скачать книгу бесплатно
– Я сам никогда не видел этот сосуд, – ответил Самил. – Но эмир хранит его потому, что сплетен тот из вытянутого в нити стигийского белого золота..
“Белое золото? Ну и ну! Да за такой кувшинчик можно купить всю Аквилонию с Таураном, Зингарой и Аргосом в придачу, и еще на выпивку останется! Про магию, может быть, и брехня, а вот саму вещичку посмотреть стоит. Я думаю, она нужна джавидам, несомненно, меньше, чем мне.”
– Когда Турлей-Хан передаст карликам сосуд?
– Не знаю, – проблеял Самил. – Они сами будут разбираться с пятитысячником, а то, что было поручено мне я выполнил.
– Ладно, – вздохнул Конан. – А с Мирдани-то что? Где она сейчас?
– Джавиды передали ее слугам Турлей-Хана, и сейчас они уже, наверно, приближаются к стенам Султанапура.
– А ты уверен, что с дочерью шейха ничего… э… не случится в пути?
– На все воля Кемоша, – развел руками Самил, радуясь в душе, что нашел, наконец, возможность поддеть “нового хозяина”. Но тут Конан метнул на него такой яростный взгляд, что, сникнув, Самил добавил:
– Я слышал, что Турлей-Хан пригрозил страшной казнью тому, кто дотронется до Мирдани хотя бы пальцем. Так что, до времени, пока она не окажется в серале пятитысячника, самое большее что ей грозит – ожоги нежной кожи от жаркого солнца пустыни…
– Поедешь со мной в Султанапур, – велел Конан, понимая, что сейчас действовать надо быстро.
– Господин, посмотри – джавиды!.. – сдавленным шепотом вдруг проговорил Самил, глядя широко раскрытыми от страха глазами на что-то за спиной киммерийца. Быстро оглянувшись, Конан увидел в темноте коридора несколько пар мерцающих красным глазок, рассмеявшись, поднял с пола забытый карликами глиняный кувшин, размахнулся и запустил его туда. Глазки исчезли.
– Боятся! – ухмыльнулся северянин и, повернувшись к Самилу, рявкнул: – А ну вставай, бездельник, пока я не спустил с тебя твою вонючую шкуру или еще раз не двинул об стенку!
Зуагир проворно вскочил, приняв полусогнутую раболепную позу. Конан одобрительно кивнул и указал на коридор, который привел его в подземный зал.
– Пойдешь впереди меня. Можешь не пугаться, там сидит довольно противная тварь, но бояться ее не следует, это обычный призрак.
– А вот это – нет! – пискнул Самил, дрожащим пальцем указывая туда, где только что светились глаза карликов.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Конан и, повернув голову, увидел…
– Проклятые последователи Сета натравили на нас своего демона! – перепугано заныл “новый раб “ Конана, прежде никогда не сталкивавшийся с подобными существами.
– Да не бойся ты, – махнул рукой киммериец. – Если карлики поставили охранять коридор, по которому я пришел, обычного фантома, то на большее они вряд ли способны. Смотри. Я сейчас пройду сквозь него, и он не сможет причинить мне никакого вреда.
Никогда не подводивший варвара инстинкт сейчас сыграл с ним злую шутку. Приглядевшись, Конан понял, что ошибся и зря хвастал. Выбредавшее из мрака существо оказалось вполне материальным и принадлежало материальному а не призрачному миру больше, чем хотелось бы киммерийцу. Перед ним стоял, человек – не человек, ящерица – не ящерица, а какая-то жуткая помесь того и другого. Надо полагать, что джавиды хорошо разбирались в людях и знали, что именно может напугать любого.
Но не Конана.
Он спокойно, даже немного с удивлением, оглядывал мускулистую фигуру, один к одному похожую на его тело, однако же покрытую зеленоватой чешуйчатой шкурой.
“Маленькие мерзавцы еще и издеваются надо мной!”
