скачать книгу бесплатно
Начальник швырнул объёмистый отчёт псу. На тонкой голубоватой бумаге пестрело штук десять разноцветных круглых диаграмм. Они были похожи на глаза – чёрный зрачок–центр с рваными неровными краями и переливчатая многослойная радужка, вся в волнах, линиях и колючках.
– Ты же знаешь, я в этих писульках не очень хорошо разбираюсь, – буркнул Судья, пытаясь сориентироваться в схемах.
Марк кивнул.
– Какого цвета больше всего?
«Красный.
Красный, розовый, красный, красный, еще красный…»
– Ну вот фиолетовый есть… чуть-чуть, – не сдавался Фауст но уже и сам начал понимать, что к чему.
– Хватит паясничать, Фауст!! – сорвался на крик диабол, хлопнул лапищей по столу и даже подался вперёд к нерадивому подчинённому, всем своим могучим телом. – Я не идиот и ты вроде тоже! У этого маятника есть цена по закону компенсации. Все твои спектры пестрят алыми маками – ты на грани срыва! Фауст, ты становишься злым!
Фауст не боялся гнева начальника, но от его слов внутри стало холодно. Он прямо смотрел в красноватые глаза Волфтейна. В них была не злость, а искреннее разочарование и досада.
– Злобным, вспыльчивым, кровожадным чудовищем! – он грузно опустился обратно в кресло. Главные слова были сказаны. Яростная вспышка уступала место усталости и печали. Он потёр лоб шершавой ладонью. – Если так пойдёт дальше, то вскоре ты начнёшь получать удовольствие от убийства.
Пёс поджал губы. Он действительно часто ловил себя на мысли, что всех ненавидит, но не думал, что это серьёзно, не хотел придавать этому значения.
– Моё чутьё меня не подводит, – затравленно бросил он. – Я никогда не убью баланс–положительного!
– Не убьёшь, так вспылишь и покалечишь, – примиряюще парировал Марк. – Фауст, чутьё должно работать на фоне холодного расчёта и трезвого ума. Судья соблюдает нейтральность. Эмоциональные диаграммы должны быть синими, зелеными, в крайнем случае фиолетовыми. Это очень конкретное противопоказание. Психически сорванный Судья – это машина массового уничтожения. Я не хочу однажды отправить ребят из десятки на зачистку тебя.
Он покачал головой и совсем уже тихо добавил.
– Ты изменился, друг мой. Ты рычишь на всех и вся, сторонишься коллег и становишься всё более и более жестоким. Что с тобой происходит?
Фауст вдавился глубоко в кресло и смотрел на свою нервно топающую ногу. Марк вздохнул и снова покачал головой, так и не дождавшись ответа.
– В общем так. От судейства я тебя пока не отстраняю, но к этому идёт, – Фауст вскинул взгляд. Он не верил своим ушам. Гнев подкатил мгновенно и сдавил горло так, что губы побледнели. – Пока что я ставлю тебе облегчённый эмоциональный режим. А в свободное время – последишь за кошкой. Это для меня. Свободен.
Ярость, возмущение и горькая детская обида поднимались в нём, словно лава в вулкане. Пёс сжал челюсти и вылетел из кабинета, словно пробка из шампанского.
В ушах стучало.
«Скорость реакции XY–79 – 980.
Дальше: сила удара … 890, тоже дохрена.
Выносливость – XY–85–816… Рекорд! 816…»
Погружённый в свои безрадостные мысли Фауст спустился в общий холл, посмотреть на таблицу результатов. Расчетное по выносливости XY–85–816 – это значило, что по расчетам центра он мог бежать по пересечённой местности без остановок на высокой для своего веса и класса скорости более 16 часов. Дура–Лена всё–таки спрогнозировала результат. Он удручённо покачал головой.
Злополучная выносливость и незначительное, но общее увеличение других характеристик вывела его на три показателя выше его обычного уютного 8го места в десятке Марка. А в классе бистов, звероподобных гуманоидов, он стал вообще третьим, обогнав даже Джона. Впереди оставался только оборотень Рэм и с большим отрывом Грог.
Шерсть на затылке Фауста непроизвольно поднялась.
