скачать книгу бесплатно
На каменной лестнице, уходившей в канал, стоял Лаццаро. На голове его был пестрый платок, скрывавший лицо. Он низко поклонился своей повелительнице, которая, ни слова не говоря, подошла к нему и стала спускаться вниз по лестнице к воде. Сойдя вниз, она села в маленькую простую лодку. Грек последовал за нею, а гребцы взялись за весла. Лаццаро приказал им грести в Скутари.
Солнце уже зашло, на небе начали показываться первые звезды, и грек нашел, что уже достаточно темно, чтобы привести в исполнение их предприятие; тем более что узкие улицы предместья были темными и пустынными.
Принцесса и ее спутник вышли из лодки и направились к Коралловой улице, где стоял дом Сади. Улица эта вполне оправдывала свое название, потому что на ней жили большей частью торговцы кораллами; почти все они были евреи, которые кое-где сидели у дверей своих домов. Несколько турок также все еще курили на улице трубки и разговаривали между собой. Никто не обратил внимания на спутницу Лаццаро.
– Здесь! Мы пришли, принцесса, – прошептал грек, когда они прошли маленький, но веселый по наружности домик Сади и подошли к стоявшему рядом большому и, должно быть, необитаемому дому.
Лаццаро вынул из кармана ключ и открыл им дверь необитаемого дома, затем, оглянувшись вокруг, не наблюдает ли за ними кто-нибудь, он поспешно вошел в дом вместе с принцессой.
– Разве это дом Сади? – спросила принцесса. – Как достал ты от него ключ?
– Сади принадлежит соседний дом, принцесса, – шепотом отвечал Лаццаро, – мне стоило большого труда получить доступ в этот дом, из которого мы отлично можем все видеть и слышать, не будучи сами замечены! Я надеюсь, что ты довольна!
– Встретим ли мы кого-нибудь в доме?
– Нет, светлейшая принцесса, дом пуст и весь к твоим услугам!
Принцесса пошла вперед по темному коридору. Грек последовал за ней, предварительно заперев дверь на ключ. Затем он вынул из кармана маленький потайной фонарь и стал освещать путь.
– Твоя милость позволит мне идти вперед, чтобы указывать дорогу? – спросил грек и прошел вперед. Через коридор они вышли во двор, перешли через него к другой двери, которую грек снова отпер. Пройдя несколько комнат, они подошли к лестнице, Лаццаро посветил принцессе и помог подняться по ступеням. Они поднялись на площадку, от которой шел коридор со множеством дверей.
В каждом турецком доме в Константинополе есть во дворе внутренний флигель, в котором находятся женские комнаты. В один из таких флигелей грек ввел принцессу, тщательно закрывая полою фонарь, как бы боясь, чтобы кто-нибудь не заметил огня. Комната, в которую вошел Лаццаро с принцессой, была темна и пуста, и в ней было всего одно маленькое окно, выходившее во двор.
– Сейчас ты увидишь Сади и Рецию, принцесса, – прошептал грек. – Позволь мне дать тебе возможность заглянуть внутрь дома Сади.
Вдруг Рошане послышался какой-то шум, как будто неясный шепот влюбленных. Кровь закипела в ее сердце при этом шуме, потому что она вообразила себя вблизи Реции и Сади. Итак, Лаццаро не солгал, у Сади была возлюбленная, которую он прятал у себя, несмотря на все опасности.
Тогда грек подошел к стене, закрыл потайной фонарь, затем он, казалось, открыл какой-то проход или вынул несколько камней. Слова стали доноситься яснее. Вместе с тем в комнату пробрался луч света.
Рошана поспешно подошла к тому месту, откуда виднелся свет, и увидела, что в стене было вынуто несколько кирпичей и на высоте глаз сделано насквозь в соседний дом два отверстия, в которые можно было свободно видеть все, что делалось внутри, тогда как в то же время эти отверстия были совершенно незаметны из соседнего дома. Принцесса наклонилась с любопытством к отверстиям и увидела, что они выходили в женское отделение соседнего дома. Рошана легко могла оглядеть всю комнату, которая была освещена лампой. То, что Рошана там увидела, страшно поразило ее! Сердце ее перестало биться, дыхание остановилось, она точно окаменела. В освещенной комнате Реция лежала в объятиях своего дорогого Сади, который крепко прижимал к себе возлюбленную и с неописуемой любовью глядел в ее черные глаза. Это была картина полнейшего счастья. Сади наклонился и поцеловал молодую женщину. Принцесса была не в состоянии переносить долее этого зрелища. Ревность так сильно заговорила в ней, что она чуть не выдала себя и Лаццаро. Но она успела победить себя, хотя это стоило ей большого труда. Рошана отошла от отверстия.
