скачать книгу бесплатно
– Может быть, ты и сам искренне заблуждаешься, может быть, кто-то разыграл и тебя? – не очень уверенно спросил отец.
– Пап, я видел слишком много убогих и больных людей, столько не наберется во всем Обитаемом мире. А еще там другой воздух и совсем нет энергии. Вряд ли меня можно было так разыграть, это был бы очень сложный розыгрыш.
– Твой сын едва не женился там… – сказал Змай между прочим. – Я имел неосторожность сказать ему, что у нас приняты ранние браки, и что ты думаешь? Он хотел жениться на моей дочери!
– Надеюсь, это шутка, – ответил отец, улыбаясь.
– Отчего же? – Змай подлил вина в бокалы. – Йока Йелен, скажи, что это правда!
Следовало бы обидеться на Змая, но Йока уже давно понял, что обижаться на него глупо.
– Пап, мне в самом деле… понравилась дочка Змая. Ее зовут Спаска, и она очень красивая. Но у нее уже есть жених, поэтому жениться на ней все равно не получится.
– Да ладно «жених», видали мы этих женихов… – проворчал Змай.
Отец сглотнул удивленно и выдавил:
– Йока, мне кажется, тебе об этом думать еще очень и очень рано. Тем более о взрослых девушках.
– Спаске тринадцать лет, – пожал плечами Йока.
– Через месяц будет четырнадцать, – уточнил Змай. – По деревенским меркам она засиделась в девках. По городским – входит в возраст. Йока Йелен, ты тоже считаешь, что она красивая? Я всегда думал, что это мое субъективное мнение, а остальные мне просто льстят. Эх, я бы выдал ее замуж за Государя, но тогда во дворце нельзя будет зажигать солнечные камни…
– Ты шутишь? – хмыкнул Йока.
– Пожалуй. Сдался ей этот Государь, ей больше нравятся деревенские парни, из тех, кто бьет – значит любит. Йера, что ты смотришь на меня как на ненормального? У тебя через десять лет будут такие же проблемы. Представь, если твоя дочь захочет выйти замуж за какого-нибудь сытинского хлебопашца с неоконченной семилеткой.
– Да-да, пап! Это очень даже возможно, если ты ее будешь воспитывать, как меня, – засмеялся Йока. Ему вдруг стало весело и уютно. И Сура уже накрывал на стол, вполуха прислушиваясь к разговору и улыбаясь. И отец был обычным, нормальным, таким, как всегда.
– Ну что ж… Значит, придется отдать Милу замуж за сытинского хлебопашца, – ответил отец. – Я всегда говорил, что люди равны между собой и сословные различия не должны влиять на их судьбы.
– Я тоже так говорил, пока моя дочь не собралась замуж… – кивнул Змай. – Представь себе, этот… герой… в самом деле счел неприличным даже то, что она отрезала косу. Что уж говорить обо всем остальном!
Змай хотел продолжить сетования, но отец вдруг изменился в лице и переспросил:
– Отрезала косу?
– Ну да, она хотела прикинуться мальчиком. Это долгая история, но дело не в этом, а в том…
Отец снова перебил:
– Девочка-призрак?
– Конечно, она приёмник Йоки Йелена, если ты что-нибудь понимаешь в энергетической модели двух миров…
И ужин в самом деле был по-настоящему праздничным, отец позвал за стол и Суру, подтверждая свои слова о сословных различиях и равенстве, Йока даже выпил немного вина, отчего ему стало еще веселей, а Змай к десерту был совсем пьяным и рано ушел спать.
А когда стало темнеть, Сура зажег свечи, а не солнечные камни.
– Понимаешь, сынок… – ответил отец на вопросительный взгляд Йоки. – Я отдаю себе отчет, что не только чудотворы ограбили Исподний мир – все мы так или иначе приложились к этому. И я понимаю, что отказаться лишь от света солнечных камней так же глупо, как отдать детям Исподнего мира старую куклу с чердака. Но… Мне просто неприятно видеть этот свет, он вызывает во мне чувство вины и бессилия.