– Любуешься? – низкий булькающий рокот из-за спины.
Грог. Бывает, что день не задаётся с самого начала. Грог был адской гончей – настоящей, с родословной. Чёрная глыба мышц на голову выше Фауста, тупая клыкастая морда, размером с чемодан, насаженная на горбатую спину без применения шеи и красные горящие глаза. Демон во плоти, гордость КС. Драчливый и самонадеянный мелкоформный бист – примесь гуманоидной крови столь ничтожна, что позволяла ему только говорить и то с большим трудом.
– Догоняешь меня, малыш?
Фауст не двинулся, не отвел взгляда от доски c результатами квалификаций, на которую и спустился в общий холл посмотреть, дабы убедиться, что действительно выполз по характеристикам на почетное третье место среди бистов.
–Конечно, Грог. Если честно, всю жизнь мечтал. Просто сплю и вижу, как мои циферки становятся больше и круче твоих. У меня и дел-то никаких других нет: только сижу и думаю, как бы мне Грога обогнать.
– Дел нет? Что, Фауст, тебе уже дел не дают? Не доверяют? Правильно ,давно пора!
При этих словах желудок Фауста мгновенно свернулся в узел, а в горле встал комок сухой земли. Он резко обернулся назад и встретился с насмешливым взглядом гончей.
«Откуда эта рожа знает!?»
Конечно, он понимал частью сознания, что Марк никогда не стал бы за его спиной распространяться об угрозе отстранения, но больно уж точно попал Грог своим замечанием.
– Я бы тебе и шнурки не доверил завязывать – удавишься.
Стоявшие вокруг мужчины загудели, в предвкушении потасовки.
Почувствовав, что задел какую-то важную струну, Грог осклабился. Его глаза сверкнули, он грациозно надвинулся на пса своей немалой массой. Его забавляло и раззадоривало то, что оппонент молчит и только сверлит его взглядом.
– Уйди, Грог. Сейчас не лучшее время для выяснения отношений, – процедил Фауст. Он остро чувствовал запах угрозы и адреналина, исходивший от гончей. Чёрный гигант довольно усмехнулся.
– Почему не лучшее? Наоборот. Поединки разрешены в пределах трёх ближайших соперников. Теперь ты третий – имеешь право, – он развёл зубастую пасть ещё шире в ехидной улыбке. – Или боишься?
Мимо. Фауст сразу же успокоился. На «слабо», «трусишь» и «а я круче тебя» у пса был иммунитет. К таким мотивам он испытывал отвращение и никогда на них не вёлся. И Грог это сразу почувствовал, но упускать шанс не собирался.
– Нет, вижу, что не боишься. А действительно – чего бояться? Если тебе результаты квалификаций написали липовые, то и победу в поединке подстроят… Так ведь?
А вот теперь в точку. Внутри всколыхнулась не просто ненависть, а настоящее животное бешенство.
– Ты ведь у нас любимчик? – Грог ликовал. Наконец-то его старый враг попался!
Он собирался демонстративно отвернуться, но вовремя сработал боевой рефлекс и он отшатнулся. Челюсти Фауста щёлкнули в доле миллиметра от морды Грога. Квалификационные недели проходили по всем подразделениям посменно, не только для Судей. Так что сегодня тут возле стендов с результатами толпилось много хороших бойцов с отменной реакцией. Поймали пса прямо в воздухе и оттащили. Улыбка на лице гончей дрогнула: он не ожидал, что противник может кинуться в полную силу. Бешенство Фауста было несколько большим, чем он планировал. Пёс весь дрожал от гнева.
–На ковёр. Синий зал. Сейчас!
Он игнорировал боль. Он кидался снова и снова, молча, и не спускал с него своих чёрных непроницаемых глаз. Юркий, быстрый, как пиранья.
– Выродок! – изо рта брызнула кровь. Большая часть осталась в плотном кожаном наморднике. Грог знал, что во много раз сильнее Фауста, но тот был гораздо быстрее. Грог ушибал насмерть, но Фауст резал когтями и зубами, убивал точечными ударами в жизненные центры. Они встречались на тренировочном ковре один раз несколько лет назад, после чего им запретили сражаться друг с другом – они оба не могли победить, а повреждения наносили весьма серьёзные.