На этом сходство и заканчивалось. Мощный торс демона венчала голова ящера. Из усеянной мелкими зубками полуоткрытой пасти выглядывал блестящий раздвоенный язык, который, как казалось, жил отдельной от хозяина жизнью, крутясь во все стороны и точно что-то вынюхивая. Круглые, ничего не выражающие глаза, холодно смотрели на приготовившегося к бою киммерийца. В правой лапе человеко-ящер сжимал древко оружия, похожего на алебарду, разве что лезвие было выполнено в виде обвивающего пику змея, на хребте которого торчали острейшие шипы.
Конан замер, внимательно следя за каждым движением монстра. Его удивляло, что демон словно не видит своего противника и, крутя головой, озирает зал в поисках чего-то иного, нежели двух людей, находящихся прямо перед ним. Неожиданно, не выдержав напряжения, от которого, казалось вот-вот лопнут нервы, Самил со сдавленным воем кинулся к коридору, на который указывал Конан, как на ведущий к выходу из подземелья. И в этот момент тварь ожила. Молниеносным движением шишковатой лапы она метнула свою алебарду в Самила. Голова змеи выкованная из тусклой стали, острая как кинжал, с хрустом вошла в спину человека, пригвоздив его к полу. Самил не успел издать даже предсмертный крик. Демон поднял к потолку свою бугорчатую морду и заревел, подобно горному льву. Эхо разнесло его победный клич по мрачным подземельям песчаного раваха.
Затем чудовище, совершенно не обращая внимания на застывшего, будто статуя, киммерийца, подошло к мертвому Самилу, и прижав его ногой к песку, выдернуло пику.
Внезапно Конана осенило – демон способен видеть только то, движется…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Нанести удар первому Конану не пришлось. Демон улавливал даже самое незначительное движение, и когда меч слегка дрогнул в руках киммерийца – он уже изготовился к нападению, зная, что сейчас жизнь зависит лишь от собственной быстроты и ловкости, – чудище сделало стремительный выпад алебардой, заставив северянина отскочить в сторону, одновременно отводя страшной силы удар в песчаный пол. Острие пики проломило корку склеенного слюной раваха песка и вонзилось в рыхлую землю. Пользуясь мимолетным замешательством человеко-ящера, пытавшегося выдернуть застрявшее в полу оружие, Конан рванулся вперед, выставив перед собой меч и надеясь проткнуть противника насквозь. Клинок бессильно скользнул по зеленоватой чешуе, оказавшейся неожиданно прочной. В следующее мгновение тяжеленный кулак демона нанес мощный удар в челюсть киммерийца, который тот не успел парировать. Конану показалось, что песчаный свод пещеры обрушился ему на голову. Варвар, перекувырнувшись в воздухе, пролетел через весь зал. Его полет прервался некстати подвернувшейся стенкой…
Киммериец не выпустил из рук меч, и, тем самым спас свою жизнь. Демон, схватив секиру обеими лапами, с угрожающим рыканьем ринулся на сидящего возле стены и растерянно трясущего головой варвара, рассчитывая прикончить его одним ударом. Способность видеть вернулась к Конану в момент, когда острие пики в виде змеиной головы стремительно летело к груди. Монстр зажал древко под мышкой, подобно пуантенскому конному рыцарю, намереваясь поддеть человека алебардой. Привычным движением, не раз спасавшим ему жизнь, Конан поднял меч, защищаясь от удара сверху и инстинктивно отклонил голову, надеясь уйти от смертельного выпада. Высекая искры, стальная змея скользнула по длинному, широкому лезвию меча, и со всей силой, вложенной демоном в удар, вонзилась в стену, к которой прислонился Конан. Раздался треск ломающегося древка, послышались булькающий хрип чудища, напоровшегося всей тяжестью своего тела на клинок, и сдавленное хрипение Конана; не удержавшись на ногах, монстр рухнул на варвара, но тут же вскочил и принялся с сиплым визгом кружить по залу, пытаясь выдернуть меч варвара, торчащий из горла.