– Ага, значит, ты все-таки веришь в то, что Исподний мир существует!
– В любом случае нашему миру вреден свет солнечных камней, – усмехнулся отец.
Они говорили до самого рассвета. Йока рассказывал и о Важане, и о колонии, и об Исподнем мире. Отец – о том, как получил разрешение забрать Йоку из колонии, о своем злополучном докладе, и о путешествии за свод, и о сумасшедшем Горене. Иногда Йока вспоминал, что он чужой мальчик для Йеры Йелена, но почему-то эта мысль уже не казалась здравой. Наверное, отец бы сильно обиделся, если бы Йока ему об этом сказал.
А уже под утро отец вдруг спросил:
– Йока, мой вопрос может показаться тебе странным… Но скажи мне, там, за сводом, ты видел шаровые молнии?
Йока в самом деле удивился, но ответил, не скрывая некоторой гордости:
– Я не только их видел. Тебе это, наверное, неприятно, но я самый сильный мрачун Обитаемого мира. В первый раз шаровая молния едва не убила меня, я не успел выпить ее энергию полностью. Но во второй раз… В общем, сейчас я могу справиться с сотней шаровых молний. Не разом, конечно…
– И, выпивая шаровую молнию, ты отдаешь ее девочке-призраку?
– Да. Не саму молнию, конечно, а ее энергию.
– Послушай, а тот первый раз… Когда это случилось? Какого числа?
– Я не помню точно… Сейчас… В колонию я попал пятнадцатого июня, а это было дня за два до этого. Да, точно, в ночь на субботу, тринадцатого. А почему ты спрашиваешь?
Отец отвел глаза и ответил не очень уверенно:
– Мне приснился сон, и я никак не мог его понять.
Не хотелось уезжать. Не только потому, что дома было хорошо, – не хотелось оставлять отца одного. Но Йока понимал, что надо ехать. Что это нужно для всех. И стоило подумать о штормовом ветре Внерубежья, о черных воронках и шаровых молниях, как тут же появлялось нетерпение, жажда… Йока хотел за свод: пить энергию и отдавать ее Спаске. А еще он понял, что его не надо уговаривать прорвать границу миров, – он чувствовал, как в нем растет потребность сделать это, непреодолимое желание это сделать. Когда он вспоминал, как кинул в границу миров собранную за сводом энергию, внутри появлялась дрожь.
Змай собирался ехать поездом до Славлены, а потом до Брезена, но отец сказал, что это излишне – Дара отвезет их куда надо. И предлагал Змаю денег, но тот отказался, сославшись на богатство профессора Важана. Зато продукты, за которыми отец еще утром снарядил Дару, Змай взял с удовольствием. И еще надел старый костюм отца, хотя тот предлагал взять новый, еще не ношеный.
Резюме отчета от 9 июля 427 года. Агентство В. Пущена
Наиболее вероятным (а то и единственно возможным) видится нам следующее предположение: Югра Горен получил установку на смерть при попытке разглашения информации, а сын и был тем самым человеком, с которым он собирался поделиться этой информацией. Огненная река, возможно, лишь помогла установке сработать.
Скорей всего, Югра Горен знал об установке на смерть (возможно, даже имел официальное предупреждение еще при подписании бумаг о неразглашении информации). Потому его казавшееся столь странным поведение (пророчества и попытки выдать их за плод экстатических переживаний, зашифрованная в стихах информация) было (в том числе) попыткой обойти установку на смерть. По нашему мнению, Югра Горен собирался дать сыну ключ к прочтению своих дневников, не надеясь на его сообразительность. Более того, если бы Югра Горен считал, что его записи могут быть расшифрованы без ключа, установка на смерть сработала бы значительно раньше.
Однако он опасался не только смерти, но и изъятия самых важных своих записей, а потому постарался сделать так, чтобы при беглом просмотре их содержания никто не догадался о важности записанных там сведений.
Очень важным нам кажется то, что эту информацию Югра Горен стремился донести как минимум до сына, рискуя собственной жизнью и осознавая этот риск.
