Геллертская падаль

ШаМаШ БраМиН

Геллертская падаль

Телефон завопил в самый неподходящий момент. Паркомат, требуя оплату, запустил обратный отсчет. Банковская карта упрямо не желала покидать уютное гнездо в новеньком бумажнике Лео.

– Чёрт! – выругался Лео, торопливо прижимая к сканеру застрявший кусок пластика. Напрасно. Сигнал не пробивал плотный слой телячьей кожи.

Автомат разочарованно пискнул, отменяя транзакцию. В тот же миг стих телефон. Лео вздохнул с досадой и вытащил смартфон.

– Как всегда невовремя, – пробормотал он, увидев пропущенный звонок от Себастьяна.

В последнее время его бойфренд давал о себе знать исключительно некстати. Лео предполагал, причина проста – Себ ему надоел. Притомил, наскучил или просто достал. И чем дольше они находились вдали друг от друга, тем сильнее укреплялись эти подозрения. Слава богу, бросить его было легко. И это большой плюс. С девушкой или, не приведи господь, с женой не так просто расстаться. Разрыв с женщиной – ненужные выяснения, лживые оправдания и, в конце концов, унизительные обвинения. Лео знал это по собственному опыту. Эс, бывшая жена, помимо всего прочего, забрала половину имущества, год жизни на судебных заседаниях и львиную долю его самооценки. Последнее давало Лео особенно острое ощущение потери.

– Да, Себ, – чуть резче, чем следовало, проговорил Лео, едва вызов был принят. – Что случилось?

– Ничего, – с лёгкой грустью ответил сожитель. – Просто хотел тебя услышать.

– Себ, не надо. Ты же знаешь, я этого не выношу.

– Знаю, знаю… Извини, – после короткой паузы добавил он. – Как там у вас с погодой?

– Ты серьёзно хочешь знать, какая погода в Будапеште? – раздражение нарастало. – Загугли.

Повисла гнетущая пауза. Лео понял: лучше всего оборвать разговор прямо сейчас. Он уже тянулся к кнопке отбоя, когда в динамике прозвучал надломленный голос Себастьяна:

– Ладно. Ты не в духе, понял… Хорошего дня.

– Постой, – остановил его Лео и тут же выругал себя за это. – Извини, я действительно не в духе. Предстоит трудный день, да и не выспался.

– Ммм, понятно. Я тоже плохо сплю…

«Только не это!» – поморщился Лео, ожидая конца фразы.

– …без тебя.

– Себ, не надо, – повторил он. – К чему эти…

Лео запнулся, подбирая слово. Не подобрал.

– Ладно, – продолжил он, краем глаза заметив, как из парадной вышла девушка. – Как у вас погода?

– Дожди, – вздохнул Себ. – В Дюссельдорфе всегда дожди.

Девушка что–то искала в сумочке, изящно подперев ее бедром. Фигуру скрывало короткое полупальто, а рыжие завитки волос не давали разглядеть лицо. Зато стройность, подчеркнутую обтягивающими джинсами, было сложно не заметить. В мансарде дома, где Институт снимал для Лео квартиру, находилась не то студия, не то галерея. Её частенько посещали посторонние, не живущие в этом «колодце». Девушка, как показалось Лео, была одной из них. Об этом свидетельствовала и кипа бумаг, зажатая у неё подмышкой – буклеты или рекламные проспекты.

– А хочется моря и пальм, – продолжал Себ в телефоне. – Слушай, а давай на Рождество полетим в Грецию? Что скажешь?

– Я не уверен, что закончу здесь к Рождеству, – ответил Лео, одновременно ожидая, когда девушка поднимет голову и он сможет разглядеть её лицо.

– Ну хоть на пару дней, – настаивал Себастьян. – Хочешь, я оплачу перелет?

– Разве дело в деньгах? – щедрость любовника еще больше разозлила Лео. Хотя и скупость разозлила бы не меньше. – Проект в самом разгаре и…

Бумаги выскользнули из слабых девичьих тисков и, расправившись веером, рассыпались по влажному асфальту.

