Ширли Лендинг

– Да, – с энтузиазмом поддержала Ширли эту фантазию, чувствуя, что с неприятными для Линды расспросами пора заканчивать, – я тоже об этом уже думала. Мы помним вместе то, что было раньше, и от этого ощущение близости, но дальше мы будем расходиться всё дальше, и с этим, увы, ничего не поделаешь. А вот если бы можно было время от времени объединяться обратно…

– Ну, не совсем прямо уж ничего не поделаешь, – вдруг сказала Линда, прижимаясь чуть-чуть теснее и переходя почему-то на интимный шёпот, – ты научила меня всему, что я знаю, а теперь, кажется, моя очередь тебя кое-чему научить… Раз уж ты так жаждешь подробностей…

…И она научила…

– Ты на меня не сердишься? – спросила некоторое время спустя Линда, снова очень робкая и неуверенная в себе. Это после своей инициативы, о которой Ширли и подумать было бы страшно. Видимо, в чувстве отстранённости от человечества есть свои плюсы – не так давят стереотипы. Но есть и минусы – недостаточное чувство самоценности, что ли.

– Ну что ты, нет, конечно. Я тебе очень благодарна, – совершенно искренне ответила Ширли. Хотя она и в любом случае не собиралась расстраивать неожиданно обретённую близняшку. Теперь уже и в другом, нестандартном смысле. – Ты совершено волшебно меня чувствуешь, как будто подключилась к моим нервам, и к моим переживаниям, как это будет?.. К фибрам души, вот! Совершенно противоположно тому, что ты рассказала о своём неудачном опыте общения с этим типусом.

– Вот именно, – подхватила Линда, – я и хотела чего-то противоположного, ты меня правильно поняла. И совершенно так же отвечала. Что и не удивительно, я имею в виду ощущать другую, как саму себя. Только мне приходилось делать поправку на твою хрупкость по сравнению со мной, а тебе, наверное, наоборот, всё время напоминать себе, что меня нужно приложить как следует, чтобы я почувствовала шутливый шлепок.

– Да, – согласилась Ширли, – так и было… Но я подумала, у тебя есть ещё какое-то неизвестное мне чувство… Понимаешь, после того, как оказалось, что ты видишь не три цвета, а семь, реально семь, а не те семь цветов радуги, что вижу я, из которых половина искусственные, слепленные из трёх основных… и запахи различаешь чуть ли не как охотничья собака…

– Только в этом, боюсь, нет никакого преимущества, – вздрогнула Линда. Они полулежали, полуплавали в бассейне, обнявшись, и Ширли это хорошо почувствовала. – Ладно ещё тут, на станции, а в городе, наверное, будет временами туго. Впрочем, как раз собаки могут, ради маскировки, что ли, вываляться в тухлых рыбьих внутренностях, и им ничего. Я надеюсь, у меня тоже обнаружится такая избирательность нюха. А то придётся в нос фильтры вставлять. Прости, я перебила. что ты говорила про какое-то неизвестное чувство?

– Да нет, ты всё и так объяснила. Ты не подключалась к моим нервам, просто ты знаешь, где и как прикоснуться… потому что знаешь меня, как себя… тем более, ты говоришь, я тоже успешно с этим справлялась?..

– И даже очень успешно, – подтвердила Линда, продолжая между тем доказывать, что знает, где и как прикоснуться. Ширли даже замурлыкала, как кошка. Но продолжала говорить, удовлетворяя потребность в таком близком общении.

– Это было восхитительно, но… – говорила Ширли. Линда замерла.

– Но?..

– Но ты меня даже больше поразила другим. Своей смелостью. Я бы ни за что не осмелилась такое тебе предложить, хоть мы и сёстры-близняшки, а ты ещё и более робкая, чем я. Хотя, иногда, в творческом процессе, оживляешься и начинаешь предлагать свои идеи, и неплохие, надо сказать, так что это, наверное, временное, такая робость в общении… Но она у тебя всё же есть. Как же ты сумела?..

