скачать книгу бесплатно
Из дома домой. Роман-коллаж
Кира Бородулина
В тридцать пять женщина, наконец, понимает, что чуда не будет, хотя до сего момента упорно ждала его. Однако с Богданой чудо все-таки случается: на остановке она встречает своего первого возлюбленного, которого не видела больше десяти лет. Оба осознают, что старые чувства нахлынули с новой силой и зрелостью, а причину расставания уже никто не помнит. Так ли просто преодолеть десять лет разлуки? Легко ли отмести все, что случилось за эти годы и начать с чистого листа?
Из дома домой
Роман-коллаж
Кира Бородулина
Сколько дорог ведет из дома домой —
Об этом лишь Бог весть…
гр. Сплин, «Иди через лес»
Корректор Маргарита Федина
Дизайнер обложки Кира Бородулина
© Кира Бородулина, 2024
© Кира Бородулина, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0062-7684-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Май-2020
Прошлое превратилось в грустные воспоминания, а будущее из надежды стало угрозой. Неужели так выглядит жизнь без иллюзий? Так выглядит зрелость.
Мы с отцом ходим по пыльному кафельному полу моей будущей квартиры. Смотрю на яблочно-зеленые обои кухни и в который раз спрашиваю себя – не слишком ли едкий цвет?
– Не, нормально, – отвечает отец.
Значит, только в моих глазах рябит. Успокаиваю себя тем, что мебель будет нейтральной: верх кухни бежевый, а низ – капучино.
Отец говорит об уголках, затирках и дверных петлях. Без него я не справилась бы с этим всем. Я ничего ни в чем не понимаю. Я с трудом представляю здесь жизнь, меня не заводят приятные женские хлопоты вроде выбора штор и покупки декоративной ерунды. Я не ведаю, на что буду есть и чем платить за коммуналку. Точно дорогую – уже сейчас, пока здесь не живу, а ведь еще электроплита и консьержка…
– Ну, ванна просто шик! – восклицает отец.
Джакузи ему подарил босс, которому его тоже кто-то подарил. Больше двух лет огромное корыто валялось в его огороде. Ванная пять квадратов, подарок пришелся ко двору. Много лет назад Слава снял номер с джакузи, спустив на это все деньги, и мы провели там шикарные выходные. Теперь это корыто напоминает о человеке, которого давно нет рядом, и о той мне, которой я больше не стану. Как, должно быть, тоскливо лежать в такой ванне одной! Зато сэкономили на сантехнике – в нашем случае это существенно.
– Балкон получился отлично, как отдельная комната, – и папа рассказал о том, какие они бывают в этом доме. Он уже прокатился на четырнадцатый и семнадцатый этажи, познакомился с мужиками, которые делают ремонты там, и все осмотрел. Его общительность я не унаследовала, зато бережливость и умение рассчитывать время – точно.
Жаль, это относится лишь к часам и минутам, а не к жизни. Я думала, она у меня впереди, а через неделю мне исполнится тридцать четыре. Ни семьи, ни карьеры, и квартиру купила, конечно, не я. И на ремонт пока идут папины деньги. Своих дай Бог на мебель и технику наскрести.
– Когда поедем за стиралкой? – спрашиваю, проводя рукой по обоям в прихожей. Кирпичные, шелковистые. Думала, получится интерьер «мечта доярки», но в итоге вышло неплохо. Может, у меня и впрямь есть вкус и целостное видение?
– Погоди, дай с работягами рассчитаться.
– Да на мои же…
Молчит. Мои скромные достижения всегда обесцениваются. Одно время я дулась на отца за то, что ему нравилось заставлять меня чувствовать себя ничтожеством. Теперь мне все равно – пусть делает, что хочет, лишь бы жил подольше и был здоров.
Странная тишина для такого дома. Двадцать два этажа, на каждом – десять квартир. Шумоизоляцию сделали на одну стену в спальне и на противоположную на кухне. По десять сантиметров украли от моих площадей, но оно того стоило.
Все-таки интересно, как люди продумывают интерьер, обращаясь к дизайнеру? Неужели нет у них благодушных родственников и желания сэкономить? В моей комнате в родительском доме под боком современного гардероба пригрелся полуразвалившийся книжный шкаф из гостиной бабушки, а кровать приплыла в неполном виде из родительской спальни. Лысеющий бордовый ковер на полу и исполинское верблюжье покрывало, которое покойная бабушка берегла кому-нибудь из внучек в приданое. Сестра сходила замуж за двоих, а покрывало досталось мне – для нее оно слишком архаичное.
