вынести дороги туда. Возьми лучше душу мою…
Всемогучий в сердцах сплюнул и оттолкнул тело.
– На кой она мне сдалась, твоя жалкая душонка. Но, гляди, толстяк, коли соврал или с моими что не так, я вернусь за ней, твоей душонкой. Клянусь кровью Крома!
С этими словами он исчез.
– Хозяин, хозяин! Очнитесь, мой господин! Да что же это с ним…
Ральдрик с трудом разлепил глаза. На него смотрела худосочная физия какого-то мелкого беса. Видать, тот гигантский демон доставил-таки меня на Серые Равнины, отрешенно подумал хозяин гостиницы. Доставил – и передал своим помощникам, значит…
– Во имя Митры, оставь меня, Нергалье семя… – простонал Ральдрик, в душе не надеясь, что бес прислушается к его нижайшей просьбе; как известно, Солнцеликий не имел власти над Царством Мертвых.
– Это я, Гильмо, я! – сказал худосочный бес. – Чего вы ругаетесь, хозяин? Или меня не узнаете?..
И вправду Гильмо. Ральдрик осмотрелся и узнал свою спальню. Вряд ли Нергалу нужна его спальня, подумал он. Значит, жив?
– Да живы вы, живы, мой господин, хвала Митре, – осклабился Гильмо. – Скажите лучше, что с вами приключилось!
Голова болела страшно. И горло болело тоже. Значит, демон не приснился ему? Конечно же, нет.
– Твоего хозяина едва не утащили на Серые Равнины, Гильмо, – прошептал Ральдрик. – Этот демон…
– Маркиз дель Сантос?
– Не-е-ет, – толстяк помотал головой, чем вызвал новый приступ боли, – не маркиз! Слуга Нергала! Он сам мне в этом признался. Да еще Крома какого-то.
Тощий зингарец с подозрением взглянул на хозяина.
– Вы точно помните насчет Крома, мой господин?
– Митра свидетель, он Крома через раз упоминал! – побожился Ральдрик. – Видать, старший демон их какой, мне-то почем знать…
– Так я и думал, то-то я не зря подозревал, – пробормотал секретарь; обращаясь к Ральдрику, он спросил: – И что же он хотел от вас, этот служитель Крома?
– Хотел, чтобы я пошел с ним в таверну Пью за Одноглазым Йенусом.
Гильмо понял, что умственное здоровье хозяина несколько пострадало в результате встречи с мнимым маркизом. Еще Гильмо мысленно поставил свечку в храме Митры за упокой Одноглазого Йенуса и всей его банды, а вслух добавил:
– Я велю позвать лекаря, хозяин. Вам нужна помощь…
– К Нергалу лекаря! – неожиданно рявкнул Ральдрик. – Этот злодей обещал вернуться за моей душонкой! А знаешь ли ты, глупый зингарский писака, как эти демоны держат слово?! Не то, что мы, люди. Ты давай, спеши к градоправителю, пусть даст мне своих людей для охраны. На, отдай ему это, скажи, почтенный Ральдрик нижайше кланяется Его Светлости… – с этими словами толстяк передал своему секретарю все пять золотых песет, полученных вчера от Конана.
Пряча улыбку, Гильмо взял деньги. Затем он вышел из спальни хозяина, и тут взгляд его случайно упал на пурпурное знамя с золотым львом. Зингарец усмехнулся и заметил, сам для себя:
– Нет, хозяин, я не пойду к градоправителю. У меня есть идея получше. К тому же, мне это золото нужнее, чем Его Светлости. Пусть даже оно аквилонское, а не зингарское.
Одноглазый Йенус закончил диктовать послание и переспросил:
– Ну как, всё написал, Струто?
Тщедушный мужичок, у которого из всех зубов, полученных от мамы в детстве, остался лишь один желтый клык, отчего мужичка, чаще, чем Струто, звали Одинокий Зуб, промямлил:
– Всё, как ты сказал, Йенус.
– А ну, прочитай.
– «Благородному дому Хосе, маркизу дель Сантос. Отнеси две тысячи золотых монет в таверну Глухого Пью и отдай их высокому мужчине с черной повязкой на правом глазу…
– Зачеркни «высокому», Струто, – велел Йенус. – Напиши так: «красивому мужчине».
