скачать книгу бесплатно
Клевер соскребла пальцем изморозь с Ледяного Крюка. Еще год назад девочка расплакалась бы от разочарования и обиды, но сейчас ее взгляд был устремлен на диковину. Она вспомнила, что надо глубоко подышать, чтобы сдержать слезы.
– Обещай мне, – попросил Константин.
Клевер до крови прикусила щеку.
– Обещаю. – ответила она.
– Что ты обещаешь?
Теперь слезы все-таки полились.
– Обещаю не собирать диковины.
Клевер сделала последнюю попытку.
– Кроме этой, одной. Она уникальная – чудесная!.. – Ей не хватало слов.
– Как ты собираешься от нее избавиться?
Отец не оставил ей возможности возразить, не оставил выбора. Только она, наконец, нашла что-то свое – дверцу в мамин мир, к разгадкам. И вот отец захлопывает ее. Запирает. Ему нужно все контролировать, даже ее мечты.
Клевер открыла рот, но гнев душил ее.
Она схватила Ледяной Крюк – диковина ужалила ладонь холодом. Занеся его над головой, как оружие, она размахнулась и что было сил бросила вперед. Блеснув в воздухе, Крюк упал в озеро.
– Теперь ты доволен? – буркнула она сквозь зубы. – Он пропал навсегда! И другого мне никогда не найти.
– Очень на это надеюсь, – мягко сказал Константин.
Наклонившись, он потрепал дочь по руке, но она отпрянула и подавила всхлип. Константин терпеливо ждал, когда она возьмет себя в руки. Он был терпелив, как каменная статуя, – и так же бессердечен.
На солнце набежала тучка, и озеро стало темно-оливковым.
– Ты, конечно, проголодалась, – улыбнулся Константин и пришпорил лошадь, направляя ее в сторону их дома.
Клевер помедлила, глядя на круги на воде – там, где утонуло ее сокровище. Вместе с ним исчезли все ее надежды. Она вытерла глаза и стала догонять отца.
– Мы заслужили плотный ужин, – сказал он. – На одних булочках с изюмом ты не продержишься. Завтра съездим, проверим, как поживает наш новорожденный.
Лошади бежали резво, спеша к овсу и стойлам.
– Что мы дадим роженице, чтобы поддержать ее после потери крови? – спросил он.
– Настойку вербены, – пробормотала Клевер и пониже надвинула шляпу, чтобы скрыть слезы.
– Из тебя еще может выйти хороший врач, – улыбнулся отец.
* * *
Лесной воздух охладил пылающие щеки Клевер. Еще не слыша мельничного колеса, она почувствовала неповторимые запахи дома: сосновых стружек, копченой рыбы и дрожжевых пышек вдовы Хеншоу.
На мост они поднялись уже ближе к полудню. Мельничное колесо весело крутилось в высоких водах реки, впадавшей в озеро, – это неустанное плюх-шлеп баюкало Клевер вместо колыбельной, сколько она себя помнила. Из трубы их домика поднималась тонкая струйка дыма. Это значило, что вдова Хеншоу топила печь, чтобы в их комнатах было тепло. Как ни любила Клевер поездки, она рада была увидеть дом. Совсем скоро она стащит с ног башмаки и будет долго отсыпаться, свернувшись под теплым одеялом.
Под мостом торопливо бормотала река. Клевер старалась гнать от себя мысли о Ледяном Крюке, увязшем в иле на дне озера. Константин вдруг резко дернул поводья, и его лошадь замерла.
По другую сторону моста поджидала, перегородив дорогу, группа незнакомых всадников.
Под соснами было темно, но Клевер рассмотрела, что эти люди были одеты как охотники-трапперы[1 - От англ. trap («ловушка») – охотник на пушных зверей в Северной Америке.] – в куртки из бобровых шкур и сапоги с кожаной бахромой.