– А, пустяки, – с облегчением задышала снова Линда, испугавшаяся было неосторожно сказанного Ширли «но», – дело в том, что мы с тобой гораздо больше, чем даже сёстры-близняшки. Ты мне этого не говорила, но, надеюсь, ты тоже так чувствуешь. Ближе, чем сёстры. Практически, мы пока что – одна и та же девушка в двух лицах. А самой себя нечего стыдиться. Стыд – это для других. Мы можем друг другу сказать всё, что угодно, и не опасаться получить в ответ неприятие, осуждение, всякий такой негатив… Вот, эксперимент, – вдруг объявила она, – что ты почувствуешь, если я напомню тебе, чем ты иногда в детстве занималась наедине сама с собой?..

– Ой, – сказала Ширли испуганно, – ты знаешь, когда ты говорила, что мы – один человек, я чувствовала, что это так и есть, ты совершенно правильно определила, что мы гораздо ближе, чем даже сёстры-близняшки. Но сейчас, когда ты напомнила… я… мне стало стыдно. Неужели я не так хорошо тебя чувствую, как ты меня?!

– Нет-нет, всё правильно, – успокоила её Линда, – я тоже почувствовала стыд. Напомнив сама же себе. Потому что мы знаем, что этим заниматься стыдно. Общественный стереотип. Этим занимаются другие – полный интернет их делает это даже на камеру. Но – неприлично, стыдно, да. Но я могу сказать тебе даже такое, как себе. И ты мне, конечно, тоже. Только ты больше боишься меня обидеть. Потому что у меня психологические проблемы, бла-бла-бла. Тебе лучше было бы не обращать на них внимания, чем носиться со мной, как с ёлочной игрушкой.

– Да ладно, – возразила Ширли, – ты же обращаешься со мной, как с ёлочной игрушкой, я имею в виду, в физическом плане. А мне нужно так себя вести в психологическом плане. Только не всегда получается.

– И не надо, на самом деле… А впрочем, как хочешь. Давай и дальше так, это очень трогательно. А я буду этим бесстыдно пользоваться.

И она немедленно стала этим бесстыдно пользоваться.

Они так и уснули в душе. Ширли – в тёплом неглубоком бассейне, положив голову в углубление на краю, казалось. для этого и предназначенное, а Линда – прямо на керамическом полу, который ей не казался таким жёстким, как Ширли. Впрочем, при лунной силе тяжести и Ширли никакая поверхность не казалась особо жёсткой: давление-то на неё получалось вшестеро меньше, чем на Земле, и такой же была сила реакции опоры, давящая на кожу. Очень удобно: спи, где хочешь. А когда вымотаешься на репетиции и потом по полной оттянешься в душе, то хочешь спать где угодно.

Но спали не очень долго, всё-таки много воды надоедает, хоть и тёплой. Вытираясь и одеваясь, стали по следам предыдущего разговора опять обсуждать неудачный опыт Линды с астронавтом – то, что уже разделило их, потому что Ширли этот опыт повторять не хотела. Мелькала у неё раньше эта мысль, теоретически, но после такого отзыва Линды, которая, вообще-то, была больше расположена к Сину, – ну их, такие эксперименты.

– Почему он такой, как тебе кажется? – спрашивала Ширли.

– Да кто его разберёт, – равнодушно отвечала Линда. На самом деле неудача её задела, и даже последний успех в налаживании с Ширли предельно тесного контакта вылечил её досаду не до конца. Но расстраивать Ширли ей не хотелось, и она свою досаду старательно скрывала. Дескать, не вышло, ну и что. Наплевать и забыть. – Мало ли причин. Такой от природы, такое воспитание, такой неудачный предыдущий сексуальный опыт, такое мировоззрение, что угодно.

– Ага, постель – не повод для знакомства, – подхватила Ширли.

– Вот-вот.

– Слушай, но он же из поколения хиппи, нет? Дети цветов, любви – да, войне – нет… Как же?..