– До Рождества еще полтора месяца, – поспешил закончить Лео. – Еще обсудим. Все! Созвонимся!

– Целу…

Мужчина нажал на кнопку «отбой», не желая больше слушать сентиментальные речи Себастьяна.

– Могу я вам помочь? – спросил он, подходя ближе. Девушка уже успела присесть на корточки, собирая разлетевшиеся бумаги.

Конечно, настоящий джентльмен мог бы и не спрашивать. Женщинам следует помогать всегда и везде, но только не в наш политкорректный век. Некоторые представительницы слабого пола реагируют на джентльменские манеры раздражением. Наверное, потому что они не хотят признавать свою слабость, когда это им невыгодно.

Она подняла голову. Первое, что разглядел в её лице Лео – живость. Смеющиеся зелёные глаза, пухлые щеки, покрытые едва заметными веснушками. Крупный нос. Губы, изогнутые в постоянной улыбке, придавали лицу особую динамичность, идеально сочетающуюся с огненной резвостью кучерявой шевелюры.

– Падай, – сказала девушка тем же жизнерадостным голосом.

Лео присел и принялся собирать бумаги. В основном это были буклеты, но встречались листы с заметками, рисунками и даже нотами.

– Сранные ключи, – она кивнула на припаркованный Ярис, – постоянно тырятся за подкладку. Сто раз обещала выбросить нахер эту блядскую сумку!

– Вы неплохо говорите по–немецки, – сказал Лео, пытаясь сделать комплимент, и тут же выругал себя. После развода он поклялся: «Больше никаких женщин!»

– Хм! – она недоуменно на него уставилась. – А с хрена ли ты затрещал на немецком? В Будапеште!

– Просто мой венгерский…

– Срать мне на твой венгерский. У меня что, на лбу написано что я из Мечека?

– Я… – начал мужчина и осёкся. Порыв оправдаться разозлил его. Общение с людьми в определённой степени было частью его профессии. Ему следовало извиниться, это предписывали учебники. Но взбалмошная нахалка не тот человек, который считается с учтивостью. Опыт подсказал Лео другой способ общения. – У вас комплекс провинциалки?

Полувопрос–полуутверждение прозвучало естественно – без сарказма и осуждения. В ответ Лео ожидал грубость. На «Пошёл нахер!» он бы поставил месячную зарплату. И проиграл бы.

Девушка рассмеялась.

– Мечек провинция? Да ты с какой планеты, мужик?

Раздражение Лео сменилось недоумением. Второй месяц в Будапеште и, казалось, привык к местным «фичам», как сказали бы в Институте. Оказалось нет. Одно он знал наверняка: горы Мечек никак не столица. Опыт подстегнул профессиональное любопытство.

– Я из Германии. В Будапеште по делам… – начал он излагать «легенду» командировки, но барышня снова перебила его.

– Да я уже поняла что ты из Германии. Что поделать, у каждого свои недостатки.

Привычка девушки перебивать начинала раздражать. Психолог после развода внушал ему: «Гневом управлять легко – главное вовремя уйти». Лео решил не испытывать терпение и быстрее собрать макулатуру с асфальта. Взял одну из картонных папок. Дёрнул и оторопел. Из бумажных корок вывалился блистер презервативов. Мысли заметались: «Подумаешь, презервативы! Ничего особенного». Странно лишь, что они в канцелярской папке. Хотя и этому можно найти тысячу объяснений. Позже, прокручивая этот эпизод в памяти, Лео понял: презервативы у привлекательной девушки сработали как инстинктивный триггер «Что ещё сработает, когда незнакомка на улице демонстрирует презервативы? То же самое, что если бы показала бельё или…» От этого «или» у Лео снова вспыхивали те же инстинкты. Тогда же, сидя на корточках посреди улицы и вдыхая аромат её цветочных духов, Лео просто растерялся. Перебрав все варианты, мозг подсказал: «Притворись, что не заметил!» Лео думал, справился за мгновение. Но его заминку заметили все, даже курьер на самокате.

