скачать книгу бесплатно
Самил резво подполз к ногам Конана и хотел было приложиться губами к его сапогам, но киммериец так свирепо прошипел:”Пшел вон, дубина!”, что бывший начальник стражи проворно поднялся на ноги и, согнувшись в раболепном поклоне, начал пятиться к выходу из зала.
– Эй, раб! – вдруг окликнул его шейх, и Самил в ужасе снова грохнулся на колени, побледнев, как полотно. – Раб! Дай сюда свою саблю и кинжал! Оружие могут носить только свободные люди.
Дрожащими руками Самил снял с себя пояс и протянул его подошедшему палачу. Последний вынул кинжал, осмотрел его и швырнул на пол. Саблю же могучие руки заплечных дел мастера переломили надвое как прутик, а обломки он поднес к шейху и положил у его ног. Только после этой церемонии Самил был отпущен, и исчез из зала, как и обещал Конану – подобно ящерице в барханах.
– А кто такие джавиды? – обратился к шейху Конан. – Я никогда не встречал таких тварей, хотя по миру побродил изрядно.
– О, это премерзостное племя, порожденное отрыжкой Нергала! Их немного, и живут они, подобно иным карликам, в подгорных лабиринтах, но в отличие от племен рудознатцев, не делают ничего полезного, а лишь промышляют грабежом и убийствами. Маленькие негодяи облюбовали заброшенные ходы равахов, поселившись там. Наш благословенный оазис не раз подвергался набегам сих выродков, коих иные племена карликов считают гнусными изгоями. Но никогда доныне они не осмеливались на столь дерзостный набег. Лишь один Кемош знает, что джавиды учинят над моей бедной дочерью!
Глаза старца наполнились слезами, но, пересилив себя он продолжил:
– Я никогда не слышал, чтобы джавиды похищали людей, и чувствую, что здесь не обошлось без заговора со стороны моих многочисленных недругов! Какой-то мерзавец, наверняка, нанял их для того, чтобы завладеть самым дорогим моим сокровищем!
“С каких это пор женщина у зуагиров стала “величайшим сокровищем”? – подумал Конан. – Надо полагать, что сокровищем Мирдани является только от того, что старикан хочет выдать ее замуж за сынка какого-то эмира! Джагул хочет породниться с царствующей династией и тем самым обрести новые богатства и привилегии. Не удивлюсь, если он сейчас начнет умолять меня спасти свое “сокровище”. А, впрочем, кошелек мой сейчас не так уж тяжел…”
И точно. Шейх приблизился к киммерийцу и, молитвенно сложив на груди руки, заглянул ему в глаза:
– О, могучий воин, ты же видишь, как велико мое горе и не откажешь несчастному отцу в его слезной мольбе! Верни мне Мирдани! Я убежден, что боги послали тебя к нам в час несчастья как избавителя нашего рода и хранителя моей чести!
“Свою честь ты мог бы защитить и собственной саблей, – мрачно подумал Конан, – и, кроме того, я все-таки тороплюсь в Султанапур! Купец со своим караваном должен уже вернуться, а люди, с которыми я хотел бы встретиться, наверно, заждались…”
– Сколько? – коротко спросил Конан.
– Что “сколько”? – недоуменно переспросил Джагул. – Сколько я дам тебе своих воинов в помощь?
– Нет, сколько ты мне заплатишь? А твоим… гм… воинам я не доверил бы даже охрану павлинов в саду.
Конан прекрасно понимал, что сложившаяся вокруг него аура посланника богов и бескорыстного героя после этих слов исчезнет бесследно, растворившись в сиянии золотых монет, но киммерийца, привыкшего зарабатывать своей силой и ратным умением на жизнь, это не слишком бы расстроило. И потом, он уже забыл, когда в последний раз служил “спасителем и избавителем” в ущерб собственному кошельку.
Джагул, помолчал, недовольно пожевав губами, и, наконец, выдавил:
– Пятьсот золотых…
– Оказывается, твое сокровище стоит не так уж и дорого! – усмехнулся Конан, не обращая внимание на потемневшее от гнева лицо Джагула и прокатившийся по залу ропот. – Десять тысяч, или я отправляюсь в Султанапур. А дочку свою поручи искать Самилу.
– Что-о? – протянул шейх, не веря своим ушам, и аж присел от негодования и удивления.