– Ну, он-то никак не хиппи. Их не брали даже в армию… или нет, это я вру, наоборот, брали насильно, а они сопротивлялись… Неважно. То есть вообще важно, но не сейчас. Короче, я хочу сказать, астронавты же, в основном, военные лётчики. Если не вообще все поголовно. Какие хиппи?

– Да-а, точно, а я и не подумала. Поколение – это ещё не человек.

– Ну конечно, все люди разные. И Син такой. В чём-то – очень даже ничего. Ну и не надо от него требовать того, что он не в состоянии дать.

– Да, ты права, конечно… Слушай, – оживилась Ширли, которая не могла перестать думать на эту тему, – а может, он от селенитов нахватался этой самой эмоциональной низкой восприимчивости? Они же такие все из себя… Бессмертные компьютеры. Кристаллы. Жил с ними долго, ну и…

– А почему, кстати, он их называет селенитами, ты не спрашивала? – вдруг спросила Линда. – Это ведь так некрасиво? Похоже, вот именно, на какой-то лунный минерал. От названия Луны «Селена» и с характерным для минерала окончанием. Серпентинит, сидерит, силлиманит, симпсонит, сингалит, скаполит, скородит, смарагдит, смитсонит, содалит, спектролит, ставролит, старлит, стеатит, стильбит, стеллерит, стурманит, сугилит, сфалерит, и, между прочим, есть и минерал селенит тоже! – закончила она на победной ноте этот поразивший Ширли своей длиной список.

– Да ты что? Есть?

– Представь себе. Разновидность гипса. Всего-навсего.

– Послушай, а откуда ты их так много знаешь? Я вот ничего такого и близко не помню. Что-то мне показалось знакомым, но не больше, чем один-два… Сфалерит, и этот, как его, спектролит, только я думала, это такой очень пластик, для шлемов лётчиков и астронавтов, что ли. И какие-то фамилии мелькали, наверное, по открывателям назвали минералы, Симпсона, Смитсон… Ещё старлит, наверное, означает «звёздный камень»…

– Ты быстро схватываешь, – похвала её Линда. – Уловила в списке…

– Нет, до тебя мне как до Луны… То есть…

Обе захихикали. Действительно, это сравнение в данный момент было не самым удачным.

– Ну, ты поняла, – продолжала допытываться Ширли. – Откуда ты знаешь геологию? Э-э-э… минералогию?

– Да не знаю я минералогию. Посмотрела в интернете минералы на букву эс. А увидев там селенит, глянула, что это.

– И что, запомнила весь список?

– Ну да, а что? Там их всего двадцать штук…

– С одного прочтения? Что-то я раньше таких чудес за своей памятью не замечала!

– Да это тоже временный эффект. Всего лет на двести, а потом… Извини, я тебя разыграла, – покаялась Линда. – Я его выучила, конечно. Ты забыла, у меня как бы больше времени в сутках. Это для тебя было бы одно прочтение, а для меня три за то же время. И не три раза его прочла, а раз десять. И, кстати, могла и забыть какой-нибудь, и перепутать буквы в названии. Ты же не могла так сходу проверить и поймать меня на ошибке. А я нагло этим воспользовалась.

– Погоди, так это что, неправильный список?

– Нет, правильный, но только он примерно правильный, а я выдала его так, как будто запомнила назубок.

– Да? Ну ладно, – Ширли всё не могла опомниться. – Но я тебя тоже как-нибудь разыграю. Тоже мне вундеркинд-минер… минерал… минеролог? Минералогог? Минёр?

– Раз от геологии – геолог, то от минералогии – минералог, – предположила Линда. – Нет. Как-то странно звучит. Да ну его. Ты забыла мой вопрос. Почему Дэвил Син неполиткорректно обозвал местных селенитами? Прикинь, видишь, люди рядом с болотом живут, давай назовём их болотниками, и плевать, что это сапоги такие. Или приезжаешь вообще в Англию, а там всё время твоего посещения дождь, давай тогда англичан назовём дождевиками. Хотя это плащ. Или гриб. Так что он назвал их нехорошо. Не сами же они себя так обозвали, правда?

