Цвет стали. Летопись Подлунного мира

– В-ваше величество, – девица запнулась, обращаясь так к Эмрии в первый раз. – Позвольте мне остаться в столице, при дворе. Мне некуда идти. Владения моего отца находятся под врагами империи. Я просто не доеду до отцовского замка.

В ее голосе прозвучали нотки обреченности. Вызов и ненависть исчезли из ее взгляда, она стала какой-то жалкой.

– И в качестве кого вы желаете остаться при дворе? – Эмрия привычным жестом выгнула левую бровь, глядя на эту красивую женщину, которой оставалось не так долго цвести, и было понятно, что у нее осталось не столь много времени, чтобы устроить брак и покинуть родительский дом, прежде чем ее участью станет старый обедневший вдовец, позарившийся на богатое приданое.

– Я готова служить вам, верой и правдой, ваше величество, – с жаром ответила та, при этом стараясь спрятать яркий блеск глаз. – Начать с самых низов.

Эмрия приподняла уголок губ, одарив ее кривой ухмылкой.

– Видимо вы плохо учили правила и законы империи Мирэй, мина. У вдовствующей императрицы не может быть многочисленной свиты, особенно в период траура по почившему императору. И в моей свите нет свободных мест, – безжалостно ответила она. – Так куда вы хотите? Среди прислуги у нас тоже нет свободных обязанностей. Да и вряд ли вы справитесь с тяжелой работой, которую исполняют слуги.

– Я-я… – девушка замялась, ища варианты, куда она может пристроиться.

– И к молодой императрице я не могу определить вас в свиту. Дело в том, что ее сейчас нет в столице. К тому же, я не думаю, что ей понравится придворная дама, которая не прочь занять ее место в постели супруга. Более того, императрица сама будет набирать себе свиту, и я не планирую навязывать ей своих протеже. Но не спешите расстраиваться, я позволю вам жить во дворце пока идет война, но после этого вы немедленно покинете Арис.

– Благодарю, ваше величество, – девица склонилась перед вдовствующей императрицей, отчетливо скрипнув зубами. – Ваша милость безмерна.

Ей было тяжело сделать это. Для нее это было все равно что признать поражение, ведь она склонялась перед той, кого она считала поверженной, той, чье место она триумфально заняла. Она искренне верила, что именно она выгнала Эмрию из дворца, безраздельно заняв постель ее супруга и уже мысленно возложив себе на голову корону императрицы Мирэй. Расплата пришла почти мгновенно, когда император Маглор решил расстаться с жизнью, предчувствуя скорую гибель империи. Боги решили наказать ее за мечты о том, что не могло принадлежать ей. Взошедший на престол Маэль Первый был равнодушен к ее чарам, более того, выселил ее из апартаментов императрицы, которые она заняла сразу же, как из них выехала Эмрия, отправившаяся в бесславную ссылку. Вернуться ей удалось лишь недавно, когда из дворца вынуждена была съехать принцесса Ланда, сменившая свой статус на звание супруги наследника из рода ан Эльди Вирай. Любовнице бывшего императора пришлось применить все свои умения врать и манипулировать людьми, чтобы вернуть себе эти покои, которые грели ее душу, напоминая о статусе, который, как ей казалось, у нее был, и о потере которого она хотела забыть. И вот теперь вернулась истинная хозяйка не только этих покоев, но и всего дворца и даже империи. Девушка взглянула на корону в волосах Эмрии и закусила губу. Судьба отвернулась от нее, и ей оставалось только подчиниться ее решениям. «Почему Маглор не даровал мне титул императрицы и не расторг брак с ней? Почему?» – буквально взвыла она в мыслях.

– Но я могу найти вам достойного мужа, если ваши родители не в состоянии сделать этого, – вдовствующая императрица продолжила усмехаться.

– Вручаю свою судьбу в ваши руки, ваше величество, – отчетливо скрипнула зубами девушка, не смея отказаться и навлечь гнев императорского дома на свою семью и себя. – Ваша милость безмерна. Ваша мудрость дарует мне надежду.