– Щенок! Ты не меняешься! – Это был незаконченный бой Грога, и он помнил об этом. Теперь он добился своего реванша, он спровоцировал. Осталось только успеть уделать эту опасную псину до того, как слух дойдёт до куратора.
–Ты тянешь время, Судья! Ждёшь, что кто-нибудь спустится сверху и остановит драку!?
Удар костяшками в горло он пропустил. Упругая бурая фигура мелькнула в воздухе и очутилась у него на спине. Если бы не форменный намордник на Фаусте, он бы уже заливал артериальной кровью стены. Но намордник был – крепкий, рассчитанный на силу лучшего Судьи–биста, то есть самого Грога. Замах, схватить за шею и хряпнуть об пол. Аудитория одобрительно взвыла. Пёс ударился затылком и даже выдал подобие какого-то жалкого стона. Сейчас! Грог с рёвом прыгнул сверху, целясь разбить, размозжить эту узкую зубастую морду. Победа! Но локоть больно врезается выше головы ненавистного мажора. Как? Почему? До мозга докатывается кислая боль с низа живота, куда ткнулись задние лапы хитрого подонка, толкнули его вперед и задали гончему большее ускорение. Теперь зал взревел с новой силой, поддерживая уже этого полукровку. Парням всё равно. Им хочется зрелищ, они поддержат того, кто будет сильнее. Но для Грога это было целью номер один – всегда быть сильнее. Никто не должен посягать на его первенство! Никто! Любой ценой.
Псы шатко расползлись в разные стороны. Как и в прошлый раз силы были равны. В лицо брызнула прохладная вода, тут же чьи-то руки обтёрли, приложили проспиртованный тампон к разбитой брови. В противоположном углу Фауст, пошатываясь перелезает ограду, отмахиваясь от назойливых рук поддержки. Уходит? Нет! НЕТ, куда!? Не может быть! Он принимает ничью! Так просто! Как можно так легко сдаваться! Быть не может!
– Ты куда собрался, щен? – хрип булькает в горле. Фауст не реагирует. Видеть спину, спокойно удаляющуюся от тебя, словно от кучи отработанного мусора, просто невыносимо. – Пошёл папе жаловаться? – дрогнул. Хорошо, дальше давить в этом же направлении. – Грогплохой! Грог побил малыша Фауста! Нашего любимого мальчика с чистыми руками!
Фауст обернулся и смотрел на заливающегося гончего с брезгливым отвращением и ненавистью, как на бешеную грязную собаку. Ничего. Главное, чтобы он сорвался. Победа любой ценой…
– Ты не прав, Грог.
– Пока тебе выписывают пакеты F–14 на Южный Берег, мы тут по колено в крови выполняем грязную работу!
– Грог, прекрати. Я Судья, я такой же, как ты и делаю то, что прикажут…
В зале воцарилась тишина. Кто-то прислушивался, понимая, что происходит что-то очень личное, кто-то неодобрительно отворачивался от Грога, кто-то бросал гневные взгляды на Фауста.
В дверях появилась высокая фигура Маркуса Волфтейна. Куратор был в ярости, и его появление должно было ознаменовать сильнейший нагоняй обоим.
«Эх, время на исходе!!»
– Ты такой же как я!? Я своё место заработал сам! Меня папочка не пропихивал и…
Он взлетел, как пружина. Прыжок бросил упругое длинное тело на Грога. Костяной кулак с острыми выростами естественного катета на пальцах с такой силой влепился в глаз гончего, что у того затрещало и запищало в ушах. Фауст двигался неестественно быстро даже для биста. Даже для Судьи.
– Я Судья! Я Судья! Я такой же как вы!!! Мать твою, Я! Судья!! – рычал и выплевывал пес, нанося удар за ударом.
Волфтейн стремительно летел к дерущимся, хлопая огромными кожистыми крыльями по потолку и полу, ребята из зрителей также хлынули на ринг. Спарринг это круто, но настоящего кровопролития никто на самом деле не хотел. Фауст был очень силён по сравнению с гуманоидами, но довольно лёгок. Четверо мужчин просто приподняли его и оттянули от адской гончей. Грог хохотал, потирая наливающийся глаз, хрипя кровавой мокротой в горле. Он уже победил, ведь он вывел соперника из себя.