– А как назвать? Луняне? – Ширли захихикала.

– Да, я тоже представила эту сценку. Он очнулся, а они такие: не беспокойтесь, вы разбились практически всмятку, но мы вас воскресили, и вообще больше вам не о чем беспокоиться, мы, ваши луняне, всё обеспечим. Луняни!

– Ой, а откуда ты знаешь, что я именно это представила?

– Мы ещё всё-таки очень недалеко разошлись. Я просто думаю по большей части то же самое, что ты. Но различия уже есть. Почему бы иначе именно я говорила то, что говорю я, а ты – то, что ты?

– Ой, ну, я могу и сама с собой так разговаривать. Я давно мечтала, вот если бы у меня была сестра-близняшка…

– Знаю. И я, то есть ты, в основном и согласилась на этот странный контракт… то есть согласилась ты, но я-то тоже помню, как его подписывала и почему… именно из-за этого, а не потому, что интересно побыть на Луне, и не потому, что хочется заработать пару лимонов баксов. То есть, это всё тоже здоровски устроилось, но главное…

– Да…

Линда вдруг зарыдала – совершенно неожиданно! – и уткнулась лицом в плечо Ширли. Та некстати подумала, что даже не знает, могут ли кремнийорганические люди плакать, в смысле, текут ли у них слёзы? Из-за душа раньше было непонятно. А теперь оказалось, могут. Вроде, когда-то считалось, что плакать не могут ведьмы, когда ещё верили во всю эту мистику… И чего это она вдруг?

– Прости, – всхлипнула Линда, – я не могу тебя ни в чём обвинять, ведь я прекрасно помню, как сама согласилась… но быть нечеловеком так страшно! Даже ты смотришь на меня с опаской, а что уж говорить о других людях. И, прикинь, они мне сразу заявили, что детей у меня не будет. По крайней мере, естественным путём. Потому что никаких генов у меня нет. При большом желании могу заказать им же сконструировать мне ребёночка. Но это же совсем не то! Они его должны будут потом сами же регулярно модифицировать, как будто он растёт, представляешь, какой ужас!

– Да я и не планировала пока никаких детей, – растерялась Ширли.

– Да, но это – пока, а это – никогда!

– Да, верно, извини, я глупость сморозила.

– И дело не только в детях. Я вообще не человек, можешь ты себе представить? То есть я чувствую себя, как обычно, то есть, как ты, но всё время боюсь, что может открыться. А вдруг что-то во мне сломается, а они не починят? Извините, скажут, необкатанная модель. Гарантийному ремонту не подлежит. А вдруг они будут управлять мной по радио? А вдруг они уже управляют, а я не замечаю, потому что они тут же стирают такие сомнения?

– Если у тебя возникают такие мысли, значит, не стирают, – как можно беззаботнее рассмеялась Ширли. – И, что касается необкатанной модели, Син же разве не говорил, что опыт создания таких кремнийорганических людей у них уже есть?..

Они уставились друг на друга, поражённые одной и той же догадкой.

– Это он и есть! – сказала Линда, уже не в первый раз опередив Ширли, – Дэвил Син!

– Точно! Вот как он оказался на вид таким молодым! А я ещё его спрашивала, они его не замораживали? Ой, так и ты, выходит, не состаришься?

– Не завидуй, – ответила Линда, сморщившись, как будто хотела опять заплакать, – да, много преимуществ, конечно, но и плата за них большая, а проблем сколько предстоит, и представить себе нельзя.

– Ничего, вместе как-нибудь решим!.. Но Син-то, Син каков! Как он меня за руку тащил, думала, синяки останутся! И ты тоже говоришь, он сильный, не слабее тебя…

– Радиочип в голове, – подхватила Линда. – Хорошо ещё, он мне такого не предложил…

Они смеялись всё громче, обрадованные замечательной общей догадкой. И в этом совместном смехе растворялось всё то, что лежало между ними: со стороны Ширли – опасения по поводу того, что Линда всё-таки не совсем человек, со стороны Линды – вина Ширли в её создании, со всеми проблемами.