Было видно, каких усилий стоило ей произнести это и смириться с властью той, кого она выгнала из супружеской постели, но так и не победила в борьбе за корону и право править империей Мирэй. Она ненавидела Эмрию. Это она прекрасно понимала, но ударить ее посильнее она не могла, осознавая свое бессилие.

– Можете идти, мина, – милостиво дозволила Эмрия. – Я более вас не задерживаю.

Девушка выпрямилась и быстрым шагом покинула покои вдовствующей императрицы, понимая, что все могло закончиться гораздо хуже, чем это было на самом деле. Дверь за ее спиной закрылась. Эмрия в этот момент позволила себе торжествующе улыбнулась. Приятное чувство сладкого и справедливого возмездия растеклось по ее жилам. Она так давно мечтала поставить на место всех этих зарвавшихся девиц, что побывали в постели ее мужа и считали себя, ни много ни мало, новыми императрицами Мирэй. Если бы она только могла, Эмрия приказала бы немедленно убить эту наглую девицу, или в крайнем случае запереть где-нибудь в самом дальнем ублиете и надолго забыть о ее существовании.

– Тебе понравилось, дочь моя, – голос Театлин выдернул ее из подбора наказаний для любовниц почившего супруга, которые еще не успели разбежаться из Ариса и попрятаться по замкам своих мужей и родителей, опасаясь мести со стороны Маэля и Эмрии. – Только не будь столь откровенна, сохраняй хладнокровие, иначе месть начнет горчить.

– Я поняла, матушка. Я постараюсь. Но я не позволю наглым девицам вытирать ноги о законы империи, которые написал мой дед. Они слишком уверовали в то, что Маглор мог сделать все, что пожелает его душа.

– Если мы закончили наказывать дурочек, что служили плотским желаниям Маглора, может перейдем к делу? – со вздохом произнес Лоэналь, все это время молчавший где-то в углу комнаты. – Я чувствую себя в плохом театре.

– Давайте перейдем на галерею. Пусть прислуга уберет комнату, а мы выпьем дамийского и насладимся прохладой, – Эмрия хлопнула в ладоши, и слуги незамедлительно ринулись исполнять ее приказы.

– Так, зачем ты позвала меня, Эмрия? Что было такого срочного, что твой гвардеец меня подгонял, словно я преступник какой-то? – проворчал эльф, опускаясь в одно из кресел, стоявших на длинном балконе. – Хорошо хоть копьем в спину не тыкал.

– Перестань давить на девочку, Лоэналь, – вступилась за Эмрию Театлин. – Она только вошла в свой дом, который пытались разорить такие вот дурочки.

Ее рука потянулась к ушам брата, но тот ловко прикрыл их руками, прекрасно помня, чем заканчиваются такие поползновения со стороны Театлин. Взгляд Лоэналя на мгновение потемнел.

– Рассказывай, Эмрия, пока твоя бабка не вцепилась мне в уши и не начала таскать по балкону, позоря перед подданными твоего сына и моими сородичами.

– Воста собирает армию, – без предисловий начала вдовствующая императрица.

– Это уже давно не новость, – хмыкнул в ответ Лоэналь. – Он занимался этим, еще будучи главой Совета.

– Я услышала на тракте, что он разослал по всем трактирам и городам империи своих людей, и обещает платить золотом, которое он украл у короны, за преданность и верность тех, кто вступит в его армию, – продолжила Эмрия. – И я подозреваю, что какое-то количество людей он смог подкупить. А что делаем мы? Как мы защищаем империю?

– А что мы можем сделать? – вздохнул эльф. – Казна и, правда, пуста. Он оставил нас без единого килара, да что там килара, в казне не было и тысячи вронтов. Но я потихоньку ее наполняю. Война осложняет все. Боюсь, что много мы сделать не сможем.

– А что с агентами Восты?