Несмотря на то что сработавшая установка на смерть является противоправным действием со стороны тех, кто проводил или курировал работу Югры Горена в Ковчене, нам кажется невозможным ни доказать существование такой установки, ни привлечь кого бы то ни было к ответственности за смерть Югры Горена. Однако мы считаем необходимым продолжить расследование с целью получить информацию, попытка разглашения которой убила Югру Горена, так как именно это важно для работы думской комиссии.
10 июля 427 года от н.э.с.
Жители Магнитного прощались со своим городком. Кого-то перевели в Торфяной, кому-то дали жилье в Славлене, кто-то сам нашел работу в другом городе – чудотворы выделяли деньги на переезд и новое жилье, способствовали трудоустройству, и, казалось, жаловаться не на что, никто не будет обижен или обделен, но… Люди не хотели уезжать. Инда видел, как уезжавшие оглядываются, видел слезы на глазах у женщин, слышал назойливое детское «почему».
На вокзале было много людей, вот-вот должны были подать пассажирский состав, а поезд, на котором прибыл Инда, тут же встал под погрузку. За ним тянулось еще несколько магнитовозов с товарными вагонами, грузовые вездеходы вереницей шли к сортировке и обратно – вывозили заводское оборудование; каторжную тюрьму переносили в наскоро сколоченные посреди леса бараки. Разбирали и паковали в контейнеры детские и спортивные площадки, оградки газонов, лавочки и карусели. Переезжали школы, больница, пожарная часть, магазинчики, почта, банк – Инда шел по улицам и везде видел собранные вещи и брошенные дома со снятыми дверьми и вынутыми оконными рамами. И лица магнитогородцев – угрюмые, похоронные.
Странно выглядел мусор, вываленный из ведра прямо перед дверью в дом… В самом деле, нет смысла идти до мусорных баков… Но более потрясла Инду сломанная скамейка в садике, а на ней – старые игрушки. Не брошенные, а рассаженные рядком, лицом к границе свода. Остальные скамейки выкопаны и увезены, а эта, сломанная, никому не нужна. И игрушки – кукла без волос, одноглазый заяц, клоун со смытым лицом… Они сидели и будто ждали смерти.
Это только начало. Славлена не заметит первой уступки Внерубежью, в газетах об этом напишут скупо и официально и обязательно отметят, что все расходы людям и государству покроют чудотворы. Но никто в Славлене не поймет и не задумается, каково это – уезжать с насиженного места, бросать все, что было дорого, составляло предмет гордости. Без возможности вернуться когда-нибудь, вспомнить молодость, повстречать друзей детства и пройтись по тем местам, где впервые шел в школу, впервые поцеловал девушку… Случайно наткнуться в чулане на свои старые игрушки…
Инда дошел до ресторации на карьерах – все уже было вывезено, осталась только мощеная площадка и несколько ломаных стульев и столов. Несмотря на июльское тепло, вокруг карьеров было пусто, прозрачная зеленоватая вода неподвижно застыла меж крутых берегов, с городских пляжей забрали лежаки, зонтики и навесы, сняли причал лодочной станции. От этой пустоты посреди теплого солнечного дня стало страшно вдруг, будто жители города не толпились вокруг вокзала, а вымерли в одночасье. Бегство. Это бегство от разъяренного зверя. Организованное, спланированное – но это бегство. И никто еще не видит за этим первым отступлением крошечных островков под силовыми полями посреди мира землетрясений, смерчей и действующих вулканов. И чем меньше будет островков, тем чаще людей будут «забывать» вывезти из опасных мест.
Инда собирался развернуться и уйти, как вдруг заметил, что не один разглядывает унылую картину брошенного города – над обрывом карьера стоял человек в форменной куртке чудотвора. Инда удивился тому, что человек ничем не занят, – чудотворы Магнитного сбивались с ног, командуя переселением. Значит, он не из Магнитного?
Неизвестный стоял к Инде спиной, и пришлось обойти его сбоку, чтобы незамеченным взглянуть ему в лицо.