– Давай, давай! Иди! Папуля отмажет своего сынка!
Фауст при этих словах взвыл и потерял остатки контроля. Время для него замедлилось, он словно окунулся в волну чёрного густого мрака. Треск разрываемой кожи, и сорванный намордник бессильно летит на пол. Его не просто не удержали – мужчины даже не осознали момента, когда этот костистый болид, состоящий из зубов, сухих мышц и когтей, вырвался из их рук и полетел к обидчику. Лицо Волфтейна застыло от ужаса. Липкий страх пробежался, наконец, и по спине у Грога. Он не боялся кулаков Фауста – он боялся его зубов. Все боялись. 16 пар острых клыков внешней челюсти доходили до трех дюймов в моменты боевой мобилизации – они могли перекусить даже астральный клинок и не поддавались никакому анализу. Чудесное папино наследство. Он мог жевать алмазы, словно орехи, а в кость они входили, как в подтаявшее масло. Грог не понимал, как Фауст освободился из намордника, но быстро осознал, что сейчас может действительно умереть, и это уже больше не игра.
Гончий успел выставить вперёд левую руку.
Он был истощён. Ни одной эмоции – только усталость. Боль глухо пульсировала, пробегая нестройными волнами по всему телу. Два ангела, мужчина и женщина, обрабатывали его раны, заглаживали ушибы своими прохладными руками. Поперек шеи зиял свежий рваный шрам от удавки, которой его оттянули от гончего. Он смотрел в стену, и вдруг понял, что Марк ему что-то говорит.
Волфтейн стоял у чёрного окна подземного лазарета, убрав руки за спину. Выглядел он очень хмурым, но скорее печальным, чем рассерженным.
– … В трёх местах и 28 швов.
– Что?
– Челюсть, говорю сломана!
– У меня?
Волфтейн подошёл ближе и всмотрелся в его лицо: «А ты часом не идиот?» читалось в его взгляде.
– У Грога. Он месяц теперь будет кашку кушать. Ты меня не слушаешь?
– Нет, – честно признался пёс. – Извини, я, видимо, отключился.
Марк вздохнул. В комнате повисло тяжёлое молчание.
– Я отстранён?
Диабол кивнул.
– Прости, Фауст, я не могу иначе. Ты себя не контролируешь. Твой зверь вырывается наружу, – при этих словах всё внутри Фауста сжалось. – Это опасно. Ты понимаешь, что мог убить его? В состоянии аффекта ты чуть было не убил другого Судью! Это немыслимо, недопустимо!
– Я бы его не убил! – жестко сказал пёс.
– Тебя оттащили, упрямец! Всемером! И уложили транквилизаторами, потому что удавка не помогла. Я боялся, что ты и мне руку отхватишь! Ты понимаешь, что ты порвал намордник, рассчитанный на средней мощности подъёмный кран? Можешь гордиться – теперь все форменные намордники КС буду заменены с расчетом на силу твоих жевалок.
– Я бы его не убил, – тихо повторил пёс. – Он Судья, он дебил и придурок, но он Судья. Если я во что и верю, то это в Судей. Нас мало и мы все связаны общим делом – мы мараем руки в крови, чтобы остальной мир мог жить спокойно, при этом презирая и чураясь нас! Это накладывает отпечаток, Марк. Грог мне противен, но мы в одной лодке.
– Твои поступки противоречат твоим словам, Фауст. Грог, конечно, козёл, что и говорить. Если и есть у нас в конторе кто-то с ещё более вредным характером, чем у тебя, так это он! Ты пойми – его ненависть к тебе заварена на глубокой личной трагедии и зависти – он же мозг, запертый в коробке! Он зооморф! Его тело не приспособлено ни для творчества, ни для быта, только для убийства. Он ненавидит всех прямоходящих бистов и антро, и уж особенно если они также сильны, как и он!
– Я это понимаю, но он обвинял меня в таких вещах…
– И ты повёлся! Я знаю, что он тебе говорил – отчёты и свидетельства уже собраны. Я согласен, он подло бил по твоим болевым точкам. Но у Судьи не может быть таких точек, Фауст! А если тебе клиент будет говорить то же самое?