А подарочки? К примеру, подруга привезла мне из Барселоны картину Саграда Фамилия, к которому я никаких трепетных чувств не испытываю, но придется повесить. И куда? Хотела сделать коллаж из своих фотографий, но не знаю, получится ли технически и не сожрет ли меня полная апатия.
– Ну что, пойдем? – отец открывает входную, «под дерево» дверь, и мы ступаем на серый кафель общественного коридора.
2007
Мне двадцать один, я закончила студенческую практику, но занятия толком не возобновились. У меня плеер-флешка на пятьсот мегабайт, которых хватало за уши. На мне футболка сорок восьмого размера с символикой «Арии» и невнятные серые джинсы. Я еду в пыльном пазике и любуюсь девушкой, которая тоже на фифочку не тянет, но при этом выглядит очень мило в белых кроссовках, черных джинсах и бордовой кожаной курточке. У нее заплетенные колоском косички и простой рюкзачок. Вполне ведь в моем стиле. Почему я не могу быть такой милой, хрупкой и женственной? Почему меня до двадцати пяти лет путали с парнем? В подростковом возрасте мне это нравилось, в юности стало забавлять, а потом – раздражать. У меня же тонкие руки и приятный голос, неужели вы видите только рост и средней длины волосы? Как я хотела отрастить их! Но они секлись и выглядели неряшливо.
– Да забей ты на это! – говорил Славка, с наслаждением теребя мои в очередной раз остриженные кудряшки.
Тогда мы еще были вместе, но отношения наши вошли в такую фазу, когда их надо либо срочно реанимировать, либо прекращать.
Той весной у нас было много музыки – я наконец-то научилась общаться с сокурсниками, и они снабдили меня скачанными из локальной сети Savatage, Shaman, Sentenced, Heavenwood. Славка цеплял у друзей-пиратов Trail of Тears и Black Label Society. Мы по-прежнему лежали на полу в моей или в его комнате, задрав ноги на стену и слушая. Молча. Часами. Или на крыше лежали голова к голове на стальных листах ограждений и говорили. Раньше не могли наговориться, но в тот год разговоры увяли. Он уже отучился, для него началась взрослая жизнь с окладами, зарплатами, поиском жилья. Все для нашего блага, для совместного будущего. О свадьбе мы заговорили после первого секса. Оказалось, это ужасно неудобно – прятаться, делать вид, что мы все еще дети, выгадывать момент или тратить кучу денег на номер с джакузи.
– А знаешь, как изначально называлась «Саватаж»? – спросила я.
– Ммм?
Вряд ли он меня слушал. Постоянно крутил в голове что-то свое. Пугающее, про Москву.
– «Аватар». Как племяш мой слова коверкает – вместо «кастрюля» – «атю».
Он сказал, что теперь группа называется «Боль Джона Оливы», потому что после смерти брата Криса Оливы «Саватаж» распался. Я не знала.
Я чувствовала, у нас не будет своего гнездышка. Я не буду ждать его с работы с готовым ужином. Мне больше не с кем будет поговорить о музыке. Или послушать поезда на вокзале, соловья в лесу, или полюбоваться плаваньем облаков на крышах. Я видела об этом сны, ощущала вкус потери в подступающих слезах, но гнала прочь эти чувства. В любых отношениях бывают охлаждения, это надо пережить. Виноваты оба, не только я. Все будет хорошо, все просто будет…
Еще год института, а потом я найду, о чем рассказывать ему. Но…
– Знаешь, я так не хочу, – я замялась, – я боюсь этой взрослой жизни.
Он нашарил мою руку и крепко сжал ее. От этого стало легче и спокойнее.
– И не напрасно. Хотя, на второй взгляд все не так страшно.
Мы рассмеялись. Мы по-прежнему понимаем друг друга с полуслова.
2002
Мы познакомились, когда мне было шестнадцать, а Славе девятнадцать. Его друг недавно встретил девушку, а я оказалась ее знакомой, вот они и решили нас свести. Пошли вчетвером в кино, а потом сидели в кафе с деревянной мебелью из «Икеа», которая шумно ползала по кафелю.
Слава и Рома учились на третьем курсе биофака, а мы с Марго были еще школьницами. Она тоже похожа на парня, к тому же носила очки. Они с Ромой выглядели как брат с сестрой (хотя Рита брюнетка, а Рома блондин…) и кажется, просто обожали друг друга. Они до сих пор вместе, вырастили троих детей и, быть может, это не предел. Мы с Марго могли бы больше общаться, если бы ее постоянно не занимал Рома. Сейчас мы видимся чаще, чем тогда.