Киммериец защитил себя бессознательно, повинуясь инстинкту самосохранения, ибо столь сильный удар в голову, какой был получен от подчиненного джавидам демона, мог свалить замертво кого угодно. Оглядевшись в поисках какого-нибудь оружия, варвар наткнулся взглядом на застрявшее в стене лезвие алебарды и лежащий неподалеку кусок расщепленного древка. Пошатываясь, он подошел к валявшимся обломкам и не без труда вытащил некогда грозное оружие. Усмехнувшись, Конан взвесил в руке доставшийся ему “трофей” и подумал, что эта штука больше подошла бы палачу шейха Джагула. Но выбора сейчас не было. Схватив в левую руку кусок древка с торчащими из него в разные стороны острыми щепками, киммериец изготовился к бою, и вовремя: раненое чудовище, скрывшись сперва где-то в темноте, теперь возвращалось, оглашая пещеру громкими хрипами и безуспешно пытаясь выдернуть все еще торчавший в шее меч.
– Надо бы эту тварь остановить, а то уволочет куда-нибудь мой меч, да и сдохнет в подземелье, а я потом ходи и ищи… – вполголоса пробормотал северянин.
Монстр несся прямо на Конана, явно не видя человека и ничего не соображая от боли. Киммериец решил, что на сегодня с него ударов об стенку хватит, и резво отскочил в сторону, огрев при этом обезумевшего демона своим новым оружием по загривку. Человеко-ящер со всего размаха врезался в стену пещеры, как раз в той стороне, где только что стоял Конан, отлетел назад и упал на спину. Торчащий из горла демона меч вонзился еще глубже, причиняя чудищу невероятную боль. Лежа на спине, монстр ухватился своими безобразными передними лапами с бугристыми суставами прямо за лезвие клинка, отхватив себе при этом два или три пальца и сильно порезав остальные. Темная кровь вязко стекала по клинку и сочилась из порезанных пальцев бьющегося на полу демона.
Даже и не вспомнив, что лежачего бить нехорошо, варвар бросился на него, осыпая градом ударов, не достигавших, однако, цели. Твердую чешую импровизированное оружие пробить не могло, оставляя на ней лишь неглубокие зарубки. Заметив, наконец, прыгающего вокруг человека, ящер, взъярившись, нашел силы подняться на ноги и броситься на противника. Конан каким-то чудом успел увернуться и, растянувшись на полу, замереть, помня, что зеленый урод видит исключительно то, что движется.
“Так… Заколоть я его не могу, тем более той дрянью, что мне досталась вместо меча. Если буду двигаться, рано или поздно это плохо кончится: убить демон меня, может, и не убьет, а вот к стенке приложить сумеет так, что потом месяц не отлежишься! А потом осмелевшие джавиды выскочат из темноты, и прирежут… – чудовище, не видя человека, снова принялось за свои бесплодные попытки выдернуть глубоко засевший клинок, – и что теперь делать?..”
Стараясь двигаться как можно меньше, чтобы не привлечь нечаянным шорохом или слишком резким движением внимание демона, киммериец приподнялся на руках и осмотрелся – не показались ли джавиды? Но маленькие обитатели подземелья не выходили в зал, явно наблюдая за схваткой из безопасного и темного коридора. Зато на глаза северянину попался чадивший факел из числа тех, которые не затоптал метавшийся по пещере человеко-ящер.
“А ведь если света не будет, демон меня не разглядит… Наверное… Зато я-то его увижу! Там и разберемся…”
Отбросив бесполезный обломок древка, Конан стремительно вскочил на ноги, бросился к ближайшему факелу, сбил его и принялся затаптывать. Он успел погасить таким способом уже почти все факелы, когда монстр в очередной раз заметил движение в зале и кинулся на столь долго сопротивляющуюся добычу. Киммериец попытался отмахнуться горящим факелом, но, видя, что попытка обречена на провал, не нашел ничего лучшего, чем ткнуть пылающим оконечьем чудищу прямо в распахнутую, наполненную пузырящейся розоватой пеной пасть, пытаясь выиграть хоть немного времени. Случившееся потом поразило даже видавшего виды северянина: факел исчез в бездонной глотке чешуйчатого гада, а мгновение спустя своды пещеры потряс странный звук, напоминающий многократно усиленный хлопок проколотого бычьего пузыря. Там, где только что стоял человеко-ящер, вдруг вспыхнул и, взметнувшись к потолку, моментально погас пламенный шар, а дымящиеся ошметки разлетелись по всему залу.