– Со шпионами Восты все очень сложно. По мере сил мы их отлавливаем. Многие подданные империи сами хватают их, связывают и передают городской страже. Проблема в том, что у нас не хватает своих агентов, которые могли бы вычислять вербовщиков. Дело в том, что твой супруг еще при жизни уничтожил сеть, созданную Великим шпионом, отдав построение новой сети на откуп Восты. Сама понимаешь, какие последствия это имело. В некоторых городах у нас вовсе нет ни одного нашего человека. И я до сих пор не знаю, кто из аристократов пошел против короны, а кто до сих пор на нашей стороне.

– Одну мятежницу я знаю точно, – с кровожадным блеском в глазах прошипела Театлин. – И когда я до нее доберусь, белый свет ей покажется немилым, она позавидует мертвым.

– Я тоже знаю ее имя, Театлин, – мысленно отмахнулся от сестры Лоэналь. – Ты мне этим именем все уши уже прожужжала.

– О чем вы? – удивленно выгнула левую бровь императрица-мать.

– Об Аниссе анэ Кьель да Скалэй, – ответил Лоэналь. – Твоя бабка воспылала к ней непримиримой ненавистью.

– Что такого натворила эта глупая женщина, что Театлин анэ Вират Мирэсель столь зла на нее? – удивленно посмотрела на свою бабку вдовствующая императрица. – Я вижу, что ты готова ее задушить собственноручно.

– Это долгая история, дочь моя, – опустила взгляд Театлин. – И сейчас не самое подходящее время говорить о ней. Потом как-нибудь я расскажу ее тебе.

Эмрия едва заметно улыбнулась. Вспыльчивый нрав ее бабки показал себя во всей красе. Всю свою долгую жизнь Театлин вынуждена была скрывать от всего мира свою истинную страстную натуру, которая могла бы спалить не одну империю дотла, а уж если кто-то неосторожно заденет ее близких, этот пожар стал бы для него ласковым огнем в камине. За все эти годы знающие ее люди не раз наблюдали разгорающийся во взгляде полуэльфийки пожар, который медленно расцветал в глазах, загорался алыми розами на щеках, и медленно гас, когда женщина сжимала кулаки, призывая всю свою силу воли. Она сжимала их настолько сильно, что на ладонях оставались полукруглые следы от ногтей. Лишь несколько раз Театлин давала выход своему гневу, отчего вздрогнули все. Тогда она смела возражать суровой правительнице Мирэй, принцессе Лавене, взвалившей на свои хрупкие плечи регентство в огромной империи при малолетнем племяннике Маре Первом. Тогда придворные ходили по дворцу словно собственные тени, стараясь сливаться с обстановкой, чтобы не попасть под тяжелую руку принцессы или на острый язык герцогине Ансаритэй, которая обладала не меньшей властью, чем принцесса-регент и могла быстро уничтожить любого, кто посмел бы ей возражать. Лавене арэ Вариар это не нравилось, и она стремилась избавиться от дерзкой и столь влиятельной вдовы основателя империи. Но как бы Лавена ни старалась уменьшить в народе уважение и почитание Театлин, видевшей зарождение могущества Мирэй, благоговение перед долголетием эльфов, которое люди считали бессмертием, искоренить ей не удавалось. Иногда противостояние двух женщин напоминало открытую войну, и ледяных улыбок Лавены и Театлин, адресованных друг другу, придворные боялись больше, чем открытых оскорблений, завуалированных под любезность. Такое положение длилось довольно долго и, в конце концов, заключив шаткое перемирие, принцесса-регент и герцогиня разошлись в разные стороны. Театлин тогда надолго покинула столицу империи, казалось, что навсегда. Но долголетие, дарованное полуэльфийке, решила иначе, ведь Лавена давно состарилась и скончалась, а у Театлин даже не появилось морщин, а впереди ее ждали века жизни, подаренные отцом-эльфом.