Нет, он смотрел не на карьеры, его взгляд устремлялся дальше – за пределы свода. Где в густом тумане перемигивались молнии. Инда не сдержал изумленного возгласа, разглядев лицо неизвестного.
– Вотан? Что ты тут делаешь?
Тот нехотя повернул голову, нисколько не удивленный встрече с Индой, но явно раздосадованный ею. Будто Инда отвлек мозговеда от чего-то важного.
– Я просто смотрю. Хотел подойти поближе, но дорогу так разъездили, что нужны сапоги.
– К чему поближе? – переспросил Инда, хотя не сомневался – к границе свода.
Вотан не ответил. И устраивать ему допрос Инда не имел никакого права. Но что же понадобилось мозговеду в Магнитном? Он курирует службу здоровья, а не состояние свода и не расселение городов. И… он голосовал за это глупое решение – сжать свод. И злорадствовал при этом.
– Я любил здесь бывать. – Вотан снова обратил свой взор на Внерубежье.
– А ты часто здесь бывал?
– Приходилось. И эту ресторацию я тоже любил. Жаль Магнитного, славный был городок. Но… что ж поделать.
Он говорил медленно, спокойно и отстраненно.
– Почему ты голосовал за сжатие свода? – спросил Инда без всякой надежды на правдивый ответ. Вообще на ответ.
– Потому что это решение принял децемвират, а я считаю, что ему видней. Не понимаю, почему ты не полагаешься на их мнение.
– Потому что задача аналитика – менять мнение вышестоящих, децемвирата в том числе. Моя информация могла бы изменить их стратегию.
– Брось. Они давно разработали эту стратегию, и ничего нового ты им не сообщил.
– Ты уверен? Я имею больше информации, чем ты.
– Потому что стоишь на второй ступени, а я на третьей? – усмехнулся Вотан. – Это ерунда. Я слишком много знаю о людях вообще и о чудотворах в особенности. Я знаю не только как устроен их мозг, но и как формируется личность чудотвора. Ты будешь сильно удивлен, когда тебя допустят к информации первой ступени, а тебя допустят, я уверен.
Отстраненность, спокойствие и манера говорить чуть свысока должны были вызывать раздражение, но почему-то не вызывали. Инда слышал, что Вотана более интересуют способности чудотворов к внушению и медитациям, нежели к примитивному перекачиванию энергии, но применять эти способности к себе подобным считалось еще более неэтичным, чем мериться силой энергетических ударов.
– Я недавно узнал об опытах Исида. По перекачке энергии в Исподний мир… – начал Инда, чтобы заполнить паузу в разговоре. Обсуждать свое продвижение по службе с Вотаном не хотелось. А опыты Исида напрямую касались нейрофизиолога.
– Да, некоторые теоретические основы в них заложил и я, – кивнул Вотан.
– Тебе они не показались бесчеловечными?
– Не более чем передача в Исподний мир бездымного пороха. – Вотан даже не усмехнулся. – И даже менее, потому что бездымный порох, несомненно, это гораздо бо?льшие жертвы.
– А в других опытах, на исидских мальчиках-мрачунах, ты тоже принимал участие? – подумав, спросил Инда. Он не надеялся на ответ, хотел лишь взглянуть на реакцию Вотана.
– Да, конечно, – невозмутимо ответил тот. – Я заметный специалист в нейрофизиологии.
– Насколько мне известно, это информация для первой ступени посвящения… – пробормотал Инда.
– К этой информации иногда допускают и нечудотворов, только берут с них подписку о неразглашении. Право, не могут же в таких разработках участвовать лишь посвященные. И тебе эта информация уже известна, так зачем же мне лгать?
– Эту информацию я получил от оборотня, которого не сумел убить Прата Сребрян.
– Инда, ты очень неглупый человек, но твоими поступками иногда управляют эмоции. – Вотан говорил медленно, спокойно, от его голоса Инду тянуло в сон. – Зачем тебе понадобилась смерть оборотня? Ты же знаешь, что никакие крылья не могут обрушить свод. Ты борешься с оборотнем за влияние на Йоку Йелена, и только. Ты видишь в нем соперника, и не в борьбе за Обитаемый мир, а в игре. А это существо, между тем, слишком интересно. Хотя бы своим знанием истории Исподнего мира.