– А где меч? – мрачно спросил у самого себя Конан, озирая образовавшуюся в середине пещеры изрядных размеров яму и раскиданные вокруг бесформенные куски обгорелого мяса. Один из факелов чудом остался гореть, и, взяв его в руку, киммериец начал обшаривать пещеру. Меч нашелся в другом конце зала, наполовину ушедшим в стену, вокруг лезвия расходились в стороны извилистые трещины. Вытащив клинок, Конан убедился, что оружие почти не пострадало, за исключением едва заметных зазубрин.
Надо было возвращаться. Подземелья раваха и так преподнесли уже много неприятных сюрпризов, а нарываться на новые приключения у киммерийца не имелось никакого желания. Сомневаться же, что джавиды могут снова попытаться пронять незваного гостя, натравив на него что-нибудь подобное вызванному при помощи темной магии демона, не приходилось. Киммериец и так узнал все, что ему было нужно – Мирдани везли в Султанапур, к Турлей-Хану, и искать ее следовало именно там. Ну, и потом, перед глазами Конана так и мерцали десятки тысяч золотых туранских империалов, которые можно было выручить у любого ювелира за кувшинчик из белого золота. И пусть джавиды не мечтают, что их волосатые лапы будут держать сей сосуд – карликам он не нужен, это точно!..
Джавиды, видимо, сообразив, что с Конаном лучше не связываться, присмирели и затаились в темноте, не решаясь показаться на глаза человеку, повергшему демона, в которого они вложили столько труда и магической силы…
Конан подошел к коридору, ведущему в сторону дворцовых подземелий, и пнув ногой труп Самила, проворчал:
– Стоило обзавестись рабом, как его тут же порешили! Пусть теперь джавиды его и хоронят, а если появится желание, могут и пообедать…
Магия карликов рассеивалась: от фантома, сидевшего в проходе осталась лишь бледная тень, неспособная напугать и ребенка. Киммериец невозмутимо прошел мимо, даже не посмотрев в его сторону. С его звериным чутьем найти обратную дорогу варвар мог бы и в полной темноте, но сейчас он держал над головой последний оставшийся непотушенным факел. Отданный киммерийцу челядинцем шейха фонарик, сорвался с ремешка во время боя и, затоптанный в песок, валялся где-то в потерявшемся позади зале.
Миновав знакомые коридоры, Конан вышел точно к той дыре, сквозь которую джавиды проникли во дворцовый сад крепости Баргэми. Веревка лежала там, где он ее оставил – один конец шнура уходил наверх, откуда в подземный сумрак спускались пыльные полосы солнечных лучей. Подергав за веревку, Конан убедился, что она по-прежнему привязана, и, подпрыгнув, стал взбираться наверх. Глаза варвара настолько привыкли к темноте, что поначалу он едва не ослеп от яркого дневного света. Однако, киммериец смог вовремя различить метнувшуюся к нему тень и, вжав голову в плечи, избежать удара сабли.
– Эй, вы, безмозглые твари! – громко рявкнул Конан, прибавив пару выражений, которые зуагирам знакомы не были, но общий смысл стал понятен моментально.
– Извини, господин, мы не узнали тебя! – нестройным хором ответили стражники, когда Конан, подтянувшись на краю ямы, одним прыжком поднялся на ноги, и его огромная фигура угрожающе нависла над головами зуагиров. Судя по тому, как стражи на него смотрели, варвар понял, что с ним не все в порядке и, оглядев себя, резюмировал:
– М-да…
Вся одежда была изгажена буровато-зеленой слизью, служившей демону кровью. Киммериец совершенно не заметил, что когда монстра разнесла на куски неведомая сила, несколько ошметков его плоти прилипли к новой дареной шкуре, а брызги крови заляпали гриву темных волос. Кроме того, пыль, поднимавшаяся от гулявших по коридорам раваха сквозняков, осела на северянине толстым слоем. Немудрено, что стражники приняли выбравшееся из подземелья страшилище за губительное порождение магии карликов.