– Нет, погоди, – вдруг сказала Ширли, на этот раз опередив Линду. Скорее всего, потому, что та всё время пыталась отстраниться от своих воспоминаний «периода до андроида», считая, что теперь не имеет на них полного права. – А как же тогда селениты? Луняни? Они что, могут врать? А я думала, они как-то выше этого… Я же спросила их, ну, когда Син меня им представлять сводил… Кстати, ничего похожего на формальное представление он почему-то не сделал, невежа. Дескать, знакомьтесь, это Ширли… Неважно… Я их спросила, всё ли правда, что он мне там рассказал – как они его вылечили с помощью кибернетического сборщика проб лунного грунта. И они подтвердили. А ведь они его, выходит, не вылечили, а сделали с него андроида?..

Обе задумались. Может, играет роль, как она сформулировала вопрос? Кажется, что-то вроде «правда ли всё, что мне тут говорил этот человек?» Человек!

– Да, в этом и фишка, – сказала Линда. – Из посылки с неверным условием можно вывести любое следствие, или как-то так. При условии, что ты считаешь андроида человеком, всё, что он говорил, правда, мы его вылечили. Если же ты не готова пока считать его полностью человеком, вопрос вообще к нему не относится. Никакой человек ничего не говорил, можно считать, что никакой человек тебе не наврал.

– Хитрюги! – сказала с удивлением Ширли.

– Казуисты, – подтвердила Линда.

Они опять засмеялись, но на этот раз смеялись недолго.

– Так, – сказал Линда, успокаиваясь. – И что мы с этим будем делать?

– В смысле?

– В смысле, скажем ему, что догадались?

– Не-ет, не скажем. Зачем? Раз он сам не говорит… А, кстати, почему он не признаётся, как ты думаешь?

Линда всерьёз задумалась.

– Ты знаешь, – медленно сказал она, – мне кажется, он это может оставлять на потом, как последний козырь. Так же как ты мечтала о сестре-близняшке, он, наверное, долгие годы мечтал привести к себе на Луну девушку. Именно такую, андроида, как он. Чтобы от него не шарахалась. Чтобы была, как и он, изгоем в человеческом обществе. Чтобы ей было некуда деваться, в конце концов! Ну и придумал такой вот хитрый план. А ты, кстати, сразу стала давать ему понять, что он не в твоём вкусе. Претензии предъявлять, спорить по каждому поводу… Так что он сразу убедился в том, что с нормальной девушкой каши не сварит, нужна ненормальная…

– Брось ты эти глупости! – возмутилась Ширли. – Никакая ты не ненормальная, и никакой не изгой, если сама не захочешь, и будешь вести себя осторожно, никто не сможет заметить разницы. А раз ты сама себя внутренне ощущаешь, как обычно, то и вообще непонятно, зачем тебе…

– Да, я тебя поняла, – согласилась Линда. – Постараюсь не создавать себе – и тебе – проблем на этом месте, но пока давай про Сина. Со своим признанием он не то чтобы вообще решил навсегда затаиться, а ждёт подходящего момента. Вот ты меня позовёшь на Землю, чтобы всем представлять как свою сестру, а я испугаюсь, почувствую себя вне общества, обрушатся на меня все психологические проблемы чужака, приду я в отчаяние, а тут он, весь такой же, как я, с теми же проблемами, давай, дескать, решать вместе, ага?..

– А ты? – со страхом спросила Ширли.

– А я: накося выкуси! – с торжеством в голосе сказала Линда. – Не подходит мне твой новый ангажемент! Одно дело – номер, другое – брак, или типа того. А по поводу номеров у меня намечается сотрудничество получше. Да и по поводу семьи тоже. Ведь так?

– Конечно, так! Никаких сомнений! Мы с тобой – семья! Послушай, а если он увяжется за нами на Землю?