– Тебя тоже волнует история Исподнего мира?
– Я бываю там иногда. И иногда встречаюсь со Сребряном. Меня не занимает политика, сейчас я интересуюсь болотниками. Воздействием на мозг неживой субстанции, если ты понимаешь, кто такие болотники.
– Третьего дня я наблюдал казнь… этих людей. Но я сомневаюсь, что их культ имеет под собой какие-то объективные основы.
– Имеет. Конечно, самовнушение – важная вещь в исцелении болезней, но не до такой степени, чтобы продлевать жизнь смертельно больным на годы. А болотники в самом деле продлевают себе жизнь, принося болоту жертвы. Погляди туда. – Вотан указал вперед. – Внерубежье – антагонист болот Исподнего мира, их противоположность. Столкнувшись, они уничтожат друг друга. Мужское начало наступает на женское. Тебе это не кажется интересным?
– Я бы предпочел их не сталкивать.
– Если их не столкнуть, мы все умрем. И довольно скоро.
– Расчеты прикладных мистиков дают своду еще сто лет, – едко заметил Инда.
– Не ты ли доказывал центумвирату обратное?
– Однако ты прислушался не ко мне, а к решению децемвирата, – проворчал Инда.
И тут до него дошло, о чем говорит Вотан, что имеет в виду… Даже пот выступил на лбу от этой догадки.
– Представь себе, что будет, если они не столкнутся, – как ни в чем не бывало продолжил Вотан – так же медленно, словно нехотя. – Рано или поздно рухнет свод, и на месте Обитаемого мира будет безраздельно властвовать бездумная стихия. Лава и пепел, разносимый бешеными ветрами. Растресканный камень и молнии… Ничего живого. И гниющий Исподний мир за непробитой границей миров, тлен и в итоге смерть…
Голос Вотана завораживал, и Инда поневоле представил себе будущее обоих миров. Услышал монотонный гул ветра на голой каменной равнине. Почуял смрадный запах болотной гнили. Но не ужас ощутил, а странное спокойствие. И осознал величие этого страшного – и закономерного – итога. Преклонился перед небывалой силой неживого…
Прибыв на метеостанцию, Инда убедился: год до новой уступки – это слишком оптимистично. Если, конечно, не предпринять более радикальных мер, чем сжатие свода на две жалкие лиги.
Он отправил отчет о встрече с оборотнем в Афран, постаравшись быть предельно точным и объективным, но при этом подвести экспертов к однозначным выводам и действиям. Да, он задумался над словами Вотана – об игре и влиянии на Йоку, – но решил, что Вотан неправ. Напротив, в глубине души Инда смерти сказочника не хотел. И на основании намеков куратора службы здоровья, имеющего третью степень посвящения, менять свою собственную стратегию пока не собирался.
Со «смертью» оборотня и Красен, и Явлен несколько расслабились, да и храмовники не проявляли особенного рвения. Афран нашел бы способы подстегнуть и тех, и других.
Метеостанция готовилась к переезду, но еще принимала гостей. Инда прибыл туда незадолго до ужина, ламиктандрийский аналитик уже выехал из Брезена, но до метеостанции не добрался, и Инда отправился на край Обитаемого мира в одиночестве.
Трещина ползла вдоль свода в сторону Брезена. Собственно, с обрыва, где стоял Инда, можно было прыгать прямо в лаву… Он даже отступил на несколько шагов, опасаясь, что обрыв осыплется под его весом.
Черные воронки одна за одной скользили по земле в сторону свода, словно он притягивал их магнитом, и Инда вдруг заметил странную закономерность в их движении… Они двигались с разных сторон, но встречались лишь в нескольких точках свода, подтверждая его мысли: так молоток бьет по пробойнику. Он уже хотел вернуться на станцию и посмотреть на карту, чтобы понять, какие именно точки выбирает «разъяренный зверь».