– Возьми фонарь и посвети мне! – приказала она бесцветным голосом.
Лаццаро видел, какое сильное впечатление произвело на принцессу все виденное, но не сказал ничего и молча исполнил ее приказание.
Принцесса не произнесла ни слова, не пошла в дом Сади, не бросилась между любовниками, но она решила во что бы то ни стало уничтожить и раздавить соперницу! Они не будут знать, кто их поразит, но тем ужаснее будет месть.
Рошана пылала от неслыханного оскорбления и всю обратную дорогу только и думала о мести. В этих мыслях провела она всю ночь… Перед ее глазами стоял образ влюбленных.
XIII. Гадалка из Галаты
Если идти из главной части Константинополя, называемой собственно Стамбулом, по большому главному мосту на другой берег Золотого Рога, то прежде всего войдешь в часть города, называемую Галатой. Вслед за Галатой идет заселенный иностранцами, посланниками и христианскими путешественниками квартал Пера, в котором европейский характер настолько преобладает, что даже большая часть улиц носит французские названия и все дома выстроены на европейский лад. Впрочем, это можно сказать только про ту часть Перы, которая идет по берегу. Внутренняя же часть так же грязна и состоит из таких же маленьких деревянных домиков, как и Галата, которая составляет центр торговли в Константинополе. В Галате есть всего только одна мечеть, тогда как другие части города имеют их почти сто, и это обстоятельство лучше всего доказывает, что в этой части живет много евреев, греков и различных иностранных торговцев. В той части Галаты, которая идет по берегу, стоят землянки, в которых живут фокусники, цыгане, укротители змей и веселые женщины всех наций, и иностранец сделает хорошо, если будет избегать этих проклятых береговых улиц, где воздух кажется насквозь пропитанным заразой. С одного до другого конца предместья проходит одна главная улица, от которой расходится целый лабиринт узеньких грязных переулков.
На главной улице Галаты был сильный шум. Караульные на Генуэзской башне старинной цитадели увидели сверху огонь в Скутари и дали об этом сигнал барабанным боем; караульные, стоявшие на другом берегу, на башне военного министерства, называемого сераскиератом, ответили на этот сигнал. Тогда с батареи было сделано семь выстрелов, чтобы дать всем знать, что в Скутари пожар, тогда как в Скутари по улицам были посланы гонцы, кричавшие: «Пожар! пожар!» Часовые на улицах присоединились, в свою очередь, к этим крикам, давая знать, где горит. Шум и суматоха на улицах еще более увеличились, когда на пожар побежали солдаты, неся с собою лестницы и ведра, и пожарные с ручными насосами.
Пожар, казалось, все более и более увеличивался, потому что зарево делалось все больше.
Когда в Константинополе загораются деревянные дома, то никто уже не думает гасить загоревшийся дом, а только отстаивают соседние, чтобы предупредить распространение пожара, который бывает ужасен в части города, застроенной почти только одними деревянными домами; так за несколько лет перед этим выгорела вся Пера. Однако на этот раз пожар ограничился только тем домом, в котором начался, и скоро весь народ, спешивший сначала на пожар, возвращался обратно.
В то время как толпа, шедшая с пожара, проходила по главной улице Галаты, в темноте раздался громкий крик о помощи. Это был крик ребенка или молодой девушки. Вдруг с середины улицы появился какой-то человек с ножом в руках, угрожая им всякому, кто осмелился бы преградить ему путь. Между тем снова раздался крик о помощи, и он звучал так громко и в то же время так угрожающе, что трудно было понять, в чем дело, тем более что окружающие с трудом могли видеть в темноте. Можно было различить только, что какое-то существо, покрытое кровью, лежало на земле у ног человека с ножом. Большинство думало сначала, что лежащий на земле просит о помощи, но вскоре все увидели, что, напротив, он хотел во что бы то ни стало удержать незнакомца с ножом.