– У меня сыпь, и все тело ужасно чешется! – крикнул один из них. У него единственного из всех не было бороды. – Найдется у вас снадобье, добрый доктор?
Увидев у него на шляпе кроличьи уши, Клевер решила, что ей почудилось. Но когда он принялся чесать шею, Клевер ясно увидела, что уши и впрямь пришиты к шляпе.
Другой траппер, здоровенный, как медведь, рассмеялся.
– А у меня моча пахнет устрицами!
– Заткнись, Гриб, – цыкнул на него человек с кроличьими ушами. – Твоя моча доктору без интереса.
– Слезай с лошади, – шепотом велел Константин.
– Зачем?..
– Слезай!
Клевер подчинилась, соскочила на мост и потрепала по холке свою пугливую лошадку.
Константин нагнулся и отстегнул свой притороченный к седлу медицинский саквояж. Свой мешок Клевер закинула на плечо, сердце у нее колотилось.
– Так дадите вы мне растирку, или мазь, или что-то в этом роде? – Человек с ушами кролика вынул изо рта трубку и мундштуком поскреб шею. – Хотя, сдается мне, эту болячку только могила исправит. А, доктор Элкин?
– Папа, кто эти люди?
– Я сохранил лишь одну диковину, – прошептал Константин, щекоча усами ее щеку. – Одну-единственную.
– О чем ты говоришь? – Клевер вздрогнула. Она никогда не видела отца таким.
– Это… neobkhodimo, – сказал он.
Это было одно из немногих русских слов, которые знала Клевер. Оно значило «необходимо». Отец употреблял его для вещей самых важных, исключительно важных. Сердце было neobkhodimo. Глаз, рука и даже почка – нет.
Он протянул ей саквояж и прижал к себе так, что Клевер обхватила его обеими руками.
– В нем надежда. Ты должна хранить его и беречь. А тебя защитит Общество.
Клевер открыла рот, но отец продолжал говорить. Его голос звучал настойчиво и оттого жестко.
– Отправляйся в Нью-Манчестер к Аарону Агату. Ищи канарейку среди голубей.
Человек по кличке Гриб перебил его.
– А вот грубить нам не надо! Подойди, док, окажи нам уважение.
– А кто это там? Дочка Минивер? Чтоб мне сдохнуть, я ведь думал, вы все отправились на тот свет, – перебил его человек с ушами кролика.
– Сделай глубокий вдох, – шепнул Константин.
– Папочка, прости меня, – выпалила Клевер. – Я больше и пальцем не прикоснусь к диковин…
Константин не дал ей договорить, крепко схватив за плечи.
– Не дай им поймать тебя, – сказал он. – Спрячься. Потом найди Общество и никогда не возвращайся сюда, не ищи меня.
Поцеловав Клевер в лоб, он резко наклонился и схватил ее за лодыжки.
Не успела девочка оглянуться, как отец поднял ее и перебросил через перила. Падая, она перевернулась в воздухе и услышала крики, мужские голоса. Ее понесло течением, больно ударило плечом о камень.
Вынырнув, она судорожно глотнула воздуха и попыталась удержаться на плаву. Быстрая река несла ее к озеру. В воронке ее развернуло лицом к бандитам – те пытались схватить отца. Он сопротивлялся. Грянул выстрел.
Девочка вынырнула из бурлящей воды и увидела, как отец падает замертво.
Захлебнувшись криком, Клевер на мгновение потеряла сознание. Ей казалось, что она смотрит на себя сверху – на куклу, которую уносит безжалостная река.
Лопасть водяного колеса с такой силой ударила ее по руке, что Клевер мгновенно пришла в себя. Подняв глаза, она вовремя увидела, что сверху камнем падает следующая лопасть. Девочка успела нырнуть и чудом избежала нового удара. А когда всплыла с другой стороны, моста уже не было видно.