Из ступора его выдернул звонкий смех девушки.

– У–у–у, мужик, как все запущено. Видел бы ты свою физиономию! В Германии гондоны запретили?

Рыжеволосая подняла «блистер» и развернула его. Тут Лео понял: это вовсе не презервативы, а блокнот для заметок, стилизованный под контрацептивы. К чести креативщиков, надо признать, выполненный чертовски натуралистично.

Он не видел себя со стороны, но новый приступ её смеха сказал всё. Таким нелепым Лео не чувствовал себя ещё никогда.

– Всё, всё, всё! Дыши! – веселилась девушка. – Сейчас лопнешь от напряга.

Лео встал, поправил очки и, молча, направился к своему BMW.

– Эй! – крикнула она ему вслед.

Лео замер, но оборачиваться не стал. Велик был риск услышать новую колкость, которую его терпение могло не выдержать.

– Спасибо за помощь! – крикнула рыжеволосая. Мужчина, не оборачиваясь, махнул рукой.

Утреннее происшествие весь день не выходило у Лео из головы. То и дело вспоминал рыжеволосую сумасбродку. Сконцентрироваться на делах удавалось лишь с усилием.

– Увы, мой друг, – голос Барнса звучал будто издалека. Лео даже ущипнул себя за бедро, чтобы сосредоточиться, – одной медийной пропагандой мы ничего не добьемся. Применение лишь этого инструмента, каким бы агрессивным он ни был, дело далёкого прошлого.

– Этого не поняли только русские, – подхватила Мишель. Белогвардейские корни её деда снова дали о себе знать колючей репликой. – В управлении массами они так и остались на уровне ЧК времён большевиков.

Женщина отпила кофе, и, несмотря на косметику, вокруг её губ проступили бороздки. Лео отметил, такой узор кисетных морщин визитная карточка носителей французского языка.

– Я бы не был столь категоричным, – продолжил сэр Барнс, оскалив свои идеально белые зубы, – но в чем–то вы правы, дорогая. Законодательные запреты вкупе с промыванием мозгов – коктейль двадцатого века. Если не девятнадцатого. М–м–м… Современные «миксы» куда изощрённее – и по составу, и по дозировке…

– И по графику приёма, – подхватил Лео, цитируя собственную диссертацию. – Да, сэр, я прекрасно помню все что писал. Но в нынешней диспозиции добрая порция медийной пропаганды в чистом виде местным массам не повредит.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей памяти, друг мой, – с оттенком обиды заметил англичанин, – вы еще молоды. Тем не менее своего мнения я не изменю. Медийная пропаганда, как вы выразились, в чистом виде не приблизит нас к цели.

– Абсолютно согласна, – встряла Мишель. Прозвучало это странно. обычно упрямая француженка спорила со всеми.

«Неужели я настолько не прав?» – подумал Лео, услышав неожиданное соглашательство «вечной спорщицы». Но куда больше его выбил из колеи внезапно всплывший в памяти «блистер презервативов» в аккуратных пальчиках рыжеволосой.

– Впрочем, дело ваше, герр Видмайер, – примирительно продолжил Барнс. – Если на заседании комитета ваши аргументы прозвучат убедительнее, чем десять минут назад, что ж, решать не мне.

– Не стоит его обнадеживать, – резко бросила француженка. – Это не ваш студент, и мы тут не научную статью пишем. Вопрос более чем серьёзный. Лео, мон шер, без обид, ничего личного. На твоём месте я бы смотрела не только в отчёты местных «экспертов», – она изобразила кавычки пальцами, – но и в социологические опросы. Сам знаешь, чего они стоят. Пообщайся с людьми. Соседями, попутчиками, с покупателями в супермаркете. Надеюсь, суть ты уловил? Могу свести тебя с парой–тройкой блогеров. Нет–нет, не наших – мейнстримных. Журналисты тот ещё народ, ты знаешь это лучше меня. Извини, конечно, если всё это прозвучало как инструкции, но… медийная пропаганда в двадцать первом веке, – она раздраженно выдохнула.