– Помогите! – кричал лежавший на земле. – Помогите! Это он поджег там дом! Схватите его! Он хочет меня убить!
– Ты сама этого хотела! – вскричал человек с ножом. – Так умри же!
Он нанес сильный удар лежавшему у его ног существу, которое слабо вскрикнуло, и длинные руки, державшие, как в тисках, ноги незнакомца, бессильно опустились. Большинство зрителей хотели броситься к лежавшей на земле жертве, некоторые же хотели остановить человека с ножом.
– Держите его! Позовите кавасов! – раздались голоса, и множество рук с угрозой потянулись к незнакомцу. – Он совершил поджог!
– Назад, если вам жизнь дорога! – вскричал, сверкая глазами и с угрозой размахивая ножом, обвиняемый в поджоге. – Тот, кто первый подойдет ко мне, простится с жизнью.
Толпа попятилась, все окружающие были испуганы не столько угрозами незнакомца, сколько его взглядом, имевшим сходство со взглядом змеи.
– Это грек! Убитая – дочь гадалки! Держите его! Он не должен убежать! – кричали одни.
– Что вы верите Карлику! Оставьте в покое грека! – кричали другие.
В одно мгновение толпа разделилась на две партии.
– Схватите его! Ведите под арест!
– Я Лаццаро, слуга принцессы Рошаны, – сказал тогда незнакомец, – неужели вы больше поверите сумасшедшей, чем мне?
– Какой у него злой взгляд! – шептали некоторые.
– Это Черный Карлик, – говорили некоторые, глядя на лежавшее на земле существо, в котором читатель, вероятно, уже узнал бедную Сирру, – стоит ли поднимать из-за нее шум?
– Жива ли она?
– Пусть ее лежит, старуха гадалка придет взять ее, – говорили другие.
В эту минуту по улице проезжал экипаж. Толпа разделилась, чтобы пропустить карету. Когда грек взглянул на ехавших, он сейчас же узнал, кто едет, и воспользовался случаем, чтобы спокойно уйти. В карете сидели две женщины под покрывалами, и толпа, расступившаяся, чтобы дать дорогу, стала кричать, что это султанша Валиде со своей прислужницей, а так как султанша раздавала много денег бедным и устроила для них кухню, то у нее было довольно много приверженцев среди низшего сословия, которые находились и на этот раз в толпе и бросились на колени по обе стороны экипажа, низко наклонив головы и приложив руки к груди.
Между тем лошади, увидав лежавшую на земле Сирру, бросились в сторону.
– Что случилось? – с неудовольствием спросила султанша Валиде, когда карета остановилась, потому что кучер сильно натянул вожжи, чтобы удержать лошадей. – Селим, посмотри, что там такое! – приказала султанша негру-лакею, сидевшему рядом с кучером.
Селим поспешно соскочил с козел, увидел Сирру, лежавшую на улице, расспросил стоявших вокруг и, подняв покрытую кровью девушку, подошел с нею к карете султанши, зная, что подобное зрелище не может испугать его повелительницу.
– Черный Карлик, – сказал он. – Кажется, она мертва! Это дочь Кадиджи!
– Неужели это человеческое существо? – спросила султанша, с любопытством глядя на безжизненную массу, которую Селим держал на руках.
– Черный Карлик как бы наполовину человек, – отвечал Селим, – у нее длинные руки и большая спина.
– Это дочь гадалки? Иди за мной, я хочу отнести к ней дочь, – сказала султанша, выходя из кареты. – Знаешь ты, где живет Кадиджа? – продолжала она, обращаясь к своей спутнице, тогда как следовавшие за каретой кавасы в одно мгновение разогнали палками окружающую толпу.
– Я знаю, где живет Кадиджа, могущественная повелительница, – отвечала прислужница, – но ее жилище отвратительно, и я боюсь твоей немилости, если провожу тебя туда.