Одинокий Зуб исполнил указание главаря и стал читать дальше:
– «…и отдай их красивому мужчине с черной повязкой на правом глазу. Затем возвращайся в дом Толстого Ральдрика и жди там. Йенус». Всё.
– Ну, вроде правильно. А ты, женщина, может, чего добавить хочешь, а? – последние слова Йенуса были обращены к Зенобии.
Та дернулась, пытаясь вытолкнуть кляп.
– Смотри-ка, Одноглазый, хочет! – хихикнул один из бандитов.
– Поди, вытащи у нее кляп, Косой.
Бандит, который взаправду косил налево, подошел к Зенобии и освободил ее от кляпа. Только он сделал это, голос женщины, пронзительный, гневный, но полный достоинства, разнесся по разбойничьему логову:
– Освободите моего сына, подонки! Он еще ребенок!
– Ребенок?! – взъярился Йенус. – Да он чуть всех нас тут не искусал, твой ребенок! Ничего, пускай покамест посидит в веревках, я еще не решил, что с ним делать. А вот насчет тебя я уже принял решение, моя красавица.
Щеки Зенобии вспыхнули алым. Однако, как и подобает королеве, она тотчас взяла себя в руки и твердым голосом проговорила:
– Освободи его от кляпа, Йенус.
И столько в этом голосе хрупкой женщины было внутренней силы, что одноглазый главарь дал знак Косому, и тот вытащил кляп изо рта Конна.
– Отец насадит вас на меч, ублюдки Нергала, – вот были первые слова маленького принца, и в них сквозило такое убеждение, как будто смерть бандитов от руки отца являлась для Конна столь же очевидным фактом, как и восход Ока Митры по утрам и заход его по вечерам.
Зенобия бросила быстрый осуждающий взгляд на сына. Она запретила ему, будущему королю Аквилонии, выражаться подобно разбойнику с большой дороги. Однако, как видно, влияние отца оказалось сильнее воли матери.
– Смотри-ка, Йенус, этот сопляк назвал нас ублюдками Нергала, – обиженно заявил Одинокий Зуб.
– А вы такие и есть, раз держите нас здесь, – сказала Зенобия, решив разделить с сыном ответственность за оскорбление.
– Заткнись, женщина! – гаркнул главарь. – Не вынуждай меня портить тебе фигурку. Скажи лучше, есть ли у тебя что добавить к моему письму.
– У меня есть, – заявил Конн. – Напиши ему, где ты нас держишь.
– Этот сопляк начинает меня раздражать, – мяукнул Струто. – Неужели ты это стерпишь, Йенус?!
Одноглазый встал, подошел к связанному мальчугану и слегка пихнул его ногой.
– Закрой свою пасть, молокосос, иначе я сделаю это за тебя!
– Не трогай моего сына, подонок! – воскликнула Зенобия.
– Ну, а что ты мне сделаешь, если трону? – глумливо осклабился Йенус и с силой пнул Конна в бок. Мальчик скривился от боли, но не издал ни звука.
– Смотри-ка, терпеливый, – заметил Косой.
– Терпеливый или нет, а ножа забоится, – Йенус ухмыльнулся и обнажил кинжал.
Зенобия побледнела и попыталась ногой толкнуть главаря.
– Лежи! – прикрикнул на нее главарь. – Я возьму тебя после.
– Нет, возьми сейчас, только сына моего не трогай, – воскликнула Зенобия, чтобы выиграть время. Женская интуиция подсказывала ей, что помощь близка. Скоро придет спаситель и освободит жену и сына…
– Ну что ж, сама напросилась, маркиза, – осклабился Одноглазый Йенус. Он стал расстегивать штаны.
– Оставь маму, тварь! – гневно вскричал ребенок.
– Воткни ему кляп обратно, Косой, – приказал Йенус. – Этот сморчок утомил меня.
Косой поднял кляп и наклонился к Конну. Неожиданно мальчик рванулся вперед и вцепился зубами в нос разбойника. Косой взвыл от дикой боли.
– Глядите, волчонок откусил нос Косому! – завопил Струто.
Оставшийся без кончика носа головорез с воем бросился вон из логова. Проводив его взглядом, Йенус повернулся к Конну и поднял кинжал.
– Прощайся с жизнью, сопляк! Никому не позволено уродовать моих людей!