Фауст сник. Помолчали.
– Считай, что это был тест на эмоциональную стабильность, и ты его с треском провалил. Раньше ты как-то с этим справлялся. На твоём месте я бы плотно задумался – как. Пока – ты отстранён на 3 месяца. Тебе просто нужен отдых. Следи за кошкой, я постараюсь оформить эту опеку, как официальное задание. Через полгода пройдёшь повторную квалификацию, а на следующей неделе освидетельствование у психиатра.
Псу ничего не оставалось, кроме как покорно кивнуть.
Глава II. Ганолват.
Первая неделя прошла просто ужасно. Фауст откровенно маялся. Ходил, следил, наблюдал, часами томился в тесном салоне прокатного автомобиля, проклиная себя и своё наказание. Тем не менее, он вынужден был признать, что Марк поступил справедливо. Он и сам чувствовал, что за последние пару лет изменился. Только в одном диабл был не прав. Фауст стал не злым – а пустым. Внутри него росла и зрела черная, бездонная пустота, поджидала его вечерами перед сном, утрами после пробуждения. Сейчас, из-за всей этой истории с Грогом и разговора с Маркусом он понимал, что вспышками гнева просто пытается заполниться и как будто оживить себя заново.
Кошка не далеко уехала от Стикса. Она снимала малогабаритную квартирку в одном из немногих тихих секторов Гамора. Многомиллионный город распластался уродливой кляксой на западном берегу Черата. В хорошую погоду, когда смог немного расступался, с самой северной части набережной можно было видеть вдалеке термитные башни КС. Из порта два раза в сутки на Стикс ходил паром, а также скоростная электричка метро. Стеклянные тоннели были проложены прямо по дну реки. Фауст никогда не любил Гамор, хотя бывать и жить ему тут приходилось довольно много. Из-за разрешенных двигателей внутреннего сгорания тут было слишком шумно. Слишком грязно. Город славился свободой нравов и пестротой населения. Благодаря близости базы КС, тут всегда было полно как сотрудников, так и наемников, отдыхавших между заданиями или на выходных. Так что преступность тут водилась с одной стороны в избытке, но с другой – исключительно мелкая и несмелая.
Девушка жила работой. Везде и повсюду она таскалась со своим неизменным портфельчиком, в котором содержался гибридный ноутбук и какие-то к нему прибамбасы, плюс что-то вроде фотоаппарата-сканера. А таскалась она много, особенно вечерами: бары, концерты, фольклорные, литературные вечера, балет, театр, опера – ей было всё равно куда, лишь бы было побольше народу. И всюду со своей машинкой. А днём она просто гуляла по городу. Что можно было фотографировать с таким остервенением в этом гигантском душном мегаполисе псу было решительно непонятно, но Фауст старался об этом не думать. Он маялся, томился и скучал. Вникать в проблемы и жизнь хвостатой девчонки, которая к тому же могла уволиться через год или два, ему совершенно не хотелось. Личное дело он просмотрел наискосок и отложил. За эту первую седмицу ничего странного или мистического он, как и ожидалось, не заметил. Только один раз отогнал от нее хулиганов. Было это в субботу ночью, когда она возвращалась из клуба.