На берегу, всего в нескольких ярдах, внезапно появился человек с кроличьими ушами. В руке он сжимал тлеющую спичку. Невозможно было так быстро обогнуть мельницу – ее не успела бы облететь даже проворная колибри. Но этот тип непонятно как моментально перенесся с места на место.
Рыкнув, он бросился в воду и попытался схватить Клевер. От ужаса у девочки потемнело в глазах, к счастью, течение подхватило ее, буквально вырвав у разбойника из рук.
Он вбежал в реку, держа над головой пистолет и спичечный коробок. Зайдя по пояс, крикнул своим спутникам:
– Скорее, ребята, я плавать не умею! А ее уносит!
Река протащила ее по каменистому мелководью, и в конце концов Клевер оказалась в широком озере. Течение тащило ее прочь от берега, головорезы давно скрылись из глаз. Сумки тянули ко дну, но Клевер из последних сил старалась держать голову над водой. Все лодки собрались у противоположного берега озера, видимо, рыбаки преследовали косяк рыбы – но были слишком далеко, чтобы услышать ее крики.
Глава 2. Твои собственные битвы
Северный берег оказался таким слякотным, что Клевер ползла по нему на четвереньках, чтобы не потерять башмаки, а мешок и саквояж волокла за собой. Отсюда, с этой стороны озера их деревня казалась горсткой каштанов, разбросанных по берегу. Когда Клевер, наконец, рискнула подняться на ноги, она чуть не упала, наступив на что-то скользкое.
Берег озера был сплошь засыпан выброшенными из воды рыбами.
Здесь их были горы – уже дохлых и умирающих, разевающих рты в немом изумлении. На полуденном солнце поблескивали тушки полосатых окуней и синежаберных солнечников. Рыб было так много, что Клевер, чтобы подняться по склону, приходилось распихивать их ногами. Тысячи немигающих рыбьих глаз смотрели в небо. Щуки и судаки, снова окуни, даже сом, обитатель глубоких вод с ее ногу толщиной. Все они лежали хвостами к воде, словно всех разом посетила безумная идея сбежать из дома.
Клевер чувствовала нарастающую панику, обжигающую, словно горячий пар. Нельзя было привлечь к себе внимание монстров, оставшихся по ту сторону озера. Закусив зубами косичку, чтобы заглушить рвущиеся рыдания, она бросилась к лесу.
Сейчас, сию минуту, за тем кривым дубом появится папа, – всхлипывая, думала Клевер. – Он подкрутит усы и все мне объяснит.
Клевер бежала, давя чернику и листья папоротника. Болело плечо, которым она ударилась о камень. Она надеялась, что это только ушиб, а не перелом. Сумки набрали воды и стали вдвое тяжелее, с каждым шагом они все сильнее тянули к земле.
…В нем надежда.
Как могло случиться, что отец хранил диковину? Видимо, все это время она просто лежала в его докторском саквояже. Потому-то он и сунул саквояж ей в руки. Но сейчас Клевер было не до того. Она убегала.
Отец окажется вон за тем деревом, – уговаривала себя девочка.
Но Константина не было ни за одним из деревьев, мимо которых она проходила. Он не сидел на поваленной березе, не пил воду из выстланного мхом источника.
Клевер пошла по оленьей тропе – еле заметным стежкам голой пыльной земли, прошившим лесную подстилку, – в надежде, что та выведет на знакомую дорогу. Ил, высыхая, хлопьями опадал с башмаков.
Клевер подумала, что надо бы почистить обувь, чтобы придать башмакам приличный вид, – мысль была крайне нелепой. Неплохо разбиравшаяся в медицине, девочка поняла: у нее начинается бред. От сильного потрясения человек может и не так поглупеть. Лучше всего было бы завернуть пациента в теплое одеяло, уложить поближе к огню и дать глоток бренди. Такого пациента ни в коем случае нельзя оставлять одного.
Внезапный звук заставил ее остановиться – по дороге скакала лошадь.