И стал опускать кинжал, целя в горло мальчику. Внезапно Йенус хрюкнул и стал заваливаться на спину. Спустя мгновение тонкий малиновый луч оставил свою метку на затылке Струто. А еще несколькими мгновениями позже мертвы были все бандиты.
– О, Митра! – прошептала изумленная Зенобия.
И было чему изумляться. Она ожидала увидеть Конана с мечом, а вместо этого не увидела ничего. Малиновые лучи смерти исходили как будто из пустоты.
– Митра поразил их своими молниями, да, мама? – спросил маленький Конн.
– Помолчи, сынок.
Зенобия затаила дыхание. Ей послышались приближающиеся шаги. Глаза королевы полезли на лоб, когда она увидела, как кинжал Йенуса сам собой поднимается в воздух и летит к ней… Тут Зенобии стало страшно, как никогда прежде. Ей нечасто приходилось сталкиваться с магией, но даже небольшой опыт таких встреч явственно говорил ей, что самый невинный чародей вполне может оказаться опасней самого злого разбойника. А этот чародей, за пару мгновений уничтоживший банду головорезов, явно не относился к числу невинных.
– О-о-ой, – простонала Зенобия, с замиранием глядя, как кинжал опускается к ее груди.
– Не трогай маму, ты, кинжал! – приказал Конн.
Кинжал проигнорировал волю маленького принца и достиг-таки своей цели: первая веревка лопнула. Следом он перерезал и остальные. Освободив Зенобию, кинжал полетел к Конну. Тот смело подставил ему свои руки.
– Это добрый кинжал, мама, – сказал мальчик. – Кинжал Крома, – немного подумав, он добавил: – Или Митры.
Только с тела Конна спали последние путы, перед Зенобией и ее сынок предстал человек, возникший точно из воздуха. В одной руке он держал всё тот же кинжал, а другой рукой заталкивал в карман куртки полупрозрачный отрезок материи. За поясом незнакомца торчала изогнутая трубка, в которой Зенобия узнала бластер. Одет пришелец был во всё черное, и верхнюю часть лица его прикрывала маска.
– Опять ты… – закрыв на мгновение глаза, заметила Зенобия.
– Вашу руку, мэм, – с галантностью истинного кавалера Рэнквист подал ей руку и помог подняться.
Конн встал сам, с любопытством глядя на нежданного спасителя.
– Тебя привел Кром? – деловито вопросил мальчик. – Или Митра?
Рэнквист усмехнулся и дружески похлопал Конна по плечу.
– Знаешь, в чем твоя проблема, сынок?
– Я тебе не сынок, – обиженно промолвил Конн, отодвигаясь от пришельца.
Англичанин, ничуть тем не смутившись, закончил свою мысль:
– Ваша проблема, господа туземцы, в том, что вы слишком много верите в своих богов и слишком мало – в самих себя… Ну а теперь, может быть, поищем нашего обожаемого короля, пока он опять не вляпался в какую-нибудь малоприятную историю?
Барон дю Можирон пил утренний чай. Он обожал этот чудесный кхитайский напиток, а вино, напротив, не признавал. Может быть, поэтому голова барона всегда была ясной. Во всяком случае, именно за ясную голову и за преданность ценил дю Можирона Вибий Латро. Барон служил Вибию еще когда тот был канцлером при Нумедидесе, и разделил с ним тяготы изгнания. Когда же немедийцы бросили Вибия в темницу, дю Можирон был среди друзей, чьими стараниями Латро вновь обрел свободу. Придя к власти при короле Джейке, Вибий Латро не забыл своего преданного друга: из таких, как дю Можирон, и состояла его знаменитая «старая гвардия». Дю Можирон был в числе первых, кого новый наместник Аквилонии призвал к себе на службу. Поскольку – так уж получилось – в Тарантии барона не любили, король Джейк и герцог Вибий назначили его новым послом Аквилонии в Офире, и сим назначением дю Можирон был весьма и весьма доволен. Попивая чай из широкой серебряной чаши, барон чувствовал себя превосходно.
В дверь постучали. Не открывая глаз, дю Можирон проговорил:
– Ну, кто там еще?
– Это я, капитан Левий, – послышался голос за дверью. – К вам просится какой-то зингарец, господин барон.
Дю Можирон поморщился. Глаза открывать так не хотелось. Тем более из-за какого-то зингарца.
– Что ему нужно?