Тогда Судья чуть не поперхнулся своим дурным кофе, увидев, как девушка выходит вечером на улицу в малюсеньком обтягивающем платье. Пожалуй, впервые он увидел её с хорошо уложенными в гладкое каре волосами и подведенными глазами. Он отметил про себя, что ее собранный пытливый взгляд и рабочая сдержанность движений в сочетании с полупрозрачным платьецем смотрятся очень сексуально. Ночная дискотека называлась «Ватная зубочистка» и была ничем не примечательным заведением среднего класса. Музыка грохочет, однообразные басы слышны ещё снаружи. В клубе проблем не было. Сначала она просто нашла себе местечко за столиком на балюстраде второго этажа, откуда прекрасно просматривался весь зал, две из трёх клетки с полуголыми танцовщицами и часть барной стойки. Пёс оценил выбор места для наблюдений на отлично. Там она открывает свой ноут. Устанавливает на треногу бритву-фотоаппарат, направляет пузырь объектива на танцпол, и чуть не до двух ночи пялится в экран, потягивая ледяной милкшейк. Откровенно говоря, странное поведение для молодой красавицы в ночном клубе. Пёс внимательно следил, как в половине второго к ней бесцеремонно подсел мелкий неприятный человечек в кепке, натянутой по самые брови и завёл разговор. Это не было попыткой склеить девку – человек был из службы безопасности заведения. Фауст уже напрягся, ожидая проблем, но вопреки его скепсису, конфликта не последовало. Уже через несколько минут новые приятели непринуждённо разговаривали, смеялись и чокались безалкогольными напитками. Так продолжалось до утра. Ну а потом Фауст сильно усомнился в умственных способностях этого сотрудника СМЕРТИ – девушка отправилась домой – одна. Пешком. По городу с весьма паршивой криминогенной репутацией. Почему она не взяла такси, почему не нашла себе кавалера какого-нибудь – он не понимал. Её начали пасти в первом же переулке – четверо малолетних панкариков следили за одинокой фигуркой целых два квартала, прежде чем отважились напасть. Пёс просто спугнул шпану, выскочив из-за поворота с жутким рыком и клацнув зубами. На этом приключения и закончились – выглянув за угол, он удовлетворённо отметил, что, по крайней мере, теперь она решила убежать. К его удивлению бежала она на четырех лапах и довольно шустро, забавно распушив полосатый хвост.
На второй неделе Кира практически не вылезала из этого клуба. Толстый охранник пропускал её сразу, лишь приветственно кивнув, внутри встречал неприятный мелкий человечек, дружески обнимал и провожал до её места на балкончике, теперь стабильно украшенном табличкой «Reserved». К счастью больше она не отваживалась гулять ночью в одиночку и пользовалась услугами такси.
К концу второй седьмицы, Кира собрала сумку и двинулась в путь. Она и правда много переезжала. Города, городки, городочки и мегаполисы. Все, правда, в пределах Северной Серой зоны Зоомы. Логику передвижения Фауст не понимал и сделал вывод, что алгоритм ей задают таинственные данные в маленьком ноутбуке. Как такового дома у неё и не было. Судя по всему она вот так каталась, собирая данные, потом возвращалась на Стикс в лабораторию на пару дней для их обработки, а затем снова уезжала, оставляя разбираться дальше трех своих лаборантов.
Прошла и третья неделя. Съёмные апартаменты, квартиры, дома, номера в гостиницах. Прогулки. Тихие дни с книгой или в музее и вечера на концерте, в кабаке или филармонии. Пес поймал себя на мысли, что стал привыкать как к такому образу жизни, так и к кошке. Ему начинало нравится то, что вместе с ней он ведет вроде бы очень активный образ жизни, но одновременно с тем и очень размеренный, тихий. В молчании. За это время ей удалось несколько раз удивить его. К примеру, девушка вполне сносно ездила верхом, предпочитая в качестве транспорта рогатых парнокопытных. Она легко находила общий язык с кем угодно, была обаятельной и умела расположить к себе. Но при этом – почти все время проводила одна и ее это, казалось, совсем не тяготит.