– Мне бы помыться надо, – сказал Конан старшему смены, охранявшей вход в подземелье, но в этот момент в дворцовый сад выбежал шейх Джагул, услышавший возглас Конана, и налетел на киммерийца, как песчаная буря.
– Ну?! Что?! Где она?! Она жива?! – срывающимся голосом сыпал невнятные вопросы несчастный старик, мало обращая внимания на внешний вид северянина.
– Я, думаю, что Мирдани жива и, скорее всего, здорова, – невозмутимо произнес Конан.
– Так ты не нашел ее?! – взвыл Джагул.
– Да нет, – пожал плечами киммериец. – Но я знаю, что твоя дочь сейчас находится на пути в Султанапур, к человеку приказавшему ее похитить. Я даже знаю его имя…
– Кто, кто этот сын раваха, зачатый во прелюбодейской связи с гиеной?!
– Его имя Турлей-Хан, – сказал Конан и на всякий случай отошел на пару шагов назад, представляя, какой поток ярости выплеснется сейчас из Джагула.
Несколько мгновений стояла гробовая тишина, а сам Джагул аль-Баргэми наливался тяжелой багровой краской смертного гнева. Конан даже испугался, что с шейхом сейчас приключится то же, что случилось с демоном в подземельях раваха.
– Турлей-Хан?!! – прошипел Джагул и сразу же сорвался на истошный крик, от которого с тоскливыми, испуганными криками, похожими на мяуканье, разбежались, суматошно маша коротенькими крыльями, павлины, копавшиеся в кучке сухих листьев неподалеку.
– Я так и знал, что этот змееныш, чье смрадное дыхание оскверняет воздух Турана и коего высидел старый, выживший из ума петух Илдиз, рано или поздно припомнит мне, как я не возжелал породниться с подобной тварью! Этот царский лизоблюд только и думает, где бы набить свое прожорливое брюхо и не менее алчный кошель! Поганый сластолюбец, осквернивший половину супружеских лож Султанапура! Жалкий раб, чей язык почернел от вечного лобызания сапог своего хозяина! О, проклятый бесстыдник, в чьем доме сожительствуют мужчины с мужчинами и женщины с женщинами, и где он проводит дни в безобразных оргиях, от одного вида которых сам Сет содрогнулся бы! И в этот рассадник порока попадет моя бедная, нежная, невинная Мирдани?! О, нет! Нет!!!
Джагул задохнулся и, прижав обе руки к груди, пошатнулся назад, тут же подхваченный стражами. Лицо шейха побледнело, губы приобрели неестественный синеватый оттенок, на лбу мелкими каплями выступил пот. Он повис на руках перепуганных стражников, запрокинув голову и хрипя. У рта старика выступила вязкая белая пена.
– Что это с ним? – недоуменно проговорил Конан.
– Лекаря! – раздался чей-то истошный крик. Сквозь толпу челяди, прибежавшей вслед за шейхом в сад, протолкался маленький сухонький старичок с огромной замшевой сумкой через плечо и засеменил к Джагулу, заботливо уложенному на плащ одного из воинов.
Глядя, как лекарь хватает шейха за запястье, смотрит в закатившиеся глаза, суетливо роется в сумке, сует под нос повелителю какие-то пузырьки, Конан подумал: “Да, пожалуй, шейху Джагулу уже никто не поможет. Хватил удар беднягу… Жаль, конечно, забавный был старикан, дочку свою любил… Кстати, дочка! Гнаться мне теперь за ней или не стоит? Турлей-Хан, судя по выражениям шейха, мерзавец неописуемый, и Мирдани в его гареме делать совершенно нечего. Да и сосуд этот загадочный, опять же… Ладно, обещания следует выполнять, хотя бы из уважения к покойным.” Последнюю мысль Конан едва не произнес вслух, всмотревшись в осунувшееся лицо и остекленевшие глаза Джагула. Лекарь продолжал еще делать вид, что предпринимает все усилия для спасения господина, но сам уже понял, что шейх Джагул аль-Баргэми ныне на пути к Серым Равнинам, куда ведут все земные дороги.
