скачать книгу бесплатно
– Так что вам взвесить? – Донат подкинул в воздух свиной уголок и тут же его поймал. Сочная мякоть упала на прилавок. – Свинина, говядина, баранина?
– Как ваши суставы, господин? – решила начать издали.
– Вытяжка из хрящей телят творит чудеса, – похвастался Донат. – Я благодарен вам, госпожа Альтеррони. Ещё немного подлатаю суставы и смогу самолично ездить за товаром на Седьмой Холм.
– Чудесная новость, – я сняла с лица улыбку и попыталась изобразить беспокойство. – Но, к сожалению, я к вам не с такими хорошими вестями.
– В чём дело? – брови Доната поползли вверх. – Неужели состав моей крови…
– Нет-нет, – Почтенные Покровители, как же тяжело врать! – Ваше здоровье потерпит. Но у вас могут быть проблемы.
Судя по складкам, моментально нарисовавшимся на переносье мясника, он явно не пришёл в восторг от нашего разговора.
– Какие проблемы? – выдавил он сквозь зубы.
Комок подкатил к горлу. Вот уж накликала я проблем на свою голову! Захотелось ретироваться, да поздно. Теперь путь один – продолжать врать, и желательно – поубедительнее.
– Вчера был зафиксирован случай заражения миазмами, – я старалась тщательно продумывать каждое слово. – Полагают, что заражение произошло через говяжью вырезку…
Договорив, я едва удержалась от истерического хохота. Ситуация складывалась нелепее некуда. Почтенные Покровители, актриса бы из меня не получилась точно! Что за чушь я несу!
– Да? – заплывшее лицо Доната приобрело багровый отлив. – И что же за миазмы?
– Они вызывают неукротимую рвоту, профузный понос и обезвоживание, опасное для жизни, – я попыталась придать лицу обеспокоенное выражение.
– Моё мясо чисто, – выдавил Донат в ответ, принимаясь демонстративно убирать говядину с прилавка.
Чудесно. Сбила человеку торговлю. А вдобавок, кажется, нажила себе врага.
– Я не предъявляю к вам претензий, поймите, – почувствовала, как краснота наползает на щёки. – Но я должна знать, кто покупал вчера говядину. Чтобы предупредить возможные последствия.
– Не будет никаких последствий! – рявкнул Донат. – Зуб даю! Моя продукция – с лучших ферм Седьмого Холма. Она чиста.
– Я просто прошу вас ответить на вопрос, потому что, – замялась на мгновение, выдавливая из себя вымысел. – Потому что мне велело начальство. Получу по голове, если не предоставлю сведения. Поймите и меня тоже.
– Ну, ладно, – сбросив кусок говядины в металлический чан, Донат упал на стул. Дерево опасно захрустело, приняв его вес. – Надеюсь, что это не информация для конкурентов.
– Какая конкуренция?! Вы что!
– Колбасница Дрон брала четверть туши. Потом приезжал повар из гостиницы, взял и говядины, и баранины для постояльцев. Сарина – экономка Бессамори – нагрянула около десяти утра. И Эринберг. Самолично.
– Эринберг? – поинтересовалась я. – Тот самый, из элитного квартала? Тот, что держит одёжную лавку?
– Да, – Донат кивнул. – Я ещё удивился, что он явился за мясом сам. Обычно приезжает его эконом, это синекожее крылатое отродье.
У меня не было никаких оснований подозревать Эринберга во всех пригрешениях, но предположение вполне могло оказаться правдивым. Мрачный и спокойный лавочник был холост и вёл отшельническое существование в доме за высоким забором, на самом краю элитного квартала. Казалось, что мирская суета утомляет его, и он всячески стремится от неё оградиться. Если в подвале Эринберга обнаружатся узники, Девятый Холм ещё долго не уснёт.
– А кто ещё брал говядину? – спросила на всякий случай.
– Так, по мелочам, – Донат пожал плечом и едва не сбил жёлтую медовую липучку для мух, что барахталась над его головой, как толстая макаронина. – Бабки косточки брали на суп и своим собакам. Как и обычно.
Я медленно отступила к двери. Всё, что я хотела, я уже услышала. Продолжать диалог не оставалось ни малейшего желания.
– Благодарю за ценную информацию, – мне не верилось, что всё прошло так гладко.
– Будьте любезны, жрица Альтеррони, – отойдя от ярости, Донат снова поменялся в лице. – Сообщите мне, было ли это связано с говядиной.
– Что было связано? – выскочило из моего рта.