– Десять тысяч туранских золотых, – отчеканил Конан. – И половину вперед. А то Мирдани я спасу, но вернется она домой вряд ли. Я возьму ее себе в качестве оплаты за труды и, надо полагать, твоя дочь не откажется.
Дворцовая челядь, присутствовавшая в зале, замерла, ибо все были уверены, что сейчас на голову чужеземца обрушится ярость шейха, и былые заслуги киммерийца будут забыты. Но в этот момент варвар опять заговорил.
– Кроме того, мне нужен хороший конь – я выберу его сам на твоей конюшне, шейх, запас пищи и воды, а лучше вина, и еще… – Конан сбросил с плеч запятнанную кровью шкуру леопарда, – заменить вот это.
– А конь-то тебе зачем? – ошарашенно спросил Джагул. – Ведь карлики обитают в подземельях! Неужели ты затащишь туда лошадь? Ведь она там не поместится!
“Тьфу, старый дурак! – мелькнуло в голове едва сдержавшегося от того, чтобы не сказать грубость, варвара. – Ты же богаче короля Аквилонии, а скупишься, будто последний шемит-ростовщик! Но за жизнь Мирдани раскошелиться придется!”
– Лошадь? – задумчиво произнес Конан, глядя в потолок. – Пока я буду искать твою дочь в подземельях, конь постоит в конюшне, а если джавиды увезли ее куда-нибудь, то не пешком же мне за ними гнаться? А заодно, лошадь повезет мое золото…
От такой наглости, не виданной еще в стенах дворца Джагула, придворные заахали и стали перешептываться, пребывая в уверенности, что палачу недолго стоять без дела. Но шейх, немного подумав, кивнул:
– Будь по твоему… гость. Пятьдесят сотен империалов царя Илдиза ты можешь получить хоть сейчас у главного казначея. Но вместо второй половины денег позволь мне предложить то, что пригодится любому воину. Стоимость этой вещи много больше, чем ты просишь. Эй, Мустаб! Принеси сюда аквилонский кинжал, который подарил мне в Аграпуре посланник из Хоршемиша.
“Ах, ты скряга! – Конана аж передернуло. – Сейчас всучит безделицу, которую можно купить на любом базаре за горсть серебра!..”
Казначей прибежал удивительно скоро, сжимая в руках парчовый сверток. Бережно развернув ткань, он вынул из ее складок казавшийся невзрачным кинжал-дагу, в простых кожаных ножнах без украшений, и с поклоном подал его шейху. Джагул, приняв оружие едва ли не с благоговением, вытянул клинок из ножен и, повернувшись к киммерийцу, торжественно произнес:
– В этот кинжале сосредоточена великая магическая сила – заклятие против чар последователей проклятого Сета наложил сам Раэн из Танасула – великий мудрец, живший около пяти столетий назад. Не смотри на простоту клинка, ибо за ней скрывается великая мощь магов. Кофиец неохотно расставался с этой вещью, но он отдал ее мне за одну услугу.
“Интересно, за какую такую услугу кофийский посол мог расплатиться с зуагиром столь “дорогим” кинжалом?” – Конан, поморщившись, взял оружие в руки и оценивающе оглядел его. Что ни говори, но сталь была действительно великолепна – легкая, гибкая и отлично отточенная. Может быть, и скрывалась в кинжале некая магическая сила, но сейчас она не выплескивалась наружу. Это было даже хорошо – киммериец недолюбливал магию, будь она белой, черной или же любой другой.
– На что он мне? – буркнул варвар, возвращая оружие шейху. – Я привык полагаться на меч и свою голову, а не на магические штучки. Забери обратно.
– Не заберу, – уперся Джагул. – Джавиды используют темную, чуждую людям магию. Ты же сам сказал, что вход в подземелье затягивала огненная сеть! Прими мой подарок!
– Ладно уж, – махнул рукой Конан. – Давай сюда твою игрушку.
Варвар пристегнул ножны к поясу, недовольный тем, что пять тысяч золотых вдруг превратились в никчемный ножик. В бою он обычно употреблял меч, который приходилось держать двумя руками, а работать двуручным мечом и дагой было бы крайне затруднительно…
– Рассвет еще не скоро, – сказал Конан, – волшебная паутина исчезнет только с первыми лучами солнца, и сейчас проникнуть в подземелье невозможно. Не думаю, что даже твой волшебный, – это слово он произнес с ноткой презрения в голосе, – кинжал сумеет ее рассечь… Я пошел спать.