Мы со Славой не запали друг на друга с первых взглядов. Так, снисходительно отнеслись к идее друзей о совместном времяпрепровождении, но почему-то не сказали: ребят, на будущее – ходите на свиданки вдвоем. Слава иногда звонил – тогда звонили на домашний и висели на нем часами, без всякого повода. Просто поболтать. Или спросить, есть ли у меня такая-то кассета, слышала ли я такую-то группу, читала ли такую-то книгу.
– Может, сходим на «Сплин»? – предложил он ближе к осени. – Эти не хотят – Васильев распопсел, и дорого слишком. Но я могу без билетов протащить кого-то одного. Как ты?
Волнительно. На халяву мне еще не доводилось бывать на концертах. Некоторые мои знакомые так делали, но походами это назвать трудно: они бессовестно уламывали билетерш и попадали уже на конец мероприятия. Зато потом всем рассказывали, какие они крутые.
Васильев и впрямь распопсел с этими «Новыми людьми», но будет же он играть и старье! К тому же филармония, звук шикарный.
– Давай попробуем.
– Оденься понезаметнее, – инструктировал меня халявщик, – никаких толстовок и футболок с «Арией», говнодавов и цепей – чем проще, тем лучше.
Слава ждал меня у входа в филармонию – в серых джинсах и джинсовой куртке, в кожаной бейсболке, из-под которой торчали темные кудри. Мы практически одного роста и кудри у него такой густоты, что невольно приходит мысль: с возрастом облысеет. Я заранее грущу о нашем будущем.
– Пойдем, там у меня знакомая тетка работает, но точно к началу смысла нет. Пусть минут пятнадцать поиграют, иначе будет видно, что нам сесть негде.
Знакомая его – обычная толстая тетка в очках и с короткой стрижкой. Пропустила нас, будто ждала. В зал мы не сразу вошли – надо было подождать, пока уйдет контролерша. Но мы отчетливо слышали песни из «25-го кадра» и «Гранатового альбома». Конечно, пресловутые «Новые люди» и «Мое сердце», но настоящим подарком стало «Скоро будет солнечно» – мы как раз вошли в темный зал и притаились на ступеньках, не решаясь пройти вглубь.
– Стой, стой! – шикнула я. – Это с «Фонаря», я ее очень люблю!
– Помню, помню, – Слава остановился и всю песню будто не дышал.
Каждую новую песню мы продвигались буквально по ступеньке. Потом отважились спуститься по проходу и к концу концерта почти добрались до сцены. Однако публика была такой тошнотворно попсовой, что все сидели и, если бы мы решили оторваться, как на металле или на панках, нас бы точно заметили, а этого мы еще опасались.
Когда все закончилось, мы смешались с толпой и благополучно покинули здание, полное девочек-подростков в разноцветных «камелотах» и банданах.
– Спасибо, Слав, это было очень прикольно! – рассмеялась я.
– Самому понравилось. Давай чайку дернем?
В том же кафе со сводчатыми потолками, где раньше было овощехранилище. Черный чай с пирожным «абрикос». Мой спутник настаивал, что ему положено угостить девушку и даже не думай возражать.
– Признаться, я тебя иначе представлял по Ромкиным рассказам.
От парней тактичности не жди, это я уже поняла.
– И какой же?
– Ну типа его Ритки.
Я пожала плечами: логично, а что не так?
– Ты другая. Не такая пацанистая что ли, женственная.
Это я-то? Вот уж правда, красота в глазах смотрящего. В то лето я коротко подстриглась – не планировала, так получилось. Мы с парикмахершей друг друга не поняли, но со временем я привыкла к новому имиджу.
– Дан, тебе не десять лет! – говорили мне женственные одноклассницы. В те времена короткая стрижка, лифчик и собственная косметика были своего рода инициацией, посвящением в девушки. До четырнадцати лет все ходили в джинсах, олимпийках и с длинными волосами, собранными в хвост. От всех пахло жвачкой и потными носками. В шестнадцать гадкие утята начинали расцветать и источать другие ароматы.
– И имя у тебя необычное, мне нравится, – я до сих пор помню блеск его глаз и улыбку – такую нежную и теплую, будто он пробовал на вкус каждое слово, и оно оказывалось приятно-сладким.