Донат неоднозначно повёл глазами. А я – торопливо прикрыла лицо ладонью. Вот глупая! Теперь оставалось только надеяться, что Донат не придаст случайной реплике значения. И не подумает про несуществующих конкурентов. Получить с его увесистой ноги под зад мне совершенно не хотелось.
– Миазмы, – пояснил Донат, почесав поросшую щетиной щёку. – Вы же собрались искать заражённых.
– Да-да, – опомнилась я, вспоминая легенду, которую пять минут назад придумала сама. – Конечно, сообщу. Да помогут вам Покровители!
– Вам бы они помогли, – с сарказмом прокомментировал Донат.
Я вылетела за дверь и с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий лесом. Задрала голову в небо, и верхушки сосен, торчащие из-за каменной ограды, закивали мне. Покровители сами привели меня сюда, чтобы развеять мои сомнения и страхи, и я оправдала их ожидания. Теперь нужно брать ноги в руки и бежать в амбулаторию: приём вот уже минут десять, как идёт. И хорошо, если Шири сообразил начать с перевязок и промывания ран.
Избавившись от наваждения, что вытолкнуло меня из повозки на две остановки раньше, я подобрала юбку и помчалась к рыночным воротам. Обернувшись напоследок, я заметила, что Донат, как ни в чём не бывало, выкладывает говядину на прилавок.
Глава 6
Бочка дёгтя
В первый день недели амбулатория оживала. Просыпалась от спячки, как медведь, и начинала негодовать вместе с работниками. Окна, такие широкие и светлые в конце рабочей недели, по понедельникам превращались в зашторенные заспанные глаза. И даже холл у парадного входа сжимался и становился тесным и душным. Занемогшие занимали кресла, толпились у дверей, обнимались с колоннами, ожидая своей очереди на приём. Пропахшие плесенью коридоры наполнялись гомоном голосов, топотом ног, хлопаньем дверей и сиплым кашлем. Я одинаково сильно ненавидела эту суету и не могла без неё жить. За годы работы она влилась в мою кровь и проросла тело, как сорная трава – землю.
И на этот раз всё было, как обычно. Едва я зашла за парадные двери, передо мной предстал знакомый мир. Распахнул объятия, пропахшие сыростью и чужим дыханием, и вобрал в самое пекло. Маленький кусочек жизни остался неизменным. И это было мне необходимо.
Я ворвалась на полном ходу в холл. Голоса занемогших вокруг сплелись в многозвучную какофонию и вскружили голову. Сквозь стену звуков уверенно прорывался разговор двух дам почтенного возраста. Судя по громкости голосов, обе были не просто глуховаты, а тугоухи.
– Да что этот настой?! – кряхтела одна. – Моя мать боль-травой крыс да собак бродячих травила. А ты внутрь его хочешь?
– Так мне жрица назначила, – оправдывалась другая. – Говорит, боль-трава останавливает чёрный недуг.
– Чёрный перец, чёрный перец! Послушай меня, – перебила первая. – Вот хороший метод очищения. Нужно вымочить суровую ткань дождевой водой в полнолуние. Потом – раздеться, обмазаться мёдом с ног до головы, обмотаться ею. И пустить снаружи горячий воздушный поток…
– Кошачий вонючий лоток? – фыркнула собеседница. – Да я уж лучше боль-траву…
Я пронеслась мимо, едва не сбив с ног разукрашенную даму в светло-зелёном платье. Пролепетав на ходу извинения, метнулась в коридор, и ощутила, как в поясницу впился разгневанный взгляд. Толпа занемогших встретила меня хором раздосадованно-возмущённых вздохов. Судя по всему, я потеряла чувство времени и задержалась куда дольше, чем казалось.
– Госпожа Альтеррони! – кричал кто-то из самой гущи столпотворения. – Мне только спросить!
– Вот обнаглели, – раздалось из другого угла. – Им ещё и деньги платят за то, что опаздывают!
Игнорируя возмущённые реплики и воззвания к совести, я прорвалась сквозь скопище народу и ввалилась в кабинет. Захлопнула дверь и налегла на неё всем телом, словно это могло защитить меня от чужого негодования. В лицо ударили горячие лучи, просочившиеся сквозь стекло окна.
Я вытолкнула из груди спрессованный воздух. Теперь главное – не забыть то, что сказал Донат. А если не хочешь, чтобы память подвела, лучше записать. Потянула сумку за ремень и вытащила наружу рабочий блокнот и карандаш.
– Вы долго сегодня, – произнёс Шири вместо приветствия.