– Долгая значит долгая. Я подожду, – улыбнулась Эмрия, кивнув головой, отчего свет заискрился на короне императрицы-матери. – Я удивляюсь лишь одному, что она, вызвав твой гнев, все еще жива.

– Ей повезло, что тогда мои руки были связаны твоим мужем и Востой, иначе я заставила бы ее прогуляться по горячим углям, или по битому стеклу. Не знаю, что из этого больнее, – кровожадно ответила Театлин. – Ну а после утопила бы ее в Смыре, протащив через Арис на веревке за лошадью. Интересно, она бы сдохла, не доехав до реки, или все же у меня получилось утопить этот кусок мяса?

– Знаешь, Театлин, иногда твоя кровожадность и жестокость пугают даже эльфов, – рассмеялся Лоэналь, принимая из рук служанки кубок с Черной кровью. – Но не могу не признать, что если бы ты расправилась с ней, как мечтала, сейчас у нас не было бы всех этих проблем, которые идут из Ирида. Одно я понял точно – следует доверять твоему чувству опасности.

– О чем ты? – встрепенулась Театлин.

– У тебя хорошо развито предчувствие чего-то опасного.

– Я не об этом.

– Анисса отравила своего супруга, в этом я уверен, и захватила герцогство. Нам повезло, что герцогская казна защищена сильной магией, потому Аниссе не удалось запустить руки в нее, и она оказалась неспособна удержать власть в своих руках, местная знать готова поддержать восстание против нее. Но, тем не менее она еще способна доставить нам определенные неприятности.

– Змей надо душить сразу, в этом ты прав, дед, – улыбнулась Эмрия. – Но какие у нас перспективы? Она поднимет бунт? Какой по счету этот фронт будет?

– И ты туда же, – вздохнул Лоэналь. – Я еще молод. Очень молод. Зови меня отцом что ли, раз уж Театлин зовешь матушкой.

– И потом нас обвинят в преступлении против божественных законов, – усмехнулась Театлин.

– Перестань, – отмахнулся от нее эльф. – Все прекрасно знают, кто такая Эмрия, и что мы с тобой ее названные отец и мать. Это не означает, что мы делим ложе. Даже товарки на рынках об этом не подумают.

– Ладно-ладно, не спорьте об этом. Я буду называть тебя отцом, договорились, – подняла руки вверх призывая их успокоится. – Так что ты скажешь о наших перспективах в свете последних событий и новостей.

– Что я могу тебе сказать… Ситуация у нас сложная, но уже не смертельная, как было еще полгода назад. Большая часть армии на нашей стороне, и это хорошо. Большинство аристократии на нашей стороне, и это тоже хорошо. Но у нас есть очаг мятежа, который может ударить нам в спину. Благо у нас есть резервы, но все же… Все же положение очень серьезное. Воста лишил нас шпионской сети, которую ат Елар Винарзу теперь приходится плести по новой. Фактически мы лишились глаз и ушей, потому не знаем точно, сколько тех, кто готов поддержать мятеж, и сколько тех, кто готов предать мятежников. Твои сведения вселяют в нас надежду, что не все так хорошо у Восты, как нам казалось изначально. А значит, для Мирэй не все еще потеряно. Впрочем, я уверен, что нельзя недооценивать Восту. Десять лет империя была в его руках, и он мог раздавать самые жирные должности своим приспешникам, пользуясь состоянием Маглора и подсовывая ему бумаги на подпись. Теперь нам предстоит их выявить и выкорчевать. Это очень трудно, но иного нам не дано. Придется поработать.

– Восту надо выкорчевать из империи полностью, вместе со всем его семейством, – заявила Эмрия. – И незамедлительно. Чтобы даже воспоминаний о нем не осталось.

– Можешь начать с его милой дочурки, – усмехнулась Театлин.

– О чем ты? – заинтересовалась императрица-мать.