– И пускай. Он, вроде, неплохо снимает клипы, как тебе кажется? А всё, что помимо клипов, дело другое. Сразу так и предупредим, если он вообще захочет. А то, может, увидев, что дело не выгорело, он останется тут и наметит себе другую девушку по ТВ. Пригласит выступить, попросит своих лунянь сделать с неё андроида… Но мы, не зная, кто она, предупредить её не сможем. Так что это будут уже не наши проблемы, удадутся ему такие хитрые матримониальные планы, или нет. Ну а если захочет окунуться в жизнь и присмотреть себе кого-то обычным путём, то и пусть. Зачем человеку мешать. Раз уж мы с тобой договорились, что мы, в смысле, я с ним, в смысле, андроиды, всего лишь не совсем обычные люди, а не монстры в человеческом обличье… А кстати, – вдруг сменила она тему, – представь себя на его месте. Я вот легко могу. Приходишь в себя, а ты – уже не человек, а андроид. Извините, говорят тебе представители дружественного инопланетного разума. Мы вас скопировали с вон того инвалида, вылечить которого не смогли. Так как ни разу не медики в вашем понимании.

– Или без «извините», этим луняням эмоции не всегда свойственны, – внесла поправку Ширли.

– Да, или без «извините», – согласилась Линда. – Скопировали мы вас с того инвалида, а вы его добейте, пожалуйста, если не хотите, чтобы он мучился, нам-то пофиг… Иначе – где же оригинал? Тот старикан-астронавт, герой, участник лунной программы и даже не рядовой участник, а первопроходец?

– Ну, может, всё не так страшно, – возразила Ширли. – Наверное, тот сам умер. Может, даже до того, как этот пришёл в себя. Вообще, может, они еле успели скопировать память с умирающего мозга, куда-нибудь к себе, в кристаллы, а потом изготовили андроида и списали ему.

– Непринципиально, – отмахнулась Линда, – пускай так. Приходишь ты в себя, а ты – андроид. Так вышло, говорят тебе. А говорят, между прочим, через радиочип в голове, который поставили, не спросив, хотя, скорее всего, в такой ситуации ты бы согласилась, чтобы поставили. Чтобы они могли управлять твоими руками., когда ты под их руководством собираешь кибер-повара, кибер-хирурга, горнопроходческий комбайн…

– Погоди, зачем хирурга?

– Ах, да, это из его рассказа создалось такое впечатление, что они его сперва починили начерно, манипуляторами мелкого кибера, а потом он собрал под их руководством доктора… Да, выходит, этот доктор был не хирург, а какой-то спец по улучшению андроидов. Может, этот первый кремнийорганик даже был негуманоидным. А что, технику собирать. Маленький, но сильный, многорукий, многоглазый, с пальцами разного размера и формы – для разных гаек и болтов, или из чего там инопланетная техника собирается. Впрочем, в качестве материалов всё равно был только лунный посадочный модуль. Так что это была инопланетная техника из земных деталей.

– А может, и не только, – подхватила Ширли, – если он собрал бурильный станок, мог добыть руду, выплавить металл, понаделать деталей, собрать технику…

– Вот на что и ушло почти сорок лет. Адская работёнка.

– Ага. А уж потом, когда всё готово для людей, того паучка переделали в человекоподобного. Но он ещё не привык, наверное, недавно стал таким, так что всякие несообразности поведения, ну, там, нечуткость, слабую эмпатию, ему можно простить.

– Простить – не значит понять!

– Наоборот!

– Я имею в виду, мужики вообще все с недостаточной эмпатией, это же не значит, что им нужно во всём уступать. Можно ему простить что угодно, и вообще он герой, бла-бла-бла, но не соглашаться же оставаться с ним на Луне!

– А вот это точно!

Примечания

1

Эту лекцию о перспективах развития Луны Ширли почти не слушала и запомнила смутно.

2

Вообще-то, Мендель был хоть и монах, но не средневековый. Всё-таки середину девятнадцатого века нельзя считать Средневековьем.