Равнодушно развернувшись, киммериец покинул зал, оставив шейха и его челядь обсуждать его бесцеремонность и неучтивость, столь присущие всем варварским народам.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Это был голос Самила…
По мнению Конана, он сидел в узком проходе, ведущем в огромный подземный зал, уже довольно долго, наблюдая за двумя десятками джавидов, расположившихся под сводами бывшего обиталища песчаного раваха. Они долго переговаривались на своем гортанном наречии, которого киммериец не знал, и вдруг из темного туннеля, уходящего в глубины под песками, появился человек, сопровождаемый двумя карликами. Он заговорил по-турански, и Конан тот час же узнал его. Бывший начальник стражи и был тем, кто позволил джавидам беспрепятственно проникнуть в гарем дворца Джагула…
“Вот ублюдок! – выругался про себя Конан. – А я-то еще утром думал, куда же смылся мой раб!”
Так оно и было. Проснувшись на рассвете, киммериец первым делом отправился ко дворцовому казначею за причитающейся ему мздой и покинул покои хранителя сокровищ только тогда, когда пять мешочков, туго набитых империалами Турана, приятной тяжестью оттянули его пояс. Затем он отправился на конюшню и с вызывающей неспешностью выбрал себе великолепного гирканийского скакуна буланой масти. Эти животные ценились за свою выносливость и покладистый нрав, могли переходить большие расстояния без отдыха и отличались неприхотливостью в еде. Ну, а кроме того, лошади гирканийцев без особого труда привыкали к новому хозяину, и едва Конан подошел к выбранному жеребцу, как тот вытянул шею и ткнулся мягкими губами в его ладонь в поисках угощения.
– Ему бы еще седло и сбрую, – повернулся варвар к конюху, и последний немедленно принес требуемое снаряжение, ибо шейх приказал выполнять любые желания и прихоти гостя. Взнуздав и оседлав коня, а так же упрятав в седельной сумке кожаные кошели с золотом, Конан подозвал конюха и сказал:
– Он должен быть готов к моему приходу. А прийти я могу в любой момент.
– Слушаюсь, – отозвался конюх.
Киммериец предполагал, что утащившие Мирдани джавиды уже успели переправить ее если не к заказывавшему похищение, то хотя бы к его слугам или посредникам. Поговорив с шейхом, варвар выяснил, что поблизости нет ни одного оазиса, где могут спрятать Мирдани, и поэтому, скорее всего, путь похитителей лежит к Султанапуру. Напасть на след дочери шейха он рассчитывал еще до полудня. Но нельзя было упускать из виду возможность того, что джавиды могут попросту спрятать девушку в своем подземелье и потребовать выкуп у шейха в золоте. Однако Джагул отверг подобную возможность, будучи уверенным, что возлюбленное дитя пало жертвой интриг завистников шейха из рода людей. Кроме того, старый зуагир сказал Конану, что ни один джавид не посмел бы даже подойти к стенам Султанапура, ибо воины эмира нещадно истребляли их, справедливо почитая за опасных и вредных тварей.
Конан неторопливо и обильно позавтракал, чем вызвал яростное, но скрытое негодование шейха, рассчитывавшего, что киммериец с первым лучом утреннего света ринется на поиски Мирдани. Собравшись, Конан уложил свои вещи возле конюшни, а потом под неусыпным надзором Джагула отправился в сад к зарослям жасмина, среди которых он обнаружил минувшей ночью черный провал, затянутый светящейся паутиной. Как и подсказывали ему опыт и знания, полученные от некоторых встреченных ранее знатоков магии, простенькое охранное заклинание, посвященное Сету, рассеялось, едва забрезжил рассвет, и проход был свободен. Но Конан прекрасно знал, что глубоко под землей, куда не проникает ни единый солнечный луч, можно встретить подобную преграду даже днем. Открытую дыру прохода охраняли пятеро стражей, вооруженных пиками – Конан в душе посмеялся над “предусмотрительностью” того, кто занял место Самила. Варвар был уверен – теперь карлики не появятся в пределах оазиса Баргэми еще очень много дней.