«Да, чёрт возьми, – подумал Лео, – они правы. Я недостаточно погрузился в реальность, чтобы знать, как её можно изменить».

– Времени у нас предостаточно, коллеги, – подвёл итог сэр Барнс, поднимаясь из–за стола.

По утрам ресторан в холле отеля «Кларк» переполнен. Но, несмотря на людской поток, к их столику сразу подскочил улыбчивый официант.

– Вам понравился наш завтрак? – обратился он к пожилому англичанину.

– Разумеется, Енё. Всё было великолепно.

– А вашим друзьям? – не унимался официант.

– Спасибо! Всё замечательно! – враз перебили друг друга Мишель и Лео.

– Я рад! – просиял Енё. – Хорошего вам дня, дама и господа.

Как только прислуга удалилась, Барнс вновь принял серьёзный тон:

– Но это не значит, что можно расслабиться. Герр Видмайер, будь я на вашем месте, я бы прислушался к словам нашей очаровательной Мишель. Желаю удачи!

Чуть прихрамывая и опираясь на трость, англичанин направился к лифтам. После такого разноса Лео ничего не оставалось, как поблагодарить коллегу.

– Спасибо, Мишель. Честно говоря, я думал, всё окажется проще.

– Понимаю, – кивнула женщина, не отрываясь от планшета. Видмайер, в сегодняшнем своём облике, уже не представлял для неё интереса. – Свяжись со мной, если что.

Лео поднялся, застегнул пуговицу на пиджаке, попрощался. Ему нужно было всё переварить.

На улице он сразу оказался в пёстром потоке туристов. «Всё–таки респектабельность, как и деньги, не любит суеты», – подумал он. Будь его воля, он запретил бы строить пятизвёздочные отели в самых людных районах. Но тут же одёрнул себя: запрет – последнее, о чём должен думать социальный архитектор. Любое ограничение – это маленькая плотина, и каждая плотина меняет течение. Иногда оно находит новый путь, иногда рушится целый ландшафт. Жизнь должна течь свободно, как река, сама вытачивая свои русла. Попробуй поставить ей заслон – и это будет уже не течение, а застой, гниение, мёртвое озеро. Плотины – не что иное, как пренебрежение прошлым, трагедия настоящего и кража будущего.

Лео поднял взгляд на Дунай. Река лениво тянулась от берега к берегу, будто в подтверждение его мыслей. Если бы не опоры Цепного моста, о которые билось течение, разбивая гладь, поверхность казалась бы залитой голубым свинцом. И вдруг ему нестерпимо захотелось спуститься к кромке воды, зачерпнуть её ладонями и убедиться: это действительно живая вода, а не какая–то иная, мёртвая субстанция.

«Странное дело, – размышлял он, стараясь не замечать толпу, снующую прямо перед носом. – Разум называют величайшей благодатью человечества. Черта с два! Разум – это главный тормоз. Ограничитель счастья. Всё, что мы делаем, считаясь с разумом, приносит безопасность, прогресс, долголетие. Всё – кроме счастья! Почему я не спросил, как её зовут? Ведь я ей явно был интересен. Дурак!»

Лео досадливо хлопнул себя по ноге. Какого чёрта он снова вспомнил об этой хамке? У него же забот по горло! Второй месяц в Будапеште – и ни малейшего понимания, как повернуть общественное мнение в нужное русло. А Институт ждёт результатов.

«Нет, нет. Надо успокоиться и всё обдумать заново. Только не в офисе – от него меня тошнит».

Он посмотрел на часы. По идиотским городским правилам парковки машина могла стоять ещё сорок минут. Мало, чтобы пройтись по Цепному мосту туда и обратно, но достаточно, чтобы дойти до ближайшего причала, спуститься к реке и опустить руки в воду. В конце концов, когда ещё исполнять мечты, если не прямо сейчас?