– Манисар Воста сидит под замком в королевской темнице для знатных преступников, – ответила полуэльфийка. – И меня это злит неимоверно. Первое, что меня интересует, почему она в аристократической темнице, хотя ей самое место в городской тюрьме со всяким отребьем. Каковым она сама и является. И, второе, я вовсе не понимаю, почему ей сохранили жизнь? Придушить и дело с концом. Но Маэль решил быть милосердным.

– Я удивляюсь своему сыну, – покачала головой Эмрия. – Он становится мудрым.

– Что ты имеешь в виду, Эмрия? – стараясь не обращать внимания на ехидную ухмылку Лоэналя спросила Театлин. – В чем его мудрость?

– Я была уверена, что он убьет эту змейку, как только наденет корону себе на голову, но он сохранил ей жизнь. В сложившейся ситуации не было правильного решения, но заточить Манисар в подземелье самое мудрое из доступных. Смерть сделает из нее мученицу, этакое знамя в руках сторонников ее отца, под которым они пойдут против престола, а сидя за решеткой, она менее опасна. Хоть есть возможность ее побега. Но думаю, что все обойдется.

– И ты туда же…

– Эмрия права, Театлин. Если мы умертвим ее – вручим Восте право на месть. Сделаем змеюку мученицей и те, кто сейчас колеблется в том – поддержать им корону или наглеца Восту, в надежде ухватить трон Мирэй – окончательно определятся. Ситуация безвыходная, Театлин. Мы выбрали меньшее из зол. В данный конкретный момент, это единственный вариант.

Полуэльфийка хмыкнула, не желая принимать слова брата. Она считала, что мертвая змеюка Манисар будет куда безопаснее, чем живая, пусть и с выдернутыми ядовитыми зубами. Она считала именно так, и ничто не могло изменить ее мнения. К сожалению для Театлин, теперь и Эмрия согласилась с решением императора Маэля.

– Как знаете. Но живая она принесет еще немало проблем и горя, – вздохнула она, делая глоток прекраснейшего дамийского вина.

– Я поняла одно, мне надо поговорить с этой простолюдинкой, – в голосе Эмрии искрился лед.

– Ты будешь сильно удивлена, моя дорогая, – усмехнулся Лоэналь.

– Чем же?

– Она искренне считает себя императрицей Мирэй.

– Меня это не удивляет, отец. Помнится, в миг нашего знакомства, она потребовала называть ее миной. А когда я ей напомнила правила империи, думаю, он хотела отчитать меня.

– Это очень странно, – задумчиво произнесла Театлин. – Насколько я знаю, Марияла Воста очень умная женщина, которая знает свое место, но почему ее дочь столь отвратительно воспитана?

– Боюсь тут вина отца девицы, который возомнил себя аристократом империи, и привил своим детям такое же мнение. Взял то, что не принадлежало ему по праву рождения или не даровано богами за заслуги в служении империи, – высказал свое мнение Лоэналь, пожимая плечами. – От этого все беды. В том числе и несчастья нашей империи.

Эмрия и Театлин смотрели вдаль, каждая думала об одном. Первая понимала, что ей придется поговорить с Манисар, чтобы решить для себя, достойна ли та спокойного заточения в темнице для аристократов или следует ужесточить это заточение. Вторая размышляла о том, что империя не заслужила тех бед, которые навлекла не нее мать Дарьенала Восты, не решившаяся придушить змея в колыбели.

Через половину хоры вдовствующая императрица спускалась в мрачные безликие казематы, которые были неотличимы друг от друга. Полутемный длинный коридор, освещенный лишь светом нескольких факелов, совершенно одинаковые двери – глазу было не за что зацепиться в этом темном однообразии. Эмрия удивлялась тому, как тюремщики ориентируются здесь, но она прекрасно понимала, что безликость – самое страшное наказание для тех, кто привык считать себя хозяином жизни, кто блистал при императорском дворе, кто проходил парадом по улицам Ариса, купаясь в обожании мирэйцев – все это было кошмаром для блистательных аристократов и, по мнению человека, сто лет назад проектировавшего темницу, должно быть частью наказания преступников. Идя по этому коридору, не раз заставлявшему ее вздрогнуть, Эмрия вынуждена была признать, что это работало и очень хорошо работало. Она лишь прошла по коридору, но уже чувствовала давление от окружавших ее стен.