Я подняла озадаченный взгляд на помощника. Как я и предполагала, Шири уже начал перевязки. Он вывалил на кушетку тюк с бинтами, обезболивающими настойками и мазями. В кресле у его стола тянула ошпаренную ногу юная занемогшая. Кокетливо приподняв подол, девушка весьма прямолинейно строила Шири глазки. А он – весьма забавно не реагировал на попытки растопить его сердце.
– Проспала, – соврала я, машинально кусая карандаш. – Что нового?
– Стоун заходила, – Шири подмигнул мне, и юная пациентка, ждущая перевязки, тут же состроила недовольную гримасу. – Просила вас.
– Стоун?!
Сердце камнем ушло в пятки. Окно, обрамлённое кружевными шторками, задрожало перед глазами, опасно покачнулось, но выстояло. Если госпожа Стоун вызывает к себе, значит дело плохо. Очень плохо. И, что самое ужасное, каких жутких догадок ни строй, всё непременно окажется ещё хуже. Я называла это правилом Стоун. Негласное правило, влияющее на действия в простой арифметике Сириллы Альтеррони. Тщетно попыталась вспомнить провинность, за которую меня можно было наказать, но ничего не шло в голову. Разве что, сегодняшнее опоздание. Но Стоун сама опаздывает, и ловить соринки в чужих глазах с её стороны было бы глупо.
– Увы, не могу обрадовать вас, госпожа Альтеррони, – крылышки Шири поднялись и развернулись. – Мне так хочется признаться, что я пошутил, но жизнь – тяжёлая штука.
– Я поняла, Шири!
Вместо того чтобы стремглав побежать в кабинет руководительницы, я ринулась к своему столу. Кинула сумку в шкаф, набросила на плечи белую накидку униформы и, усевшись в своё кресло, открыла блокнот. Карандаш дрожал в руке, выписывая в воздухе нелепые загогулины. Щёки полыхали огнём. В голове крутилось одно: записать! А потом можно и отправиться на экзекуцию.
– Можно? – дверь кабинета скрипнула, и в проёме показалась голова в голубой косынке.
– Подождите! – оборвала я.
Женщина, изобразив недовольную гримасу, исчезла за дверью. Через секунду из коридора донеслись приглушённые возмущения. Чувство невыполненного долга стиснуло сердце, заставив его на мгновение остановиться. А ведь мне ещё и к Стоун тащиться!
Но прежде, чем портить себе жизнь, нужно зафиксировать отправные точки. В голове, цепляясь друг за друга, вертелись четыре слова. Бессамори. Эринберг. Колбасница. Гостиница. Всю дорогу до амбулатории я повторяла их про себя в разном порядке, строя мыслимые и немыслимые ассоциации, но одно из них непременно забывалось.
Послюнявила пальцы, словив на себе брезгливый взгляд обожжённой крали. Обложка блокнота стукнулась о столешницу. Страницы, потрёпанные по краям, побежали назад, показывая фамилии, даты явок, сведения о выданных освобождениях от работы. Я привыкла писать вразнобой, просто открывая блокнот на первом попавшемся чистом листе.
Наконец-то! Чистая страничка! Переплёт нежно хрустнул, открывая разворот…
В следующее мгновение я сама почувствовала себя ошпаренной. Когда кипяток попадает на кожу, первое время боль не ощущается. Лишь потом она накатывает неотвратимой волной, принося с собой багрянец воспаления и пузыри. Вот и я словно зависла в этом растянувшемся мгновении, что приходит перед болью. Воздух затвердел и стал стеклянным. Кожа онемела. Онемела голова. Онемели и мысли, превратившись в тяжёлые камни.
– Что? – только и смог выговорить задеревеневший язык.
– Всё хорошо, госпожа Альтеррони? – Шири оторвался от посетительницы и бросил в мусор охапку использованных бинтов. – Вы побледнели.
Сделала вдох. Выдох. И снова – вдох. Ни к чему плодить лишние слухи. Ни к чему.
– Малокровие, – отозвалась я. – Прибрали бы его Разрушители.
– Вам нужно есть больше мяса! – Шири со знанием дела погрозил пальцем. – Покровители не зря велели людям употреблять животных в пищу!
Слова Шири утонули в гомоне мыслей. Онемение отступало, только его место занимала не боль, а тревога. И ужас. Пронзительный ужас.
С разворота блокнота на меня смотрели кривые буквы, выведенные детской рукой. Они убегали со строчек, падали плашмя, словно их вычерчивали с закрытыми глазами. Четыре слова. Ни одной запятой. Четыре слова, оставляющие мурашки на коже. И уйму вопросов, распирающих голову.