Повернув налево, он побрёл к набережной. Спешить было незачем. Рассеянно наблюдая, как его начищенные туфли ступают по вековой брусчатке, Лео пытался собраться с мыслями.

«Итак, что мы имеем? С одной стороны – местный истеблишмент, который прёт против течения. С другой – общественность, на три четверти поддерживающая своё руководство. А история показывает: венгры – народ инертный и своенравный. И какого чёрта я заговорил с ней по–немецки?»

Эта мысль заставила Лео нервно передёрнуться. Со стороны его конвульсия, должно быть, выглядела забавно. Он оглянулся, проверяя, не слишком ли привлекает внимание. Слава богу, улица оказалась по–средневековому пустынна. До конца квартала – шагов восемьдесят, потом направо. Через дорогу – паромный причал, если он ничего не напутал. Лео снова зашагал по брусчатке.

«Вернее всего – и с этим трудно спорить – придётся убедить одних в неправоте других. И, чёрт возьми, старый пень и «вечная спорщица» зрят в корень: в лоб это не сработает. Нужен изящный, остроумный план. План, который…»

Лео замер. Мысль сбилась, едва на противоположной стороне улицы его взгляд наткнулся на что–то раздражающе–привлекательное. Разум не сразу подсказал, что именно увидели глаза. Лишь через несколько секунд пришло понимание.

За столиком у тихого уличного кафе сидела она – та самая утренняя взбалмошная барышня с дерзкой рыжей шевелюрой и жизнерадостными глазами. Кафе почти пустовало, одинокий стол напротив был занят женщиной с планшетом. Несколько чашек на столах тихо звякнули, когда официант расставлял их аккуратно, но вокруг царила тишина, нарушаемая лишь лёгким шуршанием улицы и редкими шагами прохожих. Она что–то увлеченно рассказывала собеседнице и время от времени отпивала напиток из фарфоровой чашки.

Лео не мог оторвать взгляд от этой, казалось бы, совсем не привлекательной девушки – от её живого лица, щедро усыпанного веснушками, от крупноватого носа и по–детски пухлых щёк. Когда до него дошло, что так откровенно пялиться неприлично, было уже поздно. Её зелёные глаза скользнули по нему, на долю секунды посерьёзнели и…

Лео резко отвернулся и поспешно скрылся за углом.

«Она решит будто я её преследую, – ругал он себя за нерасторопность. – Только объяснений с полицией мне не хватало! Что за ерунда? Лео, выбрось её из головы!»

Ему всё–таки удалось сосредоточиться на работе. Это случилось в маленьком ресторанчике на причале. Выпив залпом двойной эспрессо, Лео наконец погрузился в размышления. Примерно через час, напрочь забыв о просроченной парковке автомобиля, он строчил на ноутбуке наброски концепции. Получившийся документ Лео назвал просто «Коррупция как фактор протеста». Пафосно и банально, но как рабочее оглавление сойдёт.

В конце концов, фактором протеста может стать что угодно. Это не так важно. Важно, чтобы общество не чувствовало себя пассивной стороной, как это часто навязывает любая открытая пропаганда. Соучастие скрывает манипуляцию, какой бы вульгарной она ни была.

Мысли нравились Видмайеру. Из них могло бы сложиться нечто свежее – новый рецепт из старых ингредиентов, как любит Институт. Главное – поколебать сложившееся общественное мнение, дать повод для недовольства. А дальше – работа политиков: шантаж, торг, протесты. Это уже не его дело.

До окончательных формулировок необходимо обкатать родившиеся идеи на фокус–группе. И предложение Мишель о знакомстве с блогерами оказалось как нельзя кстати.

– Черт! – выругался Лео, мельком глянув на нижний угол экрана и увидев, что опоздал с парковкой больше чем на час.