– А ну-ка пропустите! – гаркнул Конан, отталкивая стражников, которые, впрочем, беспрекословно расступились, с уважением поглядывая на рослого чужестранца, собравшегося спуститься в подземелье раваха. По требованию Конана, ему была выдана веревка, и он, привязав один ее конец к извилистым и крепким стволам кустов жасмина, а другой намотав на руку, стал спускаться по наклонному ходу в темноту, придерживая небольшой фонарик, висевший на шее на кожаном ремешке. Без света в туннелях раваха делать было нечего, и сейчас следовало благодарить одного из придворных, у которого завалялся среди прочих безделушек необычный сувенир – маленький кхитайский фонарик, представлявший собой слюдяной куб, в который вставлялась свеча. Коснувшись ногами пола, Конан бросил веревочный моток на пол и отправился вглубь подземелья.
Киммериец долго шел по широкому округлому проходу, достаточно высокому, чтобы не касаться головой потолка – надо полагать, что живший здесь некогда равах был довольно крупным. В стороны отходили многочисленные ответвления, и если б толстый слой пыли, скопившейся в брошенных песчаным червем подземельях, не был усеян следами джавидов, то можно было бы легко заблудиться в темных лабиринтах. Острый слух северянина тоже не дал бы ему заплутать в путанице подземных ходов, благо Конан различал в отдалении неясные голоса карликов, явно собравшихся в одном месте. Джагул сказал правду: некоторые из ходов были обработаны людьми. Красноватый, плотно склеенный чем-то прозрачным, песок кое-где устилался плитками, острые углы были сглажены, а на стенах виднелась копоть от факелов.
“Здесь где-то должен быть ход в сокровищницу шейха… – подумал киммериец, оглядываясь. – Ну, да ладно, оставим посещение этого, безусловно, замечательного места на следующий раз, если таковой случится”.
Туннель шел под уклон. Через две сотни шагов Конан заметил, что четко отпечатавшиеся в пыли следы джавидов повернули в один из узких боковых коридоров. Ощутив в воздухе знакомое напряжение, он пригнулся, обнажил меч и осторожно начал пробираться по забирающему влево проходу. Варвар не зря доверял своим чувствам. Вскоре он обнаружил, что путь загородила точно такая же паутинка, как и виденная ночью – джавиды даже в собственных подземельях соблюдали предельную осторожность. Кроме того, Конан заметил разобранную карликами каменную кладку, перегораживавшую выход из обследованных людьми шейха туннелей. Синеватый свет магической преграды заливал коридор, делая все вокруг каким-то неестественным, неживым, словно принадлежащим чужому миру – миру призраков и демонов. Даже смуглая кожа на руках киммерийца начала поблескивать трупным оттенком.
– Придется искать обходной путь, – огорченно прошептал варвар. – Или возвращаться назад…
Он развернулся, и в этот момент по стене прохода царапнуло что-то металлическое. Конан краем глаза заметил, что рукоять дареного кинжала задела застывшую поверхность обмазанного слюной раваха песка и приостановился.
– В любом случае я ничего не теряю, – задумчиво пробормотал он. – Ну-ка, используем подарочек шейха. А заодно и проверим, какие чары на нем лежат. Врал небось, подлец. Второй половины денег пожалел…
Убрав меч, Конан сжал кинжал в ладони и, приблизившись к пылающей синевой сети на расстоянии вытянутой руки, коснулся острием одной из огненных нитей. Клинок налился ярко-белым светом, и неожиданно в подземном лабиринте стало светло, как днем. Стигийская сеть вдруг начала менять цвет с синего на зеленый, затем потускнела, а через мгновение с чуть слышным шипением распалась на сотни гаснущих искр, рассыпавшихся на полу коридора.
– Недурно, – покачал головой варвар, глядя на исчезающий с граней клинка внутренний огонь, внезапно оживший в нем. – В кои-то веки мне пригодилась магическая игрушка. Интересно, а что она еще может?.. Великий Кром, а это кто такой?
Оказалось, что джавиды не ограничились одной лишь огненной паутиной, но и поставили за ней стража. Конан отметил про себя, что не зря шейх Джагул предупреждал о магических талантах маленьких уродцев – по его словам выходило, что превзойти джавидов могут лишь стигийцы, у которых едва ли не каждый второй является колдуном. Карлики продемонстрировали свои способности, поставив охранять вход в свое логово тварь, очень напоминавшую демона, а скорее всего, им и являющуюся. Из коридора в круг света, отбрасываемого висящим на шее киммерийца фонариком, выползло отвратительное создание, не выглядевшее, однако, непобедимым. Конан не без удивления воззрился на существо, напоминавшее помесь огромной жабы со столь же крупным скорпионом. Жабье туловище стояло на шести членистых ногах, а над спиной зловеще покачивался скорпионий хвост с зазубренным жалом, на котором поблескивали мутные капли яда. Зверюга была Конану по пояс, но все равно киммериец отступил на несколько шагов назад. Отчего-то тварь не стала нападать на варвара, беззвучно усевшись возле места, где совсем недавно красовалась паутина Сета, вращая выпученными красноватыми глазами.