Многие обескураживающие вещи не вызывали у неё никакого смущения, а какие-то пустяки заставляли краснеть. Она могла ходить с нелепым бантом на шее, и постесняться обратиться к полисмену на улице, чтобы узнать дорогу. Она могла нырнуть в книгу утром и случайно проседать с ней в кафе до вечера, пока не перелистнет последнюю страницу. При этом отстоять очередь из трех человек в магазине ей не хватало терпения, и она могла бросить набранную корзину с покупками. Она могла передумать идти куда-то не то ,что на полдороги, а вообще у самых входных дверей. Развернуться и отправиться домой или куда-то в другое, порой неожиданное заведение. У неё был парень, который, нужно сказать, проявлял к её работе чуть ли не меньше интереса, чем Фауст. Звали его Джекоб, здоровенный человек с пушистыми соломенными волосами и брезгливым выражением лица. Вместе они не жили, только изредка встречались и ночевали в его частном доме в хорошем районе Лесты, когда она проезжала через этот живописный скучный городок, маленький культурный оазис неподалеку от громоздкого Гамора. Он редко ходил с ней, только в бары, и ещё иногда встречал. Зато он вытаскивал ее «в свет», на официальные приемы. Для этого Кира делала укладку, макияж и наряжалась, превращаясь в настоящую красавицу – стройную и грациозную. Глубокого серо–сизого цвета короткая шерстка контрастировала с пепельно–белым каре, а человеческие глаза в естественной светлой обводке придавали ее и так миловидному лицу особую искорку. Она могла быть очаровательной, особенно когда улыбалась. Но она этого всего не любила. И старалась смыться с таких мероприятий при первой возможности. Однажды пес засек из своего неприметного экипажа, как она выбирается из окна второго этажа пафосной усадьбы какого-то богатея, куда ее затащил на такой вот прием Джекоб. Кошка ловко спустилась на когтях по стене, затем яростно стянула с себя сверкающее вечернее платье и затолкала его в клумбу. Напоследок она с силой зашвырнула в кусты высокие туфли, взлохматила тщательно уложенные белесые волосы, встала на четыре лапы и нырнула в подлесок. Пес долго смеялся. Он не слышал, но почему-то был уверен, что она при этом ворчит и матерится. Еще больше он смеялся, глядя, как Джекоб выскочил из парадного входа и бестолково озирался по сторонам. Парень почему-то ужасно не нравился псу – вызывал раздражение. То ли снобом казался, то ли выскочкой. И то, что любовничек не так уж много времени уделял своей музе, объясняя это постоянными переездами последней, было Судье на руку.
Так, в прогулках, кафе, концентрах и барах прошел почти месяц. Треть наказания была отбыта и все шло хорошо, так, что пес даже начал расслабляться.
События начали резко развиваться, когда они в очередной раз переехали. Тут всё сразу же было по-другому, с самого начала, с самого места, в которое их завело кошачье исследование.
Ганолват. Пластилиновый городок. Здания не выше пяти этажей, не построенные, а будто вылепленные из теста. Громоздятся своими округлыми боками, закрученными шпилями, колоннами, куполами и балкончиками, нависают над мощёными мостовыми и кривыми переулками. Зелёная набережная в центре города, тёплый апельсиновый свет и мечтательная дымка тумана, ползущая по ногам. Если быть внимательным, можно заметить, как она выпускает тонкие щупальца и спиралью завинчивается вокруг фонарного столба. Здесь это в порядке вещей. Местные жители – маленькие пузатенькие человечки в традиционных колпачках – не обращают внимания на такого рода чудеса. Это Ганолват – город–пограничник с зоной Мистерии. Единственное место на планете, где граница этой невероятной зоны чётко обозначена. Мистерия – одно из чудес света. Огромное многокилометровое розовое пятно на карте мира, не имеющее чётких границ, нанесённое лишь приблизительно. Внутри зоны есть несколько более или менее стабильных городов, до которых можно добраться по более или менее стабильным дорогам. В остальном – это место, где рождаются сны. Если сойти с тропы, то можно очутиться где угодно. Иногда просто на другой стороне планеты, а порой и вовсе исчезнуть. Бывали случаи, когда люди входили в леса Мистерии, а возвращались молодыми через несколько десятилетий, уверенные, что прогуляли всего пару часов. Кто-то верил ,что Мистерия это один большой портал в другие миры, кто-то, что в другое время. А может эта зона это один большой запутанный пространственный пузырь, который вмещает в себя ещё такую же по размерам планету. Так или иначе, но с уверенностью можно было сказать только где Мистерия начиналась и заканчивалась – все границы этого странного места проходили по лесу или по воде и были стабильны. А вот внутренних карт попросту не существовало. Путешественники рассказывали об удивительных городах, и деревнях и современных, которые посетили, но повторно на прежнем месте их уже не находили. Можно было проколесить её по стабильным дорогам вдоль и поперек, и это каждый раз будет разная страна, разная карта и разные расстояния. Только здесь, на семикилометровой набережной Ганолвата – Дороге Туманов – можно было любоваться ею так открыто. Изменчивая хозяйка миражей почему-то благоволила городу, и уже много столетий позволяла его окнам созерцать свою мощь.