Он быстро рассчитался с официантом и почти бегом направился к припаркованному автомобилю. Воображение рисовало рассерженного полицейского, эвакуатор и внушительный штраф. Но, пройдя два квартала и увидев машину на том же месте, Лео облегчённо вздохнул. Сегодня был его день. Он сел за руль и поспешил покинуть место «преступления».

Продвигаясь по тесным улочкам, Лео голосом набрал номер профессорши. Та не спешила ответить.

– Алло, – прозвучал слегка раздражённый голос Мишель в динамиках автомобиля.

– Привет, – сказал Лео, решив не ходить вокруг да около. – Ты говорила, что у тебя есть пара–тройка инфлюенсеров?

– Да, мон шер. Я как раз сегодня встречаюсь с ними. Обещали угостить отличным Рислингом.

– Можно мне пойти с тобой?

– Думаю, да. В восемь, в пабе Форсейл. Это где–то напротив Центрального рынка.

– Я найду. Спасибо, Мишель. Ты очень добра.

– Ты ошибаешься, – хмыкнула в ответ женщина и закончила разговор.

Уже через полчаса Видмайер парковал машину возле дома. В офис он решил не ехать: коллеги только отвлекли бы его. С таким трудом рождавшиеся идеи были хрупкими, и Лео боялся, что они ускользнут. Нужно было как можно скорее перенести их на бумагу. Точнее – на виртуальную: превратить наброски в файл, в нечто более осязаемое. У паркомата мысли вновь вернулись к утреннему происшествию. Лео поймал себя на том, что вглядывается в тротуар, словно надеясь найти рассыпавшиеся буклеты, листки или даже тот самый «блистер презервативов». Разумеется, ничего там не было – лишь мокрая брусчатка.

Преодолев шесть пролётов на одном дыхании, он толкнул дверь на свой этаж. Дом, где Институт снимал ему квартиру, как и весь квартал, был возведён в конце XIX века – об этом напоминала табличка в парадной. Квартиры шли по периметру, а в центре зияла пустота. Когда–то здесь, вероятно, был ухоженный дворик: об этом свидетельствовали остатки гранитной облицовки, развалины фонтанчика и проржавевшие каркасы лавочек. Атмосфера лёгкого постапокалипсиса жильцов не смущала, а Лео и вовсе находил в ней особое притяжение – простую, наглядную демонстрацию бренности материи. Каждое утро, выходя на открытую площадку над разгромленным двориком, он чувствовал себя низвергнутым ангелом.

Ирония заключалась в том, что ощущение низверженности только усиливал контраст с квартирой. Две огромные комнаты, высокие потолки, безупречный ремонт, комфортабельная мебель и кухня, оснащённая по последнему слову техники. Выбрав режим эспрессо на кофемашине, Лео поспешил в гостиную и разложил на рабочем столе ноутбук.

– «Продвижение в общественном мнении принципа осторожного сомнения, – пробормотал он, перечитывая незаконченный тезис «Коррупции», – воспринимается как кризис свободы слова». – Так…

Лео снова застрочил по клавиатуре.

«Утверждение «Врут все!» ударит по той стороне, что громче всех. На первом этапе Заказчику рекомендуется сохранять молчание: это позволит остальным выговориться и тем самым дискредитировать себя».

– Ну, – протянул Лео себе под нос, – контуры плана начинают вырисовываться.

«См. приложение № Х», – приписал он и открыл новый документ.

Набрал заголовок «Врут все!» и с новой строки продолжил.

«Главный принцип, которого следует придерживаться, принцип нарастания. В начале шокирующая правда, в финале явная ложь. Пример: начало – «Европа решает свои геополитические задачи за счет граждан Венгрии!»; середина – «Если бы не Украина, экономика Венгрии развивалась бы в три раза быстрее!»; конец – «Министр NN подозревается в получении взятки от энергетического концерна/брюссельских лоббистов/эмиссаров из Киева (Москвы)»

Заканчивая последнюю строчку, Лео заметил, что опечаток становится всё больше. Глаза расплывались, веки тяжело смыкались. «Кофе!» – вспомнил он и направился на кухню.