– Провести меня надумали, хитрецы? – проговорил Конан, ехидно улыбнувшись. – Не выйдет! Знаком я с такими фокусами!
Чудище оказалось безвреднее мухи – киммериец понял это, обратив внимание на то, что при движениях создание не издавало даже легкого шороха, а его лапы не поднимали пылевых облачков над полом. Это была доступная любому, даже начинающему магу шуточка – обыкновенный фантом. Иногда молодые и неопытные чародеи, желая преподнести приятный сюрприз своим знакомым или родичам, а то и просто напугать мирных обывателей, создавали монстров, по сравнению с которыми пялившееся сейчас на Конана нелепое создание показалось бы попросту детской шалостью. Когда-то давно варвар мог попасться на такую удочку, но те времена давно прошли. Конан, глазом не моргнув, двинулся прямо на фантома и преспокойно прошел сквозь него. Тварь пошевелила неповоротливой бородавчатой головой и киммерийцу показалось, что во взгляде ее круглых выпуклых глаз скользнула обида.
– Извини, приятель, – бросил через плечо Конан. – Я тороплюсь…
Свет впереди забрезжил внезапно, и удвоивший осторожность киммериец задул теплящуюся в прозрачной коробочке свечу, а затем неслышно подошел к выходу из коридора и выглянул. Уходящий в сгущавшуюся вверху темноту куполообразный свод слабо освещался несколькими факелами, воткнутыми прямо в песок. На полу широкого, шагов пятьдесят в поперечнике, зала сидели закутанные в свои мрачные одеяния джавиды и, судя по злобно-визгливой интонации их речей, переругивались. У Конана появилась возможность как следует рассмотреть некоторых представителей низкорослого племени, ибо часть джавидов откинула с лиц капюшоны. Поросшие густой коричневой, местами рыжеватой шерстью плоские морды (язык не поворачивался назвать это лицом), малюсенькие темные глазки, отсвечивавшие в темноте багровым, сливообразные и тоже волосатые носы, нависающие над широким губастым ртом, с углов которого на кудлатую бороду, свидетельствующую об общем происхождении с гномами, стекала вязкая слюна, и к этому – странная мимика, шепеляво-картавый язык и движения коротких ручек и ножек, неприятно напоминавшие двухлетнего ребенка… Зрелище и жалкое и отвратительное одновременно. Конан как-то встречал настоящих гномов, правда, случилось это довольно давно, и они были куда более симпатичными, нежели джавиды. По крайней мере, у них не росли длинные, вислые уши, отчасти напоминавшие ослиные.
Почти два десятка уродцев, расположившись на драных, явно ворованных, коврах, отчаянно спорили, а иногда старший из джавидов – наиболее хорошо одетый карлик, в волосах которых сквозила почтенная седина – отсылал некоторых своих соплеменников в один из темневших справа ходов, но те возвращались очень быстро и, повизгивая, отрицательно крутили головами.
“Наверное, ждут кого-то, – решил Конан. – Может, и мне подождать? Если они поставили в этом коридоре магическую преграду, то, значит, со стороны выхода в сад никого не ожидают, да и сами сюда сунутся вряд ли. Одно плохо – пленницы нигде не видно. Или ее прячут в другом месте, или уже переправили, куда намеревались.”
Так Конан прождал довольно долго, и, наконец, двое посланцев старого джавида привели за собой долгожданного гостя.
– Вы сделали все, как нужно, – не приветствуя карлика, с ходу начал человек. Говорил он на языке Турана. – Сейчас она уже на пути в город. Тот, кто дал это поручение, обещает принести джавидам их драгоценность в течение двух лун. И, кроме того, Ниорг – так, видимо, звали старейшину карликов – я требую, чтобы ты возместил мне за мои страдания! Ведомо ли тебе, в какую передрягу я попал, а? Меня едва не казнили! И потом, я потерял должность при дворе Джагула и был обращен им в рабство! Хорошо, хоть бестолковый дикарь с севера, которому меня и подарили, – последние слова Самил произнес с изрядной долей презрения, – заступился перед лицом шейха и не позволил проклятому Джагулу снести мне голову.