Вдруг, немилосердно расталкивая толпу, к телу шейха подбежал человек в запыленной дорожной одежде зуагиров, склонившись над ним, пристально всмотрелся в окаменелое лицо и медленно, будто с тяжким усилием, положил руку на полуоткрытые мертвые глаза Джагула…
Не став дожидаться трагической сцены, которая неминуемо последовала бы за заключением лекаря объявившего о смерти владыки, Конан прошел через сад во дворец. Воспользовавшись тем, что большинство слуг еще ничего не знало, он выяснил, где может смыть с себя следы боя с демоном, и сказал, чтобы ему принесли обед. Хорошенько отмокнув в напичканном всевозможными благовониями бассейне и облачившись в новые одежды, принесенные рабами, варвар приступил к трапезе, которая оказалась не столь изысканной, как вчерашняя, но все же по-восточному щедрой. Ему накрыли прямо возле бассейна, в одной из уединенных частей дворцового сада. Старательно обгладывая баранью лопатку, киммериец строил планы на оставшуюся часть дня. Безусловно, было необходимо выехать из крепости Баргэми как можно быстрее и направиться в сторону Султанапура, тем паче, что сейчас у Конана имелось все необходимое: добрый конь и куча денег. Единственно, необходимо было выяснить у того, кто займет место шейха Джагула, нужна ему Мирдани или нет.
“А если нет? – мелькнула мысль. – Еще чего доброго, потребуют назад денежки… Так я их и отдам!”
Словно в ответ на его мысли, возле бассейна появился высокий и статный мужчина лет сорока – сорока пяти в окружении троих зуагиров в белоснежных нарядах, вооруженных сверкающими обнаженными саблями. Лицом он несколько походил на Джагула – надо полагать, что почивший шейх был таким во дни молодости. Суровые темные глаза в упор смотрели на киммерийца, лицо от виска и до подбородка пересекал узкий сабельный шрам, терявшийся в черной с серебристой проседью бороде. Судя по грозному виду явившегося зуагира, и готовому к бою оружию телохранителей, можно было подумать, что они пришли схватить Конана и заточить его в темницу. Только вот за что? На всякий случай, киммериец положил ладонь на рукоять меча, с которым не расставался ни при каких обстоятельствах, и спокойно посмотрел в глаза незнакомцу. Он узнал человека, который закрывшего глаза покойному шейху в саду.
– Ты ли Конан из Киммерии? – красивым баритоном осведомился бородатый.
– Может, и я, – осторожно ответил варвар, решив пока не говорить лишнего.
– Мое имя Джафир аль-Баргэми. С этого дня я – шейх нашего рода.
“Ну, вот, начинается… – тоскливо подумал Конан. – Сейчас потребует назад деньги – мол, это все папашины дела, а я про них знать ничего не желаю. Вот всегда так! Но получит этот новоявленный шейх мое золото исключительно через мой труп. А скорее всего, через свой.”
Мрачные предположения Конана, к счастью, не оправдались. Джафир чуть склонил голову, приветствуя киммерийца, сел рядом с ним и жестом руки отослал стражу. Конан, однако, не убрал ладони с гарды меча.
Помолчав немного, Джафир заговорил:
– Как ты можешь видеть, чужеземец, в минувшие дни Кемош послал нашему роду множество испытаний. Наши души скованы цепью несчастий, начавшихся с того злосчастного часа, когда караван отца прошел над жилищем раваха, да будет семя его проклято всеми богами! Затем под покровом тьмы в дом наш пробрались мерзкие джавиды и, принеся смерть многим воинам рода, похитили возлюбленную сестру нашу Мирдани. И вот теперь весь род Баргэми оплакивает своего любимого шейха, который в течении многих и многих лет защищал нас от врагов наших, и укрывал детей своих, подобно орлу, простирающему крылья над птенцами своими…
Бесшумно появившиеся рабы принесли и поставили рядом с ними еще один столик с легкими угощениями и вином и столь же незаметно удалились.