«Второй принцип, – продолжил он, отпив эспрессо, – противоречия внутри одного нарратива. Пример: источник А – «Правительство сделает всё, чтобы не допустить роста цен»; источник Б – «Министр NN заверил в приверженности либерализму и невмешательству в рыночные механизмы»; источник C – «Эксперт утверждает наличие/отсутствие признаков катастрофического роста цен».

– Эй! Ты двери никогда не запираешь? – голос за спиной заставил Лео вздрогнуть. – Надо бы подсказать твой адрес знакомым цыганам.

В дверях стояла та самая нахалка, что весь день не выходила у него из головы. «Откуда она здесь взялась?» – мелькнуло у Лео, и отсутствие объяснения почему–то его не смутило.

– Я… я работаю, – выдавил он.

– Вижу, не дрочишь, – хмыкнула девушка, заходя в комнату. Утреннее полупальто сменил длинный бежевый плащ, стянутый поясом. – Уже успел?

– Что? – растерялся Лео. – Ты о чём?

Рыжеволосая двигалась к нему плавно, как хищница, готовая к прыжку.

– В ресторане? Или прямо в машине? А! Я поняла! Ты из тех, кто любит с увлажняющим кремом? Да? Значит, дотерпел до дома.

Её рука скользнула к поясу. Плащ распахнулся, и перед Лео предстала откровенная нагота. Кроме тяжёлых сосков и рыжего треугольника, он ничего не рассмотрел. Девушка схватила его за горло и сжала так, что перехватило дыхание:

– Не смей на меня дрочить! Понял? Никогда.

Она ослабила хватку и склонилась так близко, что её дыхание обжигало его губы. Зелёные глаза сверкали, а живое лицо вдруг окаменело.

– Просто попроси – и я сделаю всё сама.

Резким, но в тоже время изящным движением она оказалась сверху. Набухший член мгновенно ощутил тепло её влажной плоти. Лео сорвал руки с подлокотников чтобы заключить в объятия хрупкое и в то же время безумно развратное тело девушки. Он знал, стоит ему сделать это, в ту же секунду кончит. И Лео этого жаждал. Что–то подсказывало ему: перед этой девушкой нельзя сдерживаться. Ни в чём. Никогда.

– Штаны, Иуда! – раздался прямо над ухом голос Себа. – Ты ж даже штаны не снял!

Лео распахнул глаза. Он сидел в рабочем кресле, откинувшись на удобную спинку. Ни рыжеволосой, ни – тем более – Себа. Только раскрытый ноутбук и остывший эспрессо. А от сна осталась лишь мучительная эрекция.

– Чёрт! – выругался Лео. – Только этого мне и не хватало.

Ненавидя себя и тут же оправдывая слабость, он расстегнул ширинку и сделал именно то, что во сне запретила рыжеволосая. Огромные соски, высокие груди и рыжий треугольник – всё, что осталось в его памяти. Но этого оказалось более чем достаточно.

– Просто попроси, – задумчиво повторил Лео, вытирая салфеткой липкий прах похоти. – Просто попроси.

***

Паб Форсейл таксисты хорошо знали. Заведение пользовалось устойчивой популярностью. Днём сюда стекались туристы – главным образом ради знаменитого венгерского гуляша. К вечеру же зал заполняли ценители местных вин. Атмосфера стилизованной средневековой таверны удивительно уживалась с удобствами XXI века. Грубые деревянные стены были сплошь облеплены пёстрыми листочками для заметок. Это и было «фишкой» заведения. Любой гость мог оставить рисунок или короткое послание и прикрепить листок к стене кнопкой. Второй «фишкой» был арахис. Вернее его скорлупа. Ожидая заказ, посетители щёлкали орехи и бросали скорлупу прямо на дощатый пол – так было принято. Судя по многолетнему слою хруста под ногами, традиция тянулась едва ли не со времён Холодной войны.