Тюремщик отворил одну из одинаковых, ничем не примечательных, тяжелых дубовых дверей, и заглянул внутрь. Затем отступил назад, пропуская гвардейцев и императрицу, после чего закрыл двери и замер, прислонившись к стене, в ожидании, когда венценосная особа выйдет из камеры, где содержалась Манисар Воста. Эмрия опустилась на стул с высокой спинкой, который для нее поставил лейтенант императорской гвардии Уйнэс ам Сагир Ситэй, и окинула внимательным взглядом замершую перед ней девушку. Та с особой ненавистью посмотрела на прекрасную женщину, что наблюдала за ней, сидя в этой убогой камере так, словно это был тронный зал.

– Что вам надо? – не выдержала Манисар, вздергивая подбородок.

Эмрия усмехнулась. Похоже, что даже заточение не смогло усмирить ее дерзость, самовлюбленность и высокомерие.

– Мне кажется, что ты немного забылась, Манисар Воста, – чистый, словно хрустальные воды горного ручья, голос вдовствующей императрицы заполнил небольшую темную камеру, которую освещала небольшая лампа на столе узницы и два факела, которые принесли гвардейцы. – Ко мне следует обращаться «ваше величество». Или ты забыла о том?

– Вас низложили, – нагло усмехнулась Манисал, едва не выплевывая слова в лицо Эмрии. – И я более не обязана обращаться к вам подобным образом.

– Твои сведения жестоко устарели, Манисар Воста. Да и ранее были неверны, – вдовствующая императрица казалась непоколебимой скалой, которую не трогала дерзкая ярость маленького муравья, который пытался опрокинуть ее. – Меня не лишали короны, а лишь отправили в ссылку. И насколько я знаю, мой почивший супруг отказался подписывать указ о моем лишении титула. Соответственно теперь я вдовствующая императрица. И ты обязана соблюдать этикет.

– А я императрица! – заявила Манисар.

– Прости… Я не ослышалась? Ты назвала себя императрицей?

Гвардейцам показалось, что вдовствующая императрица хрюкнула, стараясь сдержать смех, который клокотал в ее груди, пытаясь вырваться наружу, звонким, лучистым каскадом, искрясь и переливаясь. Слова глупой дочери рыбацкого рода насмешили ее, но она не могла себе позволить столь искренние эмоции.

– Мне кажется, что я четко сказала, что являюсь императрицей Мирэй. Ведь я Манисар арэ Вариар, супруга императора Маэля Первого, – в ее голосе слышалось невероятное высокомерие, казалось, что она одаривает Эмрию своей милостью. – А посему, вы должны говорить со мной в более уважительном тоне.

– Бедное неразумное дитя, – хмыкнула вдовствующая императрица. – Ты и правда верила, что возложишь на чело корону? Даже если бы прошли годы, император Маэль никогда не признал бы тебя своей императрицей.

– Мой отец…

– Твой отец такой же простолюдин, как и ты, Манисар Воста, – перебила ее Эмрия. – Империя не пойдет за рыбаком, торговцем рыбой, тканями или чем там он там торговал прежде, чем втереться в доверие к моему супругу и подмять под себя всю империю. Если бы он был воином, может, Мирэй и признала бы его и его детей достойными короны и пребывания рядом с императорским троном, но он даже не воин, он обычный торговец, который пытается играть с теми, чья кровь пахнет металлом и дымом сражений. Ему удалось обмануть моего супруга, сыграть на его слабостях, но подчинялась империя все же императору Маглору, а не Дарьеналу Восте. Запомни это, девочка. Ты и твоя семья ничто в империи Мирэй, которую когда-то создал великий воин Вариар. А я потомок великих эльфийских королей. Ни тебе, ни твоим братьям, ни твоему отцу не дано возвыситься в Мирэй. Вы лишь умоетесь своей кровью.