– А я тебя никак не представляла, – я решила ответить откровенностью на откровенность, – вместо меня должна была пойти Аня – наша общая с Марго подруга, но она не смогла. Вот она мне и позвонила, попросила спасти положение. У меня не было планов на вечер, так что…
Он рассмеялся. Я думала, его это уязвит, но парней не поймешь.
– Смешно, от чего иногда зависит жизнь!
Он не спросил, какая эта Аня, что он потерял. Кажется, после того концерта мы оба что-то приобрели.
Проводив меня домой, он чмокнул меня в щеку и сказал:
– До связи.
2020
Перенесемся в наши дни, когда свирепствует пандемия, но еще более свирепой оказалась паника, которая страшнее всех болезней. Магазины закрылись, на работу мало кто ходит, а кто может, работает из дома. По улицам ходят в масках и в резиновых перчатках, как мафиози. Особенно смешно в капюшонах.
– Я не могу это носить, у меня очки потеют, – говорила Рита.
Я вижусь с ней, когда она выгуливает младшего сына. Ему семь лет, и он сильно поправился в режиме домоседства. На детскую площадку они не ходят, но торчать даже в частном доме с тремя детьми больше месяца тяжко.
– Как там твои пенаты? Скоро переезжаешь? – спросила Рита.
– Еще двери не повесили. Купили какие есть, не до жиру. Но к одной не было наличника, к другой – ручки… Короче, беспредел.
Этим занимается отец. Он уже сон потерял с моим ремонтом, а я, собираясь утром на работу, прислушиваюсь к звукам из их комнаты. Храпят – хорошо, нет – уже тревожно. Порой мне кажется, я хочу сбежать от чувства страха. От запаха старости, который стал появляться в нашей квартире.
И вот миру напомнили, что он смертен. Мы опять стали заботиться о стариках. Сокрушились идолы цивилизации – вера в деньги и государство. Человек стал таким, каким и задуман – нагим, беспомощным и пугливым. Уповающим только на Бога, потому как остальное оказалось бессильным против банальной бактерии.
– Тревожное время, ничего не радует… – впрочем, мне грех жаловаться.
– Не говори! Вообще непонятно, как жить!
Рита вешается от дистанционного обучения старших детей и тихо звереет от Роминой нервозности. Он – химик-технолог и его завод стал. Что, если он потеряет работу? В такие моменты радуешься, что одна, и детей нет.
– Славка пишет, из Москвы даже не выпускают. Там вообще концлагерь.
Она редко заговаривает о нем, хотя столько лет прошло… Сам факт присутствия Ромы и Риты напоминает о нем, о нашей юности, о возможности другой жизни. Они не говорят о его женщинах, работах и планах. Я не видела его в их соцсетях, не интересовалась у Ромы, как он и что с ним. Чем дальше в жизнь, тем больше сожалений и сослагательных наклонений.
– Брехня это, – отмахнулась я, – у меня там подруга работает, говорит – выпускают без проблем, просто проверяют.
Рита пожала плечами.
Через неделю мне тридцать четыре. Я не люблю свой день рождения. Зачастую мне этот день портили то друзья, то родня, поэтому я объявила, что больше его не отмечаю. В двадцать один был последний раз, когда мои подруги потеряли купленный вскладчину подарок и опоздали к столу на час. Меня то забывали поздравить, то путали, когда это надо делать – днем раньше или позже, то опаздывали, то требовали накрыть поляну за внимание и подарки. Хватит с меня. Мы ужинали с родителями, ходили куда-то с сестрой, сидели с каждой подругой отдельно. В соцсетях я не писала дату рождения и, оказалось, что помнят ее только учителя. У современного человека мозги в кармане.
Слава поначалу звонил мне, даже когда наши отношения сошли на нет. Из короткого звонка вытекал разговор на полтора часа. Потом на час, а со временем он перестал звонить. Наверное, он больше не один – как теперь поговоришь? Рома и Рита молчат как партизаны, а я не любопытствую. Моя юность – словно бумажный самолетик. Я верю, что где-то он еще летает, что его не размочило дождем, не опалило костром, что его не склевали птицы и не подбили вражеские ВВС. Я просто больше не вижу его. Иногда до меня долетают отголоски его полета в любимых песнях или во взглядах друзей, но я не хочу верить, что его больше нет. Мои глаза потухли.
В этом году я и рада бы отметить день рождения – у меня вышла книга. Я хотела отпраздновать это в творческих сообществах, с друзьями, на курсах немецкого. Но публичные собрания запрещены, все боятся и отскакивают, стоит кому чихнуть. Зачем напечатала тираж? Куда я его дену?