Помощь рядом! Продравшись сквозь колючие плети ежевики, Клевер уже собиралась подать голос, как вдруг увидела, что в ее сторону несется во весь опор один из тех самых бандитов.
Взмолившись, чтобы ее не заметили, Клевер упала в кусты. Всадник пронесся мимо, а она все не могла шевельнуться. Задыхаясь от ужаса, она услышала, что топот копыт внезапно стих. Убийца остановился. И решил вернуться!
Ветви морщиники слишком уж плотно переплелись, не пробиться. В кровь расцарапав руки о шипы, Клевер вжалась в густые заросли, насколько смогла.
Верзила по кличке Гриб – это был он – остановил лошадь в каких-то трех футах от Клевер и вглядывался в кусты, пытаясь уловить движение листьев. Бандит запыхался и дышал так же тяжело, как и лошадь под ним. Клевер была так близко, что видела, как раздуваются их ноздри. Сквозь дрожащие листья ей были видны даже черепа грызунов, которые Гриб вплел в свою сальную бороду.
Выждав, убийца посвистел, словно подзывая непослушную собаку.
– Девочка? – окликнул он. – Ты здесь?
Клевер затаила дыхание. Тридцать секунд, минута. Легкие горели, но она продолжала стоять неподвижно. Наверное, истекала уже вторая минута. Сердце отчаянно билось о ребра, требуя воздуха.
Лошадь нетерпеливо переступила, но бандит не позволил ей тронуться с места. Он прислушивался, всматривался.
– Кто не спрятался, я не виноват! – крикнул он.
Перед глазами Клевер плыли алые круги. Еще несколько секунд, и она потеряет сознание. Если это случится, Гриб услышит шум падения в кустах, и все будет кончено.
Закрыв глаза, Клевер заглянула в себя, пытаясь найти силы на игру в молчанку. Вместо тишины она услышала скрежет жернова.
* * *
Когда Клевер было девять лет, их с отцом вызвали к мельнику, стрелявшемуся на дуэли и проигравшему. Пуля миновала печень, но задела почку.
– Определяем источник кровотечения, – объяснял Константин, не отрываясь от работы. Операция длилась почти десять часов. Клевер буквально тонула в крови и криках, но куда больше ее поразил стук и скрип жернова за стеной. Там трудилась жена мельника, перемалывая ячмень в муку, – потому что не могла себе позволить перестать работать. Мельница безжалостно скрежетала (будто кость терлась о кость), нашептывая Клевер что-то о жизни, смерти и голоде, – а ей вовсе не хотелось этого слышать.
И вот, после всех усилий Клевер (она привязывала руки мельника к столбикам кровати, вливала бренди ему в рот, пока он не отключился, готовила компрессы, держала лампу и скальпель, кипятила лоскуты для перевязки) и Константина (который с безупречной сосредоточенностью нашел и твердой рукой извлек пулю, не задев артерии, час за часом всматриваясь в мрачную раневую полость под шум мельницы, сотрясавшей стены), после всего этого мельник взял да и умер. Он ждал, пока пуля, наконец, не вылетела, словно вишневая косточка, на подставленную Клевер тарелку. Ждал, пока Константин накладывал последний шов, пока ставили компресс и плотно перевязывали рану. И после этого нетерпеливо вздохнул и умер.
Клевер это страшно возмутило. Не меньше возмущала ее мельничиха, которая работала всю ночь. Ее возмущал и каменный жернов, и даже припорошенные мукой мешки. Она понимала, что неправа, но ничего не могла с собой поделать. Поспешно упаковывала инструменты и другие их вещи, пока Константин шушукался с новоиспеченной вдовой, отказываясь брать плату, как делал всегда, когда дела были плохи.
По пути домой Клевер казалось, что она все еще слышит звук жернова – он отдавался в ребрах, и она леденела. Три дня девочка провела в постели в лихорадке, и в бреду ей слышался скрежет зубов.
Определяем источник кровотечения.