“Ах, негодяй! – мелькнула у Конана злая мысль. – Я тут распинаюсь перед лишившимся ума от горя старикашкой, речи говорю, а этот поганец, получив в подарок жизнь, тут же сбегает! Потом выясняется, что он-то, оказывается, и учинил весь этот кавардак! Ну, ничего, я еще заявлю свои права на собственность! Кстати, что в там Туране полагается делать с беглыми рабами?..”
Старший карлик поднялся на ноги и на скверном туранском наречии прошепелявил:
– Послушай, ты, беглый раб! Как ты смеешь требовать от нас еще что-то? И это после того, как наш народ потерял столько воинов! Ты же обещал, что стражи будет мало! За такое предательство джавиды карают смертью!
С этими словами джавид махнул рукой остальным карликами, и те, мгновенно вскочив, бросились на Самила. Доселе скрытые в складках плащей кривые тяжелые мечи внезапно оказались в их руках.
– Эй, вы что?! С ума посходили?! Отродья Сета! – закричал Самил, отскакивая в сторону. У него теперь не было даже сабли, чтобы защитить свою жизнь. – Остановитесь! Я ведь сделал все, как вы требо…
Его сполошный крик потонул в визге атакующих джавидов. Самил упал на пол, закрыв голову руками, не надеясь на спасение – в подземельях раваха никто не мог прийти ему на помощь, и теперь бывший начальник дворцовой стражи вознес немногословную молитву к Кемошу, уповая на то, что бог зуагиров, кстати, не терпящий греха предательства, все же помилует его и даст отдых на Серых Равнинах Мертвых.
И тут словно голос самого Кемоша раздался под песчаными сводами:
– Никому еще я не позволял посягать на мое имущество!
Для Конана не составило большого труда раскидать вопящих карликов. Снеся головы тем, кто рискнул сопротивляться и распугав остальных одним своим видом, он загнал джавидов в уходящий во тьму коридор, однако, углядел, что их старейшина успел улизнуть, прихватив с собой несколько мешочков. Наверное, с золотом. Киммериец подошел к неподвижно лежащему Самилу. Тот уже мнил себя бестелесным призраком на Серых Равнинах, в царстве Нергала, когда варвар пару раз пнул его, а потом, ухватив за шиворот, рывком поставил на ноги.
– Хо-хозяин?.. – промямлил Самил, повиснув в руке Конана, подобно крысе в зубах собаки.
– Хозяин, хозяин! – подтвердил киммериец.
– А как же Серые Равнины? Вас что, тоже убили подлые джавиды?
– У тебя разум от страха помутился, пес? – рявкнул Конан и встряхнул Самила. – В Царство Теней ты всегда успеешь! А ну-ка говори, что вы тут с джавидами затеяли? Куда дели Мирдани? А?
– Я ничего не знаю! Я не виноват! Это они все сами! – заскулил вторично спасенный Конаном от неминуемой смерти зуагир.
– Ах, не знаешь? – зловеще ухмыльнулся киммериец. – Подзабыл, может? Так я тебе сейчас напомню!
Конан сопроводил слова действием, двинув Самила об стену пещеры, причем не один раз. При каждом соприкосновении с твердым, как камень песчаником, Самил издавал тихие короткие всхлипы и, наконец, взвыл так, что с потолка посыпалась пыль.
– Хозяин! Неужели ты спас меня только для того, чтобы убить?!
– Скорее всего, именно для этого, – спокойным голосом отозвался “хозяин”, не прекращая мутузить своего нового раба об стену, – но для начала я вытрясу из тебя все, что ты знаешь о похищении дочери шейха!
– Да, да, я расскажу все, все, что знаю и что пожелает услышать от покорного слуги добрый хозяин, – простонал Самил в промежутках между ударами. Кровь из разбитого носа залила его губы и подбородок. Он понимал, что дальнейшие запирательства приведут к тому, что могучий северянин, в лучшем случае, сильно покалечит его, а то ненароком и убьет. Если выложить все, как есть, то, быть может, появится надежда остаться в живых.