– Это воля судьбы. Я хочу идти к Кадидже! Я хочу отнести к ней дочь и переговорить с ней. Веди меня!
– Как прикажешь, повелительница, – отвечала невольница.
Султанша сделала знак Селиму следовать за ней с бесчувственной Сиррой на руках.
Прислужница повернула на набережную, где горели редкие фонари. С иностранных кораблей слышались песни матросов, а издали из какой-нибудь кофейни доносились музыка и пение. Но султанша Валиде была не такая женщина, чтобы из-за таких пустяков не исполнить задуманного ею плана.
Когда султанша дошла до первого перекрестка, то вдруг до нее донесся раздраженный женский голос.
– Где она, змея ядовитая, Карлик? Где она, негодная дрянь? – кричала раздраженная Кадиджа, искавшая свою дочь с такими «словами любви», приближаясь к султанше и не подозревая, кто эта знатная турчанка. Только подойдя к ней и увидев кавасов, черного невольника и блестящий экипаж, следовавший за султаншей, гадалка узнала, кто идет к ней навстречу, и ее крики мгновенно смолкли.
– Это ты, Кадиджа? – спросила султанша.
Гадалка бросилась на колени.
– Какое счастье выпало мне! – вскричала она. – Повелительница правоверных стоит передо мной, да будет благословен этот час, и пусть пропадает моя отвратительная дочь!
– Я шла к тебе. Проводи меня к себе в дом! – приказала султанша Валиде.
– Какое счастье, какая честь и милость выпадают на мою долю! Сама могущественная султанша пришла к своей рабе! – вскричала гадалка, протягивая к султанше свои костлявые руки. – Но мой дом беден, и наши полы не покрыты коврами, достойными твоих ног!
– Однако ты могла бы жить хорошо, так как я знаю, что ты богата. У тебя есть дочь?
– Да, есть, повелительница! Аллах обрушил на меня свой гнев! Моя дочь – урод! И на несчастье, она не умирает! К тому же у нее черное сердце, и она больше привязана ко всякому встречному, чем ко мне.
– Селим! – позвала султанша своего слугу, потом, обратясь к Кадидже, продолжала: – Посмотри сюда, твоя ли это дочь?
– Да, это она! Это Сирра! Она умерла! Залита кровью! – вскричала гадалка. – Вот рана от удара ножом!
– Возьми свою дочь, я нашла ее лежащей в этом положении на дороге, – сказала султанша.
– Она умерла! Велик Аллах! – вскричала старая Кадиджа. – Никто не знает, что с ней случилось. Она умерла, и я наконец освободилась от нее! Ты приказала поднять мертвую и принести мне ее, это хороший знак.
– Уверена ли ты, что она умерла? – спросила султанша старуху, которая взяла Сирру из рук Селима.
– Да, умерла, положительно умерла!
– Ты, как я вижу, желала этого.
– Она была несчастное создание, для чего было ей жить на свете? Теперь же все кончено. Аллах велик.
– Мне надо поговорить с тобой. Проводи меня к себе!
Старуха еще несколько раз повторила о своем счастье и радости видеть у себя султаншу и повела ее, сгибаясь под тяжестью безжизненной Сирры, пока наконец не привела к маленькому низенькому домишке, одна стена которого опускалась в воду.
– Вот дом Кадиджи, которая удостоится сегодня такой неслыханной чести, – сказала старуха.
В одном из окон дома виден был свет. Дверь была заперта. Кадиджа отперла ее и, положив Сирру на землю у порога, поспешно вошла в дом и принесла лампу, чтобы посветить султанше. Гадалка ввела ее в комнату, вся обстановка которой состояла из старого дивана и круглого стола, стоявшего посередине комнаты, на который Кадиджа поставила лампу. Затем она принесла из другой комнаты старый ковер, который разостлала перед султаншей. Селим и прислужница султанши не вошли в дом, карета медленно ездила взад и вперед по берегу.
– Ты знаешь, что я хотела во что бы то ни стало захватить в свои руки Саладина, сына принца, который по закону не должен был иметь сыновей, – сказала султанша, оставшись вдвоем с гадалкой. – Ты сказала мне, где находится ребенок, но он уже исчез оттуда.