– Мне очень жаль, Джафир, – сказал Конан попытавшись изобразить на лице сочувствие. – Ты что-нибудь хочешь от меня?
– Отец наш шейх Джагул щедро заплатил тебе, Конан, за то, чтобы ты вернул Мирдани в лоно родного дома. Когда ты сможешь исполнить обещанное?
– До Султанапура полный день пути, а похитители и Мирдани, скорее всего, уже в виду городских стен.
Джафир удивленно поднял бровь, и Конану пришлось рассказать новому шейху все, что произошло в подземельях раваха и передать ему признание Самила.
– Я всегда не доверял этому мерзавцу, – мрачно заметил Джафир. – В Царстве Теней он будет самым последним рабом Нергала! Что ты собираешься делать сейчас, варвар?
Последнее слово Конан пропустил мимо ушей, потому что давно уже не обижался, когда его так называли. Он считал, что варваром быть ничуть не хуже, чем, скажем… зуагиром.
– Я? – прогудел Конан. – Пожалуй, отправлюсь в Султанапур прямо сейчас. Я хорошо отдохнул и поел. Только вот э… плащ бы неплохо новый, а то старый… загажен порядком.
– Плащ? – уголком рта усмехнулся новый шейх, помнивший, что Конан сменил уже как-то вонючую шкуру горного льва на великолепный мех леопарда, а последний – на шкуру барса. Если дело и дальше пойдет так, то придется заводить в Баргэми специальный зверинец, в котором будут выращивать всяческих красивых зверей на плащи киммерийцу. Разорение! – Ну, будет тебе плащ… варвар! – Джафир щелкнул пальцами, и вскоре Конан, скрыв досадную гримасу, накинул на плечи шкуру киммерийского лесного медведя. При этом Джафир, сделав серьезное лицо, поведал северянину о том, что ему дарована очень дорогая шкура редкого северного зверя, купленная за внушительную сумму у купцов, побывавших в далеких холодных странах. Конан оценил по достоинству тонкий юмор Джафира и с ехидной усмешкой сказал:
– Спасибо, шейх. Я таких редких северных зверей, – эти слова он выделил голосом, – в свое время словно крыс давил, а их шкуры, что покупаются за баснословные суммы у пройдох-торговцев, у нас в Киммерии валяются в каждом доме, и на них спят охотничьи собаки…
– Ну, и прекрасно, – едва сдерживая улыбку, ответил Джафир, – пусть этот плащ напоминает тебе о родине.
Конан не стал продолжать обмен колкостями и не без удовольствия отметил, что, наконец-то, встретил в крепости Баргэми хотя бы одного нормального человека, с которым можно иметь дело. Кивнув головой шейху, варвар поднялся и собрался было уходить, но сильная рука Джафира легла ему на плечо. Конан обернулся.
– Послушай, варвар, я знаю про вашу сделку с отцом. Знаю, что он не дал тебе еще пять тысяч золотых, вручив в обмен какую-то магическую безделушку. Я немного разбираюсь в… э-э… магии и не верю будто никчемный кинжал может тебе помочь больше, нежели золото. Так что, перед тем, как отправиться в путь, зайди к казначею и возьми у него вторую половину денег. А кинжал оставь себе в память об шейхе Джагуле аль-Баргэми. Я надеюсь вскорости снова увидеть тебя… В день, когда ты привезешь Мирдани в этот дом, как я полагаю, целой и невредимой…
– Кстати, – с некоторым смущением сказал Конан, – не объяснишь ли ты мне, зачем это твой покойный отец показывал мне Мирдани, позволил открыть ей лицо, и ясно намекал, что хотел бы видеть меня своим родичем? А потом сказал, будто Мирдани обещана в жены сыну эмира Шангары…
Джафир одарил Конана дружеской белозубой улыбкой, хитро подмигнул и ответил:
– Видишь, у меня много сестер, большинство из которых не замужем, а выдать их за кого-либо довольно трудно… Они, хм, мало похожи на Мирдани. Вот отец и показывал всем возможным женихам, и даже, – Джафир вздохнул, – Турлей-Хану, именно ее, как самую красивую из сестер, подразумевая, что все его дочери таковы и даже еще лучше, ведь эта – последняя… Пара-тройка простаков купились на его нехитрую уловку и взяли в жены старших сестер Мирдани, которые, я скажу тебе, достаточно безобразны. Ну, что ж, теперь ты все знаешь. Я буду ждать от тебя вестей. Удачи тебе, варвар!