Конан отшвырнул Самила в центр зала, в круг света, исходившего от забытых джавидами факелов, на груду потрепанных ковров и встал над ним, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
– Ну?! Начинай свою повесть, – задушевным тоном проговорил киммериец, однако, Самил явственно различил в его голосе стальные нотки. Сбиваясь и всхлипывая, размазывая по лицу текшую из носа кровь, Самил начал рассказывать, как однажды, будучи по делам в Султанапуре, его позвал в свой дом пятитысячник султанапурского гарнизона Турлей-Хан, сказав, что желает передать какой-то подарок шейху Джагулу и именно через Самила, как начальника стражи крепости Баргэми.
– Кто этот Турлей-Хан? – спросил Конан.
– О, это один из самых богатых и уважаемых людей в городе, – прохрипел Самил, – он командует всей кавалерией доброго государя нашего Илдиза, которая стоит в этой части империи. В его руках сосредоточена власть не меньшая, чем та, что принадлежит султанапурскому наместнику – эмиру Хайберди-Шаху. Он любимец и дальний родственник самого царя Илдиза, и пользуется его благоволением…
– Ну, и что тебе сказал Турлей-Хан?
Самил поведал о “подарке”, приготовленном туранским князем шейху зуагиров. Когда начальник стражи оазиса Баргэми прибыл в роскошный дворец Турлей-Хана, тот предложил ему несколько однобокий выбор: либо умереть на месте (за спиной Самила тогда стояли четверо здоровенных чернокожих рабов из Кешана), либо, приняв от монаршего фаворита двадцать пять тысяч золотых, помочь уже нанятым им джавидам похитить дочь Джагула аль– Баргэми.
– Отчего это Турлей так невзлюбил твоего бывшего хозяина? – спросил Конан.
– Река оазиса несет в себе самоцветные камни и золото, – сказал Самил в ответ. – Пятитысячник, который почти столь же богат, как и царь Илдиз, хотел наложить руку на неиссякаемый источник сокровищ и пытался просить шейха отдать ему в жены Мирдани. Но Джагул понял, что в таком случае придется постоянно делить с алчным и ненасытным зятем приносимые рекой Баргэми сокровища, и твердо отказал, решив выдать дочь замуж за человека, которому не нужно золото – сына Шангарского эмира. С этим браком Джагул больше получил бы для себя нежели отдал, тем более, что он еще не выдал замуж старших своих дочерей! Турлей-Хан решил отомстить шейху за обиду, и теперь сделает Мирдани своей рабыней и наложницей.
– А почему шейх не может принести жалобу в Аграпур, царю?
– Какому царю?! – взмолился Самил, проклиная в душе непроходимую тупость киммерийца, слабо разбиравшегося в тонкостях дворцовых интриг на востоке. – Да Илдиз и слушать не захочет о чести неизвестной зуагирской девицы, а скорее, наоборот – заставит Джагула ублажить своего любимчика!
– А что ты говорил про вещь, которой похититель должен расплатиться с карликами в течении двух лун? – вдруг нахмурился Конан.
– Я точно не знаю, – пролепетал бывший начальник стражи. – Знаю только, что она хранится в сокровищнице султанапурского эмира, куда Турлей-Хан имеет свободный доступ. Это какое-то древнее сокровище народа джавидов, по слухам, связанное с темной магией Сета.
– Как выглядит эта штуковина? – продолжал настаивать варвар. – Она дорогая?
Безошибочный нюх Конана моментально учуял возможность прибавить к полученным у Джагула пяти тысячам и магическому кинжалу (откровенно говоря, почти бесполезному) еще немного. Однако, Самил пробормотал:
– Господин мой, не связывайся с джавидами и их магией. Этот народ поклоняется неведомым и тайным силам, несущим смерть всем, кто не принадлежит к их поганому племени. Они, подобно стигийцам, владеют силой, подаренной им злобным Сетом, а вещь, из-за которой джавиды пошли на столь большой риск и жертвы, очевидно, содержит в себе так много зла, что ты не унесешь его на своих плечах!
– Я спросил – она дорогая? – угрожающе повторил Конан. – Если она не представляет из себя хоть какой-то ценности, то почему эмир держит ее в своей сокровищнице? Я много раз встречал очень дорогие безделушки, про которые баяли, будто они наполнены магией доверху, а оказывалось, что так набивалась цена.