– Ты опоздала, повелительница!
– Принц находится теперь в другом убежище?
– Я надеюсь, что на днях в состоянии буду указать тебе, где он теперь, – отвечала старуха, – я неустанно разыскиваю его. Я знаю, что принц Саладин не должен жить, но против нас действует какая-то сила.
– Про какую это силу ты говоришь? – подозрительно спросила султанша Валиде.
– Нет силы более могущественной, чем твоя власть, повелительница, – отвечала Кадиджа, – но против тебя действует кто-то, чье могущество тем ужаснее, что он действует во мраке. Никто не знает, кто это, но тем не менее это сопротивление существует.
– И ты думаешь, что эта сила, о которой ты говоришь, противится моим планам?
– Да, повелительница, ты угадала! И эта таинственная сила велика!
– Что же это за сила?
– Несчастье угрожает тебе и всему государству! – вскричала Кадиджа. – Золотая Маска показался снова!
– Селим говорил мне об этом, но не знаешь ли ты, что это за привидение?
– Оно враждебно тебе и всюду, где ни появляется, приносит с собой несчастье…
– В таком случае его надо схватить и уничтожить.
– Это значило бы только увеличить несчастье! Золотую Маску нельзя убить! Уничтожь его сегодня, завтра же он появится снова! Когда десять лет тому назад в Каире свирепствовала черная смерть, похищая каждый день тысячи людей, то перед этим на улицах города появился Золотая Маска – я была в Каире и видела сама! Чума пощадила меня и Сирру, и я бежала в Константинополь. Когда около семи лет тому назад Пера сделалась добычей пламени, которое уничтожило тысячи домов, то перед этим опять-таки появился таинственный Золотая Маска.
– И теперь привидение снова появилось?
– Да, всемогущая повелительница, это существо неуловимо и бессмертно! Когда больше чем двадцать лет тому назад была большая война в Стамбуле, перед нею видели Золотую Маску! Тогдашний шейх-уль-ислам Армид-эфенди велел схватить его. И преследователям удалось даже убить его, но так только казалось, потому что после того, как он был похоронен, он тут же снова появился. Сам Армид-эфенди видел это и приказал вырыть тело, где оно было похоронено, но земля была напрасно перерыта – Золотая Маска исчез!
Казалось, что этот рассказ о Золотой Маске сильно взволновал султаншу Валиде. Она была очень суеверна, и ее сильно обеспокоили слова колдуньи, что та сама видела привидение.
– Мансур-эфенди, мудрый и могущественный теперешний шейх-уль-ислам, также приказал поймать Золотую Маску, – продолжала Кадиджа, – но все напрасно.
Султанша Валиде перебила говорившую.
– Постарайся найти следы мальчика! – сказала она резким отрывистым тоном и пошла из комнаты, чтобы сесть в карету вместе со своей прислужницей.
Селим сел на козлы рядом с кучером, а гадалка, желая доказать свою преданность, упала на колени и поклонилась почти до земли, тогда как сильные лошади уносили обратно в сераль мрачную и задумчивую султаншу Валиде.
XIV. Три лейб-гвардейца
Несколько дней спустя после описанного нами события на гауптвахте в серале сидели три молодых человека из капиджи-баши. Один из них был Зора-бей, молодой знатный офицер, сын богатого чиновника из Смирны, нисколько не дороживший деньгами. Зора-бей был высок и строен. Его черные волосы и борода были тщательно причесаны, мундир сделан из тончайшей материи, перчатки всегда новы. Рядом с ним сидел Гассан-баши, черкес по происхождению, но уже давно переселившийся в Константинополь и посещавший военную школу в Тофане; он был моложе Зора-бея, не старше двадцати четырех лет. Выражение лица Гассана было суровое и решительное. Самый красивый и самый молодой из трех собеседников был уже знакомый нам Сади-баши. Но с тех пор, как мы его видели в последний раз, с ним, казалось, произошла перемена. Вместо обычной веселости лицо его носило на себе отпечаток скрытого горя.
– Итак, огонь в один час уничтожил твой дом? – спрашивал в эту минуту Гассан.
– Да, только один мой дом и сгорел! – отвечал Сади.