– Но я стала женой наследного принца, а мой отец правил империей, – воскликнула Манисар, обжигая вдовствующую императрицу полным ненависти взглядом.

– Ты еще более глупа, чем я думала… – печально вздохнула головой Эмрия. – Твой отец правил только потому, что стоял за спиной моего супруга и все приказы исходили из уст Маглора. Твой отец никто и ничего не может сделать.

– Неправда! Он вернется, и это вы умоетесь кровью. Он заставит Маэля вернуть мне корону, признать мое право править этой империей, – бесновалась Манисар. – Он всем вам докажет, что я достойна быть императрицей!

– Все, что твой отец может сделать разумного, это сдаться на милость императора и не раскачивать империю, – ледяным тоном отозвалась Эмрия.

– Я всех вас велю казнить! Всю вашу эльфийскую шоблу!

– Лейтенант, распорядитесь, чтобы к ней никого не пускали. Она опасна в своем безумии, – Эмрия покачала головой, поднимаясь. – Я увидела все, что хотела. Услышала все, чтобы понять: она неисправима.

Императрица-мать покинула камеру под дикие вопли Манисар, которая продолжала кричать ей в спину о своих правах на империю и на корону. Эмрия уходила несколько разочарованной, она хотела, чтобы эта девочка признала свою неправоту и помогла им справиться с ее отцом, а они в свою очередь сохранили бы ей жизнь, отправив ее жить в отдаленный городок. Но Манисар Воста ее разочаровала. Она, как и ее отец, продолжала верить в то, что у нее есть право на корону, что империя склониться перед ними, признавая своими правителями, что все богатства этой земли будут принадлежать им и их потомкам. Эмрия вздохнула. Девушка оказалась глупа и ослеплена властью, которой у нее никогда не было и быть не могло. Именно поэтому вдовствующая императрица постаралась как можно скорее покинуть ее камеру, даже не начав разговор, который планировала. Узнать у этого безумного зверька, где прячется Дарьенал Воста, было совершенно невозможно. Маэль был прав. Убивать ее было нельзя, но и отпустить ее жить где-то в столице тоже.

Глава вторая

Четвертый месяц лета стилтар. Первый день месяца.

144 год от рождения империи

Мощные, почти крепостные стены главного храма эльфийского бога войны казались чуждыми в ярких лучах дневного светила, едва взошедшего над линией границы небес и земли. Они тянулись вверх, возведенные талантливым, но суровым зодчим, который обычно строил неприступные крепости. Вот и тут его талант обрел столь грозное воплощение. Казалось, что сам Суртель бросил вызов Сирте, богине небес, пронзив ее царство черными шпилями своего храма. А она ничего не могла поделать с этим, обнимая каждый шпиль, каждый зубец, словно обычная женщина, желающая усмирить гнев своего возлюбленного. Но суровость бога войны не ведала жалости. Даже густые зеленые леса, что окружали это красивое, но мрачное сооружение – главный храм Суртэля – расступались, не касаясь его стен даже тенями, которые отбрасывали деревья. Более того, даже трава не росла вокруг храма на расстоянии полета стрелы, опасаясь оскорбить взор бога войны. Лимиаль Скайтэраль, принц Элеана, Охотник за богами, призванный королем Элеана Кириалем Вторым, пожирал глазами главный храм Суртэля, словно собирался его штурмовать и искал слабые места в этой крепости. Солнечные лучи терялись в черных плитах мрамора, раскиданных по стенам в, казалось бы, хаотичном порядке, но Лимиаль видел, что с того места, где он остановил свою лошадь, эти черные пятна складывались в красивый осмысленный узор, который, в свою очередь, создавал изображение бога войны, воздевшего копье для удара. Но стоило подойти ближе, как эта картина, изображающая грозного Суртэля, уничтожавшего врагов, распадалась на месиво черных плит, которые заставляли разум теряться в их мельтешении.