«Споси нас тетя гатрэ», – кричали буквы.
***
– Альтеррони? – госпожа Стоун указала сухой рукой на кресло для посетителей. Казалось, что её загнутые ногти вот-вот продерут дыру в пространстве. – Садитесь сейчас же.
Как же я люблю госпожу Стоун за безупречный такт и хорошие манеры! Но ещё больше я люблю себя обманывать. Особенно в подобных ситуациях, когда просто необходимо себе это внушить.
Я нехотя протопала по половицам к столу исполняющей обязанности верховной жрицы и опустилась в кресло. Бордовый бархат обивки показался колючим, как наждак. Начало разговора не предвещало ничего хорошего.
– И что вы скажете в своё оправдание? – Стоун зыркнула ледяными глазками из-под густых бровей. – Я жду.
– В оправдание? – слова застряли между зубами, как волокна отварного мяса. Квадрат окна неожиданно показался слишком ярким, а воздух – слишком терпким. – Я ни в чём не провинилась, госпожа Стоун!
– Не провинились, говорите?! Вы не обслужили два адреса в дежурный день, – госпожа Стоун покачала головой. Хорошо ещё, что пальцем не погрозила. – В чём причина?
Кислота подступила к горлу. Живот скрутило спазмом. Этого ведь не может быть! Просто не может! Но осуждающий взор Стоун говорил сам за себя. Непоправимое случилось. И теперь оставалось выяснить, каким образом.
– Я прошла все адреса! – даже в разговоре с начальством я старательно избегала унизительного слова «обслуживать». – На одном, правда, мне не открыли дверь.
– Проспект металлургов, дом двадцать пять, – Стоун наморщила щёки.
– Да, да! – закивала, тщетно надеясь, что начальница примет мою сторону. – Элитный квартал.
– Ждать нужно было дольше, – отрезала Стоун хладнокровно. – Хозяйка не смогла с постели встать, а единственная на тот момент помощница в уборную отлучилась. Почему вы это не предусмотрели?
– Я и так прождала десять минут под проливным дождём! – я начала выходить из себя. – Без зонта, между прочим! Может, мне нужно было час протоптаться под их воротами, пока они все свои потребности удовлетворят, помимо базовых?!
– Берите с собой зонт, – госпожа Стоун пожала плечом. – Это же не проблема.
Картинка перед глазами запульсировала красным. Линии обрели неимоверную чёткость. Я видела каждую пылинку, висящую в воздухе. Да знала бы она, что к чему! Я сжала зубы, чтобы не зарычать. Точка кипения пройдена. Сейчас повалит пар.
– Мой зонт, – я вскочила с ненавистного колючего кресла и подлетела к столу, с вызовом упершись в него руками, – улетел часом ранее, госпожа Стоун.
– Улетел?! – Стоун посмотрела на меня, как на умалишённую.
– Да, улетел, – язвительно выцедила в ответ. – За чужой забор. Знаете, ветер имеет свойство подхватывать лёгкие предметы и тащить за собой. В тот день лютовала непогода, а мне даже не выделили колесницу.
Стоун перекосило. Судя по выражению её лица, поздно было выпрашивать у неё понимание и сочувствие в любом виде.
– Не разговаривайте со мной таким тоном! – она стукнула по столу кулаком.
– Ну, так услышьте же меня! – я пристально смотрела в её ледяные глаза. Кровь распирала виски. – Я обошла все адреса, как мне и полагалось. Если занемогший не открыл дверь – это уже его дело, а не моё. Я поступила строго по регламенту и себя виноватой не считаю.
– Допустим, – госпожа Стоун сбавила тон. – Допустим, они не открыли вам. Но за вами оставался ещё один адрес. И в гостинице вам не могли не открыть дверь. Как объясните?
– Гостиница?! – я едва не подпрыгнула. Мой голос стремительно терял уверенную интонацию, превращаясь в писк задавленной мыши. – Меня не вызывали из гостиницы!
Стоун равнодушно пожала плечом и подцепила ногтём журнал вызовов, неизвестным образом оказавшийся у неё на столе. Открыла его на последней исписанной странице и, развернув, протянула мне.
– Последний, – подсказала она.
Втягивая запах книжной пыли, я вглядывалась в небрежные записи. Знакомые фамилии, знакомые адреса. Лишь последняя строка не нашла отклика в памяти. Написанная неразборчивым почерком, кренящаяся вниз, как прогнившая доска. Злая строка.