С этими словами Джафир повернулся и быстро пошел прочь от бассейна. Киммериец посмотрел ему вслед, сказав вполголоса:
– А он парень не промах… Будь шейх свободным человеком, мы бы с ним могли дел натворить…
Конан был глубоко убежден: те, у кого есть семья и какая-либо должность, обречены жить в своем маленьком мирке, и ничего интересного в их жизни произойти не может. Такие люди, в большинстве своем, и не хотят приключений. Киммериец даже слегка посочувствовал Джафиру, который теперь навсегда привязан к затерявшемуся в пустынях Турана оазису.
Конан вышел в сад и осторожно пробравшись мимо убитых горем многочисленных жен почившего шейха, собравшихся в кружок и оглашавших двор рыданиями и причитаниями, прошел по знакомой ему тропинке к казначейству.
Новый шейх не обманул варвара, и казначей с кислой миной выгреб из огромного сундука несколько горстей золотых монет, затем медленно, точно прощаясь с каждым желтым кругляшом, под пристальным взглядом Конана отсчитал нужную сумму, и ссыпал в кожаные мешочки. После чего, заложив руки за спину и задрав подбородок, отошел в сторону, не желая видеть, как удостоившийся неслыханной милости от молодого и не знающего цены золоту шейха северный дикарь, присваивает себе то, что так долго, так мучительно собиралось и ревниво оберегалось при жизни славного, доброго Джагула. А Конан без всяких угрызений совести, но с невозмутимым видом человека, получившего достойную оплату за честный труд, сгреб мешочки в охапку, тем более, что он видел, насколько велико было богатство рода Баргэми и сколь ничтожно малы по сравнению с бездонными сундуками десять жалких кусочков кожи наполненных золотом, которые теперь будут лежать в седельной сумке гирканийского жеребца. Напоследок Конан не удержался и поддел надувшегося казначея:
– А ты уверен, что здесь нет фальшивых монет? Может быть, стоит проверить?
Казначей, обернувшийся на эти слова, застыл с открытым ртом, не в силах вымолвить и слова, а северянин только рассмеялся и, довольный, покинул сокровищницу Баргэми.
* * *
Огненный край дневного светила только что скрылся за неровной горной грядой. Лучи его золотым веером прорезали полосу облаков над горизонтом, подсветив их снизу яркой охрой. Небо наливалось густой вечерней синевой, слепящий белый цвет песков смягчился до оттенка старой бронзы, и теперь взгляд отдыхал, скользя по плавным волнам барханов. Дневная жара медленно уползала, скрываясь в их глубинах, сменяясь легкой вечерней прохладой – наступило то время суток, которого ждет каждый путешественник в пустыне. Скоро пески накроет черным пологом ночь, и ее холодное дыхание развеет остатки дневного тепла, которое вновь народится только с восходом солнца.
Одинокий всадник на буланом коне двигался в сумерках к побережью моря Вилайет, где стоит торговый город Султанапур – северный оплот Империи Туран.
Конан оглядывал окрестности в поисках места для ночлега и, наконец, различил в сгущающейся темноте очертания полуразрушенной башни, некогда служившей сторожевым постом туранского войска, а заодно и маяком для заплутавших караванов. Пустив коня рысью, Конан приблизился к развалинам и спешился. Накинув повод на один из сохранившихся в стене башни железных крюков, видимо, служивших коновязью, он осмотрелся и, поняв, что находится здесь один, без опасения вошел вовнутрь через отверстие, бывшее когда-то входом. Оказавшись на первом этаже древнего строения, варвар догадался, что здесь не так давно кто-то побывал: на полу чернело свежее кострище, а у стен была свалена огромная куча сухих колючек, предназначавшихся для